В 20-е годы психиатрия уже достигла больших успехов в своем развитии, и в больнице Святой Анны, где Лакан провел долгие годы профессионального становления, работало много блестящих умов. Комната для дежурных врачей, где «интерны» усваивали сложнейшие новые знания, была своего рода горнилом, где выковывалась профессиональная подготовка молодых медиков на уровне, которого ни один из них не смог бы достичь в отдельности.
Обобщая, скажем: информация, полученная тогда Лаканом, в основном шла по трем направлениям.
Первое из них — классическая психиатрия. Представителем ее был Клод, блестящий психиатр того времени, придерживавшийся традиционных взглядов на шизофрению, концепцию которой разработала цюрихская группа Блёйера, испытавшего, в свою очередь, влияние психоанализа. Эта концепция позволяла по-новому взглянуть на психические болезни — иначе говоря, выйти из заезженной колеи психиатрии конца XIX века, объяснявшей эти болезни вырождением и наследственностью.
Родоначальники психиатрии Пинель (1745—1826) и Эскироль (ученик Пинеля, 1772—1840) разработали блестящую концепцию мономании (навязчивой идеи), которая объясняла безумие тем, что называла его манией. Однако психиатрия конца XIX — начала XX века свела все многообразие болезненных проявлений к концепции вырождения, дегенерации, включая сюда, разумеется, и крупные общественные язвы, порожденные индустриализацией. Эта крайне идеологизированная концепция ставила практически на одну доску алкоголизм, туберкулез, сифилис и безумие.
|
|
Напротив, врачи прошлых поколений, введя в обиход понятие мании, довольствовались тем, что называли психическим расстройством любое отклонение в поведении. Поджигатель проходил исследование у психиатров, и его объявляли маньяком, одержимым навязчивой идеей поджога; убийцу — одержимым манией убийства; меланхолия, которую тогда называли липеманией, считалась манией печали, возбужденное состояние — манией возбуждения, и т. д. Эта чрезвычайно элегантная концепция позволила Эскиролю исцелить философа Огюста Конта (1798—1857), а главное — не называть безумие вырождением.
Таким образом, Лакан прошел курс классического обучения по теории шизофрении, значительное место в которой занимала концепция динамики конфликта бессознательного, разработанная Фрейдом.
Вторым направлением тогдашней науки была теория гениального психиатра, которого Лакан считал одним из своих учителей. Этим столь уважаемым Лаканом психиатром был Клерамбо, великий клиницист и не менее великий исследователь. Как и у Эскироля, у него была привычка зарисовывать наиболее характерные внешние черты своих пациентов. Он разработал чрезвычайно интересную концепцию, которую с тех пор никто так и не оспорил. Мы имеем в виду теорию психического автоматизма. Эта концепция объясняет всю систему галлюцинаций пациента существованием в его психике чего-то такого, с чем он ничего не может поделать. Это как бы внутренний, чисто механический паразит, которому подчиняется болезнь. Слуховая галлюцинация состоит из голосов, которые оскорбляют, совершают какие-то действия и вызывают их, угрожают, терроризируют и навязываются пациенту, как бы он им ни сопротивлялся,— отсюда и их название: психический автоматизм.
|
|
То же относится и к галлюцинациям, влияющим на четыре других чувства: вкус, обоняние, осязание и зрение. Идея Клерамбо состояла в том, что этот автоматизм объясняется присутствием в психике чего-то органического, некоей психической машины, с которой невозможно справиться.
Третье научное направление, с которым познакомился Лакан, было связано с тем, что в больнице Святой Анны работала группа психоаналитиков — не более дюжины человек,— чье интеллектуальное влияние целиком объяснялось разделяемой ими теорией Фрейда. Они, в отличие от своих коллег, отстаивали психогенетическую концепцию психических заболеваний. По мнению Клерамбо, все объяснялось органикой, эти же психоаналитики считали, что психическая болезнь всецело определяется конфликтом в бессознательном, следствием сексуальных побуждений. Как мы видели, заслугой Лакана был блестяще проведенный синтез этих различных научных школ, с использованием собственных открытий, объединение всего этого в систему, где ничего не было оставлено без внимания.
Перед тем как закончить наше повествование и позволить читателю самому насладиться рассказом о той необыкновенной борьбе, которую вел Лакан как с душевными болезнями, так и с банальными неврозами, следствиями бессознательного, следует сказать несколько слов о влиянии на него четвертого направления мысли и творчества — движения сюрреализма. Лакан поддерживал с этим движением тесные связи и встречался с такими его представителями, как художник Сальвадор Дали (1904—1989), писатель Андре Бретон (1896—1966) и поэт Рене Кревель (1900—1935).
Эти художники, вдохновленные открытиями фрейдизма, всегда тепло встречали, Лакана и ободряли его в работе, внеся свой несомненный вклад в становление великого психиатра. К примеру, первые открытия Лакана, которые сегодня все признают гениальными, были поначалу замечены лишь сюрреалистами,— психиатрам же и психоаналитикам потребовались долгие годы для того, чтобы вообще услышать о том, что некий Лакан что-то там открыл.
Таким было концептуальное оружие, с которым молодой 30-летний психиатр вступил в 30-е годы, начав чрезвычайно трудную работу, породившую через пятьдесят лет упорных поисков новое направление в психоанализе, успех которого был настолько велик, что созданная им «Всемирная ассоциация» объединяет сегодня примерно пять тысяч практикующих врачей — почти столько же, сколько МПА (Международная Психоаналитическая Ассоциация) — организация традиционно «антилакановская», но также разделяющая фрейдистские взгляды.