XIII. Прусское собрание - Национальное собрание

 

Лондон, март 1852 г.

 

1 ноября пала Вена, а 9-го числа того же месяца роспуск Учредительного собрания в Берлине показал, как быстро это событие подняло во всей Германии отвагу и силу контррево­ люционной партии.

 

О событиях лета 1848 г. в Пруссии рассказать не долго. Учредительное собрание,—или, вернее, «собрание, избранное

 

с целью войти в соглашение с короной относительно консти­ туции»¹,—и его большинство, состоявшее из представителей

 

¹Собрание начало свою деятельность 22 мая 1848 года. Ред.

буржуазных интересов, давным-давно лишились всякого уваже­ ния в глазах общества, так как из страха перед более энергич­ ными элементами населения они подчинились всем интригам короны. Они подтвердили, или, вернее, восстановили, нена­ вистные привилегии феодализма и таким образом предали свободу и интересы крестьянства. Собрание не могло ни выработать конституцию, ни хотя бы несколько улучшить общие законы. Оно занималось почти исключительно тонкими теоретическими определениями, пустыми формальностями и вопросами конституционного этикета. Палата по существу была скорее школой парламентского savoir vivre [уменья нести себя] для ее членов, чем учреждением, которым мог бы хоть сколько-нибудь заинтересоваться народ. Кроме того, край­ ние стороны палаты были приблизительно равносильны, и решение почти всегда зависело от нерешительного центра, который своими колебаниями справа налево и наоборот сверг сначала министерство Кампгаузена, а потом министерство Ауэрсвальда-Ганземана ¹. Но между тем как либералы здесь-как и повсюду—тратили время, оставляли случаи неиспользо­ ванными, двор организовал элементы своей силы среди дво­ рянства и наиболее отсталой части сельского населения, а также в армии и бюрократии. После падения Ганземана было образовано министерство ² из бюрократов и офицеров, сплошь заядлых реакционеров, которое, однако, делало вид, что под­ чиняется требованиям парламента. И собрание, державшееся удобного принципа: «важны мероприятия, а не люди», позво­ лило настолько одурачить себя, что одобрило это министер­ ство, совершенно, конечно, не замечая, как оно почти совсем открыто сосредоточивает и организует контрреволюционные силы. Наконец, когда падение Вены дало сигнал, король от­ ставил этих министров и заменил их «людьми дела» с Мантей­ фелем, теперешним министром-президентом, во главе. Тогда сонное собрание вдруг увидело опасность. Оно выразило ка­ бинету свое недоверие, немедленным ответом на которое явился указ, перенесший заседания палаты из Берлина, где она в случае конфликта могла бы рассчитывать из поддержку масс, в Бранденбург, маленький провинциальный город, находив-

 

¹ Министерство Кампгаузена пало 20 июня. Министерство Ауэрс­ вальда, в котором руководящую роль играл фактически министр финансов Ганземан, пало, в середине сентября 1848 года. Ред.

² Главой нового министерства, назначенного 21 сентября, был генерал Пфуль. Ред.

 

79

шийся в полной зависимости от правительства. Собрание за­ явило, однако, что без его собственного согласия его нельзя ни отсрочить, ни перевести, ни распустить. Между тем в Берлин вошел генерал Врангель во главе почти сорокатысяч­ ного войска. Собрание городских властей и офицеров На­ циональной гвардии постановило не оказывать сопротивления.

 

И вот теперь, после того, как Учредительное собрание и стояв­ шая за нтм либеральная буржуазия позволили объединенной реакционной партии овладеть всеми важными позициями и допустили вырвать из своих рук почти все средства обороны, началась та великая комедия «пассивного и легального сопро­ тивления», которая по мысли инициаторов должна была пре­ вратиться в славное подражание примеру Гэмидена ¹ и первым

действиям американцев в эпоху войны за независимость ².

В Берлине было объявлено военное положение, и все-таки Берлин оставался спокойным; правительство распустило На­ циональную гвардию, и она с величайшей пунктуальностью выдала оружие. Собрание в течение двух недель гоняли с одного места заседаний в другое и повсюду разгоняли при помощи войск, а члены собрания умоляли граждан оставаться спокойными. Наконец, когда правительство объявило собра­ ние распущенным, это последнее постановило объявить даль­ нейшее взимание налогов незаконным, и члены его рассеялись по стране, чтобы организовать отказ от уплаты налогов. Но потом они открыли, что жестоко ошиблись в выборе средств. После нескольких тревожных недель, за которыми последовали суровые меры правительства против оппозиции, все оставили мысль отказываться от уплаты налогов в угоду этому мерт-

 

¹ Гэмпден, одни из вождей оппозиции в английской палате общин

в тридцатых и сороковых годах XVII столетия, выступил против уплаты налогов, не вотированных палатой общин. Карл I, явив­ шийся с несколькими сотнями солдат в палату общин, чтобы арестовать вождей оппозиции, в том числе Гэмпдена, встретил отпор со стороны палаты. Это посягательство на права парла­ мента вызвало взрыв негодования в стране, а разрыв между общи­ нами и Карлом перешел в открытую войну, закончившуюся учре­ ждением республики с Кромвелем во главе. Ред.

 

² Северо-американскке колонии Англии начали свое движение за независимость от метрополии в 1773 г. тоже пассивным сопро­ тивлением, отказом выполнять приказы английского правительства. Это привело к войне с Англией, в итоге которой в 1783 г. Соеди­ ненные Штаты Америки — бывшие колонии — добились своей не­ зависимости. Ред.

 

80

вому собранию, у которого не хватало мужества даже для самообороны.

 

Было ли в начале ноября 1848 г. уже слишком поздно прибегать к вооруженному сопротивлению или же, напротив, часть армии, встретив серьезное сопротивление, перешла бы на сторону собрания и таким образом решила бы дело в его пользу,—это вопрос, который, вероятно, никогда не получит решения. Но в революции, как и на войне, всегда необходимо смело повернуться лицом к врагу, и нападающий всегда сказывается в более выгодном положении; в революции, как

 

и на войне, безусловно необходимо в решительный момент все поставить на карту, каковы бы ни были шансы. История не знает ни одной успешной революции, которая не подтвер­ ждала бы правильности этих аксиом. В ноябре 1848 г. для прусской революции как раз наступил решительный момент; прусское Учредительное собрание, которое официально стояло во главе всего революционного движения, не вело энергич­ ной борьбы с врагом, а, напротив, отступало при каждом

его продвижении вперед; и     еще меньше   помышляло оно

о нападении, потому что оно предпочло даже не обороняться.

А когда наступил решительный момент, когда Врангель во

главе сорока тысяч человек постучал в ворота Берлина, он совершенно неожиданно для себя и своих офицеров уви­ дел не загороженные сплошь баррикадами улицы и не пре­ кращенные в бесчисленные бойницы окна, а открытые во­ рота и на улицах, в качестве единственной помехи движению, мирных берлинских буржуа, радующихся шутке, которую они с ним сыграли тем, что, связанные по рукам и но­ гам, сдались изумленным солдатам. Несомненно, что если бы собрание и народ оказали сопротивление, они могли бы быть разбиты; Берлин могли бы подвергнуть бомбардировке, многие сотни были бы убиты, не воспрепятствовав оконча­ тельному торжеству королевской партии. Но это еще не основание для того, чтобы немедленно слагать оружие. Пора­ жение после упорной борьбы—факт не меньшего революцион­ ного значения, чем легко выигранная победа. Поражения— парижское в июне и венское в октябре 1848 г.—во всяком случае сделали несравненно больше для революционизирования умов в этих двух городах, чем февральская и мартовская победы. Возможно, что собрание и население Берлина раз­ делили бы судьбу двух только что упомянутых городов; но они пали бы со славой и оставили бы после себя в созна-

 

81

нии тех, кто остался в живых, жажду мести, которая в рево­ люционные времена является одним из самых могущественных побуждений к энергичной и страстной деятельности. Во всякой борьбе совершенно неизбежно, что тот, кто поднимает пер­ чатку, рискует быть побежденным; но разве это основание для того, чтобы с самого начала объявить себя разбитым и покориться ярму, не обнажив меча?

Всякий, кто в революции занимает решающую позицию

и сдает ее, вместо того, чтобы заставить врага отважиться на приступ, заслуживает того, чтобы к нему относились как к изменнику.

 

Тот самый королевский указ, которым распускалось Учре­ дительное собрание, возвестил и новую конституцию; в основе последней лежал проект, составленный комиссией собрания,

но она в одних пунктах расширяла полномочия короны,

а в других подвергала сомнению полномочия парламента; она вводила две палаты, которые обещано было созвать в не­ продолжительном времени для утверждения и пересмотра кон­ ституции.

 

Едва ли приходится ставить вопрос о том, где было гер­ манское Национальное собрание во время «легальной и мир­ ной борьбы» прусских конституционалистов. Оно—так уж было заведено во Франкфурте—занималось тем, что при­ нимало очень кроткие резолюции против действий прусского правительства и выражало удивление перед «величественным зрелищем пассивного, легального и единодушного сопроти­ вления целого народа против грубой силы». Центральное правительство отправило в Берлин комиссаров, которые дол­

жны были выступить посредниками между министерством

 

и собранием. Но их постигла та же судьба, что и их пред­ шественников в Ольмюце: их вежливо выпроводили. Левая Национального собрания, т. е. так называемая радикальная партия, тоже послала своих комиссаров; достаточно убедив­ шись в полной беспомощности берлинского собрания и про­ явив не меньшую собственную беспомощность, они возвра­ тились во Франкфурт, чтобы сделать доклад об успехах и удостоверить достойное удивления мирное поведение бер­ линцев. Мало того. Когда г. Бассерман, один из комиссаров центрального правительства, доложил, что недавние реши­ тельные меры прусских министров были приняты не без основания, так как в последнее время на берлинских улицах появилось множество личностей свирепого вида, которые

 

82

всегда показываются накануне анархических движений (с того времени они так всегда и называются «бассермановскими лич­ ностями»), тогда эти достойные депутаты левой и энергичные представители революции немедленно поднялись, чтобы тор­ жественно дать клятву к заявить, что этого вовсе не было!

 

Таким образом, за два месяца было воочию доказано пол­ ное бессилие Франкфуртского собрания. Трудно было бы получить более решительные доказательства, что это учре­ ждение совершенно не годится для выполнения своей задачи, что оно не имеет даже ни малейшего представления о том,

 

в чем заключается его действительная задача. Того факта, что судьба революции была решена в Вене и Берлине, что в этих двух столицах были покончены важнейшие и существеннейшие вопросы, как будто бы собрания во Франкфурте вовсе не существовало,—одного этого факта достаточно, чтобы дока­ зать, что это собрание было просто дискуссионным клубом, составленным из множества легковерных простофиль. Они позволили правительствам использовать себя в качестве пар­ ламентских марионеток, чтобы устраивать представления для забавы мелких буржуа в мелких государствах и мелких го­ родах, пока правительства считали выгодным развлекать этих господ. До какой поры они считали это выгодным, мы скоро увидим. Но поистине замечательно, что из всех «выдающихся» людей этого собрания не нашлось ни одного, у кого было бы хотя малейшее представление о роли, которую их заста­ вили разыграть, и что до настоящего дня бывшие члены франкфуртского клуба продолжают неизменно сохранять со­ вершенно своеобразные органы, которыми они воспринимают историю.

Напечатано в «Нью-Йоркской Трибуне» 17 апреля 1852 г.