Исторический метод антропологического исследования права

Любая социальная система (а к таковой относится и право) развивается на протяжении длительного времени и неоднократно меняет вектор своего движения. Признавая право элементом системы «общество», его тесное взаимодействие с иными подсистемами социума (эконо­мической, политической, духовно-религиозной), мы получаем адек­ватную картину правовой реальности. Центральное место в этой реальности занимает человек со своими притязаниями, обязаннос­тями по отношению к другим людям и специфической ментальностью, присущей именно данному обществу в данный момент вре­мени.

XX в. дал научному сообществу несколько вариантов истори­ческого понимания общественного развития. Это - формационный и цивилизационный подходы к типологии права и государства (и иных компонентов общества).

Обратившись к анализу марксистского учения об общественном развитии, можно сразу же заметить ярко выраженный его де­терминизм. Марксова схема исходила из наличия фундаментально­го противоречия в форме классовой борьбы между эксплуатируе­мыми и эксплуататорами. Причем результат этой борьбы оказывался предопределенным: менее «прогрессивный» способ производства заменялся более «прогрессивным», а само развитие общества но­сило «линейный» характер, что сближало формационный подход с воззрениями на исторический процесс эпохи Просвещения. Разли­чие было лишь в том, что Просвещение исходило из духовных основ развития (необходимо просветить массы), а марксизм отталкивался от состояния экономической жизни (нужно ликвидировать принужде­ние в какой бы то ни было форме и поставить людей в изначально равные условия). Первоначальная схема развития человечества, пред­ложенная Ф. Энгельсом, включала три стадии: дикость - варвар­ство - цивилизация. На последней стадии развития появляется по­литическая организация, призванная не допустить уничтожения одного социального слоя другим. Следовательно, «так как государство воз­никло из потребности держать в узде противоположность классов; так как оно в то же время возникало в самих столкновениях этих классов, то, оно, по общему правилу, является государством само­го могущественного, экономически господствующего класса, ко­торый при помощи государства становится также политически гос­подствующим классом и приобретает таким образом новые средства для подавления и эксплуатации угнетенного класса»[212]. В такой трактовке исторического процесса события разворачиваются с «железной» последовательностью, не допускающей проявления человеческой индивидуальности. Логика развития неумолима и отклонений от «генеральной линии» быть не может.

Реальное же движение социума никогда не происходит линейно. Оно осуществляется с различными отклонениями, поворотами и возвратом назад. По К. Марксу и его последователям, «локомоти­вом истории» выступают революции, с помощью которых одна стадия развития сменяется другой. Однако довольно часто революции носят лишь политический, а не социальный характер, что отчетливо про­сматривается на примере многих стран (и России в том числе). По верному замечанию Ш. Эйзенштадта, «... если ограничиться несколь­кими случаями, Россия продемонстрировала очень высокую степень преемственности культурных кодов, характера взаимоотношений между центром и периферией и образцов социальной стратифика­ции. Как перед, так и после русской революции это общество отличалось очень высокой степенью влияния центра на периферию в целях мобилизации ее ресурсов и контроля за теми видами ее деятельности, которые имели значение для всего общества...»[213]. Действительно, российское общество демонстрирует нам удивитель­ную силу традиционализма, наполняя новые политические и право­вые институты старым содержанием. Заряд прошлого оказывается слишком мощным, чтобы его изменить, и в результате воспроизво­дится традиционалистская парадигма. Как раз на эту сторону исто­рического познания обращал внимание известный представитель шко­лы «Анналов» М. Блок. Ученый ясно осознавал факт того, что «если бы общество полностью детерминировалось лишь ближайшим пред­шествующим периодом, оно, даже обладая самой гибкой структу­рой, при таком резком изменении лишилось бы своего костяка...»[214]. Таким образом, выводят первый принцип историческо­го развития общества (и права как его элемента). Это - постепен­ность, плавность, преемственность. Конкретных иллюстраций этого принципа множество: сравнительное правоведение позволяет пока­зать эволюционный процесс развития внеевропейских систем пра­ва, основной чертой которых как раз и является внутренняя стабиль­ность, несмотря на внешние заимствования и поверхностную вестернизацию[215]. Действительно, роль ментальности человека той или иной эпохи накладывает неизгладимый отпечаток на состояние об­щества и во многом формирует юридические представления о вла­сти и праве (как сущем, так и должном). Как раз эта важнейшая сторона исторического метода полностью игнорируется сторонниками марксистского направления. Вместо детального анализа развития данного конкретного общества сторонники диалектического матери­ализма осуществляют типологию общества, государства и права на основании четко определенных схем, укладывая на «прокрустово ложе» все цивилизации, даже и те, которые развиваются совершенно иначе, чем Европа (которая и послужила отправной точкой марксистских исследований).

По Ф. Энгельсу, «античное государство было преимущественно государством рабовладельцев для подчинения рабов, как феодаль­ное государство - орган дворянства для подчинения и обуздания крепостных и зависимых крестьян, а современное представительное государство - орудие эксплуатации наемного труда капиталом»[216]. Сообразно этой классификации типов государства право также подлежало делению на рабовладельческое, феодальное и буржуаз­ное. Классики марксизма не видели в историческом процессе других явлений, таких, например, как со­лидарность, взаимопомощь и нацеленность на разрешение конф­ликтных ситуаций. Последнюю функцию государства (а до его возникновения - ранних политических организаций) следует выде­лить особо. Обратившись к реальным фактам ранней истории чело­вечества или к современным архаическим сообществам, мы сразу же обнаруживаем примирительные процедуры, достаточно развитые для эффективного разрешения противоречий и конфликтов[217].

Ранние формы права (или, более нейтрально, нормативные спо­собы регулирования общественных отношений) самым тесным об­разом были связаны с ментальностью человека, его осознанием своего места в мире. Архаическое (раннее) право обладало следу­ющими, только ему присущими чертами:

- нормы архаического права носили преимущественно устный харак­тер;

- большое разнообразие норм архаического права;

- архаическое право носило казуистический характер;

- архаическое право имело несистемный характер;

- объективистский характер;

- необязательность, альтернативность юрисдикции и санкций;

- целью архаического права было примирение сторон;

- ответственность по архаическому праву носила коллективный характер;

- архаическое право отражало зачатки социального неравенства;

- доказательства, используемые в архаическом праве, отличались символичностью, демонстративностью, церемониальностью и кра­сочностью;

- архаическое право было пронизано религиозным духом[218].

Внешним выражением архаического права была устная традиция, передававшаяся из поколения в поколение в форме разнообразных мифов. По словам Н. Рулана, «в традиционных обществах миф выполняет роль закона. Посредством предписаний и запрещений, преследующих цель восстановить порядок, нарушенный силами беспорядка, он утверждает гуманное общество, устанавливая в нем иерархию взаимодополняющих групп»[219].

Каждая цивилизация прошлого и современности обладает только и присущими чертами менталитета населения, в том числе и в сфере правосознания. Возвращаясь к Европе, отметим вслед за В.П. Малаховым следующие характерные формы правосознания народов этого региона:

- рационализм;

- политичность;

- идея свободы;

- идея гражданского общества;

- идея закона;

- идея естественных прав человека[220].

Предложенная исследователем классификация достаточно убе­дительно показывает сущность представлений о праве в рамках цивилизации Запада. Всего этого достаточно для опровержения марксистского положения о ведущей роли классовой борьбы в ходе исторического развития Европы. Отметим при­мечательный факт: основой современной правовой системы Запада (по крайней мере его континентальной составляющей) являются ре­ципированные конструкции римского частного права, самой фунда­ментальной юридической системы античной эпохи. Э. Аннерс отметил: «Римское право уже с незапамятных времен пользуется во всем юридическом мире огромным уважением как право, с юридической точки зрения занимающее самое высокое положение по уровню своих правовых норм в течение всей истории цивили­зации и продолжающее сохранять этот уровень вплоть до сегодняш­него дня»[221]. Значимость римского частного права основывается прежде всего на универсальном категориальном аппарате и юриди­ческой технике (в том числе искусстве толкования норм, юридической герменевтике). Европейский мир, достигнув в XII—XIII вв. опреде­ленных успехов в экономической сфере, смог начать освоение всего огромного богатства римского права, причем это освоение осуще­ствлялось университетами, дававшими фундаментальное знание в систематизированной форме.

Марксисты ошибались и в оценке сущности римского права. Оно функционировало не столько для угнетения одним социальным слоем другого (рабовладение было присуще далеко не всем периодам римской истории и основная масса продуктов и услуг вырабаты­валась и предлагалась свободными людьми), сколько в целях ре­гулирования развитого товарооборота. Ряд исследователей совершен­но обоснованно утверждает, что «римское частное право является предельным выражением свободного населения. К началу н.э. уже давно исчезли пережитки первобытно-общинного строя, проявление семейной общности имущества. В центре частного права стоит единоличный субъект собственности, самостоятельно выступающий в обороте и единолично несущий ответственность за свои дей­ствия»[222]. Европейская правовая традиция как раз и унаследовала эти принципы, несколько видоизменив их в соответствии со свои­ми потребностями.

Вторая черта исторического развития общества - поливариант­ность, выражающаяся в наличии нескольких потенциальных направ­лений движения, одно из которых окажется в итоге доминирующим. Например, в ХУ1-ХУП вв. правовая система Англии под воздействи­ем абсолютистских устремлений королевской власти подверглась массированному влиянию римского права, выразившемуся в том, что королевские указы ввели закрытый процесс о суде лорда-кан­цлера и начали регулировать деятельность судов общего права. После же революции 1641-1649 гг. ситуация вернулась к прежнему состо­янию, и судьи общего права постепенно распространили свою юрис­дикцию на большинство категорий дел.

Кроме того, следует обратить внимание на еще один значимый факт: поливариантность общественного развития предполагает дви­жение социума от порядка к хаосу и обратно, он (социум) как бы пульсирует, проходя разные ступени своей эволюции. По наблюде­ниям исследователей, «с синергетической точки зрения, рождение нового порядка из хаоса не вынуждается какой-то внешней силой, а имеет спонтанный характер. Вот почему синергетика является те­орией самоорганизации (а не организации)»[223].

Если обратиться к ментальным качествам человека в рамках российской правовой традиции, то мы получим следующие основ­ные элементы:

- религиозность;

- моральность;

- идея правды;

- идея милости;

- идея служения;

- идея мучения (мученичества)[224].

Соответственно и место права в жизни российского человека совершенно иное, чем в странах Запада. Оно признается только тогда, когда отвечает на «последние вопросы бытия». По сути, право отождествляется с нравственностью и религиозными нормами (да и до сих пор отношение россиян к позитивному праву не отличается большим уважением). Даже в период расцвета отечественной теоретико-правовой мысли (конец XIX - начало XX в.) она во многом носила отвлеченный характер. По мысли А.И. Ковлера, «поднявшись на невиданные высоты теоретических поисков общественного иде­ала, в котором праву отводилась соответствующая роль, наши мыслители потеряли из виду... человека с его насущными права­ми. Конечно, среди россыпей блестящих мыслей наших выдающихся юристов рубежа XIX и XX вв. можно найти и антропологическую ноту, но это не больше, чем нота»[225]. Российская цивилизация, в отличие от Запада, никогда не ставила во главу своего развития такие понятия, как «собственность», «права личности» или «корпоратив­ные права». Отечественная правовая система всегда основывалась (по крайней мере, с XIV в.) на приоритетном развитии публичного права, что лишь подчеркивало ведущую роль централизованного государства в повседневной жизни.

История же показывает, что отсутствие четких критериев между публичным и частным началами общественной жизни порождает деспотизм власти, и борьба с ним оказывается крайне напряженной и трудной. Этот пример еще раз напоминает ним о поливариантности исторического процесса. Безальтернативность развития привела бы уже давно к образованию одной глобальной цивилизации с единой системой власти и правового регулирования, чего в реальности нет. Соглашаясь с В.В. Васильковой в оценке возможностей синергети­ки (и по отношению к истории), мы приходим к выводу о том, «что классические объяснительные принципы и схемы не способны от­ветить на те вопросы, которые ставит современная эпоха постклас­сичности. Используя терминологию А. Дж. Тойнби, можно сказать, что современная социальная теория ищет Ответ-на-Вызов современ­ной эпохи»[226].

Эволюция государственности и правовой системы, их форм и способов функционирования непосредственно зависят от ментальности народа, его самооценки и отношения к внешнему воздействию. Каждый этнос по-своему отвечает на вызов времени, и, соответствен­но, индивидуальным и самобытным будет результат. Например, сила или слабость того или иного государственного образования опре­деляется отношением народа к власти, выраженным в формулах: «Государство - это мы» (характерна для Древней Греции и Рима) или «Государство - это они» (Индия, Китай, отчасти - Россия). Можно, видимо, говорить о том, что в мире существует не одна история, охватывающая с «железной» необходимостью все страны и континенты, а множество историй, присущих различным цивили­зациям в определенный момент времени. Таким образом, подыто­живая ситуацию с формационным подходом, выделим те его сто­роны, которые (по В.В. Ильину) не позволяют плодотворно осуществлять исследования исторической эволюции человечества:

- дегуманистичность;

- схематичность;

- несоответствие эпистемологически значимому критерию гомогенно­сти;

- эсхатологичность;

- спрямление, сглаживание истории;

- узок как семантическая конструкция;

- допущение структурной изоляции генетически связанных социально-исторических таксонов[227].

По существу, формационный подход, получивший в XX в. мощный идеологический заряд, является антиисторическим и не допускает осуществления реформы как способа исторического развития. Революции, по мнению многих исследователей, лишь разрушали старую социальную систему, не давая ничего взамен. К тому же социальные революции в мире происходили крайне редко. Реформа же при всей своей внешней радикальности способствует движению страны (цивилизации - если они совпадают) к новому качественному состоянию.

Тут мы затрагиваем одну очень важную деталь: различные цивилизации обладают и различной степенью приспособляемости к изменяющимся условиям.

Выше мы попытались высказать некоторые идеи о ментальных основах цивилизаций в целом, на макроуровне. Но не менее зна­чимым и актуальным представляется анализ микроуровня историче­ского развития той или иной цивилизации или отдельной страны. Этот уровень исследования должен включать в себя изучение отдельных социальных групп и слоев, а по отношению к праву отражать эволюцию правовых институтов и норм поведения в различных исто­рических условиях. По сути, речь может идти о «истории повсед­невного», которая протекает плавно и незаметно для стороннего наблюдателя, если последний не включен в систему наблюдения постоянно. Для успешного анализа данной сферы социального бытия огромное значение имеют дневники, письма и иные свидетельства участников тех или иных событий, хотя до конца понять их вряд ли будет возможно. Как заметил Л. Февр, «история - наука о челове­ке, о прошлом человечества, а не о вещах или явлениях. Да и существуют ли идеи вне зависимости от людей, которые их испо­ведуют? Ведь идеи - это всего лишь одна из составных частей того умственного багажа, слагающегося из впечатлений, воспоминаний, чтений и бесед, который носит с собой каждый из нас»[228].