Туризм и туристические маршруты советских граждан

 

1. Формирование коллективной формы отдыха и досуга.

 

В 1920-е годы общество, вышедшее из двух войн, испытывало острую необходимость в физическом и духовном отдыхе. Однако изменившиеся условия привели к существенной трансформации представлений об отдыхе и досуге. Одной из главных тенденций в изменении этих представлений стала коллективная форма отдыха и досуга. Ведь массовость мероприятий способствовала ритуализации общественного сознания.[83] Население могло посещать вечера вопросов и ответов, музыкальные концерты, выставки и спектакли, секции и кружки, провести вечер в парке отдыха. Широкое распространение получили публичные лекции на разные темы, посещение изб-читален и народных домов. При этом отдых и досуг различных социальных существенно отличались: «ресторанный» отдых для нэпманов, коммерческие кинотеатры с широким репертуаром зарубежных фильмов для обывателей, рабоче-крестьянские клубы для широких народных масс.[84] С другой стороны, потребность в релаксации вела к распространению в рабоче-крестьянской среде различных форм девиантного поведения.[85] То есть в 1920-е годы одновременно сосуществовали две тенденции в сфере отдыха и досуга: узаконенная (официальная) и теневая.

На первый взгляд, определяющее качество курортной жизни – ее неповседневность. То есть курортные условия были своеобразным «макетом» жизни, которая настанет в «светлом будущем». Недаром курортам давали символические названия. Так в генеральном плане г. Ялта был назван сначала «Фабрикой здоровья», а затем «Русской Ниццей». А в журнале «СССР на стройке» (1932. № 9) утверждалось, что Алтай – это «советская Швейцария». Пространство курорта также было символически насыщено. Так, архитектура санаториев и домов отдыха с начала 1930-х годов приобрела отчетливо выраженный дворцовый характер. Да и общая схема развития курорта напоминала классические дворцово-парковые ансамбли. Видимо, власть стремилась выполнить свои революционные обещания – «Кто был ничем, тот станет всем!», что делало ее легитимной в глазах населения.[86]

Но курортная жизнь одновременно являлась отражением образа новой повседневности. Не случайно, действия и эпизодические ряды таких фильмов, как «Веселые ребята», «Интервенция», «Двенадцать стульев», «Золотой теленок», «Кавказская пленница», «Станьте моим мужем», «Иван Васильевич меняет профессию», «Спортлото-82» и других разворачиваются в местах всесоюзных здравниц.[87]

С 1917 по 1924 гг. СНК РСФСР было принято около 30 декретов и постановлений, заложивших основы санитарно-курортной помощи трудящимся. В частности, в 1919 г. в соответствии с декретом СНК «О лечебных местностях общегосударственного значения» была проведена национализация курортов. С этого времени снабжение санаторными пайками и организация медицинской помощи отдыхающим возлагались на губернские отделы здравоохранения. Организационная работа по восстановлению южных санаториев с 1920 г. была возложена на наркома здравоохранения Н.А. Семашко, что стало началом создания всероссийской, а затем всесоюзной здравницы в Крыму. В 1921 г. курортному управлению были переданы помещения для организации санаториев в курортных местностях общегосударственного значения Крыма, Кавказа, Кубано-Черноморского и Одесского лиманов. В 1921-1922 гг. были переданы курортному управлению и начали функционировать санатории Черноморского побережья Кавказа: Анапа, Сочи, Гагры, Сухуми; началось восстановление курортов Боржоми, Абастумани и Сестрорецка. В 1923 г. восстанавливаются курорты Забайкалья и Дальнего Востока. К 1922 г. были восстановлены 9 курортов на Южном берегу Крыма, а общее количество санаториев составило более двух десятков.[88]

Принятое 18 декабря 1929 г. постановление ЦК ВКП(б) «О медицинском обслуживании рабочих и крестьян» включило санаторно-курортные путевки и проведение отпуска в домах отдыха в систему материального и морального поощрения за качественный и добросовестный труд. А контроль за этим взяли на себя отраслевые профсоюзы. Выделение путевок на южные курорты было делом, скорее, исключительным: большинство рабочих отдыхали на курортах местного значения. Отправление на санаторно-курортное лечение колхозников в начале 1930-х гг. вообще было редким явлением. Первый колхозный санаторий был организован в 1931 г. в Буденовском районе Воронежской области.[89]

В ряду туристских потоков (как внутренних, так и интуристских) тридцатых годов курортный туризм (особенно черноморский) был наиболее популярным. В эти годы на высоком берегу, с живописными пешеходными спусками к морю были построены здравницы профсоюзов в Туапсинском районе. Одновременно создавалась сеть здравниц в Алупке. К концу тридцатых годов в городе насчитывалось два десятка санаториев и курортов. Новые санатории и грязелечебницы в 1930-е годы появились и в Кисловодске, знаменитым своим курортным парком, расположенным по обе стороны реки Ольховки и занимающим более 1000 га.

История Сочи как всесоюзной здравницы также началась с середины 1930-х годов, когда рядом постановлений советского правительства город был объявлен ударной стройкой. Под лозунгом «Дворцы рабочим!» стали восстанавливать дачи состоятельных москвичей и петербуржцев, построенные до революции и разграбленные в революционные дни. Одной из первых крупных «оздоровительных строек» первых пятилеток стал построенный в стиле «сталинского неоклассицизма» санаторий шахтеров имени Орджоникидзе, открытый в 1937 году. Годом ранее на склоне горы Быхта распахнул двери Центральный санаторий наркомата обороны. В те же годы были построены санатории «Правда», «Золотой колос», «Родина» и санаторий имени Кирова. На территориях дач царской знати возникли корпуса здравниц «Красная Москва», «Донбасс» и санатория имени Фрунзе.[90] Это были настоящие дворцы из «Тысячи и одной ночи». В 1930-е годы, когда Сталин облюбовал Мацесту, в Сочи было устроено настоящее соревнование между «ведомствами». Кто брал размерами, кто – фонтанами, кто – фуникулерами до самого пляжа (настоящая диковинка в те времена), а кто - архитектурными изысками.

При этом, однако, сложилась некая туристская «иерархия», определявшая, в свою очередь, подходы к курортно-санаторному отдыху. Особое внимание, как по экономическим, так и по идеологическим причинам, уделялось курортному обслуживанию иностранных туристов.

Конечно, даже самый высокий уровень услуг, предоставляемый в СССР иностранному туристу, был ниже среднего европейского уровня. Однако в условиях мирового экономического кризиса начала 1930-х годов курортный отдых оставался доступным и в силу этого привлекательным для представителей так называемого «демократического» туризма, вербующихся из слоев высокооплачиваемой западной интеллигенции. Поэтому резкое снижение в 1930 г. спроса на каюты первого класса, дорогие специально-прогулочные пароходы и на отдельные апартаменты в наиболее роскошных курортных отелях отчасти компенсировалось притоком средних слоев иностранных туристов. Вот типичный отзыв о крымских курортах, опубликованный некой Катарин Кокс в английском журнал «Леди» 29 января 1931 г.: «Ливадия, безусловно, является идеальным курортом».[91]

Эта линия на расширение сферы курортного туризма для иностранцев была продолжена и после преодоления мирового кризиса.[92] Так, утвержденный на закрытом заседании Правления «Интуриста» в марте 1934 года новый валютный план предусматривал снижение расценок в валюте на номера в курортных гостиницах. В августе этого же года были изменены и цены на курортный отдых. Иностранному управлению «Интуриста» было рекомендовано продавать путевки в Кисловодск, Сочи, Гагры, Ялту, Севастополь и Одессу на следующих условиях: для туристов специального класса – 90 рублей в месяц, для туристического класса – 120 рублей и для первого класса – 210 рублей. При этом туристы специального и туристического классов размещались по два человека в комнате, а первого – в отдельной комнате. Впрочем, при желании иметь отдельную комнату туристы первых двух классов могли доплатить 30 золотых рублей в месяц. В целях развития курортного туризма, для этой категории туристов устанавливалась 50% скидка на железнодорожные билеты на курорты и обратно до любой станции, включая и советскую границу.[93]

В январе 1936 г. председатель правления «Интуриста» В. Курц обратился к «всероссийскому старосте» М.И. Калинину с просьбой передать его ведомству здания, оборудование и имущество санатория бывшего наркомата водного транспорта в Сочи. Мотивировалась эта просьба необходимостью иметь в регионе крупную оборудованную базу по обслуживанию иностранного туризма. Ведь сочинский курорт привлекал иностранцев не только природными условиями и целебными свойствами Мацесты, но и удобством железнодорожного сообщения с Северным Кавказом, Волгой и всей европейской частью СССР. Кроме того, Сочи имел все возможности для превращения в центр автомобильного туризма.[94]

Утвержденная в 1936 г. Генеральная инструкция правления ВАО «Интурист» по обслуживанию туристов четко регламентировала курортное обслуживание интуристов в Кисловодске, Сочи, Гаграх, Сухуми, Ялте, Севастополе и Одессе. Цены на курортах зависели от срока пребывания и класса обслуживания. Например, для 1-го класса, подразумевающего размещение отдыхающего в отдельном номере, при сроке пребывания до 10 дней один день обходился в 225 франков, 11-20 дней – 164 франка, а 21 и более дней – 123 франка. Тогда как для 2-го класса, предусматривающего размещение двоих туристов в одном номере, один день отдыха стоил 125, 92 и 69 франков за указанные выше сроки. Для 3-го класса (в одной комнате размещались более 2-х человек) стоимость одного дня курортного отдыха снижалась до 75, 52,5 и 39,5 франков соответственно. Кроме того, курортное обслуживание, в отличие от обычного туризма, не предусматривало талонов на культурный показ. Дело в том, что на 1936 г. было отменено разделение объектов показа на платные и бесплатные. То есть можно было смотреть бесплатно все, но в разные дни и по специальному графику.[95]

Питание осуществлялось по купонам, а дополнительное питание – за наличные деньги. Туристов 1-го класса встречали и перевозили с вокзала в гостиницу и обратно в легковых автомобилях, а остальных - в автобусах. Тогда как дополнительная встреча или проводы на легковой машине обходились в 7,5 рублей, а на автобусе – 3,5 рубля. Был доступен и прокат автомашин с одетым по форме шофером. Стоимость этой услуги колебалась от 16 рублей в час для автомобилей марки «Форд» или «Газ» до 40 рублей на автобусах типа Люкс. Аренда автомобиля «Линкольн» обходилась в 25 рублей за час.[96]

За весь комплекс обслуживания иностранных туристов, включая встречи и проводы, экскурсии, получение билетов в кино или театр, регистрацию национального паспорта и даже мелкие поручения, отвечало специальное Бюро обслуживания. Впрочем, довольно привилегированная группа курортников была и в СССР.

Для обеспечения районного партийного актива домами отдыха и санаториями по постановлению ЦК ВКП(б) из государственного бюджета в 1931 г. было отпущено 10 млн рублей, в соответствующих пропорциях распределенных между краями, областями и республиками. Так как отпущенных из бюджета на строительство домов отдыха средств оказалось недостаточно, то местными партийными организациями было дополнительно самовольно позаимствовано от Цусстраха, местных советов и других организаций еще около 32 млн рублей.

В итоге, по данным на 1 июня 1933 г. на местах было организовано и пущено в эксплуатацию 27 домов отдыха с 6775 койками. А еще 25 домов отдыха с 6872 койками достраивались. В 1933 г. для лечения всего партийного актива Центральная лечебная комиссия при Наркомздраве РСФСР располагала 20160 путевками, из которых по Курортному управлению было выделено 14660, а по Цусстраху - 5500. При этом 14821 путевка была распределена между лечебными комиссиями краев, областей и республик, а 5339 путевок оставлены в распоряжении Центральной лечебной комиссии для обслуживания центрального партийного актива. Для покрытия расходов по санаторно-курортному лечению актива было отпущено более 11 млн рублей, половина из которых опять же шла из госбюджета. Из указанной суммы на путевки отпускалось 8 млн 300 тыс. рублей и на строительство домов отдыха и санаториев – 2 млн 700 тыс. рублей.[97] Материалы ниже расположенной таблицы наглядно показывают имеющиеся в распоряжении низового актива возможности отдыха.[98]

Из табличных данных видно, что наличная сеть домов отдыха и санаторий по краям, областям и республикам обеспечивала районный актив весьма неравномерно. Кроме того, рост партийной бюрократии со всей очевидностью опережал возможности наращивания материальной и финансовой базы. Так, в 1933 г. районного актива, подлежащего обслуживанию домами отдыха и санаториями, насчитывалось около 160 тыс. человек, с включением сюда 11 тысяч работников политотделов совхозов и МТС. Для их обслуживания койками (исходя из средней стоимости одной койки в 300 рублей в санатории и 250 рублей в доме отдыха) требовалось сумма не менее 41 млн рублей. В силу этого специальная Комиссия ЦК партии по главе со Шверником в июне 1933 г. предложила расширить ассигнования на достройку и эксплуатацию домов отдыха и санаториев для районного партактива, а также на приобретение курортно-санаторных путевок для работников политотделов совхозов и МТС на 25 млн рублей за счет средств Цусстраха. Также было предложено возложить на соответствующие наркоматы обеспечение строительства домов отдыха и санаторий стройматериалами. Что касается дальнейшего развития курортно-санаторного отдыха низовой номенклатуры, то Комиссии было поручено выработать план строительства домов отдыха, санаторий и обслуживания актива, а также установить размер и источник ассигнований на эти нужды. Выработанный план порядка строительства и размер ассигнований требовалось представить на утверждение ЦК партии.[99] Тогда как для всего остального населения Советского Союза «пассивный» курортный отдых не особенно приветствовался.

Подход к внутреннему, «пролетарскому» туризму как к сочетанию активного отдыха с общественно-политической нагрузкой вел к тому, что экскурсии на курорты зачастую соседствовали с посещениями нефтепромыслов и заводов.[100] За решение проблем самодеятельного отдыха вместе с Обществом пролетарского туризма и экскурсий взялся Государственный центральный институт курортологии. В 1930 г. по его инициативе было созвано специальное совещание по вопросам научного обоснования отдыха и туризма в стране с участием ОПТЭ, Народного комиссариата здравоохранения, Осоавиахима, Всесоюзного совета по физической культуре и других организаций. Совещание констатировало, что физиологические основы отдыха в стране еще не изучены и постановило «проблему рабочего отдыха и туризма разработать так, чтобы каждое мероприятие давало реальный, здоровый отдых, чтобы оно реально давало трудовую зарядку, поднимало производительность труда, давало дополнительные источники человеческой энергии».[101]

Из материалов секретного доклада, подготовленного в мае 1932 г. по результатам проверки выполнения наркоматом здравоохранения РСФСР постановлений ЦК ВКП(б) о медицинском обслуживании населения, видно, что «обслуживанию производственных рабочих и колхозников курортной помощью не уделяется еще необходимого внимания». Так, в 1931 г. процент «рабочих от станка» в санаториях составлял не более 41-48%. По пансионатам этот процент был еще ниже - лишь 17-23%, а среди амбулаторных больных рабочих было всего 13–15%. Еще хуже был организован курортный отдых колхозников. Например, из 780 больных в Ливадийском крестьянском санатории в январе 1932 г. находилось только 173 крестьянина, а колхозников из них было всего 28. Перевыполнение на 110-112% плана по завозу больных рабочих и крестьян на курорты в 1931 году достигалось за счет переуплотнения курортов и ухудшения качества обслуживания больных. В свою очередь, бесхозяйственная деятельность курортного начальства (в том числе и повсеместное «разбазаривание продуктов питания») делала массовые курорты убыточными.[102] Тогда как казна не особо спешила с финансовыми вливаниями в «рабоче-крестьянские» курорты. Не секрет, что остановки в курортах в номерах гостиниц были «дороги и доступны людям с хорошими средствами». Поэтому для отдыхающих в курортных зонах рабочих и крестьян предлагалось расселение в дешевых (от 50 копеек до 1 рубля за койку) в общежитиях при Домах крестьянина и некоторых профсоюзов.[103]

Информация о готовящемся строительстве под Москвой «царства отдыха для рабочих», «большого подмосковного лесного курорта» впервые была озвучена на страницах «Правды» 30 января 1929 года. Главный вдохновитель проекта известный советский журналист Михаил Кольцов писал, что в скором времени рядом со столицей появится Зеленый город, в котором смогут отдыхать сразу 130 тысяч рабочих. Отсутствие правительственных дотаций не помешало началу строительства, которое финансировалось профсоюзами, органами здравоохранения и соцстрахования, а также участниками жилищных кооперативов. За основу был взят проект Николая Ладовского, назначенного главным архитектором. Строительство началось уже весной 1930 года, но в начале следующего строительного сезона проект был законсервирован, а собранные на него средства были переброшены на строительство московского метрополитена. Окончательно идея «громадной пролетарской здравницы» была похоронена после ареста Кольцова в 1938 году.[104]

Не удивительно, поэтому, стихийное создание так называемых «народных курортов». Из отчета туристской группы А. Куреллы, представленного в ЦС ОПТЭ в мае 1936 г., мы узнаем о таком «народном курорте» в долине рядом с перевалом Кызгич в Абхазии: «Отсюда в долине на краю леса видна группа деревянных бараков и много шалашей. Это так называемый народный курорт. Вокруг богатого водой «нарзана» (углекисло-серая холодная вода). Здесь летом со всех долин и даже из Сухума собираются местные жители на «лечение». Во время «сезона» здесь небольшой базар. Ночлег можно получить в бараках. Место расположено очень живописно. Сам «курорт» весьма своеобразное зрелище, «курортники» (абхазцы, греки, армяне, латыши и т.д.) очень гостеприимны».[105]

Понятно, что власти не приветствовали такие формы курортной самодеятельности, но и воспрепятствовать этому по разным причинам не имели возможностей. В силу чего, несмотря на монополизацию и централизацию сфер внутреннего и иностранного туризма в СССР, санаторно-курортный отдых оставался дифференцированным по группам населения и сохранял для значительной части советских людей «дикий» характер.

Со второй половины 1930-х гг. тема курортного отдыха приобрела не только воспитательную, но и идеологическую насыщенность. С этого времени курорты всегда связывались с правом на отдых, гарантированным Конституцией СССР. В это же время отдых на курорте стал рассматриваться как награда за хорошую работу или какие-либо достижения. Ситуация существенно изменилась в послевоенные годы, когда курорты упоминаются в периодике с гораздо меньшим пафосом. Именно в этот период курортный отдых стал рассматриваться как удовольствие, а не только как лечение или награда за доблестный труд. В начале 1950-х гг. курорт все больше рассматривается как часть социальной политики государства. Впрочем, и в эти годы новые здравницы строились роскошными и монументальными. Курорт, наполненный символами и ритуалами, сам становился символом новой эпохи.[106]

 

2. Туризм и туристические маршруты советских граждан.

Британский социолог-постмодернист польского происхождения З. Бауман способствовал появлению на постмодерной сцене «туриста» как воплощения мобильности и фрагментации. С одной лишь поправкой, что туризм, в отличие от прогулки, это все-таки вид активности, а не тип личности. Целью туриста выступает новый опыт, им движет стремление покинуть повседневность и «запрыгнуть» в новое пространство. В связи с этим хочется сразу подчеркнуть, что слово «туризм» для тридцатых годов ХХ столетия было в значительной мере эвфемизмом, скорее затемняющим, нежели проясняющим суть данного массового движения. Ведь более привычно воспринимать туризм, прежде всего, как приключение, то есть как некую реальность, противостоящую повседневности.[107] Тогда как под повседневностью чаще всего понимается нечто привычное, рутинное, нормальное, тождественное себе в различные моменты времени.

Известный российский социолог Л.Г. Ионин признает, что для советского человека были вполне доступны различные и более-менее отдаленные от повседневности сферы, такие как наслаждение природой и альпинизмом, путешествиями и спортивным туризмом, научное творчество и культурные переживания. Именно они создавали ощущение полноты жизни и свободы выхода за пределы повседневности советской эпохи.[108] Так то оно так, если бы не это - «более-менее отдаленные». В «кривом зеркале» советской повседневности отражались все эти «конечные области значений», образуя неразрывную цепочку, переход от одного звена которой к другому нередко был незаметен. Не вызывает сомнений, что к концу 1920-х годов сложились типичные советские общественные организации «нового типа», выступавшие формой социальной мобильности и политической социализации населения для выполнения политико-идеологических задач режима. Вполне понятно, что в условиях «большого скачка» пропагандистский аппарат был нацелен на обслуживание, по крайней мере, трех основных задач – индустриализации, коллективизации и повышении обороноспособности страны. Последовательное закрепление в законодательстве об общественных организациях конца 1920-х годов принципов государства «диктатуры пролетариата», и, прежде всего, классового подхода и партийного руководства, способствовало линии на создание очередного общественно-политического и оборонно-спортивного общества, каковым, по сути, являлось созданное 8 марта 1930 г. Всесоюзное добровольное общество пролетарского туризма и экскурсий (ОПТЭ).

Архивные документы и материалы туристической прессы демонстрируют переходившую все мыслимые и немыслимые границы заорганизованность «пролетарского туризма» конца 1920-х – начала 1930-х годов. Так, методическое письмо Центрального Совета ОПТЭ республиканским, краевым, областным и районным организациям Общества «Об участии ячеек ОПТЭ в подготовке к весеннему севу» (1931 г.) содержало подробный план работы туристской группы (бригады) при посещении колхоза. По прибытии на место бригада обязана была связаться с правлением и общественно-политическими организациями колхоза с целью выяснения, прежде всего, степени коллективизации и классового расслоения в районе. Помимо определения основных задач весеннего сева в данной местности, туристы должны были собрать информацию об истории организации конкретного колхоза и о классовой борьбе вокруг его создания, о размерах колхоза и темпах его роста, об общем направлении хозяйства и ведущей его отрасли, итогах 1930 года и контрольных цифрах на 1931 год. Четко был прописан и примерный план ознакомления бригады с колхозной жизнью, включающий осмотр амбаров, машинных сараев и конюшни с целью определения состояния семенных фондов, тракторного парка и тягловой силы. Не должны были остаться в стороне и организационно-экономические вопросы: форма бригад колхоза, применение сдельщины, состояние ударничества и социалистического соревнование, выполнение планов по контрактации и т.п. В процессе осмотра колхоза бригада туристов должна была прийти на помощь колхозникам как путем тех или иных рационализаторских предложений, так и непосредственной помощью в ремонте сельскохозяйственного инвентаря. Экскурсия по колхозу должна была заканчиваться ознакомлением с культурно-бытовыми учреждениями колхоза: столовой, яслями и школой, клубом или красным уголком. В качестве итоговых мероприятий «туристического рейда» настоятельно рекомендовалось проведение совместного с колхозниками производственного совещания и организация в данном колхозе ячейки туристов. По возвращении бригада делала доклад на широком собрании туристов и составляла сводку или рапорт о работе.[109] При этом были разработаны специальная инструкция «Как составлять сводку» и даже сама примерная сводка.[110] Аналогичные методические указания были подготовлены Научно-методическим сектором ЦС ОПТЭ при проведении экскурсий в совхозы и МТС.

Подробно регламентированы были вопросы подготовки агитаторов,[111] включая разрабатываемые Агитационно-пропагандистским отделом Общества тезисы для выступлений,[112] задания и планы работы низовой ячейки туристов[113] и круг рекомендованной литературы для чтения.[114] В методической записке по организации и проведению инструктивных собраний для агитаторов-докладчиков количество последних определялось методом разверстки «в зависимости от количественного состава ячеек». Все агитаторы закреплялись при агитационно-пропагандистском отделе районного или окружного советов ОРТЭ и в зависимости от подготовленности посылались по заводам, клубам, школам и красным уголкам. В разделе «Как проводить инструктивные собрания для агитаторов» инструктивные сборы должны были проводиться не чаще 1 раза в 10 дней, а их продолжительность должна была составлять не более 2-х часов. При этом «время проработки» рекомендовалось разбить на три равных части по 40 минут. I часть состояла из 30-ти минутного инструктивного доклада или беседы по проработанной теме и 10 минут, отведенных на вопросы по инструктивному докладу. 40 минутная II часть представляла собой самостоятельную проработку материала к теме и докладу. И, наконец, содержание III части составляла беседа о том, как читать доклад, как и какими материалами пользоваться при проработке темы и при выступлении. Все участники инструктивных собраний разбивались на группы не более 15-20 человек, в каждой из которых избирался староста, ведущий учет посещаемости и оповещающий об очередных темах и занятиях.[115]

Ежемесячный орган ЦС ОПТЭ «Бюллетень туриста» в специальном разделе предложил примерную программу итогового вечера туризма на тему «Туризм и оборона», обязательно включавшую в себя:

во-первых, вступительное слово представителя партии, Осоавиахима или военного ведомства;

во-вторых, рассказ двух-трех туристов о своих путешествиях с выделением всего того, что имеет значение для военизации движения: переходы пешком и на лодке, походная жизнь, работа с картой и компасом, изучение истории Гражданской войны, знакомство с работой местных организаций Осоавиахима и работа самих туристов по разъяснению населению военной опасности и задач обороны СССР;

в-третьих, краткий доклад военного работника о путях военизации туризма.[116]

Не меньшей регламентации было подвергнуто и само путешествие. Так, каждая туристическая группа должна иметь два типа дневников: групповой, который вел староста, и единоличный. Первый включал в себя три части: маршрутную (характеристику маршрута, снаряжения, баз и стоянок, а также сведения о партийных и комсомольских ячейках и других общественных организациях); общеописательную (быт группы, описание природы и общества); общественно-политические задания, включая вопросы шефства. Что касается единоличного дневника, то, помимо указанных разделов, он должен был включать запись явлений, особо заинтересовавших пишущего (например, геология, классовая борьба, этнография и т.п.).[117]

По «линеечке» были выстроены и правила того, что и как писать о туристических поездках в печатные органы ОПТЭ – журналы «Бюллетень туриста» (позднее – «Турист-активист») и «На суше и на море». В числе рекомендованных тем мы видим следующие «пожелания»:

· освещай социалистическую стройку и коллективизацию сельского хозяйства

· сообщай о горовосхождениях, об экскурсиях с научной и пропагандистской целями;

· указывай новые месторождения полезных ископаемых;

· делись практическими соображениями по маршрутам ОПТЭ;

· оценивай работу отделений и баз, сообщай о замеченных недостатках.[118]

Руководящие органы ОПТЭ сформулировали и семь правил представления материала, «которые должны быть твердо усвоены нашими туристами»:

1) четкое понимание задач пролетарского туризма;

2) серьезная предварительная проработка маршрута и общественно-политических задач;

3) умение использовать этот материал во время путешествия;

4) требовательное и честное отношение к своей письменной работе;

5) максимальное выявление классовых установок на природу и явления общественной жизни;

6) общая грамотность языка и устранение рабского подражания старым литературным образцам;

7) широкое использование языка трудовых масс, без подлаживания и шаблона.[119]

Более того, руководящие указания включали в себя рекомендации по объектам съемок и зарисовок во время туристической поездки. Например, в разделе по обществоведению объекты «культурно-бытовой линии» ограничивались примерами старого и нового быта; а в разделе по социалистическому строительству предлагалось фотографировать, в первую очередь, внешний и внутренний вид заводов, фабрик, рудников, учебных заведений, колхозов и совхозов, МТС, а также процессы механизированного труда.[120]

Документы показывают, что главная задача нового общества заключалась в нахождении собственной ниши в деле помощи «социалистическому строительству». Архивные фонды хранят материалы, отражающие взаимодействие ОПТЭ с другими советскими массовыми организациями – например, Союзом воинствующих безбожников и ОСОАВИАХИМом, Обществами «Друг детей» и «Друзей радио», «ТЕХМАСС» и Обществом борьбы с алкоголизмом, Автодором и Обществом «Долой неграмотность».[121] Подобные контакты определяли и список рекомендованной для чтения литературы. Так, например, по линии Общества «Долой неграмотность», необходимо было, помимо Положения об ячейках ОДН, читать журнал «За грамоту», а сотрудничество с Осоавиахимом предполагало знакомство с журналами «Осоавиахим», «Авиация и химия» и «Самолет». Для плодотворной работы по линии Автодора настоятельно рекомендовались журнал «За рулем» Библиотека Автодора в издании «Огонька», а антирелигиозная пропаганда туристических бригад должна была опираться на такие издания Союза воинствующих безбожников, как, например, газета «Безбожник» и журнал «Безбожник у станка». То есть помимо собственно туристской литературы, каждый турист должен был, так или иначе, познакомиться с журналами «Радио всем» (Общество друзей радио), «Искра» (ТЕХМАСС) и «Друг детей» (одноименное Общество), Уставом Общества борьбы с алкоголизмом и другой литературой, выпускаемой многочисленными советскими массовыми обществами.[122]

Архивные документы свидетельствуют, что на практике туристические группы превращались в передвижные пропагандистские бригады универсального характера. Особенно явственно это проявлялось в ходе перевыборных кампаний советов разного уровня. Так, в связи с предстоящей отчетно-перевыборной кампанией Московское отделение ОПТЭ провело двухмесячный туристский поход за массовое вовлечение в перевыборную кампанию Советов. По рекомендации агитационно-пропагандистского сектора МОС ОПТЭ все районные советы Общества организовали специальные штабы по проведению турпохода, куда вошли представители райисполкомов, райкомов ВКП(б) и ВЛКСМ, ОДН, физкультурных и шефских обществ. Такой же штаб создавался в каждой туристской ячейке. Обязанности между членами штаба распределялись таким образом, что сформировалась целая «армия» организаторов: вечеров и экскурсий по городу, вылазок в села и колхозы, по печати и по литературным киоскам, докладчиков на политические и туристские темы, кино-передвижки, драмкружков и фото-съемки, столярных, слесарных и других бригад для работы в колхозе, по подготовке лозунгов и художественного оформления вылазок.

Штаб, прикрепляя село или колхоз к туристической ячейке, предварительно высылал бригаду из двух человек в село или колхоз с целью разведки. По возвращению бригады из разведки штаб, через стенгазету, беседы и афиши, сообщал о хозяйственно-политическом состоянии обследуемого села или колхоза и организовывал запись желающих принять участие в вылазке. Каждая группа, выезжавшая в колхоз, должна была иметь целый «комплект» докладчиков: на политическую тему, по вопросам политики в деревне и по туризму. Также желательно было иметь отдельных докладчиков для пионерской, комсомольской и женской аудитории.[123]

Этим задачам отвечали такие новые формы работы как «туристские рейды», участники которых проводили социальное обследование отдаленных районов. Еще одной из форм работы туристских ячеек стала «туристская эстафета» - передача пакета с информацией о подписке на государственный заем в деревне. «Туристский конвейер» содержал последовательную цепочку проводившихся в деревне культурно-массовых мероприятий группами туристов, сменявшими одна другую. Стали популярными и «учебные походы» в сельскую местность - знакомство туристов заводов и фабрик с сельскохозяйственным производством. Наибольшее распространение получили «агротехнические походы». Их орбита охватила колхозы, сельхозартели, машинно-тракторные станции района и включала агрономическую учебу по тематике сельскохозяйственного производства.

В сфере военно-оборонной работы туристические группы нацеливались не только на изучение истории Красной армии и проведение бесед о «героической истории» советских вооруженных сил, но и на организацию специальных военизированных походов и групповых и массовых экскурсий на флот, в красноармейские лагеря и казармы. Именно в ходе последних туристы знакомились с военной техникой, тактикой и топографией. Антирелигиозная пропаганда в ходе туристских путешествий активно вовлекала туристов в сферу религиозных отношений, спортивные соревнования вторгались в область игры, номера художественной самодеятельности затрагивали сферу художественного творчества.

Совместные с краеведами и научно-исследовательскими организациями походы по изучению природных богатств, залежей металлов и минералов ископаемых, могущих служить для развертывания местной промышленности, перебрасывали мостик в научную и производственную области. На базе действующих всесоюзных общеознакомительных маршрутов были разработаны 78 специальных, так называемых индустриальных маршрутов, которые охватывали «гигантов промышленности» - предприятия промышленного и сельскохозяйственного производства на Урале, в Сибири, на Украине, в Средней Азии и на Севере. Тематика туристских походов соответствовала шестнадцати утвержденным ВЦСПС темам: черная и цветная металлургия, машиностроение, энергетика и химия, строительство и строительные материалы, полиграфия, текстиль и швейная промышленность, кожевенное, колбасное и кондитерское производство, производство ширпотреба из утиля, коммунальный и железнодорожный транспорт.

ОПТЭ должно было активно участвовать в борьбе за осуществление пятилетки в четыре года, за выполнение и перевыполнение промышленно-финансовых планов. Туристов призывали «методом туризма и экскурсий» способствовать «овладению техникой, устранению производственных неполадок, расширению опыта, рационализации, борьбе с прорывами и т.д.». Главной задачей каждой ячейки ОПТЭ, каждой группы туристов, каждого путешествия и каждой экскурсии становился обмен производственным опытом. «Технический поход пролетарских туристов на ликвидацию прорывов, на организацию встречи нового хозяйственного года» был объявлен постоянным, а призыв «Лицом к производству!» стал звучать как «боевой лозунг туристского движения.[124]

Кроме проведения производственных экскурсий в выходные дни и дни отпуска, настоятельно рекомендовалось «практиковать массовые дни похода за технику», организовывая в один день сразу несколько групп по 4-м разным маршрутам с обязательным введением специального графика движения групп производственных экскурсий. Наряду с изучением своего цеха и предприятия, рекомендовалось знакомство как с однопрофильными производствами, так и с предприятиями других отраслей, а также посещение музеев и научно-производственных учреждений.[125]

В программу туристского путешествия включались элементы трудовой деятельности, а активное, напряженное отношение к жизни (один из основных признаков повседневности согласно критериям основателя социальной феноменологии Альфреда Шюца) становилось основным принципом туристического движения. То есть границы между различными сферами человеческого бытия на практике были тонкими и прозрачными. В Постановлении ЦК ВЛКСМ «Об очередных задачах туристской работы», подготовленному по итогам I Всесоюзного съезда ОПТЭ (апрель 1932 г.), прямо говорилось о «внедрении туризма в быт трудящихся», превращение ОПТЭ в многомиллионную организацию, а ячейки Общества - в «основное звено общества и центр туристической работы на предприятии».[126]

Таким образом, можно говорить о «пролетарском» туризме начала 1930-х годов как одном из специфических каналов вовлечения рабочего класса в осуществление задач первых пятилеток, демонстрации его «руководящей роли» в деле строительства социализма. Более того, ячейки ОПТЭ отчасти приобретали функции общественного контроля над ходом выполнения пятилетних планов в городе и на селе. То есть, перефразируя ставшую хрестоматийной фразу В.И. Ленина, можно сказать, что ОПТЭ выступало не только как коллективный пропагандист и агитатор, но и как коллективный организатор и контролер. Но при этом, собственные задачи ОПТЭ в части превращения Общества в массовое движение и специфика экскурсионно-туристической работы позволяют говорить о туризме тридцатых годов как особой сфере советской повседневности.

Общество пролетарского туризма и экскурсий с первых дней своего создания вело широкую агитационную работу. Для обеспечения пропагандистских кампаний использовались газеты, большими тиражами выпускались листовки и плакаты о задачах общества, туристском снаряжении, лозунги туристов, карты-путеводители и всевозможные брошюры методического характера. Но особое место в этой пропагандистской деятельности Общества приобрели массовые праздники туризма, рассчитанные на одновременное привлечение тысячных масс людей, в преобладающем большинстве мало знакомых с туризмом. Во время праздника использовался весь арсенал действенных агитационных средств: кино, игры с туристским содержанием, карнавальные шествия, в которых туристская тематика являлась стержнем сценария, митинги и т.д.

Первыми сугубо туристскими можно считать слеты московских туристов на Боровском кургане, расположенном у слияния рек Москвы и Пахры, в районе Быково. В июне 1935 г. по инициативе ЦС ОПТЭ и журнала «На суше и на море» на кургане собрались представители всех видов туризма, чтобы торжественно отметить начало летнего сезона. В 1935 г. Президиум ЦС ОПТЭ вынес решение о введении значка «Турист СССР».

Казалось, что перед Обществом открыты новые широкие горизонты. Но, несмотря на то, что ОПТЭ стало приобретать определенный общественно-политический авторитет, Президиум ЦИК Союза ССР счел нецелесообразным дальнейшее развитие туризма в рамках добровольного общества и 17 апреля 1936 г. постановил ликвидировать его.[127] К этому времени в советском руководстве победила точка зрения, что оздоровительная и спортивная работа среди трудящихся и учащейся молодежи является прямой обязанностью ВЦСПС и Всесоюзного совета физической культуры при ЦИКе СССР. Кроме того, профсоюзы обладали значительными финансовыми средствами, которых не было у ОПТЭ, что замедляло создание материальной базы туризма. Руководство и контроль над всей работой в области туризма и альпинизма было возложено на Всесоюзный совет физической культуры при ЦИКе СССР. Тогда как ВЦСПС было поручено непосредственное руководство организацией местных и дальних экскурсий и массового туризма и альпинизма, с передачей в его ведение имущества туристско-экскурсионных баз ОПТЭ, маршрутов союзного и местного значения, а также строящихся объектов.

Ликвидация ОПТЭ не только открывала новый организационный этап развития туризма в СССР, но и, главным образом, отражала общий курс режима на закрытие массовых добровольных обществ. Сталинский режим рассматривал их как потенциально опасные для режима очаги гражданской свободы и вывески для маскирующихся «врагов народа».

 

Контрольные вопросы:

1. Раскрыть понятие коллективной формы отдыха и досуга в первой половине ХХ в.

2. Представить модель коллективной формы отдыха и досуга советского человека.

3. Раскрыть понятие туризм и его составляющие.

4. Перечислить основные туристические маршруты советских граждан первой половины ХХ в.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Конечно, в рамках одной работы трудно реконструировать все аспекты многоликой советской повседневности. В развитии истории повседневности на рубеже XX и XXI вв. прослеживается несколько взаимосвязанных процессов:

во-первых, существенное приращение источниковой базы исследований;

во-вторых, при сохранении традиционного интереса к методологическому инструментарию микроистории и исторической антропологии, более активное использование методологического аппарата социальной психологии в целях дальнейшей антропологизации истории повседневности.

в-третьих, попытки на региональном материале построить типичные картины, характеризующие «повседневность и уровень жизни населения всей страны»;

в-четвертых, обращение к производственной стороне повседневности.

в-пятых, стремление выработать или уточнить понятийный аппарат истории повседневности.

в-шестых, показ того, как в повседневной жизни советских людей происходило замещение поведенческих норм аномалиями, а также шло вмешательство государства в быт граждан;

в-седьмых, попытки вычленить и раскрыть новые, «советские» формы повседневности.

в-восьмых, наметившийся «дрейф» истории повседневности в сторону новой культурной истории с ее интересом к символическим аспектам повседневности;

в-девятых, расширение хронологических рамок исследования советской повседневности. Новый для отечественной историографии пласт проблем, впервые основательно раскрытый применительно к 1920-1930-м годам, постепенно охватывает повседневность периода «оттепели», «застоя» и последующих отрезков советской и постсоветской истории.

Все вышесказанное позволяет констатировать тот факт, что история повседневности не только способна к саморазвитию, но и активно ищет пути новой интеграции. Вполне резонно можно ожидать, что на фоне появления многочисленных «новых историй» (новая социальная, новая локальная, новая культурная, новая политическая и пр.) на историческом небосклоне вспыхнет очередная «сверхновая».

 

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

 

 

1. Алексеев В.В., Букин С.С. Бюджеты рабочих семей как исторический источник // Известия СО АН СССР. 1978. № 1. Сер. Обществ, науки. Вып.1;

2. Андреев С. Ленинский комсомол и пролетарский туризм. М.; Л., 1932. С. 14-15.

3. Андреевский, Г. В. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1930-1940-е годы / Г. В. Андреевский. - [Изд. 2-е. - Москва: Молодая гвардия, 2008. – 445 с.

4. Антонов-Саратовский В. Что снимать и зарисовывать // На суше и на море. 1930. № 6. С. 16-17.

5. Араловец Н.А. Семейные ценности городских жителей России в XX в. // Труды Института российской истории. Вып. 9 / Российская академия наук, Институт российской истории; отв. ред. А.Н.Сахаров, ред.-коорд. Е.Н.Рудая. М.; Тула, 2010. С. 311-331. // Режим доступа: http://ebookiriran.ru/index.php?view=article&section=8&id=139

6. Белькова Н.А. Становление и развитие системы санаторно-курортного лечения в Центральном Черноземье в 20-е-30-е гг. // Курорт» в дискурсивных практиках социогуманитарного знания. Материалы международной научной конференции (Пятигорск, 27-29 апреля 2007 г.). Ставрополь; Пятигорск; Москва, 2007. С. 453,455-456.

7. Бессмертных Ю.Л. Новая демографическая история // Одиссей. 1994. № 1. С. 252-254.

8. Большая энциклопедия кулинарного искусства. Все рецепты В.В. Похлебкина, 2004.

9. Бордов Р. Новый экономический курс Советского Союза (1953-1960). М., I960;

10. Бромлей Н.Я. Уровень жизни в СССР. 1950-1965 // Вопросы истории. 1966. № 7. С. 3-18;

11. Булдаков В.П. Постреволюционный синдром и социокультурные противоречия нэпа // Нэп в контексте исторического развития России ХХ века. М., 2001. С. 210.

12. Бурдье П. Практический смысл / Отв. ред. Н.А. Шматко. М.; СПб., 2001;

13. Бутенко И.Б.Социальное познание и мир повседневности: горизонты и тупики феноменологической социологии. — М.: Наука, 1987. — С. 25.

14. Бюллетень туриста. 1930. № 4-5. C. 9-10.

15. Бюллетень туриста. Месячник ЦС и МОС ОПТ. 1930. № 4-5. № 7-8.

16. Бюллетень туриста.. 1930. № 7. С. 20.

17. Бюллетень туриста.. 1931. № 5-6. С. 19.

18. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 628.

19. Вербицкая О.М. Российская деревня в 1945-1959 гг. (Историко-демографический аспект) // Этот противоречивый ХХ век. К 80-летию со дня рождения академика РАН Ю.А. Полякова. М., 2001. С. 299-301.

20. Весь СССР. Справочник-путеводитель / Сост. Б.Б. Веселовский и др.; Под ред. Д.В. Полуяна. М., 1930.

21. Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М., 1998; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII–начало XX в.). Т. 1–2. СПб., 1999.

22. ГА РФ. Ф. 9520. Оп. 1. Д. 1. Л. 100-101об,102об. и др.

23. ГА РФ. Ф. 9520. Оп. 1. Д. 1. Л. 19-25об.

24. ГА РФ. Ф. 9520. Оп. 1. Д. 1. Л. 33 - 33 об,82-82об.

25. ГА РФ. Ф. 9520. Оп. 1. Д. 1. Л. 33-33об.

26. ГА РФ. Ф. 9520. Оп. 1. Д. 1. Л. 58,61,82-83об,93-94. и др.

27. ГА РФ. Ф. 9520. Оп. 1. Д. 6. Л. 1-13.

28. ГА РФ. Ф. Р-9612. Оп. 1. Д. 20. Л. 13-13об,32,51; Оп. 2. Д. 14. Л. 64; Д. 17. Л. 1. Л. 5-4,11.

29. ГА РФ. Ф. Р-9612. Оп. 1. Д. 8. Л. 100.

30. Гидденс Э. Устроение общества. Очерк теории структурации. М., 2003; Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта / Под ред. Г.С. Батыгина и Л.А. Козловой. М., 2003.

31. Голосенко И.А., Голод С.И. Социологические исследования проституции в России (история и современное состояние вопроса). СПб., 1998. С. 72-73;

32. Гончаров Ю.М. Городская семья Сибири второй половины XIX–начала XX вв.: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. докт. ист. наук. Томск, 2003.

33. Гордон Л.А и др. Черты социалистического образа жизни, быт городских рабочих вчера, сегодня, завтра. М., 1977.

34. Гордон Л.А., Клопов Э.В. Социальное развитие рабочего класса СССР. М., 1974.

35. Гордон Л.А., Клопов Э.В. Что это было? М., 1989.

36. Гордон Л.А., Левин Б.М. Пятидневка: культура и быт. М., 1967.

37. Гофман И. Анализ фреймов: эссе об организации повседневного опыта / Под ред. Г.С. Батыгина и Л.А. Козловой; вступ. ст. Г.С. Батыгина. М., 2003.

38. Гофман И. Порядок взаимодействия / Пер. с англ. А.Д. Ковалева // Теоретическая социология: антология / Сост. С.П. Баньковская. Т. 2. М., 2002.

39. Грицанов А.А. «Анналов» школа // Новейший философский словарь: 3-е изд., исправл. Мн., 2003 [Электронный ресурс] // http://slovari.yandex.ru/dict/phil_dict/article/filo/filo-031.htm?text

40. Гроздова А. В. Меню из СССР // Режим доступа: https://praktik-dietolog.ru/article/106.html

41. Гудков Л. Культура повседневности в новейших социологических исследованиях. Вып. I. М., 1993.

42. Гуревич А.Я. Проблема средневековой народной культуры. М., 1981; Его же. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М., 1990.

43. Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск, 1994.

44. Гущина М. Н. Детская беспризорность в РСФСР в 1917-1941 годы / М. Н. Гущина. // Преподавание истории в школе. № 7. - Москва: Общество с ограниченной ответственностью "Преподавание истории в школе", 2009. - С. 45-47.

45. Денисов Е. Забытые гиганты // Коммерсантъ - BUSINESS GUIDE. 2006. 19 сентября.

46. Дубошинский Н. Социальный состав проституции // Рабочий суд. 1925. № 3-4. С. 125-126.

47. Дьячков И.В. Общественное и личное в колхозах. М., 1968.

48. Журавлев С.В. «Маленькие люди» и «большая история»: иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-1930-х гг. М., 2000. С. 15-16.

49. Журавлев С.В. Иностранцы в Советской России в 1920-е - 1930-е гг. Источники и методы социально-исторического исследования: Дис. на соиск. учен. степ. докт. ист. наук. М., 2000. С. 36-37.

50. Зиммель Г. Конфликт современной культуры. Птг., 1923.

51. Зиммель Г. Проблемы философии истории. М., 1898; Его же. Социальная дифференциация. М., 1909.

52. Зубкова Е.Ю. Общество и реформы. 1945-1964. М., 1993.

53. Известия ЦИК и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. 1917. 12 декабря.

54. Известия ВЦИК. 1918. № 168. С. 3.

55. Ионин Л.Г. Свобода в СССР / Статьи и эссе. СПб., 1997. С. 14,22-23.

56. Казанцев Б.Н. «Неизвестная» статистика уровня рабочего класса (1952-1970) // Социологические исследования. 1993. №4. С. 3-14.

57. Кирьянов Ю.И. Жизненный уровень рабочих России (конец XIX – начало XX в.). М., 1979; Крузе Э.Э. Условия труда и быта рабочего класса России в 1900 – 1914 годах. Л., 1981.

58. Кон И.С. Ребенок и общество. М., 1998. С. 74-79.

59. Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1991. С. 295-306.

60. Кондрашин В.В. Голод в крестьянском менталитете // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.): Материалы международной конференции. М., 1996. С. 121-122.

61. Кристкалн А.М. Голод 1921 г. в Поволжье: опыт современного изучения проблемы: Дисс. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. М., 1997. С. 63,66.

62. Кром М.М. Повседневность как предмет исторического исследования // История повседневности. СПб., 2003. С. 11.

63. Кузнецова Л. Советский курорт как элемент политической культуры // Курорт» в дискурсивных практиках социогуманитарного знания. Материалы международной научной конференции (Пятигорск, 27-29 апреля 2007 г.). Ставрополь; Пятигорск; Москва, 2007. С. 287-288.

64. Лебина Н.Б. О пользе игры в бисер. Микроистория как метод изучения норм и аномалий советской повседневности 20 – 30-х годов // Нормы и ценности повседневной жизни: Становление социалистического образа жизни в России, 1920 – 1930-е годы / Под общей ред. Т. Вихавайнена. СПб., 2000. С. 9–26.

65. Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920-1930 годы. СПб., 1999. С. 89-90.

66. Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии: 1920-1930-е годы. СПб., 1999. С. 5.

67. Лейберов И.П., Рудаченко С.Д. Революция и хлеб. М., 1990. С. 184.

68. Лейбович О.Л. Реформа и модернизация в 1953-1964 гг. Пермь, 1993;

69. Ленин В.И. Полн.собр.соч. Т.35. С.11-12.

70. Леонова Н.А. Отдых и досуг в условиях постреволюционной и послевоенной релаксации: трансформация представлений и основные тенденции развития в 1920-е годы // Курорт» в дискурсивных практиках социогуманитарного знания. Материалы международной научной конференции (Пятигорск, 27-29 апреля 2007 г.). Ставрополь; Пятигорск; Москва: ПЛГУ, 2007. С. 178-179.

71. Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. Л., 1984.

72. Людтке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы в Германии // Социальная история. Ежегодник. 1998/1999. М., 1999. С. 77.

73. Маейр В.Ф. Уровень жизни населения СССР. М., 1977.

74. Маркузе Г. Одномерный человек. Киев, 1995.

75. Микуленок Ю.А. Жилищная политика советской России в 20-е годы ХХ века (на примере юга России). “культурная жизнь юга России” № 3 (54), 2014. с. 119-123 // Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/zhilischnaya-politika-sovetskoy-rossii-v-20-e-gody-hh-veka-na-primere-yuga-rossii/viewer

76. Миненко Н.А. Городская семья Западной Сибири на рубеже XVII–XVIII вв. // История городов Сибири досоветского периода. Новосибирск, 1977. С. 175.

77. Мовзжухина Т.В. Культура повседневности: подходы и методы изучения «курорта» // Курорт» в дискурсивных практиках социогуманитарного знания. Материалы международной научной конференции (Пятигорск, 27-29 апреля 2007 г.). Ставрополь; Пятигорск; Москва, 2007. С. 12-13.

78. Муравьева М.Г. История брака и семьи: западный опыт и отечественная историография // Семья в ракурсе социального знания. Барнаул, 2001. С. 8-9.

79. На суше и на море. 1930. № 4. С. 15.

80. Народное благосостояние: методология и методика исследования / Под ред. Н.М. Римашевской. М., 1988.

81. Наталия Лебина. Советская повседневность: нормы и аномалии. От военного коммунизма к большому стилю. М.: НЛО, 2015.// Режим доступа: https://meduza.io/feature/2015/.../sovetskaya-povsednevnost-pevets-pugovits-i-bumag...

82. Наука на помощь туризму. М., 1931.

83. Никитина Д. Проблемы устной истории на VII Международной конференции // История СССР. 1990. № 6. С. 216.

84. О борьбе со спекуляцией. Сборник законов, постановлений правительства, инструкций, ведомственных приказов, постановлений и определений Верховных судов СССР и РСФСР. М., 1939. С. 14.

85. Ожегов С.И.Словарь русского языка. — М., 1993. — С. 467.

86. Организуем перекличку отделений // Бюллетень ЦС ОПТ и Московского обл. отд. ОПТ. 1930. № 1. С. 8-11.

87. Орлов И.Б. Советская повседневность. // Режим доступа: https://www.hse.ru/data/261/449/1233/

88. Осокина Е.А. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941. М., 1999. С. 125.

89. Очерки русской культуры XVI века. Ч. 1. М., 1977. С. 182-224.

90. Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М.,1997. С.231-232.

91. Панин С.Е. Борьба с проституцией в России в 1920-е годы // Вопросы истории. 2004. № 9.

92. Панин С.Е. Потребление наркотиков с Советской России (1917-1920-е годы) // Вопросы истории. 2003. № 8.

93. Петроградский Военно-революционный комитет: Документы и материалы: В 3-х тт. Т. 1. М., 1966. С.108-109, 219.

94. Поляков Ю.А., Писаренко Э.Е. Исторические аспекты изучения советского образа жизни // Вопросы истории. 1978. № 6.

95. Похлебкин В. В. Национальные кухни наших народов, М., 1997.

96. Пушкарева Н.Л. Предмет и методы изучения «истории повседневности» // Этнографическое обозрение. - 2004. - № 5. - С. 3.

97. Рабжаева М.В. Семья в русском обществе: исторический и социокультурный анализ. Режим доступа: http://www.gender-cent.ryazan.ru/rabzhaeva1.htm

98. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 108. Л. 1-4.

99. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 108. Л.1-2,4.

100. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 62. Л. 36–45об.

101. Русина Ю.А., Мазур Л.Н. История семьи: перспективы исследования // ИБ АИК. 1997. № 21. М., 1997. С. 88–90; Антонов Д.Н., Антонова И.А. Восстановление истории семей и компьютер // Компьютер и историческая демография. Барнаул, 2000. С. 107–136.

102. Семанов С. Кронштадтская молния // Москва. 1994. № 3. С. 147.

103. Сенявский С.Л. Изменения в социальной структуре советского общества, (1938-1970 гг.). М., 1973.

104. СЗ. 1932. № 84. Ст. 516.

105. Систематический 5сборник декретов и распоряжений правительства по продовольственному делу. Книга первая. 1 октября 1917 - 1 января 1919 г. Б.м., б.г. С. 591-593.

106. Собрание законов и распоряжений Рабоче-крестьянского Правительства СССР. 1936. 25 мая. Ст.187.

107. Советская повседневность первой половины ХХ века: библиографический список литературы (2000-2016 гг.) / [сост.: В. А. Кротова]; Донецкий нац. ун-т, Науч. б-ка, Отд. справ.-библиогр. и информ. работы. - Донецк: ДонНУ, 2016. - 36 с.

108. Советская повседневность первой половины ХХ века [Электронный ресурс]: библиографический список литературы (2000-2016 гг.) / [сост.: В. А. Кротова]; Донецкий нац. ун-т, Науч. б-ка, Отд. справ.-библиогр. и информ. работы. - Донецк: ДонНУ, 2016. - Электронные данные (1 файл).

109. Советская повседневность первой половины ХХ века [Электронный ресурс]: библиографический список литературы (2000-2016 гг.) / [сост.: В. А. Кротова]; Донецкий нац. ун-т, Науч. б-ка, Отд. справ.-библиогр. и информ. работы. - Донецк: ДонНУ, 2016. - Электронные данные (1 файл).

110. Советские нации и национальная политика в 1920-1950-е годы, международная научная конференция (6; 2013; Киев). Материалы..., 10-12 октября 2013 г. [Электронный ресурс] / Государственный архив РФ; Международное ист.-просвет. благотвор. и правозащит. о-во "Мемориал"; Институт науч. информ. по обществ. наукам РАН; Президентский центр Б. Н. Ельцина. - Москва: Полит. энцикл., 2014. - Электрон. дан. (1 файл).

111. Соколов А.К. Источниковедение и путь к современной лаборатории изучения новейшей истории России // Мир историка. ХХ век: Монография. М., 2002. С. 326-327.

112. Соловьева З. Обитатели «ночлежки» и других благотворительных организаций в перспективе социологии повседневности // http://www.indepsocres.spb.ru/sbornik9/9_solov.htm

113. Сорокин П. Кризис современной семьи // Ежемесячный журнал литературы, науки и общественной жизни. 1916. № 2–3.

114. Социальные ориентиры обновления: общество и человек / Под ред. Т.И. Заславской. М., 1990.

115. СУ. 1918. № 1. С. 6-7.

116. СУ. 1918. № 38. С. 471.

117. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001. С. 59.

118. Харитонова А.Е. Основные этапы жилищного строительства в СССР // Вопросы истории. 1965. № 5. С. 63-67.

119. Хрестоматия по истории России: учеб. пособие / А. С. Орлов, В. А. Георгиев, Н. Г. Георгиева, Т. А. Сивохина; Московский гос. ун-т им. М. В. Ломоносова. - Москва: Проспект, 2015. – 588 с.

120. Шюц А. О множественности реальностей // Социологической обозрение. 2003. Т. 3. № 2.

121. Эмар М. Образование и научная работа в профессии историка. Современные подходы // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 21.

122. Fitzpatrick Sh. Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times: Soviet Russia in the 1930s. N. Y., Oxford, 1999. С. 35-49.

123. Hareven T. The Family is Process: The Historical Study of the Family Circle // Journal of Social History. 1974. № 7. P. 95–97.

124. IX Всероссийский съезд Советов. 1922. № 2. С. 4.

125. Schutz F. Collected Papers // The Hague. V. 1-3. 1962-1966.

126. The Family in Imperial Russia. Urbana; Chicago; London, 1976; Rudolph R.L. Family Structure and Proto-Industrialization in Russia // The Journal of Economic History. Vol. 40. 1980.

127. Engel B.A. Between the Fields and the City. Women, Work and Family in Russia, 1861–1914. Cambridge, 1994.

128. Wagner W.G. Marriage, Property, and Low in Late Imperial Russia. Oxford, 1994.

ПРИЛОЖЕНИЕ № 1

 

Донбасс: три страшных времени [128]

 

В 20 ст. украинский народ пережил три страшных периода, связанных с голодом - 1921-1923, 1932-1933, 1946-1947гг. Каждый период сопровождался войнами, разрухой, репрессиями против крестьянства.

1921 год. 4-й год гражданской войны и военная интервенция. Разруха. Продразверстка (изъятие излишков хлеба у крестьян) и раскулачивание зажиточных семей с конфискацией имущества. Страшная засуха весной и летом. Голод, разразившийся с весны 1921г. не имел до этого аналогов в Украине и России. Больше всего засуха поразила регионы Украины и Поволжье России. В Украине особенно пострадали Екатеринославская, Донецкая, Запорожская, Николаевская, часть Одесской губерний. В г.Мариуполе за первые 6 месяцев 1922г. родилось 281, а умерло 2.931 человек, в Керменчикской волости Юзовского уезда родилось 49, а умерло 310, в Дебальцевском уезде родилось 1.562, а умерло 3.343, а по всему Юзовскому уезду родившихся было 854, а умерших 2.194 человек. Официально были зарегистрированы случаи людоедства. Среди городов Донецкой губернии наиболее невероятных размеров достигла заболеваемость и смертность в Мариуполе. Здесь положение рабочих ничем не отличалось от положения сельского населения. Число голодающих детей в Украине достигло в июле 1922г. 1.800.000. Больше всего погибло детей в возрасте до 5-ти-6-ти лет. По данным Мариупольского уездного комитета КП(б)У в с.Мало-Янисоль насчитывалось 2800 голодающих детей, с.Темерюк - 5217, с.Ново-Керменчик - 2300, с.Ново-Янисоль - 195.

Голод 1921-1923гг. наиболее известный в истории. В архивных фондах партийных органов и исполнительной власти хранятся документы, свидетельствующие о страшных событиях. По статистическим данным уездных комитетов КП(б)У за январь-февраль 1922г. из-за сокращения норм Наркомпрода уволено по металлургическому заводу г.Юзовки 5 тыс. человек. С марта по сентябрь 1921г. из Донбасса уехало 6 тыс. забойщиков. В Гришинском уезде к марту 1922г. насчитывалось 72.324 голодающих человек, умерших 755 человек. По данным метрических книг церквей в 1922г. в с.Кодемо Бахмутского уезда (Артемовский район) родилось 45 человек, умерло 97, из них от голода и истощения 10 человек. На ст.Амвросиевка родилось 94 человек, умерло 48, из них от голода и истощения 14 человек. В сл.Амвросиевка умерло 211 человек, от голода - 94 (записи о рождении есть только за январь). В пос. Белояровка (Амвросиевский район) родилось 93 человека, умерло 138, от голода - 52. В с.Закотное (Красный Лиман) родилось 84 человека, умерло 115, от голода - 20. В слободе Харцызскской (г.Харцызск) за январь-июль умерло152 человека, из них от голода - 77 (записи о рождении отсутствуют). В некоторых селах уезда население до такой степени было обессилено, что не в состоянии было хоронить умерших. По многим церквям метрические книги записей о смерти за 1921-1923гг. просто отсутствуют.

Как только были получены первые грозные вести о голоде, 12 июля 1921г. в Украине была организована Центральная Комиссия Помощи Голодающим (ЦКпомгол), которая выступила с обращением ко всему населению Украины. 6-й Всеукраинский съезд Советов и Партийная Конференция призвали рабочих и крестьян Украины не ограничиваться широкими мероприятиями добровольной помощи. Состоявшийся вслед за этим 9-й Всероссийский съезд Советов вынес постановление о введении общегражданского налога как основного ресурса для дальнейшей борьбы с голодом. Помощь голодающим стала законом Республики. Рабочие в городах первыми ввели обязательную для себя постоянную помощь, не дожидаясь обращения ЦКпомгола. Несмотря на свое тяжелое материальное положение, они повсюду установили регулярное отчисление со своего заработка - в среднем 4% со всех видов получаемом ими платы. Особенно грандиозные размеры приняла трудовая помощь в Донбассе. Там шахтеры, сами полуголые, полуголодные на воскресниках добыли более 3,5 миллионов пудов угля для голодающих, и уже в декабре и январе 1922г. ЦКпомгол получил хлеб в обмен на этот уголь.

В отдаленных местах Украины сначала отнеслись с недоверием ко всем разговорам о голоде как к "выдумке большевиков". Волынские крестьяне собрали 42 вагона хлеба и вместе со своими представителями повезли хлеб в изголодавшуюся Николаевщину. Волынцы поехали с тем, чтобы вернуть собранный хлеб обратно, если не увидят на месте того, о чем им говорили. Но когда делегаты побывали в голодающих селах, то они не только не повезли своего хлеба обратно, но с того времени оказывали постоянную помощь. Спасаясь от голода в Поволжье, Сибири и Урале в Украину, представлявшуюся "хлебным раем", двинулись десятки тысяч беженцев. До десяти тысяч беженцев, разместившихся в Запорожской губернии, почти поголовно вымерли. Такая же ситуация была в Мариуполе, Херсонщине и других местах.

В начале 1922г. советским правительством был издан ряд постановлений и резолюций, связанных с оказанием помощи голодающим, в том числе Постановление ВЦИК "О передаче церковных ценностей в фонд голодающим". Согласно данному постановлению сокрытие от описи драгоценных предметов из золота, серебра, камней, слоновой кости каралось принудительными работами на срок до одного года и конфискации всего имущества религиозных общин или церковных организаций. Помощь голодающим сопровождалась репрессиями против священнослужителей, разграблением церквей различных конфессий. Патриарх Тихон выступил с обращением к народу в защиту церкви, за что был арестован. В Бахмутском, Гришинском, Юзовском уездах целый ряд сельсоветов постановили изъять церковное