Свобода абсолютно несовместима с аморальностью: ложью, корыстью, разгулом телесных похотей, властолюбием и эгоизмом во всех его проявлениях.
С другой стороны, если понимать «общественно значимые цели» в самом широком смысле, то свободным следует признать человека, занимающегося личным самовоспитанием и нравственным совершенствованием. Победа над собой, отрицание своих слабостей, эгоизма, невежества есть всегда общественно значимые, а отнюдь не индивидуалистические действия. Жизнь такого человека может стать образцом для творческого жизнеустроения других людей, особенно для только что вступающих в жизнь. Разве судьбы выдающихся подвижников духа – деятелей религии, искусства, науки – не являют собой вдохновляющий пример мужественного восхождения по спирали духовного и нравственного совершенствования? Об этом мы еще подробно поговорим в аксиологическом разделе работы.
Не потакание телесным прихотям, а духовная победа над своей низшей природой; не эгоистический произвол и корысть, а ответственное служение общему благу – таковы атрибуты свободы в самом высоком смысле этого слова. Потому-то свобода и является не роскошью, а тяжелом бременем для личности, как справедливо подчеркивают экзистенциалисты. Она завоевывается тяжелым трудом, порой в страданиях и испытаниях, и никогда не дается человеку просто так. О свободе легко говорить, но быть по-настоящему свободным человеком очень трудно. Отсюда вытекает еще одна – познавательная - граньсвободы.
|
|
Известно определение свободы, которое восходит еще к Спинозе и Гегелю. Оно гласит, что свобода – это познанная необходимость. В таком ее истолковании есть глубочайший смысл и правда. В самом деле, разве может считаться невежда свободным человеком? Ясное дело, что нет, ибо его ожидания всегда будут расходиться с полученными результатами, а жизнь – жестоко щелкать по носу, поскольку есть объективные законы природы и социума, с которыми по-настоящему свободный и мудрый человек – в отличие от самоуверенного глупца - вынужден считаться в своем отрицании прошлой целесообразности.
Тем более никакого отношения к свободе не имеет пишущий субъект, невежественно навязывающий другим людям свои собственные иллюзии и предрассудки. Еще Гегель имел все основания написать в «Философии права», что журналистика в целом есть «удовлетворение щекочущего влечения высказать свое мнение» [500] и что «чем хуже мнение, тем оно своеобразнее, ибо дурное есть совершенно особенное и своеобразное в своем содержании, разумное, напротив, есть само по себе всеобщее»[501]. Разве многие беды современной журналистики заключается не в этом - агрессивном навязывании общественному сознанию подчас совершенно ложных и разрушительных мнений, типа известных газетных мифологем недавнего прошлого: «разрешено все, что не запрещено законом», «стыдно быть бедным», «живи настоящим», «мы выбираем свободу, а не дешевую колбасу»? Эти мифологемы никто даже и не пытался разумно обосновать. Их совершенно некритически принимали на веру, хотя ясно, что в бедной России порядочному человеку должно быть стыдно за свое богатство. Кроме права есть такой важнейший регулятор общественной жизни, как мораль, причем без морали рушатся все правовые нормы и институты. Сопоставление же колбасы со свободой вообще неуместно, и представляет собой типичный пиаровский ход, бьющий на эмоции. Наконец, только животное живет настоящим в соответствии с прошлой целесообразностью, а человек от него тем и отличается, что, отрицая настоящее, всегда устремляется в будущее и способен ставить разумные цели в своей деятельности. И только истинное знание или по крайней мере стремление обрести таковое и избавиться от заблуждений, - обеспечивает человеку по-настоящему свободный выбор.
|
|
Здесь, кстати, человека подстерегает еще одна превращенная форма свободы, которую можно назвать рабством иллюзорных целей. Отрицание прошлой целесообразности, осуществляемое вроде бы даже во имя блага других людей, может обернуться горьким и кровавым насилием «идеального замысла» над действительностью, если этот идеал научно-рационально не обоснован и исторически не оправдан. Разве коммунизм – царство всеобщей справедливости и братства – можно построить из-под палки, когда сознание людей для этого не готово? И разве «демократические» реформы начала 90-х годов, сломавшие хребет отечественному производителю, не были именно таким невежественным насилием монетаристского образа экономики над реальностью отечественного хозяйства, имеющего свою глубокую специфику по сравнению с экономикой Запада[502]? Любой революционер – неважно одет ли он в кожанку коммуниста или в смокинг демократа - всегда не свои абстракции сверяет с логикой жизни; а, напротив, жизнь стремится втиснуть в прокрустово ложе своих иллюзорных схем и догм. Отсюда и рождается тот кровавый революционный произвол над жизнью, которым полна история России ХХ века.
Рабство иллюзорных целей возможно и в индивидуальном бытии, когда человек, утрачивая соизмеримость, превращается в марионетку фантомов собственного сознания. Он зачастую бывает слишком нетерпелив, торопясь без достаточных на то оснований перепрыгнуть через ступеньки собственной судьбы, бездумно порывает со своим прошлым или привычным социальным окружением. К примеру, человек возомнил себя талантливым писателем, певцом или художником, и приносит в жертву этой своей иллюзорной цели и покой, и достоинство, и финансовое благополучие других людей. Погоня за мнимым идеалом оказывается здесь трагедией и для самого человека, и для окружающих. Особенно тягостным для ближних бывает страстное стремление человека сделать их такими, какими он желает видеть их, причем здесь и немедленно. При этом непомерные требования к миру и к окружающим людям чаще всего уживаются с явно заниженными требованиями личности к самой себе.
Словом, рабство не согласующихся с действительностью представлений, целей и идеалов многогранно, но именно оно создает опаснейшие иллюзии свободы и приводит к насилию над общественной жизнью и своей собственной судьбой.
Поэтому мы имеем право уточнить дефиницию свободы, сказав, что она есть рациональное и ответственное отрицание прошлой целесообразности во имя общественно значимых, продуманных и исторически оправданных целей. Под историей здесь понимается время и индивидуального,и социального бытия.