Семитизмы заимствования

Новый Завет содержит целый ряд терминов, заимствованных из семитских языков (как-то: аминь, авва, аллилуйя) или представляющих собой транскрипцию семитских слов (как-то: Мессия, суббота, пасха и др.). Сами по себе эти заимствованные слова ничего не доказывают, потому что кто угодно может процитировать несколько иностранных слов, даже не зная самого языка.

Семитизмы подражания

Влияние Септуагинты, т. е. греческого перевода Ветхого Завета, могло быть столь же значительным на эллинизированных евреев, как и влияние еврейского текста на евреев неэллинизированных. Автор, привыкший читать Библию по тексту Септуагинты, мог спонтанно воспроизводить ее формулировки, которые в свою очередь были кальками иврита. Как мы вскоре увидим, это влияние могло проявляться главным образом в выборе определенных слов и определенных выражений. Но оно, без сомнения, лишь в малой степени отразилось на синтаксисе, ибо, когда мы говорим на каком-нибудь языке, мы стремимся быть понятыми. Когда тот или иной автор Нового Завета употребляет не свойственную греческому языку конструкцию, это может быть объяснено влиянием его родного языка или изредка обусловливаться подражанием, пусть даже бессознательным, синтаксическим неправильностям Септуагинты. Однако чтобы не погрешить против необходимой научной строгости, пойдем как можно дальше и установим принцип: каждый раз, когда какой-либо оборот в Новом Завете явится воспроизведением оборота Септуагинты, мы будем рассматривать его как возможное подражание и, таким образом, не будем придавать ему никакой доказательной ценности. Это потребует долгой работы по сопоставлению текстов²³, что устранит многие из предполагаемых семитизмов. Но, по крайней мере, будет раз и навсегда покончено с обвинением в подражании Септуагинте.

Семитизмы мышления

«Одна из наиболее ярко выраженных особенностей языка Нового Завета состоит в нежелании или бессилии комбинировать, синтезировать, подчинять различные элементы мысли и в результате конструировать такие периоды, какие предлагает литературный язык классических авторов. Этому нежеланию или этому бессилию соответствует очень заметная тенденция разъединять элементы мысли, чтобы выражать их по отдельности... Эта характерная особенность новозаветного греческого постоянно обнаруживается в общей структуре языка... Так возникло то, что мы назвали разъединением греческого языка. Для еврея это было отсутствие сочетаний и подчинений, характерных его собственному языку. Для грека это было разъединение его родного языка, на котором он сам писал»²⁴. Кроме того, семиты любят выражать свою мысль с известной полнотой/Там, где мы предпочли бы более сжатую форму, они часто дают более полное описание. Так, они выразят два аспекта одного действия, тогда как мы замечаем только один. Вместо того, чтобы просто написать: «он пришел, он сказал, он увидел», они охотно напишут: «он поднялся и пришел, он открыл уста и стал говорить, он возвел очи и увидел, он стал говорить²^ и сказал»... Точно так же часто упоминается, что кто-то «начал делать то или иное дело», тогда как мы считаем это уточнение излишним. Видимо, эта форма мышления вообще обусловлена структурами мысли, приобретенными в детстве. Таким образом, она вполне может сохраниться у взрослого человека, говорящего на другом языке. Следовательно, се-митизмы этого типа могут способствовать определению среды, из которой вышел тот или иной автор, но на них никогда нельзя полагаться при определении языка, на котором был создан оригинал какого-либо труда.

Семитизмы лексики

Люди, владеющие несколькими языками, знают, что очень часто слова одного языка не соответствуют со всей точностью словам другого. В одном они имеют красочность, широту, силу, которых не имеют в другом. Если мы замечаем это уже между близкими языками, как английский и французский, то с гораздо большим основанием можно ожидать многочисленных расхождений между языками столь различными, как иврит и арамейский, с одной стороны, и греческий или европейские языки — с другой. Приведем хотя бы один пример: у нас «сын» обозначает тесную связь родства между отцом, матерью и их детьми; у семитов это слово обозначает гораздо более расплывчатую связь и допускает употребление его в гораздо более широком смысле; вместо того чтобы сказать: гражданин царства, приглашенный на пир, осужденный на адские муки, человек доброй воли, раб мира сего, служитель добра, уготованный к Воскресению, орудие зла, противник веры; здесь скажут: сыны царства (Мф 8:12; 13:38); сыны чертога брачного (Мф 9:15; Мк2:19; Лк 5:34); сын геены (Мф 23:15); сын мира (Лк 10:6); сыны мира сего (Лк 16:8; 20:34); сыны света (Лк 16:8; Ин 12:36; 1 Фес 5:5); сыны Воскресения (Лк 20:36); сын погибели (Ин 17:12; 2 Фес 2:3); сыны противления (Еф 2:2; 5:6; Кол 3:6), а слишком бурное рвение Иакова и Иоанна принесет им наименование «сынов громовых» (МкЗ:17)²⁶.

Разумеется, знание этих лексических семитизмов очень важно для лучшего понимания подлинной мысли автора, и потому экзегеты тщательно их изучают, а переводчики стараются найти для них точные эквиваленты. Они также могут служить доказательством того, что автор того или иного текста имеет семитское происхождение. Для исследования же первоначального языка Евангелий эти семитизмы не следует принимать в расчет, так как они свидетельствуют^) наиболее близком автору языке, но не являются доказательством того, что он действительно написал свое произведение на этом языке.

Семитизмы синтаксиса

Поскольку синтаксис является общепринятым сводом правил, регулирующих связь между словами, он предполагает углубленное знание языка. Правильное употребление глаголов, предлогов, союзов, различных дополнений настолько сложно, что необходима очень длительная практика, чтобы не допустить какой-нибудь ошибки, в особенности, когда языки отражают столь различные психологии, как семитская и греческая. Вот простейший пример: в выражении a la maison du roi [в доме царя] иврит (а в отдельных случаях и арамейский) опускает артикль перед первым словом — a maison du roi²¹. Таким образом, семит, говорящий по-гречески, проявит тенденцию опустить артикль в этом случае и сохранить свой привычный оборот, как мы и видим в действительности во многих местах в Новом Завете.

Приведем другой пример. В греческом языке глаголы

«сказать» или «говорить» требуют дательного падежа, тогда как в иврите (но не в арамейском) они допускают также предлог «к». Именно поэтому мы так часто встречаем в Евангелиях (особенно у Луки) выражения «сказать к кому-нибудь» или «говорить к кому-нибудь». Подобные синтаксические особенности чрезвычайно многочисленны, но в теории они ничего не доказывают в отношении языка оригинала, так как всегда можно возразить, что авторы Евангелий находились под влиянием своего родного языка²⁸. Однако, когда эти синтаксические ошибки намного превышают пределы вероятного, особенно у писателя, недостаточно хорошо знающего язык, приходится предположить, что они допущены слишком добросовестным переводчиком, желающим калькировать вплоть до малейших деталей текст, рассматриваемый как священный.

Семитизмы стиля

Семитская проза гораздо ближе к стилю устной речи, чем проза греческая, более изысканная. Она не стремится строить фразы, но часто довольствуется тем, чтобы выстроить ряд предложений, связанных простым «и». Ее не страшит монотонность, тогда как в греческом проявляется тенденция к разнообразию. Точно так же она не избегает повторения нескольких однокоренных слов, ибо повествователю эти повторы облегчают запоминание текста, которому они придают большую выразительность: «... Вышел сеятель сеять семя свое, и когда онсеял...» (Лк 8:5); «Желанием желал Я...» (Лк 22:15); «И устрашились страхом великим» (Мк 4:41; Лк 2:9); «Они возрадовались радостью весьма великою» (Мф 2:10). Но опять-таки, из этих стилистических привычек нельзя извлечь никакого весомого аргумента, потому что семит мог сохранить их даже тогда, когда он изъяснялся по-гречески.

В поэзии греческий язык имеет очень строгие законы. В стихе долгие и краткие слоги должны следовать друг за другом в определенном порядке. В иврите²⁹ характер и число слогов не определены, здесь поэтической единицей является не стих, а строфа, которая содержит во всем стихотворении положенное число стихотворных строк, группирующихся согласно гармоничному параллелизму³⁰. Если бы поэтические тексты Евангелий были написаны на греческом языке, то они должны были подчиняться законам греческой версификации, но этого явно не происходит: Песнь Захарии, Песнь Пресвятой Богородицы, Отче наш, Пролог Ин, Первосвященническая молитва Спасителя (Ин 17) не соблюдают ни одного из законов греческой поэзии, но построены по правилам поэзии ивритской. Если бы авторы этих дивных текстов писали по-гречески, они постарались бы следовать нормам этого языка. И если они предпочли подчиниться нормам ивритской поэзии, то не потому ли, что писали на иврите? В вопросе поэзии, доводы в пользу семитизмов начинают заслуживать известного внимания.

Серьезным аргументом служит еще одно типично ив-ритское стилистическое явление. В иврите любят начинать текст или период словом wayyehi (и стало), затем ставят обстоятельство времени, которым обычно является инфинитив, вводимый предлогом «в» («в делать», т. е. когда делал), затем фраза продолжается другим глаголом, которому обычно предшествует «и»^3]. Этот оборот встречается более трехсот раз в Ветхом Завете. Септуагинта обычно переводит это буквально kai egeneto en to (было в то время когда), за которым следует обстоятельство времени, выраженное инфинитивом, подлежащее и дополнения, а потом фраза продолжается союзом kai (и), за которым следует другой глагол в изъявительном наклонении. В результате получается: «Ислучилось в делать ему (то или иное) и (такой-то человек) сказал...» Этот варварский оборот никогда не встречается в тех текстах Нового Завета, которые, несомненно, были написаны по-гречески: во второй части Деяний³², в посланиях и даже в Апокалипсисе, но он встречается два раза у Марка, шесть раз — у Матфея и тридцать два раза — у Луки. Если это было влияние Септуагинты, то почему оно проявилось только в синоптических Евангелиях? И почему авторы, желающие быть понятыми своими читателями, избирали оборот, столь близкий к тарабарщине?³³ То, что переводчики сохранили его (вследствие излишнего буквализма), это уже говорит о многом. Поскольку этот оборот отсутствует в арамейском, его наличие свидетельствует об ивритском, а не арамейском оригинале; может быть, этим объясняется его отсутствие у Иоанна. Как бы то ни было, поскольку этот оборот существует в Септуагинте, не будем чрезмерно настаивать на нем и допустим, что он мог быть внушен желанием подражать Септуагинте.

Семитизмы композиции

Назовем так те случаи, когда композиция текста вызвана семитизмом, т. е. случаи, когда текст не существовал бы в той форме, какую он имеет в настоящее время, если бы не был создан в таком именно виде на иврите. И тогда, без всякого сомнения, каждый из этих случаев является (если опять-таки не ссылаться на случайность) прямым и строгим доказательством того, что оригинал был написан на иврите и впоследствии переведен на греческий.

Евангелие от Марка начинается словами: «Начало Евангелия Иисуса Христа, СынаБожия, как написано у пророков: вот, Я посылаю Ангела Моего предлицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою. Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему. Явился Иоанн, крестя в пустыне (и)³⁴проповедуя...» (Мк 1:1—4). Что означает эта цитата из Исайи (где, кстати, комбинируется Исх 23:20, Мал 3:1, причем в иной форме, чем в Септуагинте, и Ис 40:3)? Комментарии, даже новейшие, не дают никакого удовлетворительного ответа. А между тем он очень прост. Оригинальный текст Исайи нам известен: qol qore' bemidbar = глас, вопиющий в пустыне... И если мы переведем на иврит Мк 1:4, то получим, без сомнения: wayyehl Yohanan matbil³⁵ bemidbar (we)qore'³⁶ Слова bemidbar (в пустыне) и qore'(вопиющий или проповедующий) взяты из Исайи и применены к Иоанну Крестителю по методу pesher, как его обычно практиковали в Кумране (и в других местах)³⁷. Но этот повтор, оправдывающий наличие цитаты из Исайи, существует только в иврите, его нет в греческом, где переводчик допустил оплошность, употребив в первом случае boontos (как в Септуагинте), а во втором — kerusson; для того чтобы этот повтор стал явным в переводе, надо было бы употребить в обоих случаях глагол «возглашать»; у Исайи: «Глас, возглашающий в пустыне», и у Марка: «... в пустыне возглашая крещение покаяния». Таким образом, цитата из Исайи соотносится с повествованием Марка только в иврите, но не в греческом, где ее смысл пропадает³⁸. Если бы автор писал по-гречески, он бы ее не употребил. Она представляет собой семитизм композиции.

Песнь Захарии, приводимая в Лк 1:68-79, состоит из трех строф, в каждой из которых — семь стихотворных строк; первая строфа начинается библейской и кумран-ской формулой: «Благословен (буди) Господь Бог Изра-илев»; третья, — как обычно в Кумране, личным местоимением: «И ты, отроча...»³⁹; во второй строфе первый стихотворный ряд: «... сотворить милость с отцами нашими», где выражение «сотворить милость» переводится глаголом hanan, который является корнем слова Yohanan (= Иоанн), и затем следует второй стих: «воспомянути завет святой», где «воспомянуть» — перевод слова zakar, корня Zdkaryah (= Захария); затем третий стихотворный ряд: «... клятву, которою клялся Он Аврааму, отцу нашему», употребляет в двух различных формах корень shaba''{клясться, присягать), т. е. корень 'Elishabavat (= Елисавета). Случайно ли вторая строфа этого поэтического текста открывается троякой аллюзией на имена трех действующих лиц: Иоанна, Захарии, Елисаветы? Но эти отсылки существуют только в иврите, и греческий и французский переводы его не сохраняют⁴⁰.

В Мф 1:21 ангел говорит Марии: «... Наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их». Отношение причинности, выраженное союзом ибо, наличествует в иврите, где yoshia' (спасет) воспроизводит корень и звучание Yeshua' (Иисус), но оно отсутствует в греческом. Следовательно, эта фраза должна была быть произнесена и написана на иврите⁴¹. В греческом отношение причинности исчезает, а во французском переводчики должны объяснять его в примечании⁴².

Как мы видим из этих примеров, иврит любит игру слов и с удовольствием прибегает к ассонансам, которые облегчают работу памяти. Другой типичный пример скрывается в Отче наш (Мф 6:12-13), где слово «оставлять» соответствует корню nasa', «долги» и «должники»-nashah⁴³, а «искушение» — корню nasah⁴⁴. Неужели и это только простая случайность? Не разумнее ли признать, что эти слова были выбраны намеренно, чтобы создать своего рода внутреннюю рифму?

Тройная игра слов существует и в Мк 3:14-15: Иисус поставил апостолов, «... чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они... имели власть... изгонять бесов»; «посылать» — это перевод глагола shalah, «иметь власть» — глагола shalat, а «изгонять» — глагола shalak. Это снова случайность? А эти три глагола поставлены даже в алфавитном порядке (het, tet, kaf).

Много других примеров игры слов обнаруживается при изучении ивритской основы наших Евангелий⁴⁵.

Почему Мк 1:13, который так сухо резюмирует искушение и пребывание в пустыне, уточняет, что Иисус «был со зверями»! Не по причине ли прекрасной игры слов wehayah'im hahayyah?

И почему Мф 3:9 и Лк 3:8, желая показать силу Бо-жию, говорят о превращении камней в сынов Авраамо-вых! Уже многими комментаторами отмечалось, что этот пример избран евангелистами потому, что «камни» — это 'abanim, а «деты» — banim⁴⁶.

В Песни Пресвятой Богородицы (Лк 1:46) французский перевод содержит игру слов: Mon ame exalte le Seigneur et mon esprit exulte en Dieu Mon Sauveur; однако — по любопытному совпадению — та же игра слов существует и в иврите: tagdel и wetagel⁴¹.

В Мк 2:6 книжники «сидят и помышляют»: yoshebim wehoshebim.

В Мк 2:21 и Мф 9:16 «дыра» (qera') становится не «больше», как следовало бы ожидать и как действительно переводит Вульгата, а «хуже» (га').

В Мк 3:10 люди, стремившиеся «прикоснуться» (naga^c к Иисусу, именуются не «больными», а «имевшими язвы» (nega^c).

В Мк 4:6 и Мф 13:6 упоминание о солнце нисколько не обязательно (и действительно, Лк 8:6 его опускает), но «солнце» (shemesh) фонетически сближается со словом «корень» (shoresh), В Мк 6:38 Иисус говорит им Пакет): «Сколько у вас (laкет) хлебов» (lehem)? Пойдите...» (lekou).

В Мк 9:18 одержимый «испускает пену (weyaraq) и скрежещет зубами» (weharaq).

В Мк 10:34 Иисус предсказывает, что «поругаются над Ним (wesahaqu bo)... и оплюют Его (weyarequ bo)...»

В Мк 11:15 и Мф 21:12 упоминаются «столы менял», потому что «столы» переводятся shulehanot, а «менялы» — shulehanim.

В Мк 13:8, Мф 24:7 и Лк 21:11 Иисус предсказывает «землетрясения» (ra'ashim) и «глады» (ra'abim).

В Мк 13:21: «Вот, здесь..... вот, там» соответствует

hinneh hennah... hinneh hennah.

В Мк 14:11 первосвященники, «услышав (wayyishme'u), обрадовались (wayyismehu»).

В Мк 14:16 два ученика «пошли (wayyese'u) и нашли (wayyimsecccu)».

В Мк 14:41 и Мф 26:45 «спите и почиваете» предполагает, по ивритскому переводу Нового Завета Делича, numu wenuhu.

В Мк 14:65 «закрывать (лицо)» и «бить по ланитам» соответствует корням satar и satar и может быть в одинаковой каузативной форме.

В Мф 9:8 объединены глаголы: «увидел» (wayyir'u) и «испугался, удивился» (wayyir'u); такое же «совпадение» снова появляется в Мф 14:30 и 27:54, в Мк 5:15 и Ин 6:19, но больше нигде в Новом Завете, т. е. нигде в текстах, без сомнения, написанных по-гречески; напротив, в Ветхом Завете оно встречается шестнадцать раз⁴⁸.

Тогда как в Мк 6:29 сказано: «Ученики его (Иоанна), услышав, пришли и взяли тело его, и положили его во гробе», в Мф 14:12 читаем: «Ученики же его, придя, взячи тело его и погребли его», ибо таким образом объединяются глаголы wayyiqrebu (прийти) и wayyiqberu (погребли).

У Мк 14:34 сказано: «побудьте здесь и бодрствуйте», но в Мф 26:38 добавлено «со Мной»; этим достигается ассоциация 'imdu (побудьте) и 'immadi (со Мной).

Конечно, можно оспорить тот или иной из этих обратных переводов, а отдельные из них можно приписать случаю. Но можно ли оспорить их все и всё списать на волю случая? А если нет, то следует признать доказательное значение этих семитизмов композиции, ибо их члены были выбраны на иврите именно для того, чтобы осуществить эти ассонансы, которые исчезают как в греческом, так и во французском.