Богомолова Нина Владимировна

1937 г.р., ур. дер. Каменка Орловской области, проживает в п. Товарково Дзержинского р‑на

 

Я родилась в 1937 г. в Орловской области в деревне Каменка. У нас была дружная семья: отец, мама, бабушка, брат, я и еще две сестры. С 1941–1943 гг. Орловская область была полностью оккупирована. Мне в это время было четыре года, а моему брату не было и года.

Когда мы были еще маленькими, мама часто рассказывала нам, что немцы выгнали нашу семью из дома. Пришлось жить в чулане, в темном, холодном. На дворе в то время была ранняя весна. Продукты, которые были, кончились, и мы часто ложились спать голодными. Но иногда немцы помогали нам: пускали погреться, давали что‑нибудь из еды. В 1942 г. немцы стали отступать и всех жителей деревни погнали с собой. На железнодорожной станции погрузили в товарный вагон. Спать приходилось на соломе или на полу. О еде или о теплой одежде приходилось только мечтать.

Привезли в Западную Белоруссию и разместили в помещении местной школы. Условия, конечно, были очень тяжелые. Но иногда помогали местные жители: давали одежду, хлеб, картошку.

Взрослых гоняли на работу к местным хозяевам, которые платили им зерном. Мы, дети, ходили побираться. И надо сказать, белорусы не отказывали и кто чем мог подавали милостыню. Вот так понемногу и перебивались.

Однако вскоре и сюда докатилась война. Узников угнали в лес, который больше походил на огромное болото. Гнали с собаками. Люди шли по тоненьким жердочкам через болото, рискуя каждую минуту оступиться и провалиться в болото. В лесу мы жили в шалашах, питались тем, что смогли найти в лесу, или тем, что успели захватить с собой. У нас на всю нашу семью было одно маленькое одеяло. Дети часто болели, умирали, так как ни лекарств, ни врача не было. Вскоре заболел и умер мой брат.

В лесу нас не оставляли в покое белорусские полицаи. Они постоянно наведывались и грабили нас, отбирая последнюю одежду, еду, вещи. Забрали у мамы и наше последнее одеяло. Мама не раз говорила, что они были очень злые и жестокие. Однажды они расстреляли женщину, которая не хотела отдать им костюм ее мужа. Она хотела убежать, а они поймали, отобрали костюм, а женщину расстреляли.

Между собой узники жили дружно, делились друг с другом, стараясь помочь чем‑нибудь. А если и нечем было, то поддерживали друг друга добрым словом.

В 1944 г. немцы начали отступать. Это было для всех самое радостное известие. А вскоре мать получила письмо от отца, который разыскал нас. Вскоре он и сам приехал за нам. Ему пришлось тоже пережить немало. Был ранен, трижды делали операцию на ноге, т.к. начиналась гангрена, и он чудом остался жив. День нашего возвращения совпал с праздником Святой Троицы. Когда уже все были готовы к отъезду, долго не могли найти бабушку. Потом оказалось, что она пошла в православный храм. В храме шла служба и все, русские и белорусы, стояли перед иконами и благодарили Бога за окончание войны.

Обратно пришлось возвращаться опять в товарном вагоне. Но на душе было радостно. Ехали ведь домой! Вначале доехали но Брянска, потом до Орла и затем уже до нашей станции...

А на станции нас уже ожидали с лошадью и повозкой, на которой мы и добрались до деревни. Шел уже май 1945 г. Дом наш был весь разрушен, пришлось его восстанавливать. Осенью все дети пошли в школу. Я закончила девять классов, а затем пошла работать. Вышла замуж. У меня хороший муж, два сына и трое внуков, самому младшему пять лет.

 

Удостоверение я сохранил

 

Борзенков Геннадий Афанасьевич

1924 г.р, ур. д. Овсянниково Орловской области, проживает в д. Ермолино Боровского р‑на Калужской обл.

 

Родился в 1924 г., в Орловской области, д. Овсянниково. С этой местности в сентябре 1941 г. был вывезен в Германию. Вывозили в товарных вагонах, без пищи, без воды. В Германию был доставлен в район г. Штутгарта, в лагерь. Лагерь был распределительный, за колючей проволокой. После распределителя группами по 40–60 человек перевезли в г. Эслинг, на фабрику, где жили в холодных бараках. Бараки были огорожены колючей проволокой. Нельзя было никуда выходить. Работали босыми в холодное время года. Работали под надзором охраны на камнедробильном заводе.

Из этого лагеря наши ребята убегали в Швейцарию. На этом заводе дали нам удостоверения с отпечатками своих пальцев и фотографией. С этого времени мы носили на груди специальную повязку с буквами OSTSU. Это удостоверение я сохранил и передал его нашим властям.

Потом нас перевезли в Польшу. Работал на заводе, потом заболел, получил плеврит и радикулит. Тогда меня отправили в другой лагерь, который находился в г. Биттегайм. Лагерь был разделен проволокой колючей на две части. В нем было много больных тифом, туберкулезом, ослабленных, немощных. Через некоторое время недалеко от Биттегайма построили новый лагерь для больных. Это был настоящий лагерь смерти, так как на старом месте мы иногда через проволоку у вновь прибывших иностранных рабочих выпрашивали кусочек хлеба или брюквы.

Много своих приходилось хоронить тут за лагерем в общей могиле‑свалке. Рядом с лагерем был небольшой аэродром. Перед освобождением охрана лагеря разбежалась, мы спасались как кто мог. Стали работать у одного фермера, где проработали до освобождения. Потом нас всех собрали в лагере Лукенвольд. Всех переписали, зарегистрировали. Представители наших войск провели проверку и распределили по воинским частям. Через некоторое время я сильно заболел, обострились лагерные болезни. Проболел я четыре месяца. Потом призвали меня в армию в в/ч 3742. А в 1947 г. был демобилизован на основании приказа. Вернулся в свою деревню Овсянниково, где работал в колхозе.

 

Трехлетний узник концлагеря