Психиатрическое определение преступности

Бессознательная мотивация поведения. Начало XX века знаменовалось появлением нового существенного элемента социо-культурного характера в философии, психиатрии, психологии, а именно теории и практики психоанализа. Радикально поменялось представление о сущности человека, движущих мотивах его поведения. Основателем учения о психоанализе явился австрийский психиатр Зигмунд Фрейд. Сутью психоаналитического учения З.Фрейда является тезис о том, что главным движущим элементом в поведении человека является не разум, не сознание, а динамические силы, скрытые в подсознании, которые предопределяют поведение людей. Бессознательное, иррациональное начало доминирует в людях, движет их поступками, находясь в вечном конфликте с сознанием, с разумом.
Если с позиций антропологического детерминизма преступность это совокупность актов поведения, совершенных определенными людьми — прирожденными преступниками, то с позиций фрейдизма все люди без исключения рождаются преступниками, хотя большинство ими не становятся. Теория Фрейда главной своей темой имеет психопатологию повседневной, обыденной жизни, объяснение всех вообще видов поведения людей и даже специфику развития общества.
Современные фрейдистские концепции исходят из положения о решающей роли врожденных, инстинктивных черт и свойств личности в этиологии (происхождении) преступного поведения. В механизме преступности социальные влияния на человека — вторичны, они способны лишь на то, чтобы сдерживать — с большей или меньшей степенью успеха — рвущиеся наружу бессознательные повелительные инстинкты и влечения. По мнению криминологов фрейдистов преступность это частичная цена приручения дикого от природы зверя. Преступность представляет собой один из результатов конфликта между примитивными инстинктами, которыми наделен каждый человек, и альтруистическим кодексом, устанавливаемым зрелым обществом либо в своих собственных интересах, либо в соответствии со своими моральными предрассудками.
Фрейдизм исходит как из данного из положения о том, что всякий совершенно нормальный ребенок является эгоцентричным, жадным, нечистоплотным, склонным к насилию и разрушению, не наделенным по началу какими-либо моральными чувствами существом. Насильственные преступления, совершаемые некоторыми взрослыми людьми, служат проявлением неприрученных чувств, присущих каждому ребенку. По мнению фрейдистов, если судить по социальным стандартам мира взрослых, каждый ребенок — это практически преступник.
Подавление, вытеснение, сублимация. С точки зрения фрейдизма большая часть психики человека — это сфера бессознательного, протекающие здесь процессы действуют автоматически, не осознаваясь человеком. Одна из функций этой сферы — контроль над теми импульсами, которые могли бы помешать нормальному процессу развития личности и её приспособлению к среде. Такой контроль выполняется при помощи ряда психологических механизмов. Они образуют своего рода подсознательную цензуру. Эта цензура вступает в действие тогда, когда природные примитивные инстинкты (в возникновении которых человек не властен, которые он не приемлет, стыдится их) вызывают у лица чувство беспокойства, тревоги, бессознательное чувство вины. Чувство вины связано с угрозой, которой примитивные импульсы подвергают кодекс поведения лица, его представление о самом себе, его «идеальное Я» («Супер-Эго»,«Сверх-Я»).
Возникновение Супер-Эго, механизма цензура, т.е. подавления антисоциальных импульсов, влечений — результат социализации индивида, становления ребенка как человека, итог воспитания, воздействия на человека с первых дней его существования культуры современного ему общества. Для Фрейда половой инстинкт («Эрос») ведущий, главный из числа подсознательных влечений, предопределяющих в измененных, преобразованных на подсознательном уровне психики формах, реальное поведение людей (либидо), также, как и его противоположность — «Тенатос», инстинкт страха смерти. Неофрейдисты отходят от пансексуализма Фрейда и для Адлера, например, другим ведущим инстинктом является жажда власти, могущества и его контрагент — комплекс неполноценности.
Для фрейдистов, следовательно, сознание вовсе не главный регулятор морального и этически ориентированного поведения. Мораль и социально приемлемое поведение зависят главным образом от гладкого функционирования бессознательных контрольных механизмов, закладываемых в психику человека в процессе его возмужания, роста и воспитания. К числу таких механизмов относится механизм подавления, когда возникающий примитивный импульс подавляется в сфере бессознательного и никак не осознается. Другим подобным механизмом является механизм проекции, когда возникающее в подсознании чувство вины (само явившееся результатом конфликта между примитивным инстинктом и идеальным Я) как бы переносится (тоже бессознательно) на других лиц, на общество и т.д., собственные переживания приписываются другим.
Следующий психологический механизм, позволяющий справляться с примитивными влечениями, — механизм замещения (сублимации), когда примитивный, первобытный инстинкт подменяется, замещается иным влечением — более высокого, социально приемлемого характера (творчество, напряженная социальная деятельность и т.д.). Наконец, к числу таких механизмов относится механизм символизации, когда, например влечение к одному объекту, лицу бессознательно переносится на иные объекты, обладание которыми как бы символизирует владение недоступным объектом. В этом случае объект посягательства важен для лица не сам по себе, а как символ первоначально подавленного влечения.
Насильственные преступления, по мнению социологов-фрейдистов, это результат чувства беспокойства, ищущего выход в агрессивном поведении. Неосознаваемое лицом чувство беспокойства возникает как результат психического перенапряжения, стресса. И бессознательное чувство вины, и беспокойство приводят к взрывам насилия, часто бессмысленным, немотивированным насильственным действиям, подлинный источник которых скрыт в сфере бессознательного. Фрейдисты часто истолковывают случаи убийств как результат того, что собственное чувство враждебности лицо на бессознательном уровне приписывает другим лицам и тем самым подготавливает себя к тому, чтобы мстить им.
Для фрейдистов отклонения в поведении результат конфликтов, пережитых в прошлом, часто в детстве. Эти конфликты не осознаются лицом, они настолько травмировали человека, что он как бы «забывает» о них, т.е. вытесняет этот факт в подсознание, но его поведение меняется, если не срабатывают упомянутые контрольные механизмы. В этом случае поведение человека может быть выправлено, если подавленный конфликт будет осознан лицом, перенесен в сферу сознания («припомнен»). Для этого надо помочь лицу осознать его, понять, сознательно воспринять (преодолеть психологическую защиту, вытесняющую травмирующие воспоминания в подсознание). Осознав этот факт, рационализировав свои переживания, лицо способно выправит свое поведение.
Суть психоаналитического терапевтического метода — выявление по особой методике в результате бесед с лицом тех пережитых им в прошлом (чаще в детстве) обстоятельств, которые привели к травмирующим переживаниям (принцип ретроспекции). Для того, чтобы освободить лицо от конфликтных переживаний применяется индивидуальная и групповая психотерапия. Его важным элементом является так называемое отреагирование. При этом лицо искусственно ставится в условия, приблизительно схожие с теми, которые в прошлом вызвали психический конфликт, для чего используются так называемые психодрамы, т.е. разыгрываются указанные ситуации под наблюдением и руководством врача-психиатра. Попав вновь в искусственно воссозданных условиях травмирующую человека ситуацию, он тем самым отреагирует на нее, освободится от создавшегося в его психике комплекса и выправит свое поведение.
Проблема бессознательного в психике человека, роль бессознательных душевных процессов в поведении — серьезное и актуальное направление в современной психологии и психиатрии. Психологический механизм человеческой деятельности в том числе преступного поведения (по преимуществу импульсивного, агрессивного характера), включает в себя элементы иррациональности, и концепции, используемые теорией психоанализа, могут быть приложимы к конкретным видам указанного поведения. Все дело заключается, однако, в том, в психологических антагонизмах, в иррациональности некоторых преступных проявлений воплощается не борьба биологического (животного, примитивного) начала с началом социальным, а борьба противоречивых тенденций, возникающих в психике человека, тенденций, отражающих особенности конкретной социальной среды, её структуры, её противоречия.
Карательная психиатрия. Представление о преступности как о результате душевных расстройств, психических заболеваний ведет к ряду существенных социальных последствий и, прежде всего, — открывает дорогу для использования психиатрии в политических целях. В 1963 году, в разгар борьбы негров за свои гражданские права, молодой негритянский активист был направлен одним из судей южного штата США в психиатрическую клинику для наблюдения, оценки его душевного состояния и для выявления у него возможных преступных и социопатических тенденций. Этот активист сообщил, что тех, кто протестовали против сегрегации негров, требовали предоставления им избирательных прав, объявляли сумасшедшими и отправляли под надзор психиатров, психологов, социальных работников. Так в одном случае психиатр поставил борцу за гражданские права негров диагноз: наличие «неодолимого импульса».
В подобной ситуации психиатрическая концепция преступности позволяет достичь важного политического эффекта: из пределов рассмотрения устраняется сам акт, поступок, его реальные социальные причины, все внимание переносится на личность, к которой приклеиваются ярлыки: «параноидный», «агрессивный», одержимый». Психиатрическая терминология используется в целях наложения социального клейма. Суть дела (социальный протест) затмевается, а то и вовсе устраняется из рассмотрения.
Использование психиатрии для политического подавления имеет давнюю традицию в России, где в 1836 году по приказу Николая I на год в психиатрическую был помещен за статью с критикой царизма поэт, мыслитель и гуманист Петр Чаадаев. Особое распространение карательная психиатрия получила в стране после 1953 года, в условиях, когда начало развиваться и распространяться правозащитное движение. Известно высказанное публично мнение Н. С. Хрущева о том, что только психически ненормальные могут совершать преступления при коммунизме, что только они способны выступать против существующего строя. В шестидесятых годах в стране начался подъем свободолюбия, социальной критики существующих условий. 29 апреля 1969 г. Юрий Андропов направил в ЦК КПСС письмо с предложением использовать психиатрию для борьбы с диссидентами. По этому поводу было принято секретное постановление Совмина СССР. Психиатрии были предписаны карательные функции.
Любые формы социального протеста — самиздат, стихийные выступления с протестом, чтение неподцензурной литературы, создание кружков для критики режима, участие в публичных выступлениях, обвинения по политическим статьям (антисоветская агитация и пропаганда, хранение и распространение подобной литературы и т.д.- все могло привести к насильственной госпитализации, иногда — на годы. Социальная практика доказывает, что психиатрическая активность является медицинской только по званию. В определенных условиях психиатры могут быть вовлечены в попытки изменить поведение и ценности лиц, групп, институтов. Психиатрическое определение преступности может быть использовано для достижения этой цели, воплощаясь в практике карательной психиатрии.

7. Тоталитарно — идеологическое определение
преступности

В ХХ веке произошли события, не имевшие прецедента в человеческой истории, — возникли тоталитарные режимы (гитлеризм и сталинизм), сформировавшие собственные определения преступности. Их возникновение, приведшее к неисчислимым жертвам и страданиям, явилось следствием сложного переплетения социальных, экономических и идеологических причин, в том числе — обусловлено трагическим поворотом, произошедшим в ходе развития бесконечного (и неизбежного) процесса осознания человечеством своего места в мире.
Предпосылки определения преступности. На всех этапах этого процесса мир и место человека в нем подлежали объяснению, это объяснение структурировало действительность, влияло на характер общественного устройства, политику, право, обеспечивало интеграцию общества на базе общих ценностей, объясняло действительность, придавало смысл человеческому существованию. Религиозное объяснение мира и места в нем человека явилось самым древним ответом на эти вопросы. Принципиальной чертой такого объяснения явилось удвоение мира, разделение его на мир земной, бренный, конечный и мир потусторонний, возвышенный и бесконечный. Ещё одной существенной чертой такого объяснения явилась, во-первых, поляризация добра и зла, их полная непримиримость, и, во-вторых, укоренение за пределами реального мира носителей и добра и зла, придание им значения абсолютных сил, не подвластных людям и определяющим их поступки и судьбу. В соответствии с эти, деяния, признававшиеся самыми тяжкими преступлениями, и выступали как проекция вечного зла.
В политической структуре феодального общества церковная иерархия выступила как институт носителей и гарантов добра. Святые и грешники (еретики) олицетворяли добро и зло. Святая инквизиция боролась со злом. Методом борьбы с преступностью, определяемой подобным образом, явилось наказание не только за деяния (колдовство, еретическая проповедь), но и за образ мыслей, противный догмам религии. Решающим доказательством («царицей доказательств») являлось признание вины, методом получения доказательств — пытка.
Замена религиозного мировоззрения философией гуманизма и просвещения привели к новому объяснению мира и человека. Центральным в такой философии явился постулат свободной воли человека, познающего мир и переделывающего общество в соответствии с законами природы, обладающей «естественным разумом». Категории добра и зла теперь поляризовались по новому критерию. Тот, кто разумен, кто обладает доброй волей — тот не совершает преступлений. Тот, кто отказывается действовать разумно, тот обладает злой волей, он — преступник. Социальное устройство индустриального мира выдвинуло иерархию собственников, рассматривавшихся как носителей разумной доброй воли. Добро стало отождествляться с собственностью. Зло (преступность) стало пониматься как проявление неразумной, злой воли неимущего, паупера. Уголовная юстиция карала злодеев, воздавая злом за зло. Если причина преступности — злая воля преступников, то только устрашение суровым наказанием может повлиять на преступность

Поляризация и объективизация добра и зла. Развитие естественных наук показало неадекватность реальности представления об абсолютной свободе воли человека. Антропология показала зависимость поведения человека от его психофизических черт, генетика — от наследственности, психиатрия — от подсознательных инстинктов и влечений. Норма в поведении (добро) стала рассматриваться как свидетельство нормального состояния организма человека, проявление физической нормы и психического здоровья. Отклонения в поведении, преступление (зло) как проявление физических дефектов (атавизм) либо психического отклонения, заболевания. Применение к человеческому обществу постулата естественного отбора выдвинуло практику социальной селекции, применение мер социальной безопасности (кастрация, стерилизация).
При всем разнообразии исторически возникавших определений добра и зла, нормы и отклонения (преступления), каждый раз конкретное определение таких понятий рассматривается как единственное, подлинное и вечное. Их источники (причины) укореняются в различных, конкретных сферах (в потустороннем мире, в свободной воле человека, в его физических или психических дефектах). Носители добра подлежат поощрению, вознаграждению, обладают правом на существование, носители зла (преступники), пресечению, наказанию, отказе в праве на существование. Зло преоборимо и подлежит полному уничтожению. Абсолютизация и поляризация (полная несовместимость) добра и зла, объективизация, т.е. придание категориям добра и зла объективно различного качества, укорененность добра и зла в конкретных объектах, уничтожимость (возможность полного устранения) зла — таковы исходные посылки определения исторически возникавших понятий преступности. Своего крайнего развития, создавшего угрозу уничтожения самого общества в целом, указанные посылки получили в рамках тоталитарно-идеологического определения преступности.
Сталинизм и гитлеризм. К началу двадцатого века два великих учения приобрели чрезвычайное социальное значение — теория эволюции Ч. Дарвина и концепция общественного развития К. Маркса. При видимом различии этих теорий (законы природы и законы общества) их характеризует ряд общих черт. Обе теории основаны на идее развития, движения от низшего, несовершенного к высшему, более совершенному. В обеих теориях это развитие подчиняется объективным, неумолимо действующим законам. Низшее обречено умереть, прекратить существование, высшее — развиться и процветать. В этом Дарвин и Маркс едины. Энгельс называл Маркса Дарвиным истории. Объективный ход истории, по Марксу, предрешал обреченность буржуазии, класса собственников как носителей зла, эксплуататоров, и возвышение, победу над ними пролетариев, отсутствие собственности у которых характеризовало их как носителей добра, во имя торжества которого следовало приносить любые жертвы. Тем самым оправдывалось создание и функционирование системы ГУЛАГ’а.
Естественный отбор и выживание наиболее приспособленных как принцип биологической эволюции Дарвина был трансформирован расизмом в теорию неравенства рас, борьба за выживание высшей расы приняла форму истребления низших, неполноценных рас. Теминология учения Дарвина: «выживание наиболее приспособленных», «селекция» получила свое кровавое истолкование в практике немецких лагерей смерти.
В одном случае (расовая теория) — развитию и процветанию подлежит высшая раса господ — сверхчеловеков, арийцев, во втором случае (теория классовой борьбы) — будущее принадлежит пролетариату. На исчезновение обречены (в первом случае) низшие расы (евреи, славяне), во втором — буржуазия, класс собственников. Это развитие не остановимо. Будущее принадлежит тысячелетнему рейху (в первом случае), коммунизму — во втором. Те, кто препятствуют такому движению, обречены на уничтожение, они самые опасные преступники («враги рейха» в первом случае, «враги народа» — во втором).
Для борьбы с такими преступниками в тоталитарных государствах были созданы карательные органы, превратившиеся в центральный государственный институт (гестапо в одном случае, НКВД — в другом). Преследовавшиеся цели имели столь тотальный (всеобъемлющий) характер (мировое господство арийской расы, коммунизм во всем мире), что приносимые при этом жертвы в расчет не могли быть приняты и не принимались. Число жертв и в том, и в другом случае исчисляется миллионами.
Подобная устремленность в тоталитарных идеологий в бесконечное будущее, к идеальной цели (по определению недостижимой) требовала, во-первых, приложения постоянных усилий для достижения великой цели (если цель достигнута — идеология и сами её носители более не нужны, тотальное господство теряет свое оправдание), и, во-вторых, такая устремленность требовала постоянной ориентации на все новых и новых врагов, преступников, препятствующих достижению великой цели.
Собственники как преступный класс. Вслед за разгромом после революции предпринимательского класса в России истреблению подверглась наиболее умелая, продуктивная часть крестьянства. Если в период первоначального накопления капитала высшей ценностью объявлялась частная собственность, обладание ею — высшей добродетелью, а её отсутствие — пороком и неимущие образовывали опасный, преступный класс, то здесь именно частная собственность объявлялась источником зла, носителями высшей добродетели объявлялись те, кто её не имеют, а собственники подлежали ликвидации и как класс и в индивидуальном качестве.
Вслед за уничтожением всех иных (кроме большевистской партии) оппозиционных групп и движений, террор распространился на саму партию в форме бесконечных чисток (в 1936–39 годах было арестовано более 1,2 миллиона членов ВКП (б) — половина всей партии), на армию, на само общество (карательные органы обязывались репрессировать установленный процент населения). Объектом террора стали и сами карательные органы, чьи сотрудники периодически истреблялись. Репрессии были подвергнуты целые народы, объявленные предателями.
Облик врага менялся, но сам факт враждебной деятельности, подлежащей подавлению, оставался, питая и оправдывая террор и тотальное господство. Так, только за период между январем 1937 г. и декабрем 1938 г. в стране было арестовано около 7 миллионов человек и около 5 миллионов уже находились в тюрьмах и лагерях. Из них расстреляны были 1 миллион и около 2-х миллионов умерли за эти годы в местах заключения. Академик А. Д. Сахаров приводит данные, согласно которым не менее 10–12 миллионов советских людей погибло в застенках НКВД от пыток и казней, в лагерях для ссыльных кулаков и так называемых «подкулачников» и членов их семей, в лагерях «без права переписки».
Неостановимость террора. Террор неостановим вне зависимости от количества жертв. Истребление евреев в Германии рассматривалось лишь как шаг к достижению тотального господства арийской расы. Так, первыми должны были быть уничтожены чистокровные евреи, затем — наполовину евреи, затем — носители четверти еврейской крови. За ними следовали представители иных низших рас, обреченных на уничтожение. Закон выживания наиболее совершенных представителей расы распространялся и на сам немецкий народ. Подверглись истреблению все душевнобольные. Затем подлежали ликвидации безнадежно больные, за тем — все семьи, в которых когда — либо были неизлечимо больные. Все люди, связанные браком, семейными или дружескими отношениями с иностранцами подлежали изгнанию из государства, партии, армии, экономики.
Был подготовлен проект указа Гитлера, по которому рентгеновскому обследованию подлежало все население Германии и тем семьям, в которых будут обнаружены страдающие заболеваниями сердца, легких, не будет позволено оставаться в обществе, иметь детей, а их судьбу будет решать фюрер (легко представить себе характер этих решений). Так объектом социальной селекции становилась значительная часть немецкого народа. Вереница врагов рейха была бесконечна, отбор избранных постоянен, террор не остановим.
Тоталитарные идеологии приобрели некоторые квази-религиозные черты — прежде всего — устремление к достижению абсолютного идеала, к созданию полностью совершенного общества (мир высшей расы, полный коммунизм). Стремление к совершенству (полнота построения коммунизма, чистота арийской раса) бесконечно, цель всегда впереди, в будущем. Подобное совершенство обещалось не в потустороннем мире, а на земле, поэтому на место религиозного наместника бога, обладающего высшим авторитетом, ставится земной (но также абсолютный) лидер, что воплотилось в одном случае в «Fuhrer — принципе» и в виде «культа личности» — в другом. Они были носителями высшей, не подлежавшей сомнению правды и абсолютной верховной власти.
Указанные черты тоталитарно-идеологического определения преступности показывают его существенное отличие от всех предшествующих определений преступности.
Начав с преследования сознательных противников и гитлеровского, и сталинского режима, террор развернулся во всю силу именно после подавления таких противников и в этом проявляется его подлинная суть. Русский синоним слова «террор» — «ужас». Наведение ужаса на целое население наиболее эффективно в случае, когда террор непредсказуем, его объекты постоянно меняются, когда подвергнуться террору может любой. Но только террор поддерживает тотальное господство. Именно поэтому новым в тоталитарно-идеологическом определении преступности является не замена одного такого определения другим, а полный отказ от какого-либо определения. Преступным признавалось все, что объявлялось препятствующим движению к предустановленной цели; устранению, уничтожению — все, кто объявлялись стоящими на пути такого движения.
Тем самым выявилось обстоятельство серьезного социологического значения. Стало ясно, что, к сожалению, общество как социальный организм само по себе не обладает встроенным свойством, подобным инстинкту к выживанию, неостановимый террор способен привести общество к полному распаду (гитлеровский террор остановился с падением рейха, сталинский — со смертью диктатора). Стало очевидным также, что идея развития человечества по неким законам, которые могут быть познаны, идея развития от низшего, несовершенного общества к высшему, более совершенному (идея прогресса) — не только не оправдывает себя в ходе истории, но, более того, может послужить оправданием, основанием для причинения неисчислимых страданий и жертв во имя химеры общественного прогресса. Лучшее (более совершенное, гуманное, просвещенное, счастливое) общество не заготовлено в будущем для человечества. Оно есть продукт социальной деятельности людей, зависит от смысла и направления такой деятельности. Будущее — в руках самого человечества.
Преступность как знаковый символ. Лучшее, более совершенное и справедливое будущее человечеству не гарантировано, оно создается его собственными усилиями или им же и разрушается. Это происходит в случае, когда во имя догмы преобразования общества в соответствии с «познанными законами» (расовая теория, научный коммунизм) носители такой «истины» приступают к делу. В такой ситуации понятие преступности снабжает преобразователей ярлыком, меткой (стигмой), навешиваемой жертвам террора, развязываемого во имя достижения некой высшей цели.
Так понятие преступности становится знаковым символом времени. Оно возникает в рамках данной культуры, призвано защищать её ценности, отделяя зло от добра. По мере усиления абсолютизации и поляризации этих категорий, их объективизации (реификации, превращению в «вещь»), по мере укоренения добра и зла в конкретных источниках, в связи с провозглашением уничтожимости зла и полной победы абсолютного добра могут быть поставлены под угрозу самые основы общества.