Марта, четверг, 13:22

– Из наших гостей интерес для вас представляют только два человека: Мартын Маяров, художник‑авангардист, и Владимир Криверецкий, композитор. Насколько я могу судить, их проблемы лежат в нужной вам плоскости.

Доктор Павлов, ближайший помощник знаменитого психиатра Талдомского, без восторга отнесся к появлению в клинике иностранного коллеги. Заведение профессора было, если можно так выразиться, камерным, предназначенным для богатых и знаменитых, временно по тем или иным причинам испытывающих потребность в помощи квалифицированных врачей. Клиника гарантировала гостям полную конфиденциальность и высококлассное обслуживание: работали у Талдомского исключительно состоявшиеся профессионалы, никаких ординатур дли научных семинаров – только практика. И вот такой поворот! Утром профессор лично позвонил Павлову и без лишних слов приказал помочь доктору Адамсу в его работе. Очень интересная тема. Необычайно важное для науки исследование. Перед этим ученым открываются двери самых закрытых клиник. Короче, оказать коллеге любую помощь!

Доктор Миннесота Адамс заявился в клинику вскоре после звонка Талдомского. Черноволосый, с живыми серыми глазами и пронзительными чертами лица, он оказался похожим на плейбоя в расцвете сил, любящего стильные костюмы, ароматные сигары и дорогой, парфюм. И даже хромота не нарушала эту картину, наоборот, придавала доктору дополнительный налет таинственности. Павлов, ожидавший встретить одержимого фанатика психиатрии, был ошарашен внешним видом Адамса. Особенно смущал русского доктора краешек цветной татуировки, выглядывающий из‑за воротника элегантной сорочки, но, как рассудил Павлов, вполне возможно, что на Западе к подобным вещам относятся проще. Сюрпризом стал и прекрасный русский язык гостя, который он объяснил казачьими корнями. Другими словами, сам Адамс вызвал у психиатра гораздо большее удивление, чем неожиданное распоряжение Талдомского.

Не особенно углубляясь в профессиональные темы, Миннесота с казачьими корнями доходчиво объяснил Павлову, кого он хочет видеть. Богему. Свихнувшихся творцов, отправившихся в джунгли собственных фантазий. Не надо наркоманов или маньяков. Не надо психопатов с манией величия.

– Меня интересуют заблудившиеся люди.

– Готовите новую методику лечения?

– Продолжаю работу одного малоизвестного специалиста, – охотно поведал Адаме. – После трагической смерти коллеги Смита нашему институту стали доступны весьма любопытные записи. Мы попробовали повторить его опыты и с удивлением убедились, что бедняга Смит получил весьма загадочные результаты.

– Что за опыты?

Черноволосый извлек из кармана медальон, овальную эмаль, залитую зеленым, и показал ее Павлову.

– Вы видите, что здесь изображено?

– Вы смеетесь?

Адаме очень серьезно посмотрел на доктора:

– Тем не менее некоторые пациенты видят очень интересные вещи.

– Поэтому они и являются пациентами, – пожал плечами Павлов.

– Согласен, коллега, – усмехнулся Адаме. – Но самое интересное заключается в том, что пациенты из Нью‑Йорка, Филадельфии, Оттавы, Лондона и Парижа видят на этом медальоне абсолютно одинаковое изображение. Их описание совпадает до мелочей.

– Любопытно, – протянул Павлов.

– Не просто любопытно – удивительно.

– И это помогает в лечении?

Не то чтобы врача не заинтересовала история Адамса, просто Павлова, как практика, больше занимали прикладные вопросы.

– Не скажу, что происходят чудеса, – признался Миннесота. – Но определенный прогресс присутствует.

– То есть, если Маяров или Криверецкий увидят то же изображение, что и другие пациенты, вы у нас задержитесь?

– Не исключено, – кивнул Адаме. И много тише добавил: – Главное, чтобы они увидели.

* * *

– Яков Исаакович, наш американский коллега…

– Какой еще американский коллега? – едва вошедший в вестибюль клиники профессор Талдомский удивленно посмотрел на Павлова.

– Доктор Адамс, – растерянно ответил психиатр. – Вы же сами позвонили и приказали ему помочь…

– Помочь? Кому помочь? Что вы городите?

– Доктор Адамс из Нью‑Йорка, – повторил Павлов, с ужасом осознавая приближение больших неприятностей. – Наш коллега. Он хотел поговорить с несколькими пациентами...

– Я не знаю никакого доктора Адамса! – отрезал Талдомский. – Где он?

– В том‑то и дело, – промямлил Павлов. – Он поговорил с Маяровым и Криверецким, потом сказал, что будет ждать вас в приемной, и… исчез.

* * *

Фома раскурил сигару, выпустил в воздух кольцо дыма и, помедлив, посмотрел на эмаль. В глазах Калеки скользнула грусть.

Еще одна напрасная поездка, еще одна неудача. Никто не смог разглядеть прекрасный город сквозь темно‑зеленое марево эмали. Никто! Художник, несмотря на уверения врача, явно был наркоманом, хоть и в завязке, а композитор просто молчал – музыка, ветром гуляющая в его голове, напрочь глушила доносящиеся до Криверецкого звуки. Неужели все напрасно?

В отличие от большинства членов Кафедры, Калека был холодным прагматиком. Он знал, что будет трудно. Понимал, что, даже зная, где искать, найти подходящего человека будет необычайно сложно: слишком уж редкий дар должен быть у того, кому суждено заменить на Кафедре Пугача. Но все‑таки в глубине души Фома верил, что удача улыбнется скоро, ведь времени на поиск мало, крайне мало. Великие Дома не сидят сложа руки, маги тщательно прочесывают Тайный Город, и с каждым мгновением возрастает вероятность очередной встречи. Еще два‑три раза ему удастся их провести, а потом запас, трюков исчерпается. Не артефактов, о количестве которых Калека позаботился, а именно трюков. Великие Дома узнают все его сюрпризы и на очередном рандеву будут готовы к любым неожиданностям. Тогда в лучшем случае придется уходить во Внешние миры. А в худшем – познакомиться с интерьером подвалов Цитадели. Или Замка. Или Зеленого Дома.

– Получится, – упрямо буркнул Фома. Из рукава выскользнул кожаный мешочек, и Калека медленно убрал в него медальон. – Я найду! Я успею!

* * *

Москва, улица Новый Арбат,