Господи Боже, я ведаю, что ты есть.
Ты — это Мир, и я — частица твоя.
С благодарностью следуя воле твоей
в заботах и радостях молю тебя:
дай силы и уверенности, знаний и
возможностей творить Добро
во благо твоя и людей
и даруй благодать и миру,
и России, и Адели.
Аминь!
В таблицах приведены параметры трех указанных текстов в сравнении с аналогичными параметрами универсальных суггестивных текстов.
Заметим, что в групповом варианте безликая молитва сменилась романтичным названием «Молитва Адели» (основной фоносемантический признак — прекрасный (8.40). Сравнение же фоносемантики всех трех вариантов с показателями универсальных суггестивных текстов свидетельствует о наибольшей близости «группового» варианта универсальным текстам в целом (Молитва-1 нейтральна, Молитва-2 обладает меньшим набором суггестивно значимых признаков верхней части шкалы). Звукобуквенный состав текстов указывает на некоторую преемственность и подтверждает гипотезу о том, что человек сам пишет текст мифа, находясь в измененном трансовом состоянии. Голубой цвет молитвы Адели вполне соответствует славянской традиции, тогда как первый вариант преимущественно «сиреневый», а второй — «красный».
Сравнение объема молитв показывает, что групповой вариант «Молитва Адели» включает 54 слова, а собственные варианты — 41 и 100 слов. Самым литературным и близким по показателям к универсальным суггестивным текстам является текст мифа, за ним следует короткий авторский I вариант (вспомним, что с точки зрения фоносемантического анализа он является нейтральным). Особенно заметно увеличение индекса предсказуемости, который в Молитве-II равняется 77.00.
Особенно наглядно сравнение грамматического состава трех вариантов молитвы Адели с аналогичным составом христианских молитв. В максимальной степени к классическим молитвам приближен групповой мифологический вариант.
Таким образом, даже при наличии определенной концепции: общей идеи, жанра, ключевых слов и пр. создать самостоятельно миф чрезвычайно трудно, а тем более социализировать его. Как утверждает А. Добрович: «Все талантливое — суггестивно, но не все суггестивное — талантливо». Когда в процесс фольклорного творчества включается конкретное сообщество людей, актуализируются таланты коллективного бессознательного. Можно предположить, что, сколько людей в группе — столько поколений оттачивало бы эмоциональный рассказ об этом замечательном человеке, пока бы он не достиг совершенной формы, хранимой впоследствии МС, как это происходит с универсальными суггестивными текстами. (Мы знаем, что они создавались наиболее продуктивными коммуникаторами своего времени, проходили проверку временем и сохранялись впоследствии неизменными). Используя ВМЛ мы достигаем аналогичных результатов в течение нескольких часов!..
В заключении остается отметить, что метод ВМЛ позволяет предельно использовать возможности родного языка в целях психотерапии и социальной терапии, и, как отмечалось выше, связывает слово, образ и текст-личность в единое целое, следовательно, может быть назван «лингвосинтезом».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Сияние лика личности
(лингвистика победителей)
Функция слов — именно в том, чтобы быть высказанными и, попав и внедрившись другому в душу, произвести там свое действие
П. А. Флоренский
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.
(от Иоанна святое благовествование)
Суггестия во все времена была связана с Тайной, а Тайна — с Языком. Стремление прикоснуться к загадкам Бытия, познать его законы так или иначе выводит исследователей на сущностные, языковые проблемы: физик В. В. Налимов, социальный психолог Б. Ф. Поршнев, социолог Б. А. Грушин, психиатр В. М. Бехтерев (и это перечисление можно продолжать до бесконечности) в тот или иной момент подходят к необходимости изучения Личности, Языка, Текста и... останавливаются, так как не могут найти в лингвистике достаточно надежной опоры. Отсюда — признание филологии наукой, оторванной от жизни, «грузокультовой наукой» (по выражению лауреата Нобелевской премии Р. Фейнмана): «все необходимые формы научного исследования соблюдены, но что-то существенное упущено,— самолеты не садятся». Именно цельность, принцип соответствия научной мысли высшей ценности и крайней щепетильности, забота о том, чтобы не одурачить самого себя, отсутствует, по мнению Р. Фейнмана, в большинстве исследований «грузокультовой» науки.
«Высшая ценность» филологии — Человек с его духовным миром и мифологией — оказался в какой-то момент потерян, и хотя часть лингвистических дисциплин (в частности, психолингвистика) претендует на особое внимание к человеку, но вводимые вместе с «фактором человека» «фактор эксперимента» и «фактор ситуации» тем не менее, не означают внимания к человеку как уникальной личности, а скорее указывают на помещение данного человека в определенные условия с целью извлечения из него информации. Безусловно, такие процедуры полезны и необходимы для изучения конкретных языковых механизмов, но, может быть, стоит однажды остановиться, подумать и... подойти к порогу «дома колдуньи», за которым — Тайны Бытия. Может быть, вновь стоит вернуть филологам утерянную жреческую миссию, надеть на них «мантию чародеев», которая сейчас безмятежно покоится на плечах психотерапевтов, экстрасенсов, «магов», «колдунов», не имеющих представления о реально действующих языковых суггестивных механизмах?
Войти в «дом колдуньи» — это значит изменить свое отношение к мифам: «Мы хотим рассматривать со стороны, как принято в науке. А надо увидеть их изнутри. Надо спросить самого себя: как бы я начал хорошую сказку? Начать ее можно с чего угодно и повернуть куда угодно». Это тем более важно, что тайна суггестии так или иначе связана с проблемами запредельного, запретного, божественного. Познать суггестивные законы языка — это значит научиться управлять собой и своим состоянием, научиться защищаться (осуществлять контрсуггестию).
Настоящее исследование началось с изучения возможности разработки особых, релевантных для лингвистической прагматики, методов исследования. Но по мере накопления материала оказалось, что постижение механизмов воздействия языка на человека только на уровне структуры и других формальных параметров невозможно, точно так же, как невозможно адекватное изучение прагматических особенностей языка на материале газетных текстов в силу отсутствия точки отсчета и способа соотнесения формальных показателей с условиями их реального функционирования. Такой точкой отсчета решено было избрать специально созданные МС для целей воздействия суггестивные тексты, а способом их «включения в действительность» — учет конкретной мифологии личности. Лингвистическая прагматика, как и другие дисциплины языкознания, в основном, игнорирует указанные факторы, следовательно, включать данное исследование в рамки какого бы то ни было конкретного направления оказалось нецелесообразным. Осуществленную в работе попытку «протоптать» тропинку к «дому колдуньи» можно было бы назвать началом «суггестивной лингвистики», специально сосредоточенной на указанных выше проблемах.
Предыдущее изложение позволяет прийти к следующим выводам:
1. Язык — самый короткий путь к подсознанию. Поэтому собственно лингвистические методы присоединения и диагностики помогают более тонко зафиксировать состояние пациента, могут быть использованы в качестве способа дополнительной регистрации динамики как личности, так и группы. Фоносемантический способ объективации состояний может служить хорошей основой для проведения дальнейшей качественной терапии с пациентом, повышая степень доверия больного.
2. Соединение различных мифологических полей при ведущей роли научного (медицинского) мифа делает возможным повысить эффективность терапевтического воздействия, способствуя в то же время экологичному безболезненному вмешательству во внутренний мир личности. Нет нужды «вытаскивать» из человека негативную информацию и настраивать на нее «пирамиду Хеопса» собственных проекций. Можно нетрадиционно использовать традиционный методы (например, свободный ассоциативный эксперимент), а результат выразить в различной языковой форме: заговор, включающий ключевые слова пациента, молитва, смена имени и письмо к самому себе. Какой бы метод ни избрал психотерапевт, результат предсказуем: наложение мифологических полей, облеченных в соответствующую языковую форму обеспечивает непременно положительный (по крайней мере — нейтральный) результат воздействия, способствуя претворению в жизнь принципа «не навреди».
3. Создание специальной социально-психологической роли Доктора (модификации роли Божества) — также непременное условие успешной терапии как личности, так и общества в целом. Стихийное формирование мифа может привести к негативному резонансу в МС, способствовать нагнетанию отрицательных эмоций и шизофренизации общества и отдельных личностей, прошедших соответствующие «психотерапевтические» группы или другой вид лечения (читавших доморощенные самонастрои, например). Стихийный миф, как было показано на примерах, вырывается из-под контроля и становится суггестором суггестора — ведет за собой личность врача, не позволяя ей меняться в позитивную сторону исследовать своим идеологическим воззрениям. Сознательное и профессиональное создание мифа — не только экономическая необходимость в момент зарождения рыночных отношений и конкурентной борьбы, в том числе и на рынке медицинских услуг, но и требование прогрессивного общественного мнения, озабоченного психическим состоянием населения.
Если определить науку в целом (вслед за «Философским энциклопедическим словарем») как сферу человеческой деятельности, «функцией которой является выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности», а непосредственные цели науки как «описание, объяснение и предсказание процессов и явлений действительности, составляющих предмет ее изучения на основе открываемых ею законов, т. е. в широком смысле — теоретическое отражение действительности», то «суггестивная лингвистика» как особая научная дисциплина, по-видимому, попадает под это определение.
Чем вызвана необходимость выделения ее в особую предметную область, почему нельзя было бы «вписать» изучение суггестии в рамки психолингвистики или психопрагматики?
Отвечая на этот вопрос, мы возвращаемся, собственно, к вопросу о месте вербальной суггестии как предмете исследования в языкознании и, может быть, в системе наук вообще.
Если подходить к суггестивной лингвистике с точки зрения требования к науке вообще, имея в виду функции описания, объяснения и предсказания процессов и явлений действительности, то предложенный вниманию материал предыдущих трех глав был призван проиллюстрировать, что данная предметная область располагает специфическим методом описания, объяснения, предсказания и, добавим, обучения — методом вербальной мифологизации, который представляет собой универсальную модель коммуникации, основанную на учете законов языковой суггестии.
Спецификой суггестивной лингвистики как предметной области является то, что в ней смыкаются диалектически противоречивые понятия и явления действительности, которые и порождают впоследствии универсальный диалектический метод постижения реальности и воздействия на нее.
1. Так, если говорить о противопоставлении научного («мышление в понятиях») и эстетического (художественного — «мышление в образах») способов постижения действительности, то в прикладных проявлениях суггестивной лингвистики (например, метод ВМЛ) это противоречие снимается, так как сам метод обеспечивает развитие как интеллектуальной стороны, так и чувственно-образной стороны творческих способностей человека.
2. Противопоставление науки, ориентированной на критерии разума и религии, в основе которой лежит вера в сверхъестественные начала также снимается, если перевести язык и религии и науки на уровень мифологического языка, признать оба эти подхода равнозначными. При этом ценность научного мифа в МС объективно превышает ценность мифа религиозного, что еще раз доказывает, что в равных изначальных условиях побеждает сильнейший в силу реальных результатов, без дополнительного идеологического «продавливания».
3. Кумулятивный характер науки в целом свойственен и суггестивной лингвистике: она суммирует в концентрированном виде достижения языкознания в целом, не перечеркивая их, а переосмысляя и уточняя. Принцип преемственности научного знания обеспечивает ее функционирование как особого вида «социальной памяти» человечества, теоретически кристаллизующей с позиций сегодняшнего дня прошлый опыт познания действительности и овладения ее языковыми законами. Лингвистика должна была пройти длинный путь от интуитивно-ведического воздействия на подсознание к появлению первых динамических языковедческих дисциплин; от изучения текста вне личности и экстралингвистических условий к выдвижению текстовой реальности во главу угла и осознанию тезиса [человек — это тексту; перейти от наблюдения и статистического описания языковых процессов к методам компьютерного моделирования даже в такой малоосознаваемой и сложно поддающейся области как звукосимволизм, чтобы была возможность хотя бы постановки проблемы вербальной суггестии и отыскания приемлемых методов решения этой проблемы.
4. Диалектическое взаимодействие процессов дифференциации и интеграции проявляется в суггестивной лингвистике достаточно четко. С одной стороны, это достаточно специализированная даже для языковедения предметная область, вместе с тем потребность в синтезе знания постоянно находит выражение в тенденции к интеграции с науками психологическими, медицинскими, социологическими, философскими, математическими и пр. Можно сказать, что суггестивная лингвистика сформирована, прежде всего, по предметному признаку (изучение суггестивных закономерностей языка) и по проблемной ориентации (оптимизация профессиональной коммуникации, охрана психического здоровья общества и каждой личности и пр.). Поэтому мы можем говорить о суггестивной лингвистике как междисциплинарной, комплексной, пограничной, прикладной, теоретической и эмпирической.
5. Важно и то, что суггестивная лингвистика может выполнять интегрирующие функции по отношению к другим отраслям науки наряду с математикой, логикой, кибернетикой и др., вооружающих науку системой единых методов.
6. Противопоставление эмпирического и теоретического уровней исследования и организации знания в суггестивной лингвистике также снимается. Элементы эмпирического знания — факты, полу чаемые с помощью анализа универсальных суггестивных текстов, наблюдений и экспериментов и констатирующие качественные и количественные характеристики суггестивных явлений языка, устойчивая повторяемость и связи между эмпирическими характеристиками, выражающаяся в виде универсальных суггестивных закономерностей способствуют развитию теории — обнаружению метода вербальной мифологизации, который привел и к качественному изменению эмпирического уровня (получение языкового материала о суггестии при помощи метода ВМЛ, использующего неизвестный до сего дня, особый, лингвистический, вид транса).
Таким образом, мечта о будущей науке, которую представители марксистско-ленинской идеологии (в нашей терминологии марксистско-ленинского мифа) видели «в преодолении жестких границ между ее отдельными отраслями, в дальнейшем обогащении содержания науки методологическими элементами, в сближении науки с другими формами духовного освоения мира» и связывали с построением светлого коммунистического общества — эта «наука будущего, гармонически соединяющая познавательные, эстетические, нравственные и мировоззренческие элементы, которая будет соответствовать всеобщему универсальному характеру труда,...непосредственной целью которого является всестороннее развитие человека».
Если «Лингвистика измененных состояний сознания» изучает процессы распада языка и предлагает создание «языков» различных уровней деградации, то суггестивная лингвистика в большей степени ориентирована на синтез языка, созидание. Противоположность подходов, впрочем, вовсе не означает, что исследования в одной области не могут быть использованы в другой. Напротив, исследование языка с точки зрения волюнтативной (суггестивной) коммуникации и наблюдение людей в экстремальных ситуациях или в условиях фармакологического воздействия приводит к общей точке отсчета — человеку, личности.
На наш взгляд, недостатком подхода к человеку с точки зрения только измененных состояний сознания является то, что разрушая, пласт за пластом, культурные наслоения, мы, в конечном итоге, теряем целостную личность, ее миф. Действительно, можно рассчитывать на законы МС, можно управлять толпой и без особых ухищрений, как показывает история на примере мифов В. И. Ленина, А. Гитлера, И. В. Сталина, однако отдельные личности при такого рода воздействии превращаются в «винтиков». Экологично ли это? Можно ли объявлять закономерности, полученные на основании изучения языка истощенных или загруженных наркотиками людей панацеей для всего общества?
По выражению Г. К. Честертона «могучее дерево мифологии раскинуло ветви над всем миром. Как пестрые птицы, расселись на них драгоценные идолы Азии и грубые фетиши Африки, короли и принцессы лесных сказок, лары латинян, полускрытые оливками и виноградом, и веселые, властные боги греков. Все это мифы; а тот, кто не любит мифов, не любит людей. Но тот, кто особенно любит мифы, понимает, что они никогда не были религией, если мы называем религией христианство или даже ислам. Они утоляют некую часть нужд, которые утоляет религия». К таким нуждам Честертон относит:
1) стремление упорядочить свое веселье (и «мифы дают календарь»);
2) «потребность выплакать кому-нибудь свои печали и воззвать к кому-то в трудный час, когда рождается твой ребенок или гибнет твой город»;
3) потребность в жертве («Люди чувствуют и мудро, и верно: нельзя пользоваться всем, надо положить хоть что-нибудь на другую чашу весов, чтобы уравновесить нашу утлую гордыню или заплатить дань природе»);
4) потребность в поклонении и молитве («Пусть идол суров и уродлив — молящийся добр и прекрасен. Человек ощутил, что, склоняясь, он свободнее, более того, он выше. Безверие —рабство, и вынести его нелегко. Если человек не может молиться, он задыхается; если он не может встать на колени, он в оковах».
Все эти потребности так или иначе удовлетворяют суггестивные тексты: от древних мантр и молитв до текстов психотерапевтического воздействия. И поскольку «мифологическое воображение движется как бы кругами, оно что-то ищет или хочет куда-то вернуться», суггестивные механизмы языка также развиваются как бы по спирали: вбирают в себя новые закономерности, но, по возможности, не утрачивают старых. На фонологическом уровне, например, это проявляется в обращении к наиболее древним звукам в момент особо жесткого кодирования личности; на морфологическом — в преобладании глаголов в случае открытой суггестии и т. д. Вместе с тем, анализ суггестивных текстов позволяет определить некоторые критерии (границы) применения того или иного суггестивного средства (приема) (ср.: соотношение количества высоких и низких звуков; повтор как прием и персеверация как ошибка; «анаграммы» как способ кодирования и эхолалия как отражение патологии) — иными словами, возможно определить критерии отличия «суггестии» от «квазисуггестии».
Можно ли вообще научить суггестивной лингвистике? Что это — теория абстрактная, философия, набор прикладных техник? И первое, и второе, и третье. Сложность передачи знаний в том, что одни (медики) полностью полагаются на интуицию и отрицают начисто пробелы в гуманитарном образовании, а другие (филологи) состоят в «заговоре против непосвященных» и не могут перевести суть своих изысканий на общедоступный язык. Вот и находятся все в своих монастырях со своими уставами, и каждый наполняет термин «суггестивная лингвистика» собственным содержанием.
Задача состоит в том, чтобы взглянуть на жизнь через призму языка (как это сделал врач В. И. Даль), удивиться ее многообразию, изменить себя, а потом — других. Возможно ли это?
Гадать было бы бессмысленно, и тогда состоялся эксперимент. С 26 сентября по 2 октября 1994 г. в городе Смоленске проходил некоммерческий семинар по психотерапии и медицинской психологии «Конфликты психотерапевта. Конфликты психотерапии», на котором мне довелось вести группу «Язык и миф психотерапевта». Материалы этого семинара и легли в основу второй части книги: «Кто войдет в „дом колдуньи“?»
Целью эксперимента было проверить основные теоретические положения суггестивной лингвистики: дать достаточное количество языковых и мировоззренческих «толчков», чтобы изменить язык личности и саму личность. Работа шла не только в группе, экспериментальной площадкой оказался весь семинар, каждое событие, которое там происходило. Потом были другие группы — в Челябинске, Красноярске, Перми... Появился новый метод—вербальная мифологизация личности, уникальные тексты личных мифов.
Человек во главе угла: Человек-текст. Он — личность, он хочет, чтоб его принимали как хорошего человека, независимо от поступков. Ребенок и взрослый, герой и преступник. Недаром в качестве основного рабочего определения мифа в методе ВМЛ мы выбрали формулировку А. Ф. Лосева: «Миф есть в словах данная чудесная личностная история». Слово, Чудо, Личность. Триада, позволяющая подойти не к нижним слоям подсознания, а к самым высшим — самосознанию личности, самоуважению, любви к самому себе и людям, которые тебя окружают.
Любопытен тот факт, что тексты личных мифов даже по формальным (т. е. совершенно неосознаваемым рядовыми носителями языка) показателям близки к универсальным суггестивным текстам, причем, независимо от того, создается ли текст пациенту отделения неврозов или здоровому Удачнику, используется компьютер или нет — результат один: получаем тексты силы, тексты — гимн человеку-личности. Если учесть тот факт, что универсальные суггестивные тексты создавались наиболее одаренными людьми своего времени, а затем бережно передавались, хранились, оберегались от изменений естественным путем (в отличие от декларативных запретов на изменения доктора Сытина) в силу своего внутреннего совершенства, то такое формально-содержательное совпадение текстов, отличных по объему, стилю, содержанию, созданных разными людьми, в разных городах, видимо, далеко не случайно. Недаром философы, лингвисты, поэты, этнографы так много внимания уделяли мифам, которые по одному из определений А. Ф. Лосева есть ни что иное, как «лик личности». Вот и получается, что лики не только у святых, мы окружены целой галереей ликов современников, только не видим этого, не умеем разглядеть и найти нужные слова, чтобы высветить эти лики. Положительным эстетическим и культурологическим моментом является возрождение фольклорных традиций, потому что члены группы олицетворяют собой именно несколько поколений людей, которые могли бы из уст в уста передать весть, сказание об этом замечательном человеке — объекте мифа, облекая его в ту единственно совершенную и возможную форму, в которой возникает мифологический текст, получая при этом уникальный социальный и художественный опыт сотворчества.
Конечно, метод ВМ является универсальным методом профессиональной коммуникации, может оптимизировать процессы рекламы, обучения и пр. Но помимо эффекта воздействия на бессознательное (понятно, что перспективы, например, фирмы «Пепси» определяются ее стремлением вытеснить с рынка «Кола» и это воздействие достигается любой ценой), здесь еще присутствует и момент психологической защиты — да, реклама — творческая, действенная, но щадящая личность, оставляющая ей хоть какую-то возможность для защиты. Это уважение к личности демонстрирует нам, в конечном итоге, анализ универсальных суггестивных текстов, из которого следует, что большинство из них построены по типу «мягкого кодирования», ориентированы по фоносемантическим признакам на верхнюю часть шкалы, предложенной А. П. Журавлевым. Единственное исключение здесь — мантры, организованные по жесткому принципу, «неотвратимые как смерть», представляющие собой в чистом виде звукоритмическое воздействие по жесткому типу кодирования. Это разговор с бессознательным на его древнем языке. А потом возникает проблема кришнаитов, распевающих мантры на санскрите и теряющих всякую связь с цивилизацией, разрушение (диссолюция) сознания чисто языковым путем, деградация личности в целом. И нет уже лика, есть полубезумный человек, повторяющий свое неизменное «Харе Кришна» и мечтающий о скорейшей смерти.
Вернемся к основным положениям книги.
1. Априорная суггестивность языка доказывалась нами в 1 части. Попытки манипулировать себе подобными (конечно, в большинстве своем, неосознаваемые) можно наблюдать постоянно. Коммуникации без манипуляции не существует (в данном случае мы не затрагиваем морально-этическую сторону этого вопроса. Естественно, в трудах психологов коммуникация и манипуляция «разводятся», и это правильно). Говоря об объективном подходе к языковой суггестии как предмету исследования, оставив в стороне эмоции, можно отметить, что как психотерапевт в особой социально-психологической роли не воздействовать не может, как колдун «не может не колдовать» по всем народным поверьям, так и любой вступающий в коммуникацию человек становится вынужденным манипулятором — не управлять не может (правда, эффективность его при этом зависит от профессиональных навыков или врожденных качеств).
Затемнение, уведение на задний план суггестивной подфункции коммуникативной функции можно объяснить, по-видимому, все тем же мифологическим стремлением человека вообще думать о себе как можно лучше: «Мы просто коммуницируем (обмениваемся информацией), а не манипулируем». (В трудах лингвистов советского периода было еще более интересное «разведение» — «манипуляция» — это там, на диком Западе, а в нашей справедливой стране — разумное «управление»). Но осознание манипулятивной направленности любой коммуникации вовсе не означает отрицание коммуникации как таковой. В то же время, попытка объективно, без предвзятости представить себе любой коммуникативный акт, в котором бы один собеседник не воздействовал на другого, практически невозможно. Нет «простой» передачи информации, бесцельного общения (это либо структурирование времени, либо передача скрытых трансакций, либо желание «отвязаться» — прекратить речевой акт и т. д.).
Тезис о вероятности языковой суггестии доказывается тем, что результат латентного вербального воздействия, несмотря на универсальный характер последнего, проявляется у разных людей отличным образом в силу разницы в образовании, мифологических убеждений и пр.
2. Специальная лингвистическая междисциплинарная дисциплина, изучающая латентные языковые особенности воздействия наустановки личности и общества по необходимости располагает специфическим понятийным аппаратом, теоретическими основаниямии особым методом анализа и синтеза текстов. Суггестивная лингвистика — динамическая (изучает процессы), междисциплинарная (стыковая), коммуникативно-функциональная, прикладная. Вербальные и невербальные механизмы суггестии рассматриваются как «пучок языков» (в семиотическом смысле), из которых основополагающими являются язык в традиционном понимании и язык мифа.
Рассмотрение воздействующего языка в семиотическом аспекте (в системе «пучка языков») более полезно не-лингвистам, так как язык является основным кодом для передачи воздействующей информации. Конечно, можно использовать весь арсенал имеющихся средств, чтобы погрузить человека в гипнотическое состояние — изменение громкости, тембра, специфические маркирующие жесты, элементы интерьера и даже изменение диаметра зрачка, но при этом будет отсутствовать одно существенное достоинство — возможность повторения и адекватность понимания задачи, потому что кода более универсального, чем язык, нет. Язык — кратчайший путь к подсознанию, и эксперименты, проведенные в условиях психотерапевтических групп это доказывают.
Методологическая основа суггестивной лингвистики — метод вербальной мифологизации (ВМ).
3. Единицей анализа признан текст в широком смысле слова, в нашей терминологии — мифологический суггестивный текст. Средства и приемы, зафиксированные в универсальных суггестивных текстах, специально созданных массовым сознанием или профессиональными коммуникаторами для воздействия на установки личности или общества приняты в качестве эталонных. Суггестивные закономерности языка имеют правополушарную ориентацию (сродни закономерностям, фиксируемым в художественных текстах), нацелены скорее на «периферию», чем на «центр» обыденной речевой деятельности (в понимании психолингвистов) и в то же время поддаются математически точному описанию; их эффективность усиливается по мере сложности осознавания и восприятия (наиболее действенными с точки зрения латентного воздействия являются фоносемантические и грамматические параметры, особенно, если они формально соответствуют типу мифологического сознания личности или общества).
Стратегия изучения и описания суггестивных текстов ориентирована на все более глубокое погружение в направлении наименее осознаваемых уровней языка: текста, синтаксических, лексических и словообразовательных, грамматических, ритмических, фоносемантических характеристик.
4. Эксперименты в области суггестивной лингвистики можно отнести к категории социальных (социально-лингвистических) экспериментов, производимых как с участием экспериментатора в синхронии (в условиях терапевтический группы, здесь и сейчас), так и происходящих объективно на протяжении больших промежутков времени (диахронические социально-лингвистические эксперименты с МС). Их организаторы — профессиональные коммуникаторы разных времен, испытавшие свое воздействие на населении, получившие определенный эффект и обучившие себе подобных сугтесторов.
Универсальные суггестивные тексты являются математически точными, эффективными средствами воздействия на установки личности и общества, так как в них с наибольшей силой проявляются закономерности вербальной мифологизации: эмоционально-личностное отношение к событиям, богатство используемых языковых приемов, ориентация на глубинные первичные слои подсознания и т. д. Каждая мифологическая система обладает своей системой текстов, отличающихся особыми параметрами и влияющими на порождение индивидуальных суггестивных текстов в процессе профессиональной (в нашем случае — терапевтической) коммуникации.
Специфика синхронного социально-лингвистического эксперимента в том, что экспериментатор является вынужденным лидером, обладает особой социально-психологической ролью Божества, поэтому информанты лишены возможности изменить свое поведениев процессе эксперимента.,
Данные, полученные на основании социально-лингвистических экспериментов с МС и личностью, следует обрабатывать с помощью точных математических методов, чтобы не впасть в заблуждение относительно оригинальности и степени профессиональной подготовленности суггестора к такого рода воздействию. Популярность в МС и истинная полезность могут не совпадать в конкретной ситуации. Четкое различение мифа самого доктора и мифологической системы, окружающей методы его лечения, помогут объективизации полученных данных.
Каждая личность имеет большие языковые резервы (пассивный лексический запас, способность к метафоризации и т. д.). Требуется специальное эмоциональное, мифологическое и пр. «продавливание» для активизации этой личностной информации и превращения ее в элемент повседневной коммуникации. Изменение имени, игровое погружение в мифологию предков, письма к себе и другие собственно лингвистические методы являются надежным способом аутосуггестии, погружения в измененное состояние сознания и могут быть использованы как метод лечения и диагностики. Личность, получившая достаточное количество эмоциональных толчков, изменившая свое вербальное поведение, потенциально готова к жизни в осознанном и управляемом Мифе (т. е. сама может выступать в роли успешного коммуникатора, сугтестора-Победителя).
Соединение различных мифологических полей при ведущей роли научного (медицинского) мифа делает возможным повысить эффективность терапевтического воздействия, способствуя в то же время экологичному безболезненному вмешательству во внутренний мир личности. Создание специальной социально-психологической роли Доктора (модификации роли Божества) — также непременное условие успешной терапии как личности так и общества в целом. Стихийное формирование мифа может привести к негативному резонансу в МС, способствовать нагнетанию отрицательных эмоций и шизофренизации общества и отдельных личностей, прошедших соответствующие «психотерапевтические» группы или другой вид лечения (читавших доморощенные самонастрои, например). Стихийный миф, как было показано на примерах, вырывается из-под контроля и становится суггестором суггестора — ведет за собой личность врача, не позволяя ей меняться в позитивную сторону и следовать своим идеологическим воззрениям. Сознательное и профессиональное создание мифа — не только экономическая необходимость в момент зарождения рыночных отношений и конкурентной борьбы, в том числе и на рынке медицинских услуг, но и требование прогрессивного общественного мнения, озабоченного психическим состоянием населения.
5. В качестве универсального метода анализа и синтеза суггестивных текстов предложен интегральный метод вербальной мифологизации (ВМ). ВМ предполагает использование особого (достигаемого исключительно языковым воздействием) измененного состояния сознания (творческого транса) для порождения специфических мифологизированных текстов, характеризующихся параметрами универсальных суггестивных текстов. Это тексты ауто- и гетеросуггестивные, со многими степенями свободы, фольклорные, правополушарные, обладают специфическими лингвистическими признаками и выполняют функции защитных «якорных» текстов.
Метод ВМЛ — модификация метода вербальной мифологизации (лингвосинтез) — позволяет в наибольшей степени эффективно воздействовать на личность, способствуя не только лечению ряда невротических и психосоматических заболеваний, но и успешной социализации личности. Как эффективный метод групповой работы, включающий в себя элементы собственно лингвистических тренингов, он проходит в настоящее время апробацию в ряде клиник страны. Полученные результаты (в том числе и лингвистическая продукция) позволяют делать самые положительные прогнозы. Погружение в глубинное бессознательное лингвистическим путем, интериоризация положительных коннотаций при помощи якорного личностного мифологического текста (при соблюдении ряда гуманистических правил), по-видимому, попадает точно в область единственного здесь и сейчас личностного смысла, который пытаются выявить и логотерапевты, и гештальтисты, и экзистенциальные психотерапевты, и другие школы психотерапии и гипноза. В настоящем случае мы имеем дело с особым видом языкового транса (что подтверждает анализ языковой продукции групп), обучаем человека ауто- и гетеросуггестии в течение нескольких часов, способствуем его социальной адаптированности и коммуникативной гибкости в дальнейшем. Сознательно сформированный миф управляем, может модифицироваться в случае необходимости в другие тексты, или подвергаться трансформации. Таким образом, ВМЛ — яркая иллюстрация возможностей использования метода ВМ в разных областях профессиональной коммуникации, потому что язык мифа — универсальный язык подсознания как личности, так и общества в целом. Тексты, полученные в результате такого рода воздействия, представляют собой уникальный материал, расширяющий представление современной лингвистики о суггестивных резервах языка.
Материал, приведенный в работе, приводит к мысли о необходимости решения ключевого вопроса о гуманизации медицинского образования (да и любого образования вообще). Под гуманизацией понимается обучение «воздействующему» родному языку в целях оптимизации коммуникации и психологической защиты, а особенно — целенаправленное обучение профессиональных коммуникаторов разных профилей экологичному и эффективному влиянию на МС и отдельную личность. Так, исключение из необходимых элементов медицины (Ножа, Травы и Слова) именно Слова приводит к увеличению количества ятрогенных заболеваний и снижению популярности медицинского мифа, который, в настоящее время, судя по реакциям МС, успешно перекрывается языческим и религиозным, сохраняя пока еще ведущую роль.
Использование новейших достижений отечественного и зарубежного языкознания наряду с междисциплинарным подходом позволяют осознанно и экологично влиять на установки личности и общества и внести коррективы в организацию медицинского образования.
Лингвистика уже сегодня может предложить медицине:
1) систему обучения коммуникативно значимым умениям и навыкам, которые в значительной степени повысят эффективность вербального воздействия врача независимо от профиля его обучения;
2) обучающие циклы для специалистов-психотерапевтов, включающие информирование об оригинальных отечественных методиках;
3) методы, культурологически, социально и психологически учитывающие национальный менталитет: метод вербальной мифологизации личности (лингвосинтез), метод терапии поэтическими текстами, лингвистический психоанализ и др.;
4) пакет компьютерных экспертно-тренинговых программ подусловным названием «Экспертиза текстов внушения»;
5) лингвистические основы формирования профессиональногомифа отечественной психотерапии и каждого психотерапевта.
Таким образом, междисциплинарный подход и содружество медицинских, психологических, социальных и лингвистических наук в системе определенного языка и конкретной культуры — залог формирования «экологически чистой» терапии, включающей в себя экспертные оценки эффективности и безопасности отдельных методов, а также специальные обучающие циклы, основанные на постепенном (пошаговом) формировании языковых навыков в аспекте суггестии. Все это не только позволит эффективнее манипулировать пациентами, но и разрабатывать для них действенные способы контрсуггестии (самозащиты), что, в конечном итоге, должно способствовать укреплению психического здоровья нации.
Возвращаясь к вопросу: «Кто войдет в „дом колдуньи“?», вспомним «Маленького принца» А. де Сент-Экзюпери: «он сказал:
— Звезды очень красивые, потому что где-то там есть цветок, хоть его и не видно...
— Да, конечно, — сказал я только, глядя на волнистый песок, освещенный луною.
— И пустыня красивая... — прибавил Маленький принц.
Это правда. Мне всегда нравилось в пустыне. Сидишь на песчаной дюне. Ничего не видно. Ничего не слышно. И все же тишина словно лучится...
— Знаешь, отчего хороша пустыня? — сказал он. — Где-то в ней скрываются родники...
Я был поражен. Вдруг я понял, почему таинственно лучится песок. Когда-то, маленьким мальчиком, я жил в старом-престаром доме — рассказывали, будто в нем запрятан клад. Разумеется, никто его так и не открыл, а может быть, никто никогда его и не искал. Но из-за него дом был словно заколдован: в сердце своем он скрывал тайну...
— Да, сказал я. — Будь то дом, звезды или пустыня — самое прекрасное в них то, чего не увидишь глазами».
Зоркость сердца позволяет высветить Лик Личности. Профессионализм помогает войти в «дом колдуньи», обрести мужество Победителя и вернуться... К Звездам, Земле и Людям.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Автономова Н. С. Миф: хаос и логос//Заблуждающийся разум?: Многообразие вненаучного знания. — М.: Политиздат, 1990.— 464 с.
2. Автономова Н. С. Рассудок. Разум. Рациональность. — М.: Наука, 1988.— 282 с.
3. Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии.—
М., 1995.— 296 с.
4. Азадовский К Орфей и Психея // Небесная арка: Марина Цветаева и Райнер Мария Рильке. —СПб.: Акрополь, 1992. — С. 10-47.
5. Аладжалова Н. А., Каменецкий С. Л., Рожнов В. Е. Сверхмедленные колебания потенциалов головного мозга как объективный показатель гипнотического состояния // Бессознательное. Природа, функции, методы исследования.— Тбилиси: Мецниереба, 1978.— С. 162-169.
6. Александер Ф., Селесник Ш. Человек и его душа: познание и врачевание от древности и до наших дней.— М.: Прогресс-культура, 1995. — 604 с.
7. Алексеев Н. А. Шаманизм тюркоязычных народов Сибири: (Опыт ареального сравнительного исследования). — Новосибирск: Наука, 1984. — 233 с.
8. Алексейчик А. Е. Восхождение на вершину // Московский психотерапевтический журнал, 1994, №5. — С. 112-121.
9. Алиев X. М. Ключ к себе. Этюды о саморегуляции. — М., 1990.— 223 с.
10. Алякринский Б. С, Степанова С. И. По закону ритма. —М., 1985.— 176 с.
11. Андреас К., Андреас С. Измените свое мышление — и воспользуйтесь результатами. Новейшие субмодальные вмешательства НЛП. — СПб, 1994. — 237 с.
12. АндреасСт., Андреас Кон. Сердце мозга. —Екатеринбург: МООПД, 1993, —311с.
13. Антонович В. Б. Колдовство. Документы. Процессы. Исследование В. Б. Антоновича —СПб.: Тип. В. Киршбаума, 1877. —
139 с.
14. Анчаров М. Л. Записки странствующего энтузиаста: Роман. — М: 1988. — 334 с.
15. Асеев Ю. А. Проблемы речевого воздействия на аудиторию в зарубежной социально-психологической литературе. Сб. науч. трудов (Обзор). - Л., 1973. — 107 с.
16. Асмолов А. Г. На перекрестке путей к изучению психики человека // Бессознательное. Сб. статей: Новочеркасск: САГУНА, 1994. — С. 51-59.
17. Астахов С. Н. Лечебное действие слова. — Л., 1962. — 96 с.
18. Астахова А. М. Заговорное искусство на реке Пинеге // Крестьянское искусство СССР. Искусство Севера. Вып. II. —Л., 1928. —С. 50-60.
19. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Происхождение мифа, метод и средства его изучения (о сравнительной мифологии)//Абелюк Е. С. Миф или сказка?— М.: МИРОС, 1995.—С. 106-140.
20 Ахромович В. Школа молитвы//Наука и религия. —1991. —
№10.— С. 24-27.
21. Базарон Э. Очерки тибетской медицины. — Улан-Удэ, 1984. — 164 с.
22. Баиндурашвили А. Г. К вопросу первичности установки // Д.Н.Узнадзе — классик советской психологии. —Тбилиси: Мецниереба, 1986. — С. 63-72.
23. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. — М.: Прогресс, 1989. — 615 с.
24. Бассин В. Ф., Прангишвили А. С, Шерозия А. Е. О проявлении активности бессознательного в художественном творчестве // Вопросы философии. — 1978. — № 2.— С. 57-69.
25. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. 2-е изд. — М.: Искусство, 1986. — 445 с.
26. Бейкер А. Пресуппозиция и типы предложений // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XVI. Лингвистическая прагматика.: Сборник. — М: Прогресс, 1985. — С. 406-418.
27. Белый А. Как мы пишем // Андрей Белый. Проблемы творчества. — М: Сов. писатель, 1988. — С. 10-19
28. Белый А. Ритм как диалектика и «Медный всадник». Исследование. — М.: Федерация, 1929. — 279 с.
29. Белый А. Символизм как миропонимание. —М.: Республика, 1994.— 528 с.
30. Бердяев Н. А. Самопознание. — М.: Междунар. отношения, 1990.— 336 с.
31. Бердяев Н. А. Философия свободного духа. — М.: Республика, 1994.— 480 с.
32. Бертье Ж., Повель Л. Утро магов. — М.: РИА «День», 1991. — 78 с.
33. Берн Э. Игры, в которые играют люди (Психология человеческих взаимоотношений). Люди, которые играют в игры (Психология человеческой судьбы). — М.: Прогресс, 1988. — 399 с.
34. БертФ. Грин. Измерение установки//Математические методы в современной буржуазной социологии. — М.: Прогресс, 1966. —С. 227-287.
35. Бессознательное: Природа, функции, методы исследования. Т. 1. — Тбилиси: Мецниереба, 1978. — 786 с.
36. Бехтерев В. М. Гипноз, внушение, психотерапия и их лечебное значение.— СПб., 1911,— 112 с.
37. Бехтерев В. М. Гипноз, внушение, телепатия. — М.: Мысль, 1994.— 364 с.
38. Бехтерев В. М. Объективная психология. — М.: Наука, 1991. 480 с.
39. Блок А. Мы располагаем теперь многими текстами заговоров // Русские заговоры. — М.: Пресса, 1993. — С. 268-283.
40. Булгаков С. Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. — М.: Республика, 1994. — 415 с.
41. Буль П. И. Гипноз ивнушение. —Л.: Медицина, 1975. — 88 с.
42. Буль П. И. Основы психотерапии.— Л.: Медицина, Ленингр. отд., 1974.— 310 с.
43. Бурно М. Е. О целебности абсурда // Московский психотерапевтический журнал, 1994, № 5. — С. 110-111.
44. Бутлеров А. М. Статьи по медиумизму. — СПб.: Изд-во А. Н. Аксакова, 1889. — 293 с.
45. Бэндлер Р. Используйте свой мозг для изменения. Нейролингви-стическое программирование.— СПб.: Ювента, 1994. — 172 с.
46 Бэндлер Р., ГриндерДж. Трансформэйшн. Нейролингвистическое программирование и структура гипноза. — СПб. 1995. — 317с.
47. Валентинов Н. Недорисованный портрет. — М.: Терра, 1993. — 560 с.
48. Вандриес Ж. Язык // Воронин С. В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании. —Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. —С. 146— 153.
49. Варшавский К. М. Гнпносуггестивная терапия (Лечение внушением в гипнозе). — Л.: Медицина, Ленингр. отд., 1973. — 192 с.
50. Василенко Л. И. Магия: старое зло или новое благо? // Вопросы философии, 1994, № 2. — С. 25-34.
51. Васютинский Н. А. Золотая пропорция. —М.: Мол. гвардия, 1990.— 235 с.
52. Вейлерт А. А. О зависимости количественных показателей единиц языка от пола говорящего лица // Вопр. языкознания.— 1976. — № 5. — С. 138-143.
53. Величковский Б. М. Установка и сознательный контроль в психологии познания//Д. Н. Узнадзе — классик советской психологии.— Тбилиси: Мецниереба, 1986. — С. 73-89.
54. Вернадский В. И. Начало и вечность жизни.— М.: Сов. Россия, 1989. —702 с.
55. Веселовский А. Н. Сравнительная мифология и ее метод // Абелюк Е. С. Миф или сказка? — М.: МИРОС, 1995. — С. 140-148.
56. Ветухов А. В. Заговоры, заклинания, обереги и другие виды народного врачевания, основанные на вере в силу слова. // Русск. филол. вестн. Вып. 1-2.— Варшава, 1907.
57. Визель Т. Г. Особенности языковой личности больного с афазией и проблема межполушарной асимметрии мозга // Язык и личность. — М., 1989.— С. 144-148.
58. Вилюнас В. К. Психологические механизмы мотивации человека. — М.: Изд-во МГУ, 1990. — 283 с.
59. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. — М.: ИЛ, 1958. —134 с.
60. Вишневская Э. С, Кошкин С. Л., Вишневский В. А. Психические расстройства у принимавших сеансы психотерапии // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В. М. Бехтерева.— Л.— 1991. — № 1. — С. 40-47.
61. Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. —Л.: Прибой, 1929.— 188 с.
62. Воронин С. В. Основы фоносемантики. —Л.: Изд-во ЛГУ, 19S2. —244 с.
63. Воронин С. В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании: (Очерки и извлечения). — Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. — 199 с.
64. Вундт В. М. Введение в психологию.— М: Космос, 1912. — 152 с.
65. Вундт В. К вопросу о происхождении языка. Звукоподражания и звуковые метафоры // Воронин С. В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании.— Л.: Изд-во ЛГУ, 1990.— С. 58-66.
66. Выготский Л. С. Из неизданных материалов Л.С.Выготского // Психология грамматики /Под ред. А. А. Леонтьева и Т. В. Рябовой. — М, 1968. — С. 179-196.
67. Выготский Л. С. Мышление и речь//Л. С. Выготский. Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. 2. Проблемы общей психологии. —
М., 1982. —С. 5-361.
68. Выготский Л. С, Лурия А. Р. Этюды по истории поведения: Обезьяна. Примитив. Ребенок. — М.: Педагогика-Пресс, 1993. — 224 с.
69. Гачев Г. Язык как голос национальной природы // Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. — М.: Прогресс-Культура, 1995. —С. 182-206.
70. Гоголь Н. В. О малороссийских песнях // Поли. собр. соч., т. 8. — М., 1952. — С. 80-95.
71. Голан А. Миф и символ. — 2-е изд.— М.: РУССЛИТ, 1994. —375 с.
72. Голосовкер Л. Э. Логика мифа. — М.: Ин-т востоковедения АН СССР, 1987.—С. 217.
73. Горелов И. Н. Невербальные компоненты коммуникации. — М.: Наука, 1980. — 104 с.
74. Горин С. А. А вы пробовали гипноз? — Канск, 1994. — 193 с.
75. Грановская Р. М., Березная И. Я. Интуиция и искусственный интеллект. — Л.: Изд-во Л ГУ, 1991. — 268 с.
76. Грановская Р. М., Крижанская Ю. С. Творчество и преодоление стереотипов. — СПб.- OMS, 1994. — 192 с.
77. Гримак Л. П. Общение с собой: Начала психологии активности. — М.: Политиздат, 1991. — 320 с.
78. Гринберг Дж., ОсгудЧ., ДженкинсДж. Меморандум о языковых универсалиях//Новое в лингвистике. Вып. V. —М.: Прогресс, 1970. —С. 31-40.
79. Гриндер Д., Бэндлер Р. Из лягушек в принцы.— Воронеж: НПО «МОДЭК», 1993 —208 с.
80. Гриндер Дж., Бэндлер Р. Формирование транса. — Канск, 1993.—345 с.
81. Гринсон Р. Ральф. Практика и техника психоанализа. — Новочеркасск: САГУ НА, 1994. —- 334 с.
82. Гроф С. За пределами мозга. 2-е изд — М. Изд-во Трансперсонального Института, 1993. — 504 с.
83. Гроф С. Области человеческого бессознательного. — М, 1994.—278 с.
84. Грушин Б. А. Массовое сознание: Опыт определения и проблемы исследования. — М.: Политиздат, 1987. — 368 с.
85. Грушин Б. А. Эффективность массовой информации и пропаганды: Понятие и проблема измерения. — М., 1979. — 64 с.
86. Гумбольдт Вильгельм фон. Избранные труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 1984. — 394 с.
87. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. — М.: Прогресс, 1985.— 451 с.
88. Гуревич П. С. Приключения имиджа: Типология телевизионного образа и парадоксы его восприятия. — М.: Искусство, 1991. — 221 с.
89. Гуревич С. А. Психотерапия в народной медицине // Руководство по психотерапии. —Ташкент: Медицина, 1985. —С. 129-147.
90. Гусев Л. Ю. Метафорическое наименование фольклорного героя как способ выражения эстетического идеала // Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. Тезисы международной конференции. Т. 1. —М.: Филология, 1995. —С. 145-146.
91. Даль В. И. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. — СПб.: Изд-во «Литера», 1994. — 480 с.
92. Дейк Ван Т. А. Язык. Познание. Коммуникация.— М.: Прогресс, 1989.— 312 с.
93. Декарт Р. Правила для руководства ума. — М; Л.: Соцэкгиз, 1936.— 176 с.
94. Джеймс М., Джонгвард Д. Рожденные выигрывать. Трансакционный анализ с гештальупражнениями. — М.: Прогресс, 1993.—336 с.
95. Дилтс Р., Халлбом Т., Смит С. Убеждения. Пути к здоровью и благополучию.— В. Пышма, 1993. — 173 с.
96 Добрович А. «Дом колдуньи» и художественное восприятие // Декоративное искусство СССР.— 1980.— № 4.— С. 35-37.
97. Добрович А. Б. Общение: наука и искусство. — М., 1978.— 143 с.
98. Фонарь Диогена: Из дневников психотерапевта. — М.: Знание, 1981. —119с.
99. Дрогалина Ж. А., Налимов В. В. Семантика ритма: ритм как непосредственное вхождение в континуальный поток образов//Бессознательное. Т. Ш.—Тбилиси, 1978. —С. 293-301.
100. Дубров А. П., Пушкин В. Н. Парапсихология и современное естествознание. — М., 1989. — 280 с.
101. Евзлин М. Космогония и ритуал. — М.: Радикс, 1993. — 344 с.
102. Елеонская Е. Н. К изучению заговора и колдовства в России. Вып. 1. —М., 1917.— 63 с.
103. Елеонская Е. Н. Сказка, заговор и колдовство в России. Сб. трудов. — М.: Изд-во «Индрик», 1994. — 272 с.
104. Елизаренкова Т. Я. Исследования по диахронической фонологии индоарийских языков. — М.: Наука, 1974. — 293 с.
105. Ефремов И. А. Лезвие бритвы//Собрание сочинений. Т. 4. — М.: Советский писатель, 1992. — 655 с.
106. Жельвис В. И. Инвективная стратегия как национально-специфическая характеристика //Этнопсихолингвистика. — М.: Наука, 1988.— С. 98-108.
107. Жельвис В. И. Эмотивный аспект речи: Психолингвистическая интерпретация речевого воздействия: Учеб. пособие. — Ярославль: ЯрГУ,!990. — 81 с.
108. Жинкин Н. И. Речь как проводник информации. — М.: Наука, 1982.— 159 с.
109. Жирмунский В. М. О ритмической прозе//Русская литература. — 1966. — № 4. — С. 103-104.
110. Журавлев А. П. Звук и смысл. 2-е изд. — М: Просвещ., 1991. — 160 с.
111. Журавлев А. П. Фонетическое значение. —Л.: Изд-во ЛГУ, 1974.— 159 с.
112. Звегинцев В. А. К вопросу о природе языка //Вопр. философии. — 1979. — № 11. — С. 67-78.
113. Зеленин Д. К. Очерки русской мифологии // Абелюк Е. С. Миф или сказка?— М.: МИРОС, 1995.—С. 154-156.
114. Зенков Л. Р. Бессознательное и сознание в аспекте межполу-. шарного взаимодействия//Бессознательное. Т. I. —Новочеркасск, 1994.— С. 201-214.
115. Зильберт Б. А. Речевое (текстовое) общение в массовой информации и проблема обратной связи // Речевое общение: цели, мотивы, средства. — М.: 1985. — С. 138-145.
116. Зильберт Б. А. Проблемы классификации текстов массовой информации // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. — М. — 1986. — Т. 45. - № 1. — С. 70-80.
117. Зубова Л. В. Поэзия Марины Цветаевой: Лингвистический аспекг. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. — 264 с.
118. Иванов В. В. Бессознательное, функциональная асимметрия, язык и творчество//Бессознательное. Т. 1. —Новочеркасск: САГУНА, 1994. —С. 168-173.
119. Иванов Вяч. Вс. Об анаграммах Ф. де Соссюра//Фердинад де Соссюр. Труды по языкознанию. — М.: 1977. — С. 635-638.
120. Иванов В. В., Топоров В. Н. Инвариант и трансформации в мифологических и фольклорных текстах//Абелюк Е. С. Миф или сказка? — М.: МИРОС, 1995.—С. 179-185.
121. Иванов В. В., Топоров В. Н. Санскрит. — М.: Изд-во вост. литры, 1960.— 134 с.
122. Иванова-Лукьянова Г. Н. О восприятии звуков//Развитие фонетики современного русского языка. — М.: Наука, 1966. — С. 136-143.
123. Игнатенко А. А. Как жить и властвовать: Секреты успеха, добытые в старинных арабских назиданиях правителям. — М.: Прогресс-Культура, 1994. — 352 с.
124. Кайсаров А. С, Глинка Г. А., Рыбаков Б. А. Мифы древних славян. Велесова книга.— Саратов: 1993. — 320 с.
125. Кайтуков В. М. Эволюция диктата. Опыты психофизиологии истории. — М.: Благотворительный фонд «Норд», 1994. — 412 с.
126. Каплан Г. И., Сэдок Б. Дж. Клиническая психиатрия в 2-х тт. Т. 2. — М: Медицина, 1994. — 522 с.
127. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. —М.: Наука, 1987.—261 с.
128. Карвасарский Б. Д. Неврозы. — 2-е изд. — М.: Медицина, 1990.— 576 с.
129. Карвасарский Б. Д. Психотерапия. — М.: Медицина, 1985. 303 с.
130. Карнеги Д. Как вырабатывать уверенность в себе и влиять на людей, выступая публично. — М.: Прогресс, 1989. — 448 с.
131. Карнеги Д. Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей. — М.: Прогресс, 1989. — 288 с.
132. Кастанеда К. Учение дона Хуана. Отдельная реальность. Путешествие в Искстлан. — СПб: «София», 1993. — 632 с.
133. Кедров Б. О творчестве в науке и технике. — М.: 1987. — 192 с.
134. Клемперер В Язык третьего рейха. Записки филолога // Имидж.— № 3. — Челябинск, 1991. —С. 19-26.
135 Коломийцева О. А. Лингвистический аспект психотерапевтического воздействия А. М. Кашпировского // Психотерапевтический и духовный феномен Кашпировского. Материалы 1-й Украинской научно-практической конференции — Киев, 28-30 января, 1991.—С. 124-139.
136 Колшанский Г. В. Объективная картина мира в познании и языке. — М: Наука, 1990. — 103 с.
137 Кондратов А. М., Шилик К. К. Как рождаются мифы XX века. — Л.: Лениздат, 1988 — 176 с.
138 Коппо П. Традиционные методы лечения психических болезней в Мали // Здоровье мира. — 1983. — № 6. — С. 10-12.
139. Костандов Э. А. О физиологических механизмах «психологической защиты» и безотчетных эмоций // Бессознательное. Т. 1. —Тбилиси: Мецниереба, 1978. — С. 633-651.
140. Красникова Е. И. Прогнозирование оценки квазислова в связном тексте// Проблемы мотивированности языкового знака. — Калинин!рад: КГУ, 1976. —С. 54-60.
141. Кубасов В. А., Ковылин А. И., Ковресов В. А. Методика лечения в нейро-лингвистическом программировании (ребилдинг) // Новости психосинтеза, № 1-2, 1993. — С. 28-30
142. Кубрякова Е. С. Смена парадигм знания в лингвистике XX века//Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы. Тез. междунар. конф. —Т. 1. — М., 1995. — С 278-280.
143. Кэмпбелл Дж. Жизнеописание Карла Густава Юнга// Юнг К. Г. Тэвистокские лекции. Аналитическая психология: ее теория и практика. — Киев: СИНТО, 1995. — С. 193-221.
144. Лебедев А. В. Самогипноз (практическое руководство). —М., 1993.— 27 с.
145. Лебле Л. О. Статистический анализ значимости буквенной формы в поэме Эдгара По «Колокола» // Проблемы мотивированности языкового знака. —Калининград: Изд-во КГУ, 1976. —С. 82-88.
146. Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М.: Атеист, 1930. —337 с.
147. Леви-Стросс К. Из книги «Мифологичное. 1. Сырое и вареное»//Семиотика и яскусствометрия. —М.- Мир, 1972. — С 25-49.
148. Леви-Стросс К Структура мифов//Вопросы философии. — 1970. — № 7,- С. 152-164.
149. Лекрон Лесли М. Добрая сила (Самогипноз).-«Писатель», 1993.— 207 с. М.: Изд-во
150. Леонтьев А. А. 1979.—45 с. Психологический портрет лектора. М.
151. Леонтьев Д. А. Виктор Франкл в борьбе за смысл // Франкл В. Человек в поисках смысла. — М.: Прогресс, 1990. — С. 5-22.
152. ЛесскисГ. А. О зависимости между размером предложения и характером текста // Вопр. языкознания. — 1963. — № 3. — С. 92-112.
153. ЛиндеманХ., Селье Г. Система психофизического саморегулирования. Когда стресс не приносит горя. — М, 1992. — 158 с.
154. Линецкий М. Л. Внушение и мы. — М., 1983. — 94 с.
155. Литвак М. Е. Психологическое айкидо. — Ростов-на-Дону, 1992.— 64 с.
156. Литвак М. Е. Я: алгоритм удачи. — Ростов-на-Дону, 1994. — 103 с.
157. Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф. — М: Изд-во МГУ, 1982. — 478 с.
158. Лосев А. Ф. Миф — развернутое Магическое Имя // Символ, №28, 1992.— С. 217-230.
159. Лосев А. Ф. Философия имени. — М.: Изд-во МГУ, 1990. — 269 с.
160. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. —М.: Политиздат, 1991. —525 с.
161. Лурия А. Р. Внутренняя картина болезни и ятрогенные заболевания. — М.: Медицина, 1977. — 110 с.
162. Лурия А. Р. Основные проблемы нейролингвистики. — М.: МГУ, 1975. —250 с.
163. Маковский М. М. Удивительный мир слов и значений. Иллюзии и парадоксы в лексике и семантике. — М.: Высш. школа, 1989.— 199 с.
164. Максимов С. В. Крестная сила. Нечистая сила. Неведомая сила,— Кемерово, 1991.— 349 с.
165. Малиновский Б. Магия, наука и религия//Магический кристалл: Магия глазами ученых и чародеев. — М.: Республика, 1994. —С. 84-127.
166. Маранда П., Кенгас-Маранда Э. Структурные модели в фольклоре // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. — М., 1985. —С. 194-260.
167. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. — М.: Наука, 1976. — 408 с.
168. Мельников Г. П. Типы мотивированности языковых знаков // Материалы семинара по проблеме мотивированности языкового знака. — Л., 1969. — С. 3-6.
169. Менделев В. А. От звука к имени // Тайна имени-2. Сборник. — Харьков, 1995. —С. 443-564.
170. МеньА. Таинство, слово и образ. Богослужение Восточной Церкви. — Л., 1991. —208 с.
171. Мерлин В. С. Очерк интегрального исследования индивидуальности. — М.: Педагогика, 1986. — 253 с.
172. Мерлин В. С. Своеобразие условных реакций в структуре волевого акта // Уч. зап. Казанск. Гос. ун-та, т. 113, кн. 3, 1953.
173. Мессинг В. О самом себе//Феномен «Д» и другие. —М.: Политиздат, 1991.— С. 11-106.
174. Мецлер А. А. Прагматика коммуникативных единиц. — Кишинев, 1990. — 100 с.
175. Мизеров М. И., Скалозубов Н. Л. К вопросу о народной медицине в Красноуфимском уезде. — Пермь: Тип. Губ. земской управы, 1893. — 44 с.
176. Минделл А. Лидер как мастер единоборства (введение в психологию демократии). Ч. 1. — М.: Ин-т психологии РАН, 1993. — 88 с.
177. Мистрик Й. Математико-статистические методы в стилистике // Вопр. языкознания. — 1967.— № 3. — С. 42-52.
178. Михлин В. М., Кирьяк В. А. Неклассическое врачевание: прошлое и настоящее. 2-е изд., с изм. — Кишинев, 1988. — 212 с.
179. Морговский А. Анатолий Кашпировский — вчера, сегодня, завтра... — Киев, 1990. — 49 с.
180. Морозов В. П. Занимательная биоакустика. 2-е изд.— М., 1987.— 204 с.
181. МурзинЛ. Н. О динамической лингвистике XX века//Лингвистика на исходе XX века: итоги и перспективы. Тезисы международной конференции. Т. 2. — М.: Филология, 1995. — С. 361-362.
182. МурзинЛ. Н., Штерн А. С. Текст и его восприятие. —Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991. — 172 с.
183. Мурзин Л. Н., Сметюк И. Н. Как обучать языку? (об основах лингводидактики). — Пермь: Изд-во ПГУ, 1994. — 136 с.
184. Мшвидобадзе Р. Г. Распознавание социальных установок через грамматические параметры речи. Дис. канд. психол. наук: 19.00.05. —Тбилиси, 1984. — 166 с.
185. Надирашвили Ш. А. Понятие установки в общей и социальной психологии. —Тбилиси: Мецниереба, 1974. — 170 с.
186. Надирашвили Ш. А. Психология пропаганды. — Тбилиси: Мецниереба, 1978. — 122 с.
187. Найдыш В. М. Мифотворчество и фольклорное сознание // Вопросы философии. — 1994. — № 2. — С. 45-53.
188. Налимов В. В. Вероятностная модель языка. —М: Наука, 1979.— 304 с.
189. Налимов В. В. В поисках иных смыслов. — М: Прогресс, 1993.— 280 с.
190. Налимов В. В. Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. — М.: Изд-во «Прометей», 1989. — 287 с.
191. Никонов В. А. Имя и общество. — М.: Наука, 1974. — 279 с.
192. Новик Е. С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме. — М: Наука, 1984.— 304 с.
193. Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. Сборник. Пер. с раз. языков. — М.: Прогресс, 1985.— 500 с.
194. Овсянико-Куликовский Д. Н. Основы ведаизма//Собр. соч., т. 6, — СПб.: Прометей, 1909. — С. 149-198.'
195. Овчинникова О. В., Насиновская Е. Е., Иткин Н. Г. Гипноз в экспериментальном исследовании личности. — М.: МГУ, 1989.— 229 с.
196. Огибенин Б. Л. Структура мифологических текстов «Ригведы» (Ведийская космогония). — М.: Наука, 1968. — 115 с.
197. Орлов М. А. История сношений человека с дьяволом. —М.: Республика, 1992. — 351 с.
198. Орлова Е. В. О восприятии звуков // Развитие фонетики современного русского языка. — М., 1966. — С. 144-154.
199. Откровенные рассказы странника духовному своему отцу. — Париж, 1948.— 181с.
200. Павлов И. П. Избранные работы по физиологии высшей нервной деятельности. — М.: Учпедгиз, 1950. — 264 с.
201. Панов В. Г. Эмоции. Мифы. Разум. — М.: Высш. шк., 1992. — 252 с.
202. Панов М. В. О восприятии звуков // Развитие фонетики современного русского языка. — М.: Наука, 1966. — С. 155-162.
203. Папюс. Практическая магия (т. 1). М.: Алконост, 1992. — 320 с.
204. Пезешкян Н. Торговец и попугай. Восточные истории и психотерапия. — М.: Прогресс, 1992. — 237 с.
205. Перлз Фредерик С. Внутри и вне помойного ведра. — СПб., 1995. —448 с.
206. Песков В. М. Об устойчивых поэтических элементах русского заговора // Филология. — М., 1977. Вып. 5. — С. 26-39.
207. Петров Н. Самовнушение в древности и сегодня. Пер. с болг. — М.: Прогресс, 1986. — 141 с,
208. Пешковский А. М Объективная и нормативная точка зрения на язык // Избранные труды. — М.: Учпедгиз, 1959. — С. 50-62.
209. Платонов К. И. Слово как физиологический и лечебный фактор. Вопросы теории и практики психотерапии на основе учения И. П. Павлова. — М., Медгиз, 19