Господа, для диагностики инфекционных заболеваний применяются различные подходы. Помимо клинических наблюдений за температурной кривой и изменениями в телесных органах, фиксации сыпи, а также иных биохимических процессов в организме, этиологические исследования дали возможность понята непосредственное воздействие особых возбудителей, а иммунология позволила использовать особые реакции организма для диагностирования заболевания. Сегодня мы знаем, что развитие инфекционного заболевания зависит не только от типа, количественных характеристик и вирулентности возбудителей, но и от поведения зараженного организма. Заболевание должно рассматриваться как взаимодействие как одних, так и других факторов названных типов, хотя невозможно в деталях определить, какие именно влияния оказывают возбудители и их продукты а какие зависят от специфических реакций организма. Несмотря на то, что реакции индивидуального организма чрезвычайно разнообразны, обнаруживается, что строго определенным видам бактерий и продуктам их жизнедеятельности могут быть поставлены в однозначное соответствие столь же типичные формы защитных реакций организма. Организм использует в защитных целях клеточные либо гуморальные средства. Инфекционные заболевания могут быть упорядочены таким образом, что, с одной стороны, в их картине будут доминировать клеточные, а с другой — на первый план выйдут гуморальные реакции, причем существуют различные промежуточные картины между крайними случаями.
Например, в достаточно разнообразной картине туберкулеза мы всякий раз наблюдаем так называемые узелки как типичный продукт клеточной реакции, а заражение сифилисом или проказой вызывает клеточные изменения, характерные для этих заболеваний. Труднее обнаружить тонкие биологические реакции (из-за того, что они не видны ни в микроскоп, ни, тем более, невооруженному глазу), которые происходят при инфекционных заболеваниях в гуморах. Для обнаружения и распознания гуморальных изменений, особенно в сыворотке крови, необходимы специальные методы.
Теперь мы знаем, что и гуморальные, и клеточные иммунологические реакции не являются только следствиями инфекционных заболеваний; гораздо важнее то, что они являются выражением нормальных физиологических и патофизиологических состояний. Благодаря гениальной теории боковых цепей Эрлиха мы имеем принципиальную основу понимания гуморальных реакций: физиологические явления, происходящие при ассимиляции пищи, потреблении энергии организмом суть те же явления, которые в патологических случаях связаны с возникновением противоинфекционных продуктов реакции. К тому же выводу приводят не менее замечательные наблюдения Мечникова, который показал, что одна и та же группа клеток, образующаяся когда организм мобилизуется на борьбу с бактериальным врагом, у целого ряда животных выполняет множество физиологических и физио- лого-патологических функций. У низших животных клетки взаимодействуют при метаморфозе строения тела, благодаря своей способности приводить к исчезновению целых органов.
Они также участвуют в сокращении матки после родов у женщин и пожирают нервные клетки в центрах, подвергшихся атрофии, наконец, как хромофаги, они вызывают поседение как признак старения. Граница между физиологическим и
патологическим не является точной с биологической точки зрения. Это непре-
/
рывная цепь явлений с многочисленными промежуточными звеньями.
Господа, чтобы в дальнейшем мы понимали друг друга, теперь определим смысл некоторых понятий, вероятно, уже известных большинству присутствующих.
Прежде всего, нуждается в пояснениях термин «иммунитет». Всем вам знакомы поразительные явления, состоящие в том, что после большинства инфекционных заболеваний в организме происходят изменения, которые нельзя наблюдать ни макро-, ни микроскопически, ни химическими методами; они предохраняют организм от повторного заболевания той же болезнью или, по крайней мере, облегчают его протекание. Поскольку, как мы увидим позднее, следует различать несколько видов иммунитета, для того чтобы лучше понять, что все это означает, нужно добавить несколько характеристик. Когда организм сопротивляется заболеванию собственными силами, это мы назовем «активным иммунитетом». Вам известно, что Дженнер и Пастер вызывали искусственно эту форму иммунитета, приобретаемую после перенесенного заболевания, делая предохранительные прививки. Мы и сегодня не вполне знаем, что лежит в основе активной иммунизации. Можно только предположить, что в активно иммунизированном организме возникают некоторые специфические вещества, противодействующие возбудителям заболевания и их токсинам. Эти вещества, которые главным образом содержатся в крови, называется антителами. Роль антител, которые называются по-разному, в ^зависимости от их действия, весьма различна. Такие антитела, как агглютинины и преципитины, по-видимому, не обладают иммунными функциями, другие же антитела, бесспорно, служат защите организма, либо нейтрализуя непосредственно токсины бактерий (антитоксины), либо убивая бактерии (бактерициды, бактериолизины), либо изменяя бактерии таким образом, что они легче становятся добычей клеток организма (бактериотропины, опсонины). Соответственно, можно говорить об антитоксинном, бактерицидном и клеточном иммунитетах, между которыми могут располагаться различные промежуточные виды. Весьма вероятно, что кроме названных типов, существуют и другие, пока неизвестные. Наверное, можно сказать, что клеточный иммунитет имеет большее значение, чем то, какое ему приписывают на основании известных на сегодня данных. Возможно, существует клеточный иммунитет, который работает без посредничества каких-либо сывороточных субстанций, мы назовем его «гистогенным» или «тканевым» иммунитетом.
Если сыворотку из крови иммунизированных животных, содержащую антитела, впрыскивают животным здоровым, неиммунизированным, то таким способом часто можно получить иммунитет против бактерий, которыми животные иммунизированы. В таких случаях иммунный механизм не продуцирует защитные вещества своими клетками, а получает их в готовом виде. Поэтому мы называем такую форму иммунитета пассивной, отличая ее от активной. Общим для этих форм является то, что они приобретаются благодаря определенным действиям: либо через заболевание, спонтанное или искусственно вызванное, либо через занесение в организм антител. От приобретенного иммунитета надо отличать естественный иммунитет, под которым понимается тот факт, что не все виды животных подвержены любому заболеванию. Например, человек обладает врожденным иммунитетом против ряда страшных для животных болезней, таких как куриная холера или свиной сифилис. Естественный иммунитет почти всегда клеточного вида. Важнейшим природным оружием является способность лейкоцитов «пожирать» бактерии — фагоцитоз.
Наконец, надо коротко напомнить о локальном и общем иммунитете, чтобы указать на различие, характерное для разных органов одного и того же организма по отношению к заболеванию; можно еще упомянуть о полном или относительном иммунитетах, между которыми есть количественные различия, а также об устойчивом или временном иммунитетах.
Господа, следующее понятие, которое нам следует уточнить в первую очередь, это понятие антитела. Ранее я уже говорил, что мы понимаем под этим понятием специфические факторы реакции организма против бактерий и продуктов их жизнедеятельности. Теперь я должен добавить к этому, что антитела образуются и тогда, когда в организм вводятся парэнтерально, т. е. минуя кишечник, какой-либо чужеродный альбумин небактериального типа, например, кровь различных животных или белок куриных яиц.
Чтобы лучше понять сущность антител, их пытались представить в чисто химической форме, но все попытки такого рода закончились безуспешно. Химическую природу антител мы так и не знаем[!] Мы не знаем также, является ли вообще то, что мы называем антителом, самостоятельной химической структурой (соединением)^] Нам известно только действие сыворотки.
Из дидактических соображений в дальнейшем мы будем говорить о различных антителах, об антитоксинах, антигглютининах'и т. д., если иметь в виду антитоксическое или агглютинное действие сыворотки.
При всем разнообразии действий отдельных антител одно их объединяет — специфичность. Под этим понимается то, что противотифозные антитела вступают в иммунную реакцию только с тифозными бактериями, противохолерные антитела — только с возбудителями холеры и т. д.
Свойство специфичности настолько существенно, что вещества, имеющие все прочие характеристики антител, но необладающие этим свойством, нельзя считать антителами. Очевидно, что закон специфичности антител применяется не в столь явной форме, как я вам его здесь представил. Мы еще будем иметь возможность подробно обсудить суть специфичности, и тогда станет ясно, в каких пределах она имеет место. Но сейчас я прошу вас запомнить, что каждое подлинное антитело специфично, и все вещества, необладающие этим свойством, не являются антителами. Закон специфичности является исходной предпосылкой серодиагностики. Например, чтобы правильно диагностировать тиф, мы должны знать, что сыворотка из ткани пациента обнаруживает иммунологическую реакцию только с настоящими тифозными бактериями в том случае, если пациент действительно болен тифом. Если специфичность реакции сомнительна, то ее применение в диагностике теряет свою эффективность. По этой причине мы обязаны постоянно обсуждать, почему и в какой мере каждая реакция специфична, добиваясь подлинной специфичности любым из возможных способов, в особенности посредством контрольных проверок. Позвольте мне уже на первой лекции обратить особое внимание на значение адекватных контрольных проверок.
На первый взгляд, может показаться излишним педантизмом то, что контрольные проверки даже самых простых тестов требуют во много раз больше усилий, чем сами эти тесты. Может даже возникнуть искушение обойтись без такого рода проверок, если в серодиагностической практике вы убедитесь, что можете получить достаточно хорошие результаты в большом количестве исследований без требуемого контроля. Тем не менее, господа, я прошу вас проникнуться важностью вышесказанного и никогда не работать без необходимого контроля. Тем самым вы избегнете крупных ошибок и ложных выводов, от которых не застрахован даже самый опытный исследователь, если он работает без достаточного числа контрольных проверок. Это имеет особое значение, когда вы приступаете к самостоятельным научным исследованиям или хотите вынести свое суждение о них.
Работа без достаточного контроля, исключающего любые, даже самые невероятные ошибки, не позволит вам получить научно-значимые результаты. Я сам следую этому правилу и рекомендую вам при ознакомлении с научными сообщениями из области серодиагностики прежде всего обращать внимание на данные проведенных контрольных проверок. Если эти данные недостаточны, то независимо от содержания работы, она не имеет большой научной ценности, поскольку все данные, приведенные в ней, даже если они подлинные, не могут приниматься как основание для необходимых выводов.
В чем убеждает нас это превосходное введение? И можем ли мы наЙТИ в
нем какие-либо неподтвержденные элементы? Последнее сделать нетрудно, поскольку мы уже знаем другие точки зрения, до настоящего времени нена- шедшие отражения в учебных пособиях. Эти новые воззрения, в свою очередь, не могут считаться окончательно подтвержденными, но поскольку авторитет старых воззрений ослаб, у нас появилась возможность сравнения. I. Понятие инфекционного заболевания. В данном рассуждении оно связано с понятием организма как единого целого и с понятием чужеродного этой целостности возбудителя болезни. Возбудитель производит разрушение организма (нападение), организм отвечает реакцией (защита). Так завязывается борьба, которая и составляет сущность заболевания. Вся иммунология пронизана таким примитивным способом борьбы. Эта идея восходит к мифу о злых духах болезни, которые вселяются в человека. Только здесь злые духи превратились в возбудителей. Но сама идея борьбы, которая должна завершиться поражением или победой над «причиной» заболевания, жива и поныне.
В то же время нет ни одного экспериментального свидетельства, вынуждающего нас принять такое воззрение, если мы сохраняем полную непредвзятость наблюдений. К сожалению, мы далеко вышли бы за рамки нашей темы, если бы рассмотрели одно за другим все явления бактериологии и эпидемиологии, чтобы показать: злой дух болезни стоял у колыбели современных концепций инфекционных заболеваний и, невзирая ни на какие рациональные аргументы, навязывал их исследователям. Будет достаточно, если я приведу ряд возражений против этого воззрения.
Нельзя понимать организм как самодостаточную целостность с точно определенными границами, как это утверждают некоторые материалистические теории[91]. Это весьма абстрактное и конструктивное понятие, его специфический смысл зависит от цели исследования. В морфологии оно выступает в виде понятия генотипа — идеальной конструкции, выражающей результат действия наследственных факторов. В физиологии мы встретимся с понятием «гармонического живого индивида», «которому свойственно то, что действия всех его частей взаимодополняемы, взаимозависимы и благодаря этому образуют жизнеспособную целостность» (Градманн [Gradmann]). Этой способностью не обладает организм в его морфологическом смысле (индивид определенного вида как таковой). Например, гармоническую живую целостность представляет собой лишайник, части которого имеют различное видовое происхождение:
I
одна часть — водоросль, другая — гриб. Но они настолько зависят друг от друга, что чаще всего не могут существовать раздельно. Всевозможные симбиозы, например, между бактериями, связывающими азот почвы, и фасолью, между ми- коценой и некоторыми лесными породами деревьев, между некоторыми животными и бактериями, осуществляющими фотосинтез, между некоторыми насекомыми и грибами и т. д., образуют «гармонические живые целостности»; сюда же можно отнести колонии муравьев, экологические системы, такие как лес.
Образуется целая шкала сложных комплексов, которые в зависимости от целей исследования могут считаться биологическими индивидами. Одни исследователи рассматривают клетку как индивид, для других индивид — это множество клеток, для третьих — это симбиоз, наконец экологическая система. «Поэтому было бы предрассудком выставлять на первый план в качестве живых индивидов организмы (в старом смысле слова), предрассудком, которому нет места в современной биологии»[92]. В свете этих понятий человек предстает как комплекс, для гармонического развития которого необходим целый ряд бактерий. Кишечная флора необходима для усвоения пищи, многие бактерии, живущие на слизистой оболочке желудка, необходимы для нормального функционирования последнего, и т. д. Некоторые виды в своих жизненных функциях еще более зависимы от других видов. Их метаболизм, процессы размножения да и весь жизненный цикл зависят от гармонического взаимодействия с другими видами. Некоторые растения опыляются только насекомыми, Plasmodium malariae «возбудитель малярии> всю свою жизнь проводит в путешествиях между телом человека и комара.
При таком понимании комплексного индивида непрерывные биологические изменения в нем связаны с явлениями, которые можно условно разделить на несколько категорий. Это либо (1) спонтанные или конституциональные процессы внутри генотипа; например, мутации и спонтанные изменения генов, которые можно приблизительно сравнить со спонтанными радиоактивными явлениями в атоме; сюда же можно отнести некоторые заболевания, такие как гемолитическая желтуха (Нэгели [Nageli]), а также вспышки некоторых эпидемий; либо (2) циклические изменения, частью обусловленные генетически, частью — взаимодействием элементов комплексной живой целостности, например, цикл жизни организмов (старение), смена поколений, часть диссоциативных изменений бактерий. Сюда относится как серогенез, так и иммуногенез, вирулентность как жизненная фаза бактерий и даже некоторые инфекционные заболевания, например, фурункулез при половом созревании. Наконец, это могут быть (3) чистые изменения взаимодействия частей единой целостности, сравнимые, например, с реакцией между ионами в каком-либо растворе, гипертрофия одного элемента биологического индивида за счет других, вызванная нарушением равновесия между явлениями первой и второй категорий либо внешними физико-химическими условиями. Сюда относится большинство инфекционных заболеваний. Возможна ли инвазия в старом понимании этого термина, т. е. интерференция совершенно чуждых друг другу организмов, происходящая в естественных условиях, это более чем сомнительно: для совершенно чуждого организма не найдется способных реагировать на него рецепторов, биологический процесс не состоится. Поэтому следует говорить, скорее, о чрезвычайно сложной революции внутри комплексной живой целостности, а не об инвазии[93].
Эта идея до сих пор не находит понимания, она, скорее, обращена к будущему, нежели к настоящему биологии. В современной биологии она присутствует лишь implicite, недостаточно развита и проработана.
Понятия «болезни» и «здоровья» не имеют четких границ; то, что мы называем инфекционным заболеванием и распространением эпидемий, частично относится к первой, частично — ко второй и третьей категориям явлений. С биологической точки зрения, это включает в себя такие явления, как носительство инфекции, бессимптомное заражение, аллергия и серогенез, которые не имеют никакой непосредственной связи с болезнью, хотя очень важны для понимания механизмов заболевания; поэтому старое понятие болезни становится несоизмеримым с новыми понятиями, и для него нет адекватной замены среди них. II. Следовательно, понятие иммунитета в своем классическом смысле должно быть отвергнуто.
Изменение реактивности на повторный стимул — фундаментальное свойство всех биологических объектов. Иногда оно выражается в иммунитете того или иного вида то ли в форме толерантности к токсину, то ли в форме подлинного иммунитета по отношению к данной инфекции. Известен также механический иммунитет, например, против ожогов (огрубление кожи) или против перелома костей (возникновение рубцов). Иногда (или даже в тех же случаях, но в разных местах организма) наблюдается аллергия. Пользуясь достаточно чувствительными методами, можно с равным основанием констатировать и одно и другое: в одних случаях — возрастание иммунитета, в других — повышенную восприимчивость. Таким образом, на место понятия иммунитета могут претендовать понятия обычной аллергии (изменения реактивности), отсутствие реактивности (Гиршфёльд [Hirszfeld]) или гиперреактивность. Вместо того чтобы говорить об антителах, говорят о реагинах, подчеркивая отсутствия направленности реакци^, поскольку реагины приводят не только к разложению раздражителей, в результате чего последние становятся безопасными, но могут также выступать как стимулы раздражения, увеличивая или уменьшая его.
Многие классические понятия иммунологии возникли в период увлечения химией, когда под влиянием великих достижений химии в физиологии стремились всю или почти всю биологию трактовать через воздействие химически определенных веществ. Говорят о токсинах, амбоцепторах, комплементах, считая их химическими частицами, в противоположность которым существуют антитоксины, антикомплементы и т. д. Эта примитивная схема, по которой вещества делятся на активизирующие и тормозящие биологические процессы, теперь уже почти сходит со сцены под воздействием современных исследований физической химии в области коллоидов и других областях. Теперь уже предпочитают говорить о состояниях (или системах), а не о веществах, допуская, таким образом, возможность того, что измененная форма реакции является следствием определенного физико-химического состояния, а не какого-то химического вещества или смеси веществ.
III. В savoir-vivre[94] по серологии Цитрона можно обнаружить много других мыслительных стереотипов, которые сегодня уже не могут найти достаточного оправдания. Например, нельзя на современном уровне объяснить разделение факторов на гуморальные и клеточные (французы подчеркивают значение вторых, немцы — первых). То же можно сказать о понятии специфичности в обычном смысле. Это совершенно мистическое понятие!
IV. Лекция Цитрона — это также и методическое посвящение. Начинающие должны, прежде всего, узнать о значении контроля. Мы уже говорили о биологических сравнительных тестах, которые выполняются параллельно с основной реакцией. Биология, и в особенности серология, не располагают общей системой измерения. Результаты количественных тестов считываются лишь миниметрически, через разжижение сыворотки до пределов реактивности и последующее сопоставление со стандартными реагентами и их комбинациями. Эффект, производимый комбинацией реагентов, также сравнивае^я с эффектом неполных комбинаций, из которых какой-либо реагент намеренно устраняется. Все эти сопоставления служат для проверки результатов и потому именуются «контрольными тестами». С эпистемологической точки зрения, это может быть и не самый совершенный метод, но у нас пока нет лучшего.
V. В лекции содержатся, помимо конкретных, также и общие установки. Прогресс познания обеспечивается накоплением наблюдений (как клинических, так и лабораторных) различных явлений частного порядка, а не интуицией, не вживанием в целостность исследуемого явления. Цель исследования — то, что называют диагнозом, определение состояния болезни, причем предполагается, что такое состояние реально существует, и это может быть установлено аналитическими методами.
Такие установки характеризуют стиль мышления научного сообщества серологов. Именно они направляют исследовательскую работу и связаны с определенной традицией. Разумеется, эти установки постоянно меняются. Чтобы избежать недоразумений, надо еще раз подчеркнуть, что речь идет не о том, чтобы столкнуть понятия вчерашнего дня науки и современные понятия или противопоставить понятиям, взятым из учебников, те идеи, которые развивают ведущие исследователи. Вообще говоря, нерационально полагать, будто принятые и развиваемые данным мыслительным коллективом убеждения можно оценить по схеме: истина или заблуждение. Эти убеждения вели науку вперед и приносили удовлетворение. Они сменились другими не потому, что были ложны, а потому, что мысль развивается. И наши сегодняшние понятия — не истина в последней инстанции, ибо развитие знания бесконечно, как, возможно, бесконечно развитие иных биологических форм.
Дело в том, что даже специальное знание не просто растет, но принципиально изменяет свои основания. Но нам не следует ограничиваться банальным утверждением об изменении человеческого знания.
Принимая определенные активные допущения, в любом познавательном процессе необходимо принять и вытекающие из этого пассивные отношения. Понимание того, что допущения могут изменяться, достигается только тогда, когда подвергается исследованию стиль мышления. Стиль мышления, диктующий свои законы уже при входе в какую-то область знания, распространяет свое влияние на все его детали и требует для своего понимания социологических методов в теории познания.
Стиль мышления — это не только различия в смысловых нюансах понятий или определенный способ их взаимосвязи. Это определенные границы мышления; это общая готовность интеллекта видеть и действовать так, а не иначе. Зависимость научного факта от стиля мышления неоспорима.
Так, в лекции Цитрона, которая еще около двух десятилетий назад могла считаться изложением высших достижений науки, видна зависимость этой науки от мыслительного коллектива, на нем явственно лежит печать социально детерминированного мышления. В дальнейшем, говоря о реакции Вассермана, мы еще рассмотрим эту связь между индивидом, коллективом и фактом.
Если прививают (иммунизируют) животное, например, кролика, убитыми бактериями или кровяными корпускулами животных другого вида, то сыворотка из крови этого животного (иммунная сыворотка) приобретает способность растворять эти бактерии или кровяные капельки. Серологи это свойство, так сказать, овеществили, называя гипотетический фактор или даже «символическую материю» иммунной сыворотки «бактериолизином» или, соответственно, «гемолизином». Бактериолиз или, соответственно, гемолиз имеют место только тогда, когда сыворотка привитого животного свежая; если сыворотка остается некоторое время при комнатной температуре или нагревается до 56-60° С, она утрачивает это свойство, хотя и не навсегда. Оно может вернуться, если в инактиви- рованную старением или нагреванием сыворотку добавить свежей сыворотки не иммунизированного животного, лучше морской свинки. Сама сыворотка не оказывает никакого антимикробного действия или действия против кровяных корпускул. Она только дополняет бактериолизин или, соответственно, гемолизин инактивированной иммунной сывороткой. Это свойство серологи также материализовали; гипотетический фактор, содержащийся в свежей сыворотке, в присутствии которого наступает растворение, они назвали «комплементом». Для возникновения бактериолиза или гемолиза, таким образом, требуются два фактора: (1) бактериолизин или, соответственно, гемолизин; (2) комплемент. Они действуют только совместно. Бактериолизин или гемолизин являются теплостойкими факторами, т. е. они без вреда для себя переносят повышение температуры до 5б-60°С, комплемент же не переносит повышения температуры и уничтожается при этой температуре, а также при старении сыворотки. В терминологии немецких серологов, выработанной благодаря трудам Эрлиха, антитела типа бактериолизина или гемолизина называются амбоцептором, поскольку они объединяют и связывают два фактора: предназначенный для иммунизации антиген и комплемент.
Эрлих, в соответствии со сложной теорией боковых цепей, ввел совершенную ясную и легко запоминаемую символику. Амбоцепторы специфичны, т. е. действуют только с теми антигенами, которые используются для иммунизации, например, только с овечьей кровью или только с холерными вибрионами, и т. п. Комплемент присутствует в нормальной сыворотке и действует со всеми амбоцепторами.
Была поставлена проблема: имеет ли место в одной и той же нормальной сыворотке единственный однородный комплемент или несколько различных комплементов: одни — для бактериолизина, другие — для гемолизина. Эрлих и его последователи придерживались плюралистической точки зрения, но Бор- де и Жангу (Bordet, Gengou) доказали правоту унитаризма в 1901 году следующим экспериментом. Если бактерии (антиген 1) смешиваются с соответствующей инактивированной иммунной сывороткой (1), т. е. с бактериологическим амбоцептором, и комплементом, то наступает бактериолиз (растворение бактерий). Теперь если добавить смесь кровяных корпускул (антиген 2) и соответствующую иммунногенную сыворотку (2), т. е. гемолитический амбоцеп- тор, то гемолиз не происходит, поскольку комплемент был израсходован в первом процессе (при бактериолизе) и его не хватило для второго. Это можно показать на схематическом рисунке 2[95].
Гемолиз обнаружить легче, поскольку он виден невооруженным глазом; для наблюдения бактериолиза нужны микроскопические исследования. Это связывание комплемента стало самым важным инструментом в серологии: гемолитическая система (гемолитический амбоцептор + соответствующие кровяные корпускулы) по этой схеме может использоваться как индикатор наступления бактериолиза и подтверждение того, что используемый бактериолизин был направлен против соответствующих бактерий.
Если известны бактерии, то этим методом можно подтвердить бактериолиз и, наоборот, если известна сыворотка (бактериолизин), то можно диагностировать наличие бактерий. В первом случае (когда известны бактерии) мы обладаем методом, с помощью которого можно определить присутствие определенных антител в сыворотке пациентов; на этом может основываться диагноз. Во втором случае (когда известны антитела) можно с большой вероятностью утверждать общий вид неизвестных бактерий, использованных для искусственной иммунизации. Метод связывания комплемента Борде и Жангу вскоре был с большим успехом применен Видалом и Лесурдом (Widal Le Sourd) при диагностировании брюшного тифа, а Вассерманом и Бруком (Bruck) — брюшного тифа и менингита, затем очень многими авторами при определении свиного сифилиса, холеры, гонореи и др.
В 1906 г. «Вассерман и Брук впервые применили реакцию для обнаружения антигена в вытяжках из человеческих и животных органов. С помощью специфических иммунных противотуберкулезных сывороток они обнаружили наличие туберкулина (вещества растворенных туберкулезных бацилл) в пораженных туберкулезом органах. С помощью туберкулина они продемонстрировали наличие специфических антител, или антитуберкулина в сыворотке»[96]. Вейль (Weil) без обиняков писал о «невызывающих большого доверия опытах Вассермана и его сотрудников, в которых с некоторой вероятностью удалось показать в туберкулезных очагах специфический антиген и антитела, а в случае рассеянного туберкулеза — туберкулин в крови»[97]. Эти эксперименты не имели непосредственного влияния ни на практику, ни на теорию. Их результаты не могли считаться твердо установленными; тем не менее, они стали отправной точкой для исследований Вассермана по сифилису.
Интересно проследить, что стимулировало эти исследования. Сам Вассер- ман говорит об этом так: «Министр Фридрих Альтхофф (Althoff) пригласил меня в министерство после возвращения Нейссера (Neisser) из его первой экспедиции[98] в тот самый период, когда французская наука получила большое преимущество в научно-экспериментальных исследованиях сифилиса, и попросил меня заняться этим заболеванием, чтобы вернуть немецкой экспериментальной науке достойное место на этом поприще»[99]. Таким образом, с самого начала открытие реакции Вассермана зависело не только от чисто научных факторов. Оно направлялось мощной социальной мотивацией: соперничеством национальных научных команд в той области, важность которой была очевидной для любого профана; устами министерского чиновника говорил voxpopuli. Научная работа начиналась под значительным социальным давлением. И здесь, так же как при открытии Spirochaeta pallida, эту работу выполнял организованный коллектив, а не одиночный исследователь.
Оживленная полемика и личные споры, имевшие место между сотрудниками этого коллектива, представленные на страницах «Berliner Klinische Wochen- schrift» в 1921 г., не могут нам указать какого-то единственного автора этого открытия. Борде и Жангу в споре с Эрлихом нашли средства, Вассерман и Брук усовершенствовали эти средства и расширили область их применения, Альт- хофф (в атмосфере соперничества с французами) указал на новую область исследований и осуществил необходимую поддержку, Нейссер внес свой огромный врачебный опыт и предоставил патологический материал для исследования, Вассерман, будучи руководителем лаборатории, отвечал за план исследований, Брук, его сотрудник, был исполнителем[100]. Шухт (Schucht), ассистент Нейссера, готовил вытяжки из тканей, Зиберт (Siebert) готовил сыворотку. Это только те, чьи имена известны. Но кто назовет всех тех, кто обеспечил достоверность данных, благодаря кому делались технические усовершенствования, модификации и комбинации? Цитрон в решающий момент предложил улучшенный вариант дозировки, Ландштайнер (Landsteiner), Мари и Левадити (Marie, Levaditi), а также многие другие подготовили описание практических рекомендаций при выполнении вытяжек.
Экспериментальные факты, идеи («ложные» и «истинные») переходили из рук в руки, от одной головы к другой, при этом, конечно, изменяя свое содержание как в чьем-то индивидуальном сознании, так и в этих переходах, поскольку полное понимание транслируемого знания вряд ли возможно. Наконец, возникла конструкция знаний, которую никто не предвидел и не намеревался строить. Она возникла даже как бы вопреки намерениям некоторых отдельных исследователей, участвовавших в процессе его получения.
С Вассерманом и его сотрудниками случилось то же, что некогда с Колумбом: они искали свою Индию и были убеждены, что нашли дорогу к ней, а открыли свою Америку. Мало того, они не шли последовательно в каком-то одном направлении, но делали зигзаги, меняя маршрут. Они получили совсем не то, что искали: антиген и амбоцептор так и не были найдены, зато они осуществили давнее устремление коллектива — открыли сифилитическую кровь.
Первая публикация под названием «Серодиагностическая реакция на сифилис» появилась 10 мая 1906 г., она была подписана А. Вассерманом, А. Нейс- сером и К. Бруком. Из ее содержания следует, что авторы стремились найти антиген в сифилитических органах и крови методом связывания комплемента, а также (что было для них вторичной задачей) антитела в сифилитической крови пациента. «Метод состоит в том, что инактивированная сыворотка из тканей обезьян, ранее привитых сифилитическим материалом, смешивается с тканевой вытяжкой или сывороткой больных сифилисом, добавляется j комплемент (сыворотка нормальной морской свинки), и все это оставляют на некоторое время для связывания. Затем посредством инактивированной специфической гемолитической сыворотки и соответствующих кровяных корпускул проверяют, полностью или частично израсходован ранее добавленный комплемент. Если добавленные корпускулы крови частично гемолизи- рованы или совсем не подверглись гемолизу, это означает, что комплемент был израсходован ранее и гемолиз заторможен[101]. Если бы удалось получить регулярные доказательства присутствия сифилитических веществ или антител в циркулирующей крови больного сифилисом, это имело бы огромное значение с диагностической и терапевтической точек зрения. Действительно, в ряде случаев эти доказательства были получены (неожиданным образом лучшие результаты были получены при использовании вытяжек из де- фибринированной крови, а не из кровяной сыворотки), но в другйх случаях нас постигала неудача. Очевидно, здесь решающую роль играет потенциал иммунной сыворотки. Поэтому нашей следующей задачей станет получение специфической сыворотки с наибольшим потенциалом противосифилитичес- кого действия, что, возможно, и не удастся в нашем климате из-за крайней чувствительности обезьян, которую они проявляют во всех экспериментах»[102].
Непредвзятый наблюдатель заметит, что описанная здесь реакция еще очень примитивна и совершенно отличается от той, которую сегодня называют реакцией Вассермана. То, что было тогда решающим фактором, а именно: иммунная сыворотка из тканей обезьян, а также вытяжки из дефибринированной крови — сегодня исчезло из описаний реакции, поскольку сейчас ищут амбо- цептор, а не антиген[103].
Важно заметить, что год спустя Брук, один из авторов этой статьи, уже видел ее содержание в совсем ином свете, не так, как ее видит непредвзятый наблюдатель. В 1924 г. он писал: «В дискуссии между Вассерманом, Нейссером и Бруком последний получил предложение разработать эту проблему и пришел... к положительному результату до такой степени, что мог продемонстрировать своему тогдашнему руководителю Вассерману оригинальный метод, который и по сей день в принципе остался неизменным[104], что было отмечено в официальном протоколе. В то же время появилось первое сообщение, подготовленное Бруком, но подписанное также Вассерманом, Нейссером и Бруком: «Серо- диагностический метод при сифилисе»[105].
Ретроспективно Брук видит созревший плод уже в семечке и даже не замечает, что многие из посеянных семян так и не дали всходов. Подобное описание можно найти также и у Вассермана.
Вторая статья тех же авторов совместно с Шухтом под названием «Дальнейшие наблюдения демонстрации специфических сифилитических веществ при помощи связывания комплемента» также появилась в 1906 г.[106] Обнаружение специфических сифилитических веществ в вытяжках из органов (т. е. обнаружение антигена) снова упомянуто как имеющее принципиальное значение, а поиск антител в сыворотке сифилитиков — только второстепенное значение. Техника, необходимые проверки и статистика результатов — все это описано подробно. Сифилитический антиген был обнаружен в 64 из 76 вытяжек из сифилитических органов, в том числе в 29 из 29 вытяжек из установленных сифилитических образований, но ни разу из 7 мозговых вытяжек при прогрессирующем параличе, и из 257 исследованных сифилитических сывороток в 49 случаях были обнаружены антитела (амбоцепторы), что составило всего 19%.
Таким образом, второй эксперимент (обнаружение амбоцептора) дал намного худшие результаты, чем первый (обнаружение антигена). Отсюда понятно, почему авторы упоминают обнаружение антигена как то, что имеет первостепенное значение. Они вполне согласны с теоретическим допущением о том, что «это специфическая реакция между сифилитическим антигеном и сифилитическими антителами»[107], что указывает на иммунитет против спирохет. Это, как выяснилось позднее, ложное мнение, вскоре якобы получило поддержку в результатах Баба (Bab) и Мюленса (Miihlens), будто бы установивших корреляцию между числом спирохет в использованных для вытяжек внутренностях и потенциалом действия вытяжек, взятых из этих органов.
Вскоре Цитрон показал, что нельзя подтвердить вывод о вытяжках из кровяных корпускул, которые содержат сифилитический антиген, поскольку «такие вытяжки у здоровых людей дают ту же самую реакцию, хотя и значительно реже». Таким образом, обнаружение сифилитического антигена было вообще опровергнуто, хотя в начальных экспериментах уже были получены «хорошие» результаты, что особо акцентировалось.
Наиболее значительный в теоретико-познавательном отношении поворот произошел при исследовании вопроса об обнаружении антисифилитических антител (обнаружение амбоцептора). В первых опытах получали едва 15-20% положительных результатов в случаях установленного сифилиса. Как же случилось, что этот показатель возрос до 70-90% в более поздних статистических отчетах? Именно этот поворот знаменовал собой действительное открытие реакции Вассермана как практически ценного теста. Теория реакции, исторические и психологические детали, сопутствовавшие его концепции, мало что значили для практики. Если связь реакции Вассермана с сифилисом является фактом, то таковым она стала лишь благодаря своей высокой практической ценности, благодаря высокой вероятности подтверждения в конкретных случаях. Когда в точности произошел этот поворот, определить вряд ли возможно. Нельзя указать авторов, которые бы сознательно совершили этот поворот, нельзя точно установить, в какой момент времени это произошло, и даже логически трудно объяснить, как это случилось.
Об этом повороте много говорили. Но сами его герои не могли сказать ничего, кроме того, что, прежде всего, потребовалось разработать технику исследований. Иногда этот поворот приписывают Цитрону, поскольку это именно он предложил увеличить дозу сыворотки. Вассерман и его сотрудники использовали вначале 0,1 см[108] сыворотки больного. Цитрон же рекомендовал 0,2 см3. Сегодня можно пользоваться даже объемом 0,04 см3, если только остальные факторы точно подобраны. Именно это уточнение факторов и то, что исследователи научились правильно читать результаты, сделало реакцию Вассермана практически значимой.
Результаты, однако, расходились: в одних опытах было слишком много положительных результатов (в том числе у людей не больных сифилисом), в других — слишком много отрицательных (в том числе у сифилитиков). Надо было найти среднее значение между наименьшей специфичностью и наибольшей чувствительностью. Это была целиком коллективная работа, как правило, безымянных исследователей, которые то добавляли «немного меньше» реагента, то «немного больше», то «немного меньше», то «немного больше» времени давали действовать реагентам, иногда «немного точнее», а иногда «более приблизительно» читали результаты. К этому добавлялись модификации приготовления реагентов и других технических манипуляций: пробы перед выполнением основной реакции, титрование и подгонка. «Некоторые авторы, — писал Цитрон, — определяют как положительные только те пробы, в которых наблюдалось полное торможение гемолиза. Это плохой метод, как показывают статистические данные, опубликованные, например, Бруком и Стерном (Stern). Очень много установленных случаев сифилиса реагируют негативно, хотя положительная реакция должна была бы наступать со всей вероятностью»[109]. Здесь описывается ситуация, в которой была недостаточна чувствительность. «Следует при этом помнить, — писал Вейль в 1921 г., — что в то время, когда проводились эти исследования, техническая сторона реакции Вассермана была еще не завершена, поэтому опыты склонялись к ограничению чувствительности реакции, чтобы получить большую клиническую значимость. Должен еще упомянуть, что большинство полученных нами реакций были слабо положительными, и тогда этому придавалось большое значение, тогда как позднее такие результаты уже считались отрицательными»[110]. Здесь описывается ситуация, в которой преобладала преувеличенная чувствительность или неспецифичность.
Коллективным опыт был во всех сферах, которые имели связь с реакцией Вассермана, пока эта реакция не стала использоваться уже без оглядки на теоретическую сторону дела и независимо от идей отдельных индивидов. Столь утомительный, но и благодарный труд был предпринят коллективом только потому, что он занимался исключительно важной с социальной точки зрения проблемой, каковой был сифилис и сифилитические изменения в крови больных людей.
Многочисленные и всесторонние эксперименты вскоре показали (1907 г.), что вместо вытяжек из сифилитических органов, которые, как предполагалось, должны продуцировать антиген, т. е. спирохетные вещества, для реакции можно употреблять водные или спиртовые вытяжки из нормальных тканей, которые не имели никакой связи со специфическим антигеном, т. е. со Spirochaeta pallida. Почти одновременно об этом сообщили Ландштайнер, Мюллер (Miiller) и
Петцлъ (Potzl), Поргес (Porges) и Майер (Meier), Мари и Левадити, Левадити и Яманучи (Jamanouchi).
Таким образом, убеждение Вассермана и его сотрудников в том, что ими был обнаружен спирохетный антиген и спирохетный амбоцептор, иначе говоря, специфическая реакция «антиген-антитело», было полностью ошибочно. Это стало совершенно очевидно после экспериментов Кру (Кгоо), в которых было показано, что иммунизация убитыми спирохетами не вызывает у человека положительной реакции Вассермана, хотя в крови пациента обнаруживались спирохетные антитела. Это значит, что реакция Вассермана обнаруживает только наличие особых изменений в крови сифилитика, и даже сегодня мы немногое смогли бы добавить к этому. Вместо антигена, введение которого предусматривалось теоретической схемой, сегодня почти во всех случаях применяют спиртовые вытяжки из бычьего или человеческого сердца. По рекомендации Закса (Sachs), к ним добавляют также холестерин[111]. Сифилитическая сыворотка флокулирует с такими вытяжками, что ясно видно при определенных условиях. На этом основаны флокуляционные реакции, имеющие практическое применение. Преципитат, получаемый смешиванием сифилитической сыворотки с вытяжкой из органов, оказывает особое воздействие, возможно, из- за адсорбции, которая удаляет комплемент из гемолитической системы (корпускулы овечьей крови плюс соответствующий гемолитический амбоцептор). Этим и вызывается торможение гемолиза, что свидетельствует о положительной реакции Вассермана.
Согласно другой теории [теория ауто-антитела, предложенная Вейлем (Weil)], реакция Вассермана — это не лабильная реакция, основанная на гемолизе как комплексном биологическом индикаторе, а иммунная реакция, основанная на действительном связывании комплемента в смысле Борде-Жангу, которая, однако, происходит с продуктами тканевого распада при сифилисе, а не непосредственно со Spirohaeta pallida. Вытяжки из органов здоровых людей соответствуют продуктам тканевого распада у больных, что объясняет их применимость. Есть и другие теории, но как бы то ни было предположение Вассермана было ошибочным.
Брук сам писал в 1921 г. об «исключительно счастливом случае», который позволил открыть «во время практического исполнения замысла Вассермана реакцию на сифилис, природа которой и сегодня еще не вполне ясна»[112]. В 1921г. Вейль утверждал, что допущение, из которого исходил Вассерман, было ложным и лишь случайно привело к открытию огромной практической ценности[113].
В 1930 г. Лаубенхаймер писал: «Хотя впоследствии выяснилось, что путь мысли, которым шли Вассерман и его сотрудники и который привел их к открытию метода, сегодня называемого просто реакцией Вассермана, был неверным, сама реакция за двадцать лет своего существования доказала свою значимость для серологической диагностики сифилиса, и до настоящего времени ее не может заменить ни один из известных теперь методов»[114]. Наконец, Плаут с высоты современного ему знания в 1931 г. пишет: «Теперь, оценивая состояние серологии в целом и реакцию Вассермана в особенности, кое-кто хотел бы упрекнуть Августа фон Вассермана в том, что он, дескать, исходил из ложных допущений. Если и так (а вопрос все еще остается открытым), то слава Богу, что Вассерман принял эти ложные допущения; пожелай он дожидаться истинных допущений, ему бы никогда не открыть своей реакции. И сегодня, шесть лет спустя после его смерти, мы все еще не знаем истинных предпосылок этой реакции. Время от времени раздаются не слишком умные суждения о том, что открытие реакции Вассермана было простым везением. 0 везении в исследованиях такого рода можно говорить лишь тогда, когда речь идет о чистой случайности. Но в данном случае все было как раз наоборот. Вассерман нашел свою реакцию не случайно, а именно потому, что искал ее, действуя вполне систематически и опираясь на современное ему состояние знания. Но так уж бывает, что везет именно умным идеям, а счастье сопутствует умелым рукам. В этом и состоит необъяснимая природа гениальной личности исследователя, позволяющая ему находить тропинку среди множества возможностей, приводящую его к решению проблемы и к успеху»[115].
Интересно отметить, что сам Вассерман думал об этом впоследствии. «Я прошу учесть, что, разрабатывая серодиагностику сифилиса, я руководствовался вполне сознательно идеей поиска диагностически значимого амбоцеп- тора, т. е. вещества, связывающего антиген, а затем, когда процесс подходит к точке насыщения, связывающего добавляемый комплемент, в соответствии с законами Борде и Эрлиха. В качестве антигена мы с моим сотрудником Бруком использовали вытяжки из органов людей, больных сифилисом, и обезьян, которых А. Нейссер искусственно заражал этой болезнью»[116].
Если рассматривать эти высказывания беспристрастно, то ни в коем случае, при самом позитивном отношении к автору, нельзя согласиться с его словами. Вассерман не искал в своих первых работах «диагностически значимый амбоцептор». Он, прежде всего, искал «сифилитические вещества», которые, как он полагал, являются «растворенными микроорганизмами», т. е. антигенами, а во- вторых, «специфические антитела, противостоящие веществу микроорганизмов, вызывающих сифилис», т. е. специфический амбоцептор. Впоследствии выяснилось, что (1) демонстрация наличия сифилитических веществ (антигенов) абсолютно ничего не дает для диагностики; (2) что амбоцептор, обнаруживаемый с помощью реакции, если и является таковым, то ни в коем случае не может считаться специфическим по отношению к данной инфекции. Таким образом, конечный результат исследования существенно отличается от того, что было задумано. Спустя пятнадцать лет в мысли Вассермана происходит отождествление намерений и результатов. Ломаная линия развития, этапы которого он, безусловно, глубоко переживал, теперь предстает как прямой целенаправленный путь[117]. Да и могло ли быть иначе? Все это время Вассерман проводил дальнейшие эксперименты, постепенно утрачивая осознание собственных ошибок. Теперь он уже не мог бы «64 раза находить специфический антиген в 69 вытяжках из сифилитической ткани» и получить в 14 контрольных опытах одни лишь отрицательные результаты.
Итак, можно говорить о твердо установленных фактах, которые, по-видимому, являются парадигмой многих открытий: из ложных посылок и невоспроизводимых начальных экспериментов, после множества ошибок и ложных ходов, возникло открытие огромной важности. Основные действующие лица этой драмы не могут поведать нам, как именно это произошло. Они рационализируют, идеализируют пройденный путь. Одни очевидцы говорят о счастливом случае, другие, подчеркивая свое положительное отношение, — о гениальной интуиции. Суждения одних и других не имеют научного значения. Те же самые люди не поступали бы столь поверхностным образом, когда бы речь шла о решении научной проблемы. Не значит ли это, что теория познания — это не наука?
Проблема не может быть решена, если оставаться на позиции индивидуалистической теории познания. Если же подвергнуть процесс подобного открытия научному исследованию, то это заставит нас принять социальную точку зрения. Это значит, что такое открытие должно рассматриваться как социальное событие.
В первую очередь, древние протонаучные идеи способствовали упрочению социального стереотипа по отношению к проблемам сифилиса. Это была, во- первых, идея сифилиса как наказания за плотский грех, идея, в значительной степени окрашенная этически[118]; во-вторых, это живучая идея изменения сифилитической крови, которая требовала своего подтверждения.
Нельзя переоценить то влияние, которое оказывала на исследования в этой области моральная атмосфера вокруг сифилиса, привлекавшая общественное внимание к достигнутым результатам, придававшая им особую значимость, стимулировавшая дальнейшее развитие. Туберкулез, который в течение многих сотен лет причинял человечеству гораздо больший ущерб, к сожалению, не привлек к себе аналогичного внимания, ибо считался не «проклятой и позорной», а скорее даже «романтической» болезнью. И никакие разумные доводы, никакая статистика не могли изменить это положение; исследования по туберкулезу не получили от общества столь же сильного стимула, не было соответствующего социального напряжения, которое должно было разрядиться путем исследований. Успехи, достигнутые в экспериментах по туберкулезу, не могут идти в сравнение с реакцией Вассермана или Salvarsan'ом. Если бы дело шло о какой-ни- будь пузырчатке, вряд ли можно было ожидать соперничества национальных пре- стижей. Трудно даже представить, чтобы какой-нибудь министр здравоохранения взялся за мобилизацию усилий лучших исследовательских умов нации для разрешения проблемы, связанной со столь малозначимым с социальной точки зрения заболеванием. Такие исследования не нашли бы ни одной клиники, ни опытного руководителя, ни охваченных энтузиазмом ассистентов, ни поддержки общественных фондов; они не вызвали бы всеобщей дискуссии, соперничества, не нашли бы широкого общественного признания. Ученые, занимающиеся такой проблемой, не испытывали бы столь высокого напряжения творческих сил, ощущения жизненной важности своего труда.
Этой общей атмосфере сопутствовал еще и особый настрой, идущий от древней идеи изменений в крови сифилитиков. Если бы общественное мнение столь настойчиво не взывало к необходимости проверки крови, эксперименты Вассермана никогда не нашли бы такого резонанса, необходимого для дальнейшей разработки реакции, ее «технического совершенствования», для концентрации коллективного опыта. Вассерман вначале работал над проблемами серологической диагностики туберкулеза. Где были тогда многочисленные энтузиасты проверочных экспериментов, доброжелательные amici hostelsтысячекратные вариации дотошных конкурентов? Потому и немногое получилось из этих работ. А ведь они были не хуже двух первых работ по сифилису, которые также не были лишены недостатков, хотя их авторам и сотрудникам, работавшим с ними, они казались впоследствии (уже после достигнутого успеха) совершенными.
Именно социальная атмосфера содействовала сплочению мыслительного коллектива, участники которого, постоянно сотрудничая и взаимодействуя друг с другом, смогли провести экспериментальную работу, в результате которой возникла «реакция Вассермана», а вклад каждого из них остался в значительной степени анонимным. Был оставлен поиск антигена, а количество позитивных результатов возросло с 15-20% до 70-90%. Результаты стали более стабильными, объективными. Усилиями мыслительного коллектива реакция Вассермана стала эффективным диагностическим средством, а после введения спиртовых вытяжек — не только эффективным, но и практичным. Этот же коллектив добился унификации технической стороны дела, используя для этого почти исключительно социальные методы: организацию конгрессов, пропаганду в прессе, а также администрирование и законодательство.
То, что с точки зрения индивидуалистической гносеологии выглядит лишь случайностью или чудом, с точки зрения коллективистской теории познания становится легко объяснимым, если к тому же принять во внимание исключительно сильную социальную мотивацию. Случайность — это когда камень попадает в точно соответствующую ему по размерам лунку, но пыль, крутящаяся в воздухе, необходимо проникает во все возможные поры, хотя каждая пылинка совершенно случайно оказывается на том или ином месте.
Сама по себе лабораторная практика достаточно хорошо объясняет, почему вначале спирт, а затем ацетон заменили воду в процессах получения вытяжек и почему здоровые органы стали использоваться для этой цели наряду с пораженными сифилисом. Многие исследователи выполняли подобные эксперименты почти в одно и то же время, но настоящим их автором является коллектив исследователей, работавших как одна команда.
Быть может, сравнение поможет понять, как из неясных первоначальных экспериментов, из множества ошибок и ложных ходов возникает истинное познание. Как получается, что все реки в конце концов попадают в море, хотя поначалу текут совсем не в ту сторону и делают всевозможные повороты и зигзаги? Нет никакого «моря самого по себе», а есть определенное место в низине, где и собираются воды, которые называют морем! Если в реке достаточно воды и если есть гравитационное поле, все реки в конце концов приходят к морю. Гравитационное поле — это общий настрой, определяющий направление мысли, вода — труд всего мыслительного коллектива. Неважно, куда течет каждая отдельная капля в любой данный момент: конечный результат зависит от общего направления гравитации.
Так становится понятным возникновение и развитие реакции Вассермана. Она выступает как единственно возможный результат пересечения линий мысли: древней идеи крови, новой идеи связывания комплемента, идеи химии, — которые, войдя в обиход ученых, связываются в единый узел. Он-то и становится отправной точкой для новых линий, которые расходятся во все стороны, чтобы где-то опять пересечься одна с другой. Изменяются и старые линии[119], возникают все новые узлы, а старые смещаются по отношению друг к другу. Вся зта сеть, находящаяся в состоянии постоянной флуктуации, и есть то, что называют реальностью или истиной.
Последнее замечание не следует, однако, понимать так, что исторические, индивидуально- и коллективно-психологические моменты позволяют легко сконструировать реакцию Вассермана со всем ее действительным содержанием. В исследованиях такого рода всегда есть нечто обязательное, неизменное, чего нельзя объяснить одними историческими факторами. Например, коллективно- психологический подход мог бы объяснить, почему после первых работ Вассермана по серологии сифилиса многие другие исследователи принялись за ту же проблему, пытаясь как проверить его результаты, так и «технически усовершенствовать» их. Однако то, что результат оказался положительным, как и его действительное содержание, нельзя объяснить исключительно историческими моментами. Те, кто «проверял» эти результаты, придумали множество различных вариантов, но далеко не все из них были признаны достаточно хорошими; какой-то один вариант должен был оказаться лучшим, или, по крайней мере, некоторые из них должны были оказаться лучше других. Какие именно — это вопрос, который нельзя решить, опираясь только на исторические обстоятельства.
То же самое можно сказать и о проблеме вытяжек. Коллективная психология объясняет, почему наряду с водными испытывались также и спиртовые вытяжки. Но почему именно они оказались эффективными, этого не объяснить ни историческими наблюдениями, ни данными коллективной и личностной психологии. Здесь можно применить сделанное ранее различение активных и пассивных элементов знания. Введение спиртовых вытяжек — это активный элемент. Но эффективность этих вытяжек — это уже необходимость, которая и определяет собой пассивный элемент в данном познавательном акте.
Мы еще вернемся к этой проблеме, чтобы показать, как эта необходимость становится понятной только путем сравнительного теоретико-познавательного анализа, и объясняется, как то, что следует из принятого стиля мышления.
Еще несколько исторических штрихов. Древняя идея сифилитических изменений в крови не нашла окончательного воплощения на описанном этапе развития реакции Вассермана. Эта реакция слишком сложна, и не вполне ясна ее природа. «Попытки замещения реакции связывания комплемента другими, возможно, более простыми реакциями можно разделить на четыре группы. Прежде всего, это попытки выполнить реакцию связывания и преципитацию с помощью чистых липоидов и мыл, значение которых в серодиагностике сифилиса постоянно возрастало. Здесь следует упомянуть опыты Поргеса-Мейера (Porges-Meier) с лецитином, Сакса-Альтмана (Sachs-Altmann) с холестерином и солью олеиновой кислоты, Элиаса (Elias), Поргеса, Нойбауэра (Neubauer) и Саломона (Salomon) с гликолатной солью и холестерином. Другая группа охватывала возможные практические применения преципитации глобулина. Сюда относятся исследования Клаусснера (Klaussner), в которых применялась преципитация дистиллированной водой, и Брука — преципитация азотной кислотой, спиртом и молочной кислотой. Опыты третьей группы состояли в замещении связывания комплемента химическими и биологическими методами. Здесь, в первую очередь, надо назвать метод Шурманна (Schumann) — НгОг-фенол-хлорное железо; Ландау (Landau) — иодированное масло и Винера-Торди (Wiener-Torday)' — цианистое золото; затем метод Вейхардта (Weichardt) — реакция эпифанина; Асколи (As- coli) — мейостагминовая реакция; Карвонена (Karvonen) — конглютинация; Хиршфельда-Клингера (Hirschfeld-Klinger) — реакция коагуляции. Наконец четвертая группа — это попытки применить используемые в связывании комплемента вытяжки из органов для диагностической реакции флокуляции. Сюда относятся фундаментальные исследования Михаэлиса, Якобшталя и Брука-Хидака (Michaelis, Jacobsthal Hidak), а также методы Мейницкого (Meinicki), Сакса-Ге- орги (Sachs-Georgy), Долда (Dold), Гехта (Hecht), Брука и др. Эти реакции имеют большое практическое значение как важные дополнения и контролирующие тесты для реакции связывания комплемента»[120].
Нельзя не упомянуть о множестве модификаций и упрощений реакции Вассермана. Есть методы, в которых используется не комплемент морской свинки, а комплемент, содержащийся в человеческой сыворотке, так называемые активные методы: Стерн (Stem), Ногучи (Noguchi) и др. Есть также методы, в которых не добавляется гемолитический амбоцептор, в оригинальном методе получаемый из сыворотки иммунизированного кролика, а используется амбоцептор, находящий- сяв сыворотке здорового человека (Bauer). Мутермильх (Mutermilch) не добавлял ни амбоцептор, ни комплемент. Еще в одном методе (Sciarra) не добавляется антиген, поскольку предполагается, что антиген находится в сифилитической крови. Существует также великое множество модификаций, связанных с методами инактивации сыворотки пациента, с техникой использования комплемента изготовления вытяжек, гемолизина, со способом использования кровяных корпускул или формой хранения реагентов, и т. д. Чтобы оценить размеры лавины, которую вызвала реакция Вассермана, надо заметить, что в 1927 г. Лаубенхаймер (Laubenheimer) называет около 1500 работ на эту тему, хотя он ограничивается только самыми новыми работами7. Если же к этому добавить малоизвестные работы на различных языках и клинические отчеты, которые не были полностью учтены Лаубен- хаймером, и те, которые были опубликованы до 1927 г., их число перевалит за 10000. Вряд ли можно назвать много научных специальных проблем, которым было бы посвящено такое огромное количество опубликованных работ.