Постановлением юнеско при ООН в 1952 Г. Принято решение учредить 11 апреля - международным днем освобождения узников фашизма

В этот день мы скорбим по всем тем, кто стал жертвой бесчеловечной нацистской политики истребления целых народов. По тем, кто погиб в газовых камерах или был расстрелян, кто не вынес истязаний и непосильной работы, кто умер от голода и холода в неволе.

Пусть жизненный подвиг тех, кто прошел чудовищные испытания лагерями и каторжным трудом, послужит всем нам нравственным уроком - уроком стойкости, мужества и гуманизма. Пережив тяжелейшие испытания, эти люди сохранили человеческое достоинство, веру в добро и справедливость.

 

Память о горьких страницах прошлого – залог того, что трагедия, которую пережило целое поколение наших соотечественников, больше никогда не повторится.

Вечная память жертвам фашизма, людям погибших в концлагерях.

Вечная память детям.

Вечная память гражданскому населению.

Вечная память военнослужащим.

 

Памятные даты

В 1946 году Нюрнбергский трибунал признал преступления фашизма как преступления против человечества.

1991 год – год создания Российского Союза бывших малолетних заключенных лагерей. Для членов этого союза навсегда останется светлой датой День освобождения узников фашистских концлагерей. Сценарий, по которому убивали детей нацисты, никогда не должен повториться –

 

  КАЗЕМАТАМИ СМЕРТИ: Стихотворения бывших заключенных фашистских концлагерей

Н. И. ДРОБОВСКИЙ,

Бывший узник Заксенхаузена

Не забуду эти печи

Под моим окном поет синица,

Наступает утренний рассвет...

Заксенхаузен сейчас мне снится,

Хоть прошло уже полсотни лет.

 

Будет в поле колоситься жито

И журчать по камушкам вода.

Сколько было мною пережито,

Не забуду в жизни никогда!

 

Не забуду проклятые печи,

Но не те, в которых хлеб пекут,

Где сжигали трупы человечьи.

Только вспомнишь — слезы потекут.

 

В лагере нас голодом морили,

Псов кормили лучше, чем людей,

Палками резиновыми били,

Запрягали вместо лошадей.

 

Ежедневно сотни умирали,

В сутки двести—триста человек!

А как эти трупы убирали,

Не забудется вовек.

 

Говорят, что чуда не бывает,

Но случилось чудо наяву:

Я седьмой десяток доживаю

И еще, быть может, поживу...

 

Люди! Все живущие на свете,

Я прошу, я умоляю вас:

Берегите мир на всей планете,

Помните — живем мы только раз!

 

П. П. Лялякин

О наболевшем...

Спешим друзей поздравить по привычке

Мы каждый год с Тем нашим Майским днем!

И с грустью ждем: кому на Перекличке

Руки на этот раз мы не пожмем?

 

Редеет строй, и силы убывают...

Не встанет наш погибший командир,

Чтобы напомнить тем, кто забывает,

Какой ценой был добыт этот мир.

 

Не зря страдали мы, боролись, жили,

И это не хвастливая строка:

Мы в тех боях фундамент заложили

Для новой светлой жизни на века.

 

Вон тем седым, с клюкою, ветеранам

Или вон тем, что с рукавом пустым...

Сидят дебилы, им плевать на раны,

И не уступят места пожилым.

 

Еще обидней в булочной, в больнице

Услышать: «Много вас тут развелось!»

Да мало ли чего... И мокнут лица

От горьких и невыплаканных слез.

 

А нечисть голову нет-нет да поднимает,

В лицо сивушной гадостью дыша...

Эх, как в руках порою не хватает

Привычной тяжести от Пе-Пе-Ша!

 

И. А. МЕДВЕДКОВ

Нет! Без вести я не пропал

Нет! Без вести я не пропал.

Я ранен был и в плен попал,

И я не сдался, видит Бог!

Сражался я, покуда мог.

 

Хоть в лагерях враги потом

Вбивали нам: забыть свой дом.

 

Мы знали, Родина—одна,

И пусть, хотя тогда она

Забыла, кажется, о нас,

О ней мы помним каждый час.

 

Нет! Без вести я не пропал.

Я ранен был и в плен попал.

 

Узник

Он толкал вагонетку

Из сырого тоннеля,

О, как ныла спина,

О, как ноги гудели.

 

Он толкал вагонетку

Уже целую вечность,

Дни за днями ползли,

Уходя в бесконечность.

 

А фашист подгонял,

Все ему было мало,

Хоть уж не было сил,

Сердце болью стучало.

 

А фашист свирепел,

Он грозил и ругался,

Если узник упал

И не сразу поднялся.

 

Проклиная фашистов,

Вагонетку с камнями,

Узник думал о доме,

Вспоминая о маме.

 

Как хотелось ему

К ней сейчас возвратиться,

Почему он не ветер,

Почему он не птица?

 

Он бы ей целовал

Ее добрые руки,

Он бы ей рассказал,

Как страдал с ней в разлуке.

 

Он бы песню ей спел

Про родные березы,

Навсегда осушил

Ее горькие слезы...

 

Он погиб в сорок пятом,

Был отпет он метелью,

И чужие снега

Ему стали постелью.

 

Хлеб пленных

Не мягкий, сытный, ароматный;

Который ели мы когда-то,

А черствый, грубый, суррогатный,

И то по двести грамм на брата.

 

По двести грамм, и все, и точка —

Ни грамма больше, ни кусочка

За день, который длился годы

И нес нам разные невзгоды.

 

Лишь дважды в день черпак окрошки

Из брюквы и гнилой картошки,

И лошадиная работа

До дрожи, до седьмого пота.

 

Да, этот хлеб мы сутки ждали

И за мгновение съедали;

И снова ждали, ждали, ждали —

Ах, как мы люто голодали!

 

И все ж фашисты не добились,

Чтобы мы с ними согласились

И за буханку суррогата

Продали совесть, честь солдата.