Сто шестая ночь

Когда же настала сто шестая ночь, она сказала:

«Дошло до меня, о счастливый царь, что когда к царю Дау‑аль‑Макану пришла весть о рождении сына, он обрадовался великой радостью и воскликнул: „Теперь окрепла моя спина, так как я наделён сыном, имя которому Кан‑Макан. Я хочу оставить печаль и совершить в память моего брата чтение Корана и благие дела“, – сказал он везирю Дандану. И тот ответил: „Прекрасно то, что ты пожелал!“ А затем царь велел разбить палатки на могиле своего брата и собрать тех, кто читает Коран, и одни стали читать, а другие поминали Аллаха до утра. А затем султан Дау‑аль‑Макан подошёл к могиле своего брата Шарр‑Кана и пролил слезы и произнёс такие стихи:

«Его вынесли, и всяк плачущий позади него

Был сражён, как Муса, когда гора низверглась[170]

И пришли к могиле, и мнилось нам, будто гроб его

В сердце каждого, чей господь един, закопан.

И не думал я, пока жив ты был, что увижу я,

Как уносится на руках людей гора Радва[171]»

Никогда! И, прежде чем в землю ты закопан был,

Я не знал, что звезды зайти под землю могут»

И жилец могилы – он может ли быть заложником

В обиталище, где и блеск и свет сияют?

Похвалы ему оживить его обещали вновь,

Когда умер он, и как будто жив он снова.

А окончив свои стихи, Дау‑аль‑Макан заплакал, и все люди заплакали с ним, а потом он подошёл к могиле и бросился на неё, ошеломлённый, а везирь Дандан произнёс слова поэта:

«Оставивши тленное, достиг ты извечного,

И много людей, как ты, тебя обогнали ведь,

И был безупречен ты, покинувши мир земной,

И с тем, что обрыщешь ты в блаженстве, забудешь жизнь.

Охраною был ты нам от недругов яростных,

Лишь только стрела войны стремилась сразиться в бою,

Все в мире считаю я пустым и обманчивым!

Высоки стремленья тех, кто ищет лишь господа!

Так пусть же господь престола в рай приведёт тебя,

И место там даст тебе, в обители истинной!

Утратив тебя теперь, вздыхаю я горестно

И вижу – грустят восток и запад, что нет тебя».

И везирь Дандан, окончив свои стихи, горько заплакал, и из глаз его посыпались слезы, как нанизанные жемчуга, а затем выступил вперёд человек, бывший сотрапезником Шарр‑Кана, и стал так плакать, что его слезы стали похожи на залив, и он вспомнил благородные поступки Шарр‑Кана и произнёс стихотворение в пятистишиях:

«Где же дар теперь, когда длань щедрот под землёй твоя

И недуги злые мне сушат тело, как нет тебя?

О вожак верблюдов, да будешь рад ты! Не видишь ли,

Написали слезы немало строк на щеках моих?

Ты заметил их? Услаждают вид их глаза твои?

Поклянусь Аллахом, не выдам я мысли тайные

О тебе, о нет, и высот твоих не касалась мысль

Без того, чтоб слезы глаза мне жгли и лились струёй.

Но хоть раз один отведу коль взор, на других смотря,

Пусть натянет страсть повод век моих, когда спят они.

Когда этот человек окончил свои стихи, Дау‑аль‑Макан заплакал вместе с везирем Данданом, и воины подняли громкий плач, а затем они ушли в палатки, а султан обратился к везирю Дандану, и они стали советоваться о делах сражения.

И так они провели дни и ночи, и Дау‑аль‑Макан мучился заботой и горем, и однажды он сказал: «Я хочу послушать рассказы о людях, предания о царях и повести о безумных от любви – быть может, Аллах облегчит сильную заботу, охватившую моё сердце, и прекратит этот плач и причитания».

И везирь отвечал ему: «Если твою заботу облегчит только слушание рассказов о царях, диковинных преданий и древних повестей о безумных от любви и других, то это дело лёгкое, так как при жизни покойного твоего отца у меня не было иного занятия, кроме рассказов и стихов. И сегодня вечером я расскажу тебе о любящей и любимом, чтобы расправилась твоя грудь».

И когда Дау‑аль‑Макан услышал слова везиря Дандана, он стал ждать только прихода ночи, желая услышать, какие расскажет везирь Дандан предания. И когда подошла ночь, он велел зажечь свечи и светильники и принести нужные кушанья, напитки и курильницы, и ему принесли все это. А затем он послал за везирем Данданом, и когда тот пришёл, царь послал за Бахрамом, Рустамом, Теркашем и старшим царедворцем, и они явились. И когда все предстали перед ним, он обернулся к везирю и сказал ему: «Знай, о везирь, что ночь пришла и развернула и опустила на нас свои покровы, и мы хотим, чтобы ты рассказал нам, какие обещал, повести». – «С любовью и охотой», – сказал везирь…»

И Шахразаду застало утро, и она прекратила дозволенные речи.