Временность как сущность конечности человека

Если менеджер имеет возможность существенно повлиять на величину затрат, то такие затраты являются контролируемыми. Такие затраты могут превращаться в не контролируемые в зависимости от конкретных обстоятельств.

Пример: Директор ЗАО преполагает подписать контракт на аренду нового офиса. До подписание контракта будущие затраты по аренде являются контролируемыми. Однако после подписания договора эти затраты станут не контролируемыми на весь срок действия договора.

Временность как сущность конечности человека.

Это требует некоторых фундаментальных разъяснений относительно временной природы структуры человека. Структурное движение как отношение между онтичес-кой и онтологической возможностью является благо­даря своей проблематичности движением времени. Акт, посредством которого человек стремится консти­туировать в бытии присущую ему возможность, — это также акт, посредством которого бытие идет навстре­чу человеку, чтобы основать его в его конечности. Это движение бытия навстречу человеку есть будущее как фундаментальное определение времени. Но это — проб­лематичное движение навстречу, которое не устраняет риска человека, и именно поэтому оно является бу­дущим. Проблематичность в ее временном аспекте — это возможная ничтожность возможностей человека, т. е. возможность, связанная со всеми возможностя­ми, которые выбирает и обретает человек, неудачи ос­новать себя в бытии и быть утраченными. Решение че­ловека, когда оно является подлинным, вовлекает его

и поэтому дает ему гарантию в его формировании, но не устраняет допущения проблематичности и риска как таковых, т. е. допущения, которое человек вы­водит из собственной конечности, ибо временность означает конечность. Именно время удерживает че­ловека в его конечности, удерживая его в проблема­тичности трансцендентального отношения между он-тической и онтологической возможностью. Настоящее человека — это тот самый акт, благодаря которому человек является конечным существом. Но эта ко­нечность обретает весь свой смысл,' а временность (которая может также быть несерьезностью и не­собранностью) становится историчностью, т. е. мно­гозначительной сосредоточенностью лишь тогда, ког­да человек решает как раз в смысле своей конечнос­ти, принимая эту конечность как свою собственную природу и оставаясь ей верным.

Свобода как освобождение от греха. Структура эк­зистенции основывает человека в подлинной природе его конечности только посредством решения и выбора самого индивида. Призыв, который бытие человека на­правляет к человеку, реализуется в своем подлинном смысле лишь благодаря выбору человека. На самом деле ничего в существовании человека не происходит без его выбора. Структура человека — это по сущест­ву свобода, свобода, являющаяся не безразличием, но нормативностью, должным, должным конечной лич­ности человека и поэтому универсального бытия, ко­торое ее основывает, и сообщества, которое в этом бытии обретает свою почву для встречи и взаимопо­нимания. Человек постоянно находится перед решаю-

щей альтернативой между бытием и небытием, меж­ду обладанием собой в обладании собственными воз­можностями и растрачиванием и опошлением этих возможностей, между обезличенной и бессмысленной жизнью и напряженной и имеющей смысл жизнью, которая коренится в истории. Эта альтернатива посто­янно дается на выбор человеку, но не в безразличии своих противоположных возможностей, а в реальном, постоянно обновляющемся призыве, который подлин­ная возмбжность обращает к человеку в акте направ­ления его к историчности. Свобода человека гаранти­руется беспрерывным обновлением этого призыва. Конечно, человек может и не услышать его, и эта воз­можность является действительной и реальной, это — возможность греха.

Грех — это несобранность, несерьезность, рас­слабленность, погружение в жизнь, такую, как она есть, неспособность координировать ее, господство­вать над ней и поэтому неспособность господствовать над собой и владеть собой. Грех — это действитель­ная, неотъемлемая возможность структуры. Он свя­зан с временностью, которая является основой воз­можной укорененности в ничто присущей человеку структуры. Опошляя и рассеивая возможности чело­века, грех делает обезличенной и бессмысленной его жизнь, препятствует формированию его личности, изолирует и отдаляет его от бытия и от сосущество­вания. Все же он не делает невозможным призыв, который из самой глубины его структуры бытие об­ращает к человеку посредством нормы. Таким обра-jom, структура, хотя она предназначена изначально гарантировать формирование подлинного единства

человека в его отношении с бытием и сосуществую­щими людьми, именно в силу этого и одновременно является возможностью греха.

Страсть как самоограничение человека в собст­венной конечности. Освободиться от отчаяния, побе­дить грех можно лишь посредством выбора, который определяет верность человека самому себе. Эта вер­ность является верностью человека своей собственной конечности. Конечность не должна игнорироваться и отрицаться; она должна быть осознана, принята и ре­ализована до конца. Если она отрицается и не при­знается, она цепь, которую влачат, того не зная, но которая сковывает всякое движение и делает невоз­можным никакое творчество. Но если она принима­ется и признается, если реализуется до конца, она становится субстанцией самой свободы. Тогда чело­век самоограничивается в своей собственной конеч­ности, становится способным к страсти. Он исключает из себя или отбрасывает все, что его отвлекает и рас­сеивает; он живет в сосредоточении своей силы и пол­ностью принимает внутренне присущий ему риск. То, что человек действительно может делать, он может делать это лишь со страстью. Только благодаря ей он свободен в своей конечности и для своей конечности. Возможность, которую он выбрал и сделал своей, принадлежит ему в подлинном смысле и позволяет ему реализоваться в сложном единстве, тем более глубоком и богатом, чем больше оно исключает рас­сеяние и разбрасывание. Никакого постороннего со­ображения недостаточно тогда, чтобы остановить его. Он решил и постоянно решает посредством свободно-

го и страстного выбора, который удерживает его в вер­ности самому себе и определяет его в его судьбе. Тог­да встает перед ним во всей своей ясности фундамен­тальная опасность для человеческого сущестования — смерть.

Смерть как ограничивающая возможность. Вер­ность смерти. Можно' измерить серьезность философ­ского учения вниманием, которое оно уделяет смерти. Учение, в⁴которое рассмотрение смерти не может вхо­дить, не расстраивая его порядок и картину, — празд­ное занятие, а не философия. Ибо человеческое суще­ствование в его природе должно характеризоваться как раз смертью, смертью не как фактом, который случа­ется неизбежно в необходимом порядке природных вещей, а как возможностью, всегда имеющейся в на­личии, всегда связанной со всеми человеческими воз­можностями. Как факт она чужда нам, как возмож­ность она определяет всю нашу природу и все наше существование. Предчувствие смерти в действительнос­ти — ощущение проблематичности экзистенции и, следовательно, ее временности. Все возможности чело­века таковы, что могут не быть, и сам человек в об­щей форме своего существования таков, что может не быть. Эта возможность всегда налицо, чтобы опреде­лять сущностную проблематичность нашей структуры. На самом деле природа временной проблематичности состоит в том, что она может перестать быть пробле­матичностью, может отпасть от своей сущности. Че­ловек является тем, что он есть, по большей части лишь благодаря возможности смерти; он является тем, что он есть как раз в силу этой возможности.

Итак, эта возможность должна быть осознана и принята. Игнорировать или не признавать ее значило бы еще раз заковать себя в цепь подлинного рабства. Но осознать смерть и принять ее не значит принять ее как подлинную возможность, жить для нее и рассмат­ривать экзистенцию на основе решения, которое бы ее предвосхищало. Она условие любой определенной воз­можности, она сама трансцендентальная возможность в ее последней природе; она не может стать онтичес-кой возможностью, не может опуститься до частной альтернативы, которая бы как таковая могла быть выбрана человеком. Бояться смерти вне опасности, как требовал Паскаль, на самом деле не бояться ее, а про­сто принимать ее как фундаментальную опасность для существования. Опасность, которая должна быть при­нята, потому что она должна быть признана присущей самой сущности экзистенции. Каждая наша возмож­ность может в любой момент превратиться в ничто. Игнорировать эту опасность значит впадать в наивную иллюзию; принимать смерть как господствующую пер­спективу нашего существования значит низвергать эту наивную иллюзию, но еще не освобождаться от нее. Тот, кто решает не думать о смерти, мучительно го­няется за вырисовывающимися перед ним возможнос­тями, не овладевая ни одной из них и не владея собой ни в одной. Тот, кто решает думать о смерти как един­ственной альтернативе своей жизни, также утрачива­ет свои собственные возможности и свое Я и губит себя в тревоге. Тот, кто принимает смерть как таковую и! боится ее вне опасности, остается при?;репленным к возможности, которую он выбрал как свою собствен­ную и сделал из нее свое призвание и главное кредра

значение для всех своих сил и того, что сверх его сил. Верность смерти выражает в этом случае подлинность, свойственную экзистенции, которая реализуется в структуре, формируя человека в его подлинном един­стве, т. е. в его необходимом отношении с универсаль­ным бытием и с коэкзистирующим сообществом. Она единственная позиция, достойная человека.