Первая «белка» и несостоявшийся эпиприпадок

После института я был распределен в главную наркологическую больницу Москвы. В первый же день меня здорово озадачили, объяснив, что на дворе август, время отпусков, поэтому придется остаться на ночное дежурство. Отделение клиники находилось в бывших общежитиях ЗИЛа. На стене висел плакат: «Пьянство – тормоз, трезвость – резерв». Глубину его и мудрость мне не удалось разгадать до сих пор. Я побродил по отделению, попил чай с медсестрами. Летняя лень сквозила в их движениях. Муха, жужжа, билась в стекло, осы атаковали вазочку с вареньем. Пациенты не стонали, не требовали врача, они усердно работали на ЗИЛе, занимаясь трудотерапией. «Лафа, – подумалось мне, – ночью посплю, весь день свободен». Часов в десять вечера поступило два пациента, мужики как мужики. Я уже вовсю писал анамнез, когда пациент вскочил на стул и стал отбиваться ногами от только ему видимых тварей. Потом он сиганул на мой стол и начал топтать свою историю болезни. «Это он зря, – расстроился я, – мне что, теперь по‑новому все писать?» Мужик орал что‑то нечленораздельное, лягался ногами, всем своим видом показывая, что будет биться до конца и живьем не дастся. «Белая горячка, она же делириум тременс», – без труда диагностировал я и побежал за подмогой. От медсестер толку было мало, пациенты приумножали славу ЗИЛа, поэтому основным помощником оказался второй пациент. Вдвоем мы кое‑как сняли бузотера со стола, доволокли до койки, уложили на вязки. Причем я по тогдашней неопытности чуть буйного пациента не придушил. Второй все время был верным сподвижником. Наконец, взмокшие и измочаленные, мы вышли в коридор, присели на банкетку.

– Тяжелая у вас работа, – вздохнул пациент.

– Тяжелая, – охотно согласился я, прикинувшись опытным волком наркологии.

– А вообще, хорошо тут у вас, чисто.

– Чисто.

– Вот только крысы бегают.

– Бегают, – машинально кивнул я, – что?! Какие крысы? Пойдем‑ка, мил человек, в палату.

– Я же вам помогал, – возмутился оскорбленный больной.

– Помогал, помогал, сейчас и мы тебе поможем.

«Вторая белая горячка», – удрученно констатировал я. Так всю ночь с двумя «белочками» и провозился.

В те годы было не принято похмелять пациентов, мол, советский врач не должен пользоваться стогодовалыми методами. Существует масса современных препаратов, которые помогут облегчить муки абстиненции. Вот и пользуйтесь, дорогие товарищи, последними разработками социалистической медицины. На следующее мое дежурство поступил больной багрово‑синюшно‑желтушного цвета. Глаза и нос у него были красные, а губы, наоборот, синие. Колбасило и плющило, долбило и трусило, сушило и вязало бедолагу так, словно в руках у него болтался невидимый отбойный молоток. Ему срочно поставили капельницу, сделали уколы и залили в прыгающие губы соответствующие растворы. Никакого эффекта, ему становилось только хуже и хуже. Пациент начал закатывать глаза, хватать воздух ртом и готовиться выдать развернутый эпилептический припадок. Я судорожно вколол ему в задницу противоэпилептический препарат и приготовился держать голову, но тут опытная процедурная медсестра накатила в мензурку пятьдесят грамм спирта и влила в глотку бедняге. Он издал полувсхлип, полухрип, слышно было, как спирт стекает, начиная от корня языка и заканчивая большой кривизной желудка. Несколько секунд – и пациент ожил: губы порозовели, дыхание выровнялось, а в глазах начали отражаться предметы и люди. «Подобное лечи подобным, – пробормотала себе под нос медсестра, быстро вымыла мензурку и заметила: – А теперь можно и уколы ставить».