Подруга той, с кем никто не дружит

 

Никогда не забывайте, что однажды, в момент острой беззащитности, вы сами в себе найдете друга.

Элизабет Гилберт, автор книги «Ешь, молись, люби»

 

В свободное время моя бабушка шьет ползунки для детей, которых матери бросают в родильных домах. Она называет их «детьми, с которыми никто не дружит». Не знаю, зачем она придумала им такое странное название вместо простых и понятных – «брошенные» или «сироты». Но каждый раз бабушка использует именно это выражение.

Вполне вероятно, что она применяет его и ко мне. Мои детские годы прошли не так, как у большинства других детей. Я родилась в семье с обоими родителями, но, когда мне исполнилось одиннадцать лет, мой отец заболел.

Ему поставили диагноз – мотонейронная болезнь, или боковой амиотрофический склероз. Начались визиты к врачам, потом отец стал передвигаться в инвалидном кресле и постоянно лежал на диване. До этого он вообще никогда не болел.

Никто ничего мне толком не объяснял. Однажды я набралась храбрости и спросила отца, убьет ли его это заболевание. Он ответил утвердительно, но в свои двенадцать лет я решила, что это случится, когда ему будет лет восемьдесят, а никак не сорок три.

Отец умер за несколько недель до того, как мне исполнилось пятнадцать. Мы с матерью еще больше сблизились. Ей было непросто, ведь она стала матерью-одиночкой.

Мы вскоре смирились с тем, что в нашей семье осталось два человека. Довольно долго мы жили в ситуации «мы против всех».

Потом я поступила в колледж. Я специально выбрала университет, который находился меньше чем в часе езды от дома. Мать нашла вторую работу, чтобы не сидеть без дела, но ее дом по-прежнему оставался пустым и темным.

Я навещала маму как можно чаще и видела, что ей очень одиноко. Она не умела общаться в компаниях. Она любила свою семью и коллег, но у нее оставалось слишком много свободного времени, которое нечем было занять, особенно в выходные. Моя мать никогда не была худой, но вскоре двадцать пять лишних килограммов превратились в пятьдесят, а потом и больше.

Она уже не могла много ходить и не хотела появляться на людях. Ее задевали любопытные взгляды и бесцеремонные замечания детей.

Однажды, когда я ее навещала, она рассказала, как ей одиноко.

– Мне не с кем даже поговорить, – пожаловалась мать и расплакалась.

Мне было очень ее жалко. У нее не осталось друзей, и не потому что ее никто любил. Просто она довела себя до очень плохого физического и морального состояния и отгородилась от мира.

Я, как могла, старалась включить мать в мою собственную жизнь. Но тут произошло нечто странное – как будто она полностью поменяла свой мир на мой. Она хотела знать обо мне все в мельчайших подробностях и задавала вопросы вроде: «А что ты сказала? А что она ответила?» или «А что она заказала на обед?». Меня очень утомляли эти бесконечные расспросы. Я была совсем не против того, что мать интересуется моей работой и болеет за спортивную команду колледжа, который я окончила. Но у меня не хватало ни времени, ни желания обсуждать с ней по вечерам каждую деталь моего существования.

Ситуация еще больше осложнилась, когда я вышла замуж. Мама радовалась за меня, но ее пугало, что на двадцать седьмом году моей жизни ей придется делить меня с кем-то еще.

– Теперь все будет по-другому, – сказала она однажды, когда мы сидели в какой-то забегаловке, пили коктейли, ели жареные крылышки и ждали начала сериала «Секс в большом городе». Это был один из наших редких совместных выходов в свет.

Она начала говорить о будущих внуках.

– Я могу о них заботиться, – сказала она.

Мне в это не верилось, потому что к тому времени мама с трудом вставала с дивана. Ей было сложно дойти до туалета. Она начала передвигаться с помощью «ходунков». Ей было всего пятьдесят два года.

Наши разговоры о будущем подтолкнули ее к мысли, что нужно что-то менять. Однажды я, не выдержав, сказала ей, что еду она любит больше, чем свою собственную дочь. Мама тут же принялась с жаром это отрицать, как наркоман, не признающийся в своей зависимости. Она не плакала, но я поняла, что сделала ей очень больно. Я хотела это сделать, чтобы подтолкнуть ее к необходимости перемен.

Мама записалась на программу похудания и даже заговорила об операции желудочного шунтирования. Она похудела на несколько килограммов и верила, что сбросит еще. Я стала надеяться, что она кого-нибудь встретит и выйдет замуж. Кто знает, может быть, у ее будущего мужа будут дети от прошлого брака и у меня появятся новые родственники. Я мечтала о том, чтобы у нас с матерью сложились нормальные отношения, какие бывают у мам и дочек.

А потом она умерла.

Несмотря на проблемы с лишним весом, ее смерть была неожиданной. Мне казалось, что ее жизнь начинает налаживаться. Вскоре я развелась с мужем, так и не родив детей.

Мне было двадцать девять лет, и я чувствовала себя совершенно одинокой. Как и у матери, у меня было много знакомых, которые ко мне хорошо относились, но по ночам, в минуты острой беззащитности, мне приходилось убеждать себя, что я в этом мире не одна.

Ситуация усугублялась моим выбором профессии. Я писатель. Работа со словом происходит в одиночестве. Я была голосом других людей, и это помогло мне найти свой собственный голос. Писатель живет чужими мыслями и чувствами, которые отчасти становятся его собственными. Он хранит их в своем сердце до тех пор, пока не поделится ими с миром, изложив на бумаге.

Я стараюсь честно излагать эти мысли. Когда это происходит, люди, с которых я «списывала» свою историю, радуются, что их прекрасные или трагичные переживания стали всеобщим достоянием. Я счастлива, что выражаю мысли и чаяния разных людей. Мне кажется, я делаю нужное и полезное дело.

Конечно, мне хотелось бы иметь семью и исправить ошибки, о которых больно вспоминать. Мне хотелось бы показать другому человеку, что я бесконечно и страстно его люблю. Я очень надеюсь, что у меня будут такие отношения. А пока их нет, я концентрируюсь на чужих историях. Как вы можете догадаться, меня привлекают судьбы неудачников, которым приходится несладко в этой жизни. Я хочу рассказывать о тех, у кого так мало надежды и кто жаждет перемен к лучшему. Вот о таких людях я пишу.

Оглядываясь на собственную жизнь и карьеру, я не стала бы утверждать, что у меня все сложилось плохо. Мое детство было довольно странным, но мне читали на ночь сказки. Мама помогла мне деньгами, чтобы я могла получить образование. У нее было столько моих сувениров университетской команды Южной Каролины, сколько может вместить небольшая квартира одинокой женщины. На полу у нее всегда лежала стопка журналов, в которых печатали мои эссе и статьи.

Я не слишком сентиментальна, но от рекламы продуктов компании Johnson’s Baby и особенно слогана «Мама, ты все сделала правильно» у меня на глазах выступают слезы. Тогда мне кажется, что моя жизнь прожита не зря и я не такой одинокий человек, каким себя считаю. Я не просто рассказываю истории других людей – я также пишу о своей матери. Вспоминая ее, я думаю: «Мама, ты все сделала правильно».

Нелли Дей