Два типа познания

Существует два подхода к познанию (и к языку): познание, которое задумывается о том, как оно познает то, что познает (и, соответственно, язык, описывающий свою собственную структуру – "метаязык") и познание, не обращающее внимания на тот скрытый механизм, на основании которого оно само функционирует.

Что мы имеем в виду, когда мы говорим, что "знаем язык", например, иностранный? Мы вкладываем в это двойственный смысл:

1) мы умеем говорить на языке,

2) мы умеем говорить на языке и способны сформулировать в технических терминах те закономерности, по которым строятся фонетические, грамматические и лексические конструкции.

В первом случае мы просто умеем говорить на языке и понимаем его содержание (так чаще всего бывает с родным языком). Во втором – мы умеем говорить и понимать содержание высказываний, но при этом еще и постоянно держим в уме техническую матрицу, на базе которой строим свои и расшифровываем чужие высказывания. Второй случай представляет собой лингвистическое отношение к языку. Лингвистическое отношение в начальной форме дается нам в процессе школьного или профессионального изучения родного языка, и особенно иностранных языков. В этих случаях функции лингвистического подхода противоположны: изучая структуру родного языка, который мы свободно понимаем и на котором свободно говорим, мы сталкиваемся с выявлением рациональных и искусственных механизмов того, что мы привыкли считать само собой разумеющимся и естественным; а в случае иностранного – мы пользуемся абстрактным описанием, с которого начинаем, для того, чтобы добиться в перспективе легкого и естественного восприятия этого языка.

Языку можно обучать двояким образом: "погружением" (как младенец в семье) и "описанием" (как в лингвистической практике). Для первого, "естественного", метода характерно (особенно в детском возрасте) отождествление предмета с его названием: "Это – цветы", "это – мяч". Для лингвистического подхода акценты смещены "Это называется "цветы""; "это называется "мяч"". Там где "погружение" подсказывает прямое отождествление, лингвистика сразу вводит обращение к опосредующей инстанции – "называется", т.е. лингвистика оперирует с системой условностей и отношений, что интуитивно понятно любому, кто изучал иностранные языки в сознательном возрасте: "у нас это называется "цветы", а у англичан – "flowers" и т.д. Лингвистический метод порождает совершенно иное отношение к языку и подсказывает совершенно иную методологию его использования, нежели "погружение". Обращение со структурой в первом случае " эксплицитно " ("осознанно", "подчеркнуто", "описано", "проявлено"), во втором – " имплицитно " ("подразумевается", "снято", "затемнено").

Нечто аналогичное существует и в двух типах мышления. Одни люди преимущественно мыслят "погружением" ("это – мяч", "это – хорошо", "это – правильно"); другие, мысля, параллельно следят за тем, как они мыслят: "я думаю, это мяч", "я думаю, это хорошо", "я думаю, это правильно". В первом случае человек слит с процессом мышления как с естественной стихией, во втором – постоянно держит в уме технический искусственный характер процесса, оперирует с системами конвенций, условностей, контекстов и предположений. Ко второй модели мышления сегодня принято применять термин "рефлексия" (лат. "reflectio" – "отражение", "рассуждение"). Рефлексирующая мысль – как "разговаривающий лингвист" – постоянно концентрируется на структуре развития мыслительного процесса, непрерывно познает познание; здесь субъект и объект мышления несколько отстранены на второй план, размыты. Нерефлексирующая мысль, напротив, сосредоточена на утверждении субъекта и объекта, спешит "проскочить" промежуточную область, чтобы "скорее сказать", "скорее понять" и "скорее осуществить" ("овеществить").

Два выделенных нами типа мышления представляют собой два крайних полюса эпистемологии.