В стране укреплённых замков

 

Многочисленные памятники Хорезма, изученные нами во время многолетних раскопок, как в зеркале отразили историю далекого прошлого этой таинственной и почти забытой страны. Новые находки каждый раз дополняли отрывочные сведения древних историков, случайно дошедшие до нас и прежде так мало говорившие нам, а сейчас вдруг ставшие понятными и достоверными, когда перед нами оказались материальные доказательства.

Мы словно увидели и пору зарождения феодализма, и суровую борьбу народов Средней Азии за свою свободу и независимость, и жесточе набеги воинственных соседей, стремящихся овладеть богатой и цветущей страной.

«Так было до царя Африга, и был он один из этой династии. И заслужил он дурную славу, как заслужил ее у персов Ездеджерд (Ездегерд I, 399–420 годы).

И построил (Африг) свой замок внутри Ал‑Фнра в 660 году после Александра (Македонского). И ведут летоисчисление or него (Африга) и потомков его. И был Ал‑Фир крепостью близ города Хорезма с построенными из глины и сырцового кирпича тремя стенами, одна внутри другой, следуя друг за другом по высоте, и превосходил все их замок царей, так же как Гумдан в Иемене, когда был резиденцией Тоббов… И был Ал‑Фир виден с расстояния десяти миль и более».

Так излагает ал‑Бируни обстоятельства, сопровождавшие установление третьей по счету и последней домусульманской хорезмийской эры.

За этим сжатым текстом чувствуется дыхание больших общественных событий, сделавших принятие хорезмийцами новой эры отнюдь не случайным актом.

Установление новой династии, врезавшийся в народную память образ жестокого царя‑деспота, создание им грандиозного укрепленного замка, стоявшего грозным символом власти афригидов вплоть до их падения, – все это нельзя не рассматривать, как звенья одной цепи.

На Хорезмийских монетах сохранился портрет Африга. Перед нами хищный профиль горбоносого человека с остроконечной жидкой бородой, с напряжённым взглядом крупных выпуклых глаз. Двойная линия бус охватывает его шею. Полусферическая тиара, покрытая чешуей бляшек и с назатыльником, украшенная полумесяцем на лбу, увенчивает голову даря. На реверсе – традиционный всадник с тамгой позади него, следы греческой надписи сверху и хорезмийская надпись под ногами коня, гласящая «царь Африг».

В окрестностях Шаббаза – городка, возникшего в позднем средневековье на месте дофеодальной столицы Хорезма, – до сих пор стоят развалины грандиозной позднеантичной крепости, известной в народе под названием Пиль‑Кала. Этот замок относится к эпохе Африга и высится до наших дней как единственный памятник афригидской столицы, имя которой он носит до сих пор.

Время Африга – время большого исторического перелома. И сейчас, пожалуй, мы можем вскрыть сущность этого перелома, скрытую за скупыми словами ал‑Бируни.

Начиная с IV века, мы действительно наблюдаем всё более и более быстрое развитие процессов, приведших к резкому изменению всего хозяйства, общественного устройства, быта и политической жизни Хорезма. И наиболее ярко это изменение отражено в возникновении совершенно нового типа поселений и жилищ, основной формой которого становится, р. полном соответствии с рассказом Бируни, замок.

На смену неукрепленных поселений III века, широко раскинутых под защитой могучих крепостей, воздвигнутых и содержащихся государством, приходит сильно укрепленная, лежащая изолированно среди орлей усадьба земледельца – миниатюрный замок. И над этими крестьянскими «замками» гордо возвышаются грозные укрепления замков аристократии. Античные крепости, замыкающие оазис, со стороны пустыни приходят в упадок.

Вот Тешик‑Кала – одна из больших усадеб этой эпохи. Она рисует нам быт крупного представителя хорезмийской аристократии. Эффектная декорировка внешних стек массивными полуколоннами, соединёнными наверху перспективными арочками, богатая отделка внутренних помещений, в частности фризы из сырой глины, украшавшие верхнюю часть комнат жилой башни, – всё говорит о том, что перед нами жилище семьи представителей могущественных хорезмийских землевладельцев, дехкан. Наоборот, маленькие «замки» свидетельствуют о заурядном быте обычной крестьянской семьи. Но эта крестьянская семья имела свой «замок»: жилую башню с бойницами, мощные оборонительные стены, и планировка такого крестьянского «замка» в сущности ничем принципиально не отличалась, кроме размеров и богатства отделки, от аристократической усадьбы.

Перед нами, несомненно, ещё не крепостное крестьянство, а такой общественный слой земледельцев, которому аристократия не противостояла еще как класс‑антагонист. Каждый владелец маленького замка – также своеобразный «дехкан», и не случайно в настоящее время это слово означает «крестьянин», в то время как раньше оно обозначало представителя аристократии, иногда было титулом царей.

Весь культурный ландшафт вокруг этих усадеб носит мрачный и суровый характер. Перед нами страна укреплённых замков, за глиняными стенами которых обитатели всегда готовы были отразить нападение неприятеля. Перед нами ландшафт, говорящий о бурной эпохе непрерывных войн, о людях, живших в постоянном страхе перед нападением врага, в неизменной готовности оборонять с оружием в руках свою жизнь и имущество.

Феодализм ещё не восторжествовал, но признаки его наступления чувствуются всюду. Грозные замки аристократии запирают головы ответвлёний крупных каналов, командуя над усадьбами крестьян. Самая укреплённость последних явно свидетельствует не только о постоянной угрозе внешнего нападения. Крестьянин вынужден отстаивать свою свободу от гораздо более серьезной угрозы со стороны хозяев больших замков, И действительно, как только на страницах источников появляются сведения о внутренней жизни Хорезма, мы попадаем в самую гущу жестокой и кровавой гражданской войны, завершаемой арабской интервенцией. Еще резче, чем в деревне, новые исторические условия проявляются в жизни города.

Города приходят в упадок. Топрак‑Кала с запустевшим замком‑дворцом доживает, самое большее, до VI века.

Ослабляются внешние торговые связи, Мы не найдем уже в афригидских памятниках богатого ассортимента средиземноморских сиро‑египетских и северномерноморских стеклянных, настовых и каменных бус. Простые сердоликовые и халцедоновые шаровидные бусы импортируются из Ирана или изготовляются на месте.

Итог упадка городов к концу афригидского периода нашел яркое выражение в рассказах арабских писателей о завоевании Хорезма в начале VIII века.

По показанию ал‑Табари, в Хорезме в 712 году было всего три города: столица Кят (Филь), Хазарасп и, видимо, Ургенч. Цифра эта вероятно преуменьшена, но в значительной мере она подтверждается и археологическими материалами. Место «тысячи» городов занимают десятки тысяч замков. Ещё в X веке, накануне окончательного крушения афрнгидов, на заре нового подъёма Хорезма, по словам ал‑Макдиси, в окрестностях одного только города Маздахкана (ныне городище Гяуркала близ Ходжейли) было 12 тысяч замков.

Центр общественной жизни уходит из умирающего города в деревню. Но и в деревне мы наблюдаем признаки упадка производительных сил, выраженного прежде всего в сокращении ирригационной системы. Более чем наполовину выходит из эксплуатации восточное ответвление Гавхоре. Замирает жизнь на такырах Ангка‑Кала, Кой‑Крылган‑Кала и Джанбас‑Кала, расположенных на ответвлениях этого канала. Выбывает из эксплуатации северо‑восточный отрезок Беркут‑калинского канала, орошавший окрестности Кургашин‑Кала.

Ещё более резким оказывается упадок ирригационной сети на левом берегу, где прекращает свое существование вся система грандиозного канала Чермен‑Яб, на берегах которого к западу от Змухшира полностью отсутствуют памятники афригидской эпохи.

Мы не имеем сведений о политическом делении Хорезма в эту эпоху. Он, повидимому, составлял единое владение, занимая несколько особое место в общей политической картине.

 

Во власти Кутейбы

 

История образования огромной полуварварской Арабской империи неотделима от истории кризиса рабовладельческой системы в восточном Средиземноморье, в Византийской и Иранской империях, как история образования Эфталитского и Тюркского государств не может быть понята вне изучения кризиса рабовладельческого общества в Китае, среднеазиатских государствах и том же Иране.

В этот кризис оказались втянутыми и далекие племена и примитивные городские общины западной Аравии, остро затронутые губительными последствиями экономического упадка Византии, в частности упадка её восточной торговли, из которой торгово‑ростовщическая и рабовладельческая знать арабских городских общин извлекала в прошлом немалые выгоды. Попытка со стороны этой знати переложить тяжесть кризиса на плебейские массы городов и бедуинские племена, быстро оказавшиеся в сетях ростовщической кабалы, вызвала острый взрыв социальной борьбы, завершившийся созданием сильного военно‑рабовладельческого государства.

На протяжении 30‑х годов VII века мекканско‑мединская военно‑разбойничья политическая община подчиняет себе всю Аравию и начинает набеги на территорию азиатских владений Византии и на Иран. Эти набеги закончились изгнанием византийских войск из Сирии и Палестины, а в 642 году генеральная битва при Нихавенде решила судьбу Сасанидской державы. Последний «шахиншах Ирана и не‑Ирана» Ездегерд III повторил путь, который за тысячу лет до него проделал последний ахеменид Дарий III, спасаясь от Александра. Он во главе 1000 всадников и такого же количества дворцовой челяди, кондитеров, парикмахеров и т. п. бежал в Мерв. Однако правители города, как некогда восточные сатрапы ахеменидской Персии, оказались мало расположенными жертвовать собой для спасения владыки Ирана и его державы.

При известии о приближении арабов (651 год) они призвали на помощь старых врагов сасанидов, а покинутый всеми Ездегерд был вынужден скитаться в окрестностях города, где и погиб от руки случайного убийцы, польстившегося на пышные одежды последнего сасакидского царя.

В том же 661 году арабы впервые появились на границах Средней Азии – под стенами Мерва, Герата, Балха, ограничившись на первых порах лишь заключением договоров и наложением значительных контрибуций. Мерв и Балх становятся оперативными базами для дальнейших грабительских набегов в глубь Средней Азии.

 

^{Голова супруги царя Вазамара из портретной галереи династии хорезмийских царей (III век.). Дворец Топрак‑Кала}

 

^{Белеули (общий вид портала)}

 

^{Внешний вид «Каптар‑ханы» близ Наринджана (XII–XIII века)}

 

^{Пилоны ворот Кум‑Баскан‑Кала}

 

^{Крепость Ангка‑Кала. Античная эпоха хорезмийской цивилизации (III век)}

 

^{Развалины крепости Кой‑Крылган‑Кала (IV–III века до нашей эры)}

 

^{Замок № 13, эпоха Афригидов}

 

^{Статуя жреца из замка Топрак‑Кала, найденная в Топрак‑Кала}

 

^{Древнейшая из известных нам хорезмийских монет}

 

Арабские источники говорят о двукратном «покорении» Хорезма арабскими полководцами Сальмой ибн‑Зиядом и Умайей ибн‑Абдаллахом. Однако практически здесь имели место лишь такие же грабительские набеги, как и в отношении городов Мавераннахра.

Лишь с начала VIII века с именем наместника Хорасана Кутейбы ибн‑Муслима связано прочное завоевание внутренних среднеазиатских областей. Потеря независимости державы хорезмшахов, устоявшей на протяжении полных политическими бурями предшествовавших столетий, падает на 712 год. Обстоятельства завоевания Хорезма Кутейбой чрезвычайно существенны, – мы впервые узнаём здесь из непосредственного свидетельства письменных источников о тех событиях внутренней социально‑политической истории Хорезма, на которые намекают нам археологические памятники.

 

Караваны идут в Кят

 

Исторические и археологические памятники Хорезма X века говорят о быстром экономическом подъеме страны, о росте городов и торговых связей, о создании могучего феодального государства.

Арабские источники ярко рисуют нам картину исключительной экономической активности Хорезма в X веке, причем ареной деятельности хорезмийских купцов, как и в древности, становятся, во‑первых, степи нынешней Туркмении и Западного Казахстана и, во‑вторых, Поволжье – Хазария и Булгария, а далее обширный славянский мир Восточной Европы.

Исгахри сообщает нам уже для начала X века: «Хорезм – город (мадина) плодородный, обильный пищей и фруктами, в нем нет только орехов; в нем производятся многие предметы из хлопка и шерсти, которые вывозятся в отдаленные места. Среди свойств его жителей – богатство и стремление проявить своё мужество. Они более всех жителей Хорасана рассеяны (по чужим местам) и более всех путешествуют; в Хорасане нет большого города, в котором не было бы большого числа жителей Хорезма… В стране их нет золота и серебряных рудников и никаких драгоценных камней; большая часть богатства их – от торговли с тюрками и разведения скота. К ним попадает большая часть рабов славян, хазар и соседних с ними, равно как и рабов тюркских, и большая часть мехов степных лисиц, соболей, бобров и других».

Анонимный персидский автор географического труда конца X века «Худуд ал‑Алем» (границы мира) пишет: «Кят – главный город Хорезма, ворота в Туркестан гузский, складочное место товаров тюрков, Туркестана, Мавераннахра и области хазаров, место стечения купцов… Город имеет большое богатство. Оттуда вывозятся покрывала для подушек, стеганые одежды, бумажные материи, войлок, рухбин (род сыра)».

Особенно интересные сведения мы находим у ал‑Макдиси. При описании предметов, вывозящихся в страны халифата из областей Хорасана, наиболее длинный список им даётся для Хорезма.

«Из Хорезма – соболя, серьге белки, горностаи, степные лисицы, куницы, лисицы, бобры, крашеные зайцы, козы, воск, стрелы, белая кора, тополя, колпаки, рыбий клей и рыбьи зубы, бобровая струя, амбра, кимухт (сорт кожи), мед, лесные орехи, соколы, мечи, кольчуги, береза, рабы из славян, бараны и коровы – всё это от булгар. И в нём производятся виноград, много изюма, печенье, кунжут, полосатые одежды, ковры, одеяла, прекрасная парча, покрывала „шульхам“, замки, цветные одежды, луки, которые могут натянуть только самые сильные люди, особый сыр, сыворотка, рыба. Суда там строятся и отделываются».

Этот список вдвойне интересен. Во‑первых, он даёт нам значительное расширение ассортимента экспортируемых из Хорезма произведений хорезмийской ремесленной промышленности. По Истахри и Худуд ал‑Алем, Хорезм рисуется страной преимущественно аграрно‑скотоводческой и вместе с тем центром посреднической торговли между странами Востока, тюрками и Поволжьем, в частности крупнейшим рынком работорговли. В состав экспорта входят, наряду с северным сырьем и местной продукцией сельского хозяйства, произведения местной текстильной промышленности. У ал‑Макдиси мы видим появление в составе экспорта предметов металлообрабатывающей промышленности, судостроительной промышленности.

С другой стороны, поражает обилие и многообразие предметов, ввозимых в конце X века «от булгар», т. е. из стран Восточной Европы, свидетельствующее о том, что и эта сторона экономической активности хорезмийцев развивается быстрыми темпами.

Рост роли торговли с Восточной Европой выдвигал на первое место в Хорезме город, сделавшийся естественным центром этой торговли, – Ургенч, крайний северо‑западный форпост хорезмийской цивилизации, выдвинутый к началу разветвления путей, идущих через пустынный Устюрт на запад – к пристаням Мангышлака, на северо‑запад – к нижней Эмбе и далее на Волгу и на юг, через Кара‑Кумы, в Джурджан, и таким образом находящийся на кратчайшем пути из Ирака и Ирана в Восточную Европу.

«Это самый большой город в Хорезме после столицы: он – место торговли с гузами и оттуда отправляются караваны в Джурджан, к хазарам, в Хорасан», – пишет ал‑Истахри.