Б. Мое собственное тело: обжитое пространство (йspace vйcu)

Тем не менее, и для меня, одного из тех, кто живет в мире как в не подлежащей сомнению непосредственной данности, этот мир также имеет специфическую структуру, которая тоже вос­принимается как неоспоримая данность. Прежде всего, в мире существует один привилегированный объект, который присут­ствует, если не аппрезентируем¹⁸², в каждый момент моей со­знательной жизни, а именно, мое собственное тело¹⁸³. Это, так сказать, «носильщик» моих органов чувств, на него воздей­ствуют другие объекты, и, следовательно, оно занимает приви­легированное положение. Это «средство» моих движений и

374

375

передвижений, «инструмент», посредством которого я могу воздействовать на внешний мир и изменять его, воздействуя на другие объекты, и в этом отношении оно опять же являет­ся привилегированным. Однако способ высказываться о моем теле как «носильщике», «средстве» и «инструменте» опасен и оп­рометчив. Я и есть мое тело и его чувственные восприятия, я и есть моя рука, хватающая те или иные объекты. Мое тело яв­ляется формой манифестации моей личности во внешнем мире. Все это было тщательно и блестяще проанализировано Сартром и Мерло-Понти, которые продолжили усилия А. Берг­сона, Э. Гуссерля, М. Шелера и М. Хайдеггера¹⁸⁴. В наши на­мерения не входит давать обзор их открытий или осуществлять обстоятельное феноменологическое описание восприятия на­шего собственного тела. Мы лишь хотим сделать несколько ремарок, касающихся структурирования непроблематизируе-мого мира, основанных на этом важнейшем восприятии.

Начнем с того факта, что для каждого из нас его собственное тело и его привычное функционирование является непосред­ственной данностью его непроблематизируемого восприятия. Мы умышленно говорим о «привычном», а не «нормальном» функционировании. Если я глух или слеп, то определенные измерения этого мира, доступные другим, не доступны мне. Я могу узнать у других, что такое звуки или цвета; однако если я слеп и глух, звуки и цвета не являются элементами моего не-проблематизированного мира как непосредственной данности. Если я парализован, я могу видеть и считать само собой разу­меющимся, что другие люди свободно двигаются, но воспри­ятие передвижения (а именно, способность двигаться с места на место) не принадлежит к миру как непосредственной дан­ности, хотя я и могу воспринимать способность передвиже­ния, если, к примеру, моя инвалидная коляска может двигать­ся. Как упоминалось выше, в данной главе мы сознательно (хотя и искусственно) ограничились анализом мира как непос­редственной данности в том его виде, как он представляется изолированному индивиду, и, следовательно, мы должны вер­нуться к существованию других и их непроблематизированно-му миру. Точнее, слепой знает, что мир как непосредственная данность имеет свойства, недоступные ему, и он даже может принять без вопрошания то, что узнал от них об их восприя­тиях этого мира. Но в его собственном восприятии мира нет ни цветов, ни зрительных перспектив и т.д., которые он мог бы считать непосредственной данностью. Во имя простоты мы

не рассматриваем в данном параграфе случай с человеком, об­ремененным физическими или умственными недостатками.

Мое тело, говорит Мерло-Понти, подводя итоги своего анализа его пространственного измерения¹⁸⁵, не является для меня фрагментом пространства; напротив, пространство вооб­ще не существует для меня, если у меня нет тела. Пространство, воспринимаемое посредством тела, является, прежде всего, про­странством ориентации. Мое тело является, так сказать, нулевой точкой отсчета системы координат, с помощью которой я организую окружающие меня объекты как находящиеся справа и слева, спереди и сзади, ниже и выше. То, где я нахожусь, т.е. место моего тела во внешнем пространстве, является Здесь; все остальное – Там. С позиции Здесь вещи оказываются на опре­деленном расстоянии и в определенной перспективе, они оп­ределенным образом упорядочены, некоторые из них поверну­ты ко мне лишь одной стороной, в то время как их другие стороны скрыты; некоторые вещи помещены перед другими или на них, покрывая последние целиком или частично. Про­странство ориентации имеет свои измерения: вещи имеют длину, ширину и глубину. Все восприятия этого пространства несут открытые горизонты разнообразия и постоянства: разно­образия потому, что с помощью кинэстетических движений моих глаз или поворотов я могу изменять все перспективы и даже схему ориентации (то, что раньше было левым, стало правым, и т.д.); постоянства потому, что, по меньшей мере, в принципе я могу восстановить мою прежнюю позицию и вер­нуть прежние кинэстетические движения для того, чтобы най­ти прежние вещи там же и так же организованными. Во-вто­рых, пространство, воспринимаемое через посредство моего тела, является пространством «обжитым» («lived through» или йspase vйcu, как назвал его Мерло-Понти); т.е. это открытое поле моих возможных передвижений. Я могу двигаться в этом про­странстве, трансформировать мое прежнее Там в Здесь, глядя из которого то, что раньше было Здесь, оказывается Там. По­средством моих движений центр системы координат, с помо­щью которой я организую пространственные объекты, сдвига­ется; расстояния, углы зрения и перспективы изменяются. То, что ранее было удаленным и казалось небольшим, сейчас об­ретает внушительные размеры, в то время как то, что ранее было рядом, а теперь удалено, кажется, теряет свои размеры. Ранее скрытые или поглощенные другими стороны вещей или объектов становятся видимыми и наоборот, когда я поворачи-

376

377

ваюсь. Тем не менее, кажущиеся изменения в размерах и но­вые перспективы не заставляют меня полагать, что теперь я воспринимаю другие объекты: они воспринимаются в опыте как те же самые, но кажущиеся теперь «видимыми с иной точ­ки зрения», «под другим углом». На языке, используемом в предыдущих главах, это означает: мои передвижения не изме­няют тематических релевантностей, связанных с воспринима­емыми объектами; это те же самые объекты, но интерпретиру­емые иначе. Строго говоря, мы не можем сказать, что система интерпретативных релевантностей претерпела сдвиг вследствие моих передвижений. Я лишь снабдил ее дополнительными интерпретативными релевантностями, которые подразумева­лись изначальной системой, а теперь стали явными. То же вер­но и в отношении системы тематических релевантностей: при изменении угла зрения, когда я поворачиваюсь, главная тема сохраняется, но то, что ранее было лишь подразумеваемой те­матической релевантностью, теперь становится явной.