Когда я осматривал свою унылую больничную палату, то думал: «Мое сердце все еще бьется. Это же замечательно!»
Когда постоянное пиканье мониторов сводило меня с ума, я говорил себе: «По крайней мере, я слышу свой пульс, и не умер».
Я сосредоточился на том, что у меня все еще было мое здоровье... точнее то, что от него осталось. Я стал мистером Жизнерадостность. Мне пришлось, иначе я бы сошел с ума.
После того, как меня выписали из больницы, я чувствовал себя каким-то... другим. Как вернуться в жизнь, к которой я больше не принадлежал? Я заставлял себя быть человеком, которым больше не являлся. Заставлял себя чувствовать то, чего больше не чувствовал.
Я вернулся домой, в квартиру, что делил с женщиной, которая не хотела, чтобы я больше там находился.
Потому что я уже не тот мужчина, которого она когда-то встретила. Сиерра привыкла к Бекетту Кингсли, который бегал с ней после работы, планировал вылазки в горы, и который мог не спать всю ночь, сводя ее с ума новыми и интересными способами.
|
|
Бекетт, который вернулся домой, едва не умерев, не мог заниматься всем этим, и скоро стало очевидно, что Сиерра не хочет находиться рядом с этим новым парнем.
У Сиерры никогда не было терпения, и я знал — сердечный приступ стал проверкой того, какой уступчивой и приятной она может быть. Сначала она пыталась. Первые недели в больнице она навещала меня каждый день. Сидела на стуле у кровати и держала за меня руку. Привезла мою любимую пижаму и книгу, которую я читал.
Все было нормально, пока я не вернулся домой, и ей не пришлось жить с инвалидом.
После этого все мгновенно изменилось.
Я знал, что в больнице выместил на нее много злости и раздражения. На Сиерру легко было накидываться, потому что она просто была рядом. Но дома она не помогала. Казалось, она рассчитывала на то, что как только вернусь из больницы, я снова окунусь в нашу совместную жизнь, будто ничего и не произошло.
В первую ночь моего возвращения домой она зашла в нашу спальню в шелковом белье. При нормальных обстоятельствах, я бы сорвал его с ее тела. Но я устал, и мне было больно. Я просто хотел спать.
Так что, когда Сиерра стала целовать мою шею и прикасаться ко мне, скользя рукой под пижаму и обхватывая пах, я отстранился. Она снова и снова пыталась настроить меня на нужный лад, оседлала, толкала свою грудь мне в лицо. И когда нечаянно прижалась рукой к моему заживающему шраму, я вскрикнул от боли и скинул ее с колен.
— Я не могу, Сиерра! — прокричал я, злой и раздраженный из-за того, что она думает лишь о себе. Злой из-за того, что я больше не тот мужчина, которым она хотела бы, чтобы я был... не тот мужчина, каким был раньше.
|
|
Просто помню, что пока лежал, а на мне сидела сексуальная девушка, и мой член вяло лежал между нами, я задавался вопросом, что, черт возьми, со мной не так? Почему я так зол?
Почему не возбудился? Почему просто не могу быть мужчиной, которым был до того, как мое сердце перестало нормально работать?
— Отлично, так и оставайся мудаком! — выкрикнула Сиерра, спрыгнув с кровати и захлопнув за собой дверь ванной.
Той ночью она спала в соседней спальне. И следующей тоже.
За три месяца, последовавшие после выписки из больницы, мы с Сиеррой спали раздельно чаще, чем вместе. Нашей сексуальной жизни больше не существовало, и я не был полностью уверен, что хочу что-то менять.
— Все пары проходят через сложные периоды, — пыталась заверить меня мама.
Она который раз спрашивала, почему же Сиерра опять не присоединилась к нам за семейным ужином. Я знал, Сиерра им не очень нравилась, но ради меня они всегда старались подавить свои чувства. Я не хотел признавать, что, возможно, они всегда были правы насчет моей девушки. Что она незрелая и эгоцентричная. И не могла думать ни о ком, кроме себя.
Но я, наконец, сломался и рассказал маме о том, как все на самом деле плохо. Все это гноилось внутри меня. Мама удивила, что совсем не осудила меня.
— Даже не знаю, мам, — растерянно сказал я.
— Все будет так, как и должно быть. За все годы замужества с твоим отцом, я поняла главное: пальцы на ногах поджимаются не только от поцелуев и страсти.
Я поежился. Последнее, о чем я хотел слушать, так это о поджимающих пальцы поцелуях моих родителей. Но когда мама начинала озвучивать какую-то философскую мысль, ее невозможно остановить.
— Впереди тяжелые времена. Будут моменты, когда ты спросишь себя, действительно ли такой человек стоит того. Но могу заверить тебя: каждый раз, когда я задавала себе этот вопрос о твоем отце, то отвечала «да» без единого сомнения. Потому что всем своим существом понимала, что он единственный мужчина, с которым я могу провести свою жизнь. Если ты заглянешь к себе в душу и сможешь сказать то же самое о Сиерре, тогда сможешь пройти через трудности. Обещаю. — Договорив, мама налила мне стакан холодного чая и ушла проверить мясо в духовке.
По мнению мамы, в этом мире нет ничего, что не сможет исправить хорошее тушеное мясо. Интересно, смогут ли ее розовые очки уместиться на моей большой голове?
Потому что когда я спросил себя, стоит ли Сиерра всех проблем, почувствовал лишь разочарование и злость из-за ее эгоистичности. Может, мне стоит подождать, пока я остыну и перестану раздражаться по поводу и без, и лишь после этого задать себе такие важные вопросы. Или сейчас самое время спросить себя об этом?
Может, я несправедлив к Сиерре. Она тоже через многое прошла, верно? Нелегко видеть своего парня лежащим в больничной палате и не знать, выживет ли он. А я был вспыльчив. И большую часть своего дерьмового настроения вымещал на ней.
Но несколько недель после, слова мамы продолжали отдаваться эхом в моих ушах.
Стоит ли Сиерра этого?
Я не был уверен.
— Все показатели в норме. Можешь надеть рубашку, — через несколько минут сказала доктор Каллахан, и я отбросил в сторону свои слишком глубокие мысли.
— Так все в порядке? — спросил я, застегивая рубашку.
Доктор Каллахан кивнула, глядя на экран своего компьютера.
— Твои показатели именно такие, какими и должны быть. Как ты себя чувствуешь? Испытываешь какой-нибудь дискомфорт? Головокружение? Слабость? Тошноту? — спросила она, перечисляя симптомы, словно делая заказ в фаст-фуде.
Хотите этот чизбургер? Картошку фри? Луковые колечки? Сырные палочки?
— Неа. Чувствую себя отлично. А когда я смогу вернуться хоть к какой-нибудь физической активности? — нерешительно спросил я.
|
|
У каждого есть слабости. У некоторых это наркотики. У других выпивка.
У меня спорт.
В средней школе я был нападающим в школьной футбольной команде. Я побывал во всех штатах с командой по бегу. В колледже занимался джиу-джитсу и горными лыжами, а когда начал работать, обнаружил сумасшедшую любовь к бегу на пять километров.
А если чувствовал себя предельно бешенным, то занимался дельтапланеризмом.
Мои друзья, Аарон и Брайан, с которыми я познакомился на первом курсе в колледже, любили издеваться надо мной из-за моих шорт для бега и мускулистых икроножных мышц.
Доктор Каллахан сняла очки и сложила руки на коленях.
— Знаю, ты всегда был активным, Бекетт, но часть твоего стиля жизни изменилась, и ты должен значительно снизить физические нагрузки. Ты спортсмен, но больше не можешь заниматься тем, чем раньше. Это невозможно.
Я был подавлен. Я уже знал, что последует дальше, но слышать это отстойно.
— Так что, больше никаких забегов на пять километров или игр в футбол в парке? — спросил я с вялой улыбкой на лице.
Жесткое выражение лица доктора Каллахан смягчилось, и она покачала головой.
— Извини, Бекетт. В конце концов, ты сможешь возобновить определенный уровень физической активности, так как это важно для твоего здоровья, но ты до сих пор восстанавливаешься. — Она снова посмотрела на экран своего компьютера. — Я хочу снова увидеть тебя через восемь недель, чтобы проверить ИКД. На этой встрече мы назначим рентген и стрессовый тест. Если до этих пор ты не будешь торопиться, будешь много отдыхать и следовать своей диете, тогда мы обсудим уровни твоей активности. Хорошо?
Я вздохнул, стараясь не чувствовать себя побежденным.
«Ты жив! Вот что важно!», — повторял я себе снова и снова.
Я нацепил улыбку на лицо и притворился, что мне не надоело чувствовать себя больным и усталым.
— Ладно, — согласился я, спрыгивая со стола.
— Предупреждаю, если ты почувствуешь боль или постоянное головокружение и тошноту, ты должен незамедлительно позвонить в центр протезирования имплантов. Если ИКД активируется, ты узнаешь об этом, и важно, чтобы мы были предупреждены. Нам нужно будет протестировать ритмы твоего сердца, чтобы увидеть, появились ли проблемы, которые необходимо исправить, — проинформировала меня доктор Каллахан.
|
|
Головокружение? Неа. Тошнота? Неа. Боль в груди? Неа.
— Непременно, — ответил я ей, выходя за дверь, которую она придерживала.
— Увидимся через восемь недель, Бекетт, — произнесла доктор Каллахан, наконец, улыбнувшись. Я улыбнулся в ответ, выпрямляясь настолько, насколько это возможно.
Я жив, черт побери! Потому что еще не готов умирать! У меня куча дел и мест, которые я хочу увидеть!
Мое самовнушение сработало, и я почувствовал себя лучше, направляясь к машине.
Глава 2
Корин
— Все пройдет отлично! Это именно то, что тебе нужно, — бормотала я себе под нос.
Эти ободряющие слова стали чем-то таким же обыденным, как и все остальное в моей жизни.
Я наблюдала, как люди заходят в церковь, а сама продолжала стоять на улице, глубоко засунув руки в карманы куртки и разговаривая сама с собой, словно шизофреник.
— Улыбнись, Корин. — Я улыбнулась сама себе, излучая доброжелательность и симпатию.
Я предпочитала ждать, пока все окажутся внутри, и уже только потом заходила. Первая встреча группы всегда для меня была трудной. Я чувствовала себя незваной гостьей. Самозванкой. Будто не должна быть здесь, словно у меня нет места в их мире. Мне требовалось некоторое время, чтобы почувствовать себя комфортно. Принятой.
Но сейчас я подожду подходящего момента, чтобы уменьшить вероятность пустых разговоров перед началом встречи. Так я могу проскользнуть внутрь и, ни с кем не общаясь, сесть на место.
— Ты пришла на встречу группы «Излеченные сердца»?
Я не слышала, как подошел человек, потому что была слишком занята, разговаривая сама с собой и мысленно здороваясь со всеми.
У мужчины глубокий голос. Успокаивающий. Словно идеально сладкий мед.
И знакомый.
Я узнала этот голос.
Из всех забегаловок, из всех городов, во всем мире... (Примеч.: …она выбрала мою — крылатая фраза из кинофильма «Касабланка»).
— Эм... — Я затихла, замерев на месте, держа руки в карманах и с низко натянутой на глаза шерстяной шапочкой.
— Пошли, я провожу тебя внутрь, — подбадривающе предложил мужчина, положив руку мне на предплечье. Я почувствовала давление даже под слоями одежды. Огонь на коже.
— Ты в порядке?
Влажные ладони, прерывистое дыхание. Милые мягкие слова, предназначенные, чтобы успокоить меня.
— Нет. Мне нужна минутка, — огрызнулась я грубо.
Я ничего не могла с собой поделать, потому что узнала этот очаровательный низкий голос, наполненный искренним сочувствием и беспокойством.
Голос, который я никогда не забуду.
Мое лицо, скорее всего, и так порозовело на холодном воздухе, а от стыда щеки окрасились в красный.
Мужчина убрал руку и шагнул назад. Я, наконец, решилась взглянуть на него, чтобы, в конце концов, увидеть его лицо.
И тут же пожалела об этом.
Он был симпатичным. С мальчишеским лицом, с удлиненными светло-каштановыми волосами, которые, кажется, он даже не потрудился расчесать. Голубые глаза, вероятно, искрились, когда он улыбался.
Но сейчас он не улыбался. А выглядел... обеспокоенным.
— Тогда ладно. — Он быстро шагнул назад, и я не могла не улыбнуться его поступку.
Он нахмурился, явно решив, что я сумасшедшая. Вероятно, так и было.
Пожалуйста, не узнавай меня...
— Мы случайно не знакомы? — спросил он, склонив голову набок.
Мои щеки больше не горели. Они пылали, как лесной пожар четвертой степени.
Мой добрый самаритянин открыл рот, но я опустила голову, потупив взгляд.
Уходи...
— Ну, ладно, тогда увидимся внутри, — произнес он через мгновение, и я с облегчением расслабилась. Он не узнал меня.
Я не хотела, чтобы узнал. Тот снежный день на тротуаре был не из лучших. Но, к несчастью, с того дня все остальные дни стали только хуже. Панические атаки. Хроническое состояние тревоги.
Но он не узнал меня.
Это хорошо. Анонимность важна для меня.
Тогда почему глубоко внутри я ощущала разочарование?
***
Еще через десять минут молчания и не таких уж молчаливых разговоров с самой собой, я, наконец, решилась войти внутрь.
Зайдя в переполненную комнату, я не стала тратить время и смотреть на всех подряд. Не позволяла себе искать его.
Я сняла пальто с шапкой и повесила на крючки, расположенные вдоль стены. А затем потерла руки, пытаясь согреть их, и направилась к столу с закусками.
Слегка дрожащими пальцами я быстро налила себе горячий чай в пластиковый стаканчик и залпом выпила.
Я ненавидела кофе, поэтому обрадовалась травяному чаю с медом. Я сразу же повторно наполнила стаканчик, а затем начала накладывать на тарелку аппетитную выпечку. Кто бы ни был организатором группы «Излеченные сердца», он точно знал толк в закусках.
Обычно на таких встречах предлагали паршивый кофе «Фолджерс» и шоколадное печенье из «Уоллмарта». Я оказалась в сахарном раю. Хоть я и не ела много сладкого, иногда мне нравилось баловать себя.
Хотя, наверное, я должна осторожнее относиться к количеству сахара, которое потребляю. Буквально на днях я прочитала статью о наследственной предрасположенности к диабету второго типа. Я остановила руку на полпути ко рту.
Вспомнила, что у бабушки по маминой линии в старости обнаружили диабет, и ей пришлось колоть инсулин. В конце концов, она пережила инсульт, который стал следствием этого заболевания.
Я взглянула на свою тарелку, наполненную вредной едой, и потеряла аппетит. И тут же вернула закуски обратно на поднос.
— Рад, что ты, наконец, вошла.
Низкий голос, раздавшийся некомфортно близко, напугал меня. Я посмотрела в голубые глаза, от которых всего пятнадцать минут назад не знала куда деваться.
Сжимая в руках теперь уже пустую тарелку, я кивнула. Язык неожиданно стал тяжелым и отказывался подчиняться.
Мужчина смотрел на меня. Он буквально сверлил меня взглядом, пытаясь разгадать все секреты.
— Не любишь пирожные? — спросил он после неловкого молчания.
Почему он все еще разговаривает со мной? Мое прирожденное обаяние уже должно было отпугнуть его.
— Эм, нет. У меня диабет, — произнесла я, слова вырвались прежде, чем я смогла сдержаться. Ух-х!
— Диабет? — переспросил он.
— О, ну, знаешь, большое количество сахара, генетическая предрасположенность и все такое, — продолжила я, понимая, что разговор не спасти и терять уже нечего.
Парень потянулся мне за спину, взял пирожное и положил его на свою тарелку. Он слизнул каплю яблочной начинки с пальца, глядя на меня тем же самым напряженным взглядом, как и у входа в церковь.
Пожалуйста, пожалуйста, не вспоминай меня...
— Ну, у меня такой генетической предрасположенности нет. Так что ничего не мешает мне насладиться этим.
Он дразнился? После этого он улыбнулся, отвечая на мой немой вопрос. Определенно дразнился.
В ответ я послала ему слабую улыбку и отвернулась так, чтобы защититься от его проницательного взгляда.
Комната оказалась заполнена людьми, и бормотание голосов стало громче. Помешивая чай, я подумывала о том, не найти ли себе место. Если симпатичный парень считает, что я настроена принимать участие в разговоре, то будет разочарован. Я не умею вести беседу. Стоит мне открыть рот, как разговор заканчивается. Обычно все кончалось тем, что я делилась неловкими личными деталями о хроническом потении по ночам или о том, как нерегулярно отрастают мои волосы в местах, о которых не принято говорить.
А затем наступил момент, которого я страшилась.
Момент узнавания. Момент, когда я погибла от крайнего и мучительного унижения.
— Я тебя знаю, — произнес он низким голосом. Одновременно хриплым и мягким.
— Нет, не знаешь, — пропищала я. Почему мой голос не может быть сладким и сексуальным, а звучит так, будто мышь вдохнула гелий.
Беги, Корин! Беги! Оставь в покое вкусный чай и убирайся отсюда!
Если это не сработает, может, начать биться в конвульсиях, будто у меня приступ?
— Да, знаю. Ты та девушка с тротуара. Та, которой я помог несколько недель назад, — произнес мужчина, к счастью, шепотом.
Девушка с тротуара?
Серьезно?
Почему бы просто не назвать меня девушкой, которая испугалась и убежала как идиотка? Так было бы лучше.
— Думаю, ты перепутал меня с...
Но доброжелательный придурок перебил меня:
— С тобой произошла паническая атака. Прямо перед аптекой Уолкера, — продолжил он, и я внезапно рассмеялась.
— Это была не я! — прохрипела я, пытаясь перестать хихикать.
Несвоевременное хихиканье — моя большая проблема. Вероятно, это еще один симптом моего угасающего здоровья. Уверена, неадекватные эмоциональные реакции — признак опухоли... в каком-то там месте.
Мистер Симпотяжка уставился на меня, будто я выжила из ума.
Так и есть, красавчик. Поверь мне.
— Что смешного? Я что-то не понимаю? — спросил он.
Я изо всех сил старалась взять себя в руки. Прикрыла рот рукой и покачала головой, боясь своих же слов. Да уж, меня, правда, нельзя выпускать на люди.
— Ты напугала меня тогда, — продолжил он, и я желала, чтобы он просто заткнулся.
Я осмотрелась вокруг и, к счастью, поняла, что никто не слушает эту болезненно неприятную дискуссию.
— Эм, слушай, не думаю...
— Я Бекетт Кингсли. Полагаю, на данный момент мы уже должны обращаться друг к другу по именам, — снова прервал он меня.
Этот парень позволит мне хоть когда-нибудь закончить предложение? Это слегка раздражает.
— О, ну, привет, — ответила я равнодушно.
Что еще я должна сказать? Спасибо, что помог мне в одной из многих неловких ситуаций, в которых я постоянно оказываюсь? Спасибо, что вспомнил сейчас об этом здесь, в окружении незнакомцев. Ты настоящий стукач, чувак.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Его глаза были такими яркими. Такими глубокими. Мне было тяжело смотреть на него, но одновременно невозможно отвести взгляд.
— Корин, — промямлила я свое имя.
Бекетт улыбнулся. А когда он улыбался, все его лицо озарялось. Черт. Эти ровные белые зубы способны свести с ума.
Спасибо Господу, что сейчас я невосприимчива к смазливым лицам и идеальным улыбкам.
Я допила обжигающий чай и поставила пустой стаканчик и тарелку на стол. Выставила ладони вперед и попятилась от Бекетта.
Отойди, дьявол!
Его улыбка угасла, а затем исчезла, ее сменило хмурое выражение лица.
— Мне нужно занять свое место, — выпалила я и практически побежала в сторону круга из стульев, расположенного в центре комнаты.
Хмурый Бекетт остался у стола с закусками, и я почувствовала себя настоящей кретинкой. Кажется, стоит поучиться навыкам общения.
— Итак, займите свои места. Возьмите кофе и закуски, и садитесь в круг, — окликнула женщина с растительностью на лице и с невероятно крупными икроножными мышцами.
Я села между пожилым мужчиной в кепке и с часами Микки Мауса и девушкой не намного моложе меня, которая яростно грызла ногти и пахла жареной едой. Отлично. Теперь я голодна. Надо было съесть пару пирожных.
«У тебя диабет, Корин!» — напомнила я себе.
— Мятную конфетку? — спросил мужчина с часами Микки Мауса, протягивая упаковку розовых леденцов.
Я покачала головой и прохрипела:
— Нет, спасибо.
— Они очень вкусные. Возьми парочку. Убери их в карман и съешь позже.
Что?
Чтобы не показаться грубой, я достала из упаковки несколько конфеток и сунула их в карман штанов.
Надеюсь, я вспомню о них, прежде чем постираю.
— Я Джоффри, — произнес Микки Маус.
— Корин. Я Корин, — пробормотала я. Черт, снова пустая болтовня!
— Рад познакомиться, Корин. — Джоффри улыбнулся мне, продемонстрировав несколько золотых зубов и рот, набитый розовыми леденцами. Должно быть, он их очень любит.
— Да, — это все, что я смогла вымолвить. Я уже упоминала, что полный профан в знакомствах?
К счастью, Джоффри переключился на другого соседа, оставив меня один на один со своим стыдом.
Я решила не смотреть на Бекетта, который присоединился к группе.
И совершенно точно не заметила, как он сел рядом с пожилой женщиной в цветном балахоне.
И уж точно не заметила, что Бекетт Кингсли увидел меня.
«Перестань уже таращиться на него, тогда и он перестанет смотреть на тебя!» — молча упрекнула я себя.
В груди все сжалось, и я поняла, что мне тяжело дышать. Я потерла больное место чуть выше левой груди. С моей удачей я умру от сердечного приступа посреди группы поддержки для пациентов с больным сердцем.
Боль усилилась, и я потерла сильнее. Пот начал стекать по затылку. Сегодня я так надеялась услышать новости от доктора Харрисона. Я все больше убеждалась в том, что с моим сердцем что-то не так. Осматривая комнату, полную людей с проблемами со здоровьем, я осознала, что нахожусь в правильном месте.
Я снова посмотрела на Бекетта, и наши взгляды встретились.
Я быстро отвела глаза.
— Всем привет! Я вижу много знакомых лиц, но и парочку новых. Для тех, кто со мной не знаком, меня зовут Кэндис Рэми, я двадцать два года работала медсестрой и заботилась о больных с заболеванием сердца в Центре здоровья Святого Луки. Я основала эту группу пять лет назад, в надежде получить отклик и обеспечить поддержку тем, у кого сердечная недостаточность или хроническая патология сердца. Это безопасное место, в котором вам готовы оказать душевную помощь. Здесь можно поделиться своим опытом и страхами.
Я едва слушала Кэндис. Так как слишком пристально пялилась на ее невероятно большие руки.
Они мускулистые, и, мне показалось, что я разглядела жесткие черные волоски на ее пальцах. Черт! Она может раздавить арбуз этими фиговинами.
Я подняла голову и заметила, что Бекетт снова наблюдает за мной. Что с этим парнем не так? У меня что, запачкано лицо или зубная паста засохла в уголке рта? Я попыталась незаметно вытереть губы. Скрытность — моя не самая сильная сторона. Он ухмыльнулся, а я снова положила руку на колени.
Мне не нравился его пристальный взгляд. Из-за этого я нервничала. Я не привыкла быть центром чьего-то внимания.
Наконец, Бекетт перевел свой взгляд на Кэндис, которая по-прежнему оживленно жестикулировала своими мускулистыми руками.
Я поерзала на стуле, пытаясь усесться поудобней. Боль в груди усилилась, и я буквально слышала хрипы, когда дышала.
— Ты в порядке? — спросил Джоффри.
Я страдальчески улыбнулась и кивнула. Он по-отечески похлопал меня по руке, я оценила этот жест.
Такие группы прививали мгновенный дух товарищества. Мы все связаны условиями, которые не можем контролировать. И сегодня... эту неделю... пока я окончательно не исключу диагноз, я чувствую свою принадлежность к этому месту, которую не найду нигде больше.
— Кто-нибудь хочет чем-то поделиться? Своими новостями? — спросила Кэндис у группы, одаривая нас довольно милой улыбкой. Она посмотрела на Бекетта, который, казалось, уплыл в свои мысли. — Бекетт, мы не видели тебя пару недель. Надеюсь, все хорошо, — мягко произнесла Кэндис.
Бекетт слегка вздрогнул, услышав свое имя. Он откашлялся и слегка выпрямился на стуле.
— Две недели назад мне установили кардиовертер-дефибриллятор. Доктор решила, что для предотвращения будущей остановки сердца, для меня это лучший вариант, учитывая высокий риск опасной для моей жизни аритмии, — объяснил Бекетт, и неосознанно коснулся груди под воротником.
Кардиовертер… что?
Бекетт так небрежно бросался такими громкими словами, что я ничего не поняла.
Но одно было ясно наверняка: Бекетт Кингсли, обладатель ослепительной улыбки, очень-очень болен.
Я пристально смотрела на, казалось бы, здорового человека, и знала, это не показатель того, что происходит внутри. Кожа Бекетта была хорошего цвета. Голубые глаза яркие и ясные. Он казался... нормальным.
Но если есть что-то, в чем я была точно уверена, так это в том, что внешность может быть обманчива.
— У меня ушла неделя на восстановление, — продолжил он, и старушка с очаровательными синими волосами рядом с ним потянулась и взяла его за руку.
В комнате послышалось пыхтение и ропот волнения за Бекетта, которого, очевидно, в группе очень любили.
Кэндис хихикнула.
— Уверена, это непросто для такого парня, как ты, — заметила она фамильярно.
Бекетт криво улыбнулся.
— Ну, я уже смирился с тем, что больше никогда не смогу пробежать марафон, но до сих пор отстойно лежать на диване и смотреть повторы передачи «Хватай не глядя», — пошутил он. — Но, надеюсь, произойдет чудо, и я смогу вернуться к нормальной жизни, насколько это возможно при моем состоянии.
Это звучало так оптимистично. Так обнадеживающе. Как ему удалось остаться таким позитивным? Это вообще нормально? По-моему, нет. Не знаю всех деталей проблем со здоровьем Бекетта, но очевидно, они довольно серьезные. И я, в подобной ситуации, без сомнений не была бы такой веселой.
Я всегда ненавидела оптимистов. Из-за них мы, те, кто не в состоянии смотреть на мир через их дурацкие розовые очки, кажемся несовершенными.
Я не понимала таких людей как Бекетт Кингсли. Мы сделаны из разного теста.
Я почувствовала головокружение и на секунду закрыла глаза, сосредоточившись на дыхании. Будет отстойно, если из всех других возможных мест паническая атака настигнет меня именно здесь.
Мое сердце екнуло, и я почувствовала боль в грудной клетке. Как же хотелось услышать новости от доктора Харрисона. Я открыла глаза и уставилась на свои руки, крепко сжатые на коленях, я хотела заглушить звук этого низкого и успокаивающего голоса, который уже запал мне в душу, хотелось мне этого или нет.
— Теперь ты, наконец, можешь начать планировать поездку в горы, в которую вы с Сиеррой собирались отправиться этим летом, — пробасил голос Джоффри рядом со мной.
Бекетт прочистил горло, и я не могла не поднять взгляд. Он все еще улыбался, хотя сейчас улыбка казалась вынужденной. Все его поведение развернулось на сто восемьдесят градусов. Он больше не был счастливым и беспечным парнем. Хотя, казалось, я единственная, кто заметил эту минутную перемену.
— Да, таков план, — ответил он, пытаясь придать голосу энтузиазм.
Через пару минут еще несколько людей поделились последними новостями из своей жизни. У Стэллы, леди с синими волосами рядом с Бекеттом, на прошлой неделе была ужасная боль в груди, и ей пришлось обратиться к врачу. Но это оказалась лишь изжога.
Жуя леденцы, Джоффри поведал нам о беседе со своим врачом по поводу модернизации его кардиостимулятора.
Тэмми, мамочка-домохозяйка с врожденным пороком сердца, рассказала о своей новой диете для пациентов с больным сердцем, о которой она услышала в медицинской программе на канале «Дискавери».
И Бекетт общался со всеми. Задавал вопросы. Улыбался. Он был до смешного жизнерадостным.
Обычно на таких встречах я делилась собственной историей. Искала подтверждения. Заверения, что со мной что-то не так. Но в этот раз я не сказала ничего. Я молчала, в ожидании жара от взгляда Бекетта.
Ух-х!
***
— Привет, извини, я не знаю твое имя, — произнесла Кэндис, подойдя ко мне после того, как встреча группы закончилась.
После обмена новостями, Кэндис выкатила старый телевизор с настоящим кассетным видеомагнитофоном. Я не видела подобных с начальной школы. Она включила видео под названием «Преодоление препятствий», которое, по-видимому, должно было мотивировать больных и угнетенных продолжать бороться.
Лично мне оно показалось депрессивным.
— Э-э-э, я Корин Томпсон. — Я протянула руку, и Кэндис пожала ее своими огромными мужеподобными руками.
Я постаралась не смотреть на заметные усики у нее над верхней губой.
— Что привело тебя сюда? — спросила она.
— Я испытываю боли с области сердца. Просто хотела прийти за поддержкой, — ответила я расплывчато.
Глаза Кэндис излучали добро, и она с пониманием кивнула.
— Это замечательная группа, в ней потрясающие сострадательные люди. Чаще всего большинство членов группы после встречи ужинают вместе. Многие участники уже много лет то приходят, то уходят, поэтому между ними невероятная связь. Они очень внимательны к новым людям. Думаю, тебе здесь понравится, — произнесла она искренне.
— Спасибо, — ответила я, слегка улыбнувшись.
Кэндис похлопала меня по плечу.