Привычки и проективная идентификация

В русском языке существует устойчивое выражение «вредные привычки». В целом мы понимаем, какие именно привычки описываются этим словосочетанием. Однако, специалистам по «вредным привычкам» стоит задуматься о тех критериях, которые отличают вредные привычки от безвредных. Например, еще несколько десятилетий назад наши родители однозначно относили детский и юношеский онанизм к числу «вредных привычек». Однако в 70-80 годах прошлого века психологи поняли, что эта привычка является адаптивной (понижает уровень стресса у подростков) и… в американских и европейских школах стали проходить «уроки онанизма». Сейчас практически никто не считает эту привычку «вредной».

Эта привычка обычно проходит сама собой, когда человек выходит из возраста полового созревания и вступает в нормальные сексуальные отношения.

Однако в последние годы появилась большая группа молодых людей, (имеется в виду возраст 25-35 лет) превративших онанизм в образ жизни. Мне приходилось слышать от них примерно следующее: «Секс слишком опасен! Может наступить беременность, а я совсем не готова быть матерью. Кругом СПИД. И вообще – это больно!».

Хочу обратить ваше внимание на две особенности проблемы онанизма.

Во-первых, «вредной» или «полезной» привычку объявляет культура, а не некие «объективные» или «научные» исследования приносимого вреда или пользы.

Во-вторых, онанизм – отнюдь не только раздражение собственных половых органов с целью достижения оргазма, как мы привыкли думать.

Во время занятий онанизмом человек мечтает, – мечтает об обладании любыми человеческими существами противоположного пола на которые он обратил внимание. Юноши и девушки (представители каждого пола мечтают по-своему) мечтают о простом сексуальном обладании, – обладании как можно большим количеством особей противоположного пола без всякой ответственности за своих партнеров и отношения с ними.

Онанизм – механическое раздражение половых органов – вызывает суженное состояние сознания, дающее возможность проекции инфантильного всемогущества. Это «физиологический» вариант опьянения.

Превращение онанизма в образ жизни, соответственно, окажется вариантом зависимого поведения. Это сексуальный аспект «легкой жизни».

Для того чтобы привычка превратилась в «наркоманию», личность должна обнаружить в ней некоторую ценность. Представления о том, что ценно, а что нет, личность присваивает – интроецирует из окружающей культуры. Личность должна объяснить себе свою привычку через контекст культуры, поскольку ей нужно чувствовать себя частью общества.

Человек присоединяется к своей культуре, доказывая себе соответствие своих привычек с некоторыми идеалами культуры (или контркультуры). Слова «онанистки» из моего примера, соответствуют широко объявленным идеалам сохранения здоровья и «безопасного секса». Действительно, разве существует вариант сексуальных отношений, более безопасный, чем онанизм?

Давайте вернемся к привычкам преодоления фрустрации с помощью химических веществ. Свои паталогические формы пьянство на Руси, по всей видимости, приняло лишь во времена Петра I.

Но как же справлялись со стрессом жители России, скажем, в 17 веке, когда на Руси пили в основном пили меды, крепостью примерно 6-7%, а о наркотиках и психоактивных препаратах никто и не слышал?

По всей видимости, главной формой простой, адаптивной реакции, позволяющей преодолевать стресс, была молитва, поцелуй иконы или наложение крестного знамени.

К сожалению, это именно простая форма поведения – попытка подменить религиозную веру суевериями – простейшими ритуалами. Ритуал – это концентрация на простых действиях и объектах, вызывающее суженное состояние сознания, на которое человеку легко проецировать инфантильное всемогущество…

Однако довольно быстро выясняется, что ритуал помогает плохо (возникает… «рост толерантности» к ритуалу). Православный батюшка, несклонный задумываться глубоко над истинами своей религии, привычно скажет: «молиться нужно больше (чаще)», – так и не объяснив, что значит «молиться» …

Специалист по аналитической психологии Николас Мосли писал: «Люди относят себя к христианам или мусульманам скорее из нужды принадлежать к определенной группе, обеспечивающей эмоциональную поддержку в непростом мире, чем в результате индивидуального поиска Истины и Смысла», – человек, чувствуя беспомощность, может проецировать свою мечту о детском всемогуществе на религиозную общину, секту или на семейную группу, порой требуя от нее не только поддержки во всем, но и материального содержания…

Простой привычки всегда оказывается недостаточно для преодоления чувства беспомощности по отношению к окружающему миру. Из-за недостаточности формальной религии для борьбы с тревогой, закрепощенное крестьянство поднимало стихийные бунты… не стоит забывать, что спонтанная агрессия и насилие – одна из форм простых реакций на высокий уровень стресса, одна из форм зависимого поведения.

Для преодоления беспомощности и агрессии на Руси был нужен исихазм – древнее искусство духовной практики, являющейся основой православного аскетизма. Но посвятить себя аскезе способен далеко не каждый.

В Японии с той же целью люди погружались в медитацию дзен-буддизма, проводили ритуалы любования красотой (например, цветущей сакурой) или участвовали в поединках.

Искусство рукопашного боя или поединка на мечах – очень древний способ «лечения» насилия и агрессии. Это превращение простого насилия в образ жизни: сложное искусство, полное разума, философии и поэзии.

Почему драка превращается в искусство, хотя и без всякой философии служит для преодоления стресса?

Привычки, сами по себе, не могут служить основанием целостности «Я». Разум продолжает свою провокационную работу и у зависимой личности возникает чувство вины за свое поведение.

Для преодоления вины разум ищет способы оправдать самого себя. Без этого невозможно сохранить ощущение единства личности. Без оправдания, привычки окажутся необъяснимыми «навязчивыми» действиями, которые приводят к расщеплению целостности «я». Возникает чувство, что «Я» действует само по себе, а привычки – сами по себе, как будто обладая независимой от человека волей («бес попутал»).

Для самооправдания человеку все-таки приходится усложнить простые действия с помощью разума.

Правда, если целью действий является «легкая» («простая») жизнь, то оправдания тоже должны быть максимально простыми. Если целью жизни является потребление, то возникает… потребительское («массовое») искусство. Так, например, искусство онанизма существует! Для того чтобы убедиться в этом, достаточно зайти в любой «секс-шоп».

Любые простые действия, несущие в себе возможность инфантильных проекций требуют оправдания разумом. Однако оправдания эти тоже могут быть двух различных типов: компенсаторные и трансформирующие.

Компенсаторные оправдания – это психическая защита: они позволяют зависимой личности избавиться от вины, сохраняя чувство собственной целостности (или своего «права» на сохранение инфантильных привычек).

Трансформирующие оправдания – это способ преодоления привычек путем превращения их в искусство. При этом привычные действия не запрещаются и не отрицаются культурой. Искусство предлагает человеку осознание глубоких смыслов, скрывающихся за простыми действиями.

Так за склонностью к агрессии и насилию японская национальная культура обнаружила Кен-до, а за склонностью к религиозным ритуалам русская религиозная культура открыла духовные практики исихазма.

Как показал опыт США и России, введение запрета на алкоголь опасно – запрет приводит ко множеству человеческих жертв. Единственным приемлемым способом избавления от опасностей приема алкоголя оказывается «культурпитейство»: раскрытие смысла алкогольных ритуалов и понятия «праздник». Ведь любой подлинный праздник полон духовного смысла, о котором культуре нужно вспомнить. Празднование – это род высокого искусства. Древняя профессия тамады и возникновение в наши дни профессии «праздничный аниматор» – прямое подтверждение этого факта.

Понятно, что культурное употребление опьяняющих веществ, запрещенных законом, невозможно.

Однако мы можем попытаться понять, что скрывается в глубине склонности к проекциям инфантильного всемогущества.

Там скрывается… само искусство – его психические истоки. Желание всемогущества – это стремление «стать как боги», – ощутить себя творцом своей вселенной. Значит, это стремление к творчеству.

Любое искусство – это сложный способ проекции. Это опосредованная разумом проекция воображения автора (творца) на «экран» живописного холста или киноэкран, на звуки музыки или текст книги.

«Сложность», как и во всех остальных случаях, заключена в использовании разума, то есть поисках смысла продуктов собственного творчества.

Компенсаторное оправдание, как и сама привычка, старается не опираться на разум (в данном случае – поиск смысла и целей своего поведения). Это трудно. Куда проще интроецировать некоторый образец поведения, популярный (модный) в данной культуре. Подобное присвоение общественных и культурных стандартов, служит как бы автоматическим оправданием привычки: «Все пьют – и я пью»; «У нас все траву курят…я что, рыжий что ли?».

Существуют и более сложные способы компенсаторных оправданий проекций инфантильного всемогущества.

Поклонники модного направления, называемого «гламуром» – модники или жертвы пластических операций, кажутся похожими друг на друга, как близнецы, хотя сами они считают свой внешний вид признаком «оригинальности» (то есть права на доминирование).

В современном мире есть множество людей, сделавших «гламур» целью и смыслом своей жизни. Это проекция инфантильного желания доминировать на внешний вид, – попытка упростить жизнь, сведя ее к буквальному значению слова «мода», то есть к тому, что смысл и ценность человеческой жизни определяется только внешним видом. «Красивая жизнь» – всего лишь один из вариантов понятия «легкая жизнь».

«Гламурное» поведение – это вариант зависимого поведения. «Гламурный» человек может существовать только в условиях крайне ограниченной «гламурной тусовки»: в ночных клубах, на модных показах или конкурсах красоты. Оказываясь за пределами этой, строго очерченной среды, человек мгновенно ощущает собственную беспомощность и «неприспособленность к жизни». Если хотите, у него развивается «синдром отмены». Нужно только отметить, что это куда более сложная форма поведения, чем поведение алкоголика или наркомана. Поклонник модной одежды должен знать стили и направления современной моды, искать свой собственный стиль, уметь свободно общаться на темы моды, и т.д. Можно сказать, что в отличие от абстрактной «легкой жизни», о которой мечтает наркоман, «гламур» – это инфантильный стиль жизни. «Гламур» и пластические операции – это невыполнимая попытка сохранить вечную молодость, поэтому такое поведение является как бы нескрываемой проекцией инфантильного всемогущества.

«Гламурные» люди пытаются отрицать взросление, старость и смерть. В сущности, наркоман и алкоголик по-своему пытаются сделать то же самое, только оправдывают они себя не модой на одежду или форму тела, а модой на «науку», считающую деятельность человеческой души исключительно продуктом химических реакций.

Подобное сочетание проекций инфантильного всемогущества с интроецированными из культуры компенсаторными оправданиями, психоаналитик Дональд Винникотт назвал «ложным “Я”».

«Гламурное “Я”» является ложным, поскольку ограничивает смысл человеческой жизни и делает невозможным адаптацию к большинству других, не связанных с модными клубами, ее проявлений.

То же самое, разумеется, можно сказать о зависимости от химических веществ. Стоит отметить, что для пациентов наркологических клиник «зависимость от химического вещества» как диагноз психического заболевания, с легкостью становится одной из форм «научного» оправдания пьянства или приема наркотиков.

Представления о зависимости как психическом заболевании становится удобным способом формирования «ложного “Я”» потребителя психоактивных веществ.

Сам этот способ или процесс самоидентификации не только с самими психическими состояниями, дающими возможно проекции инфантильного всемогущества, но и с соответствующими им моделями, имеющимися в мейнстриме культуры, в психоанализе получил название проективной идентификации (проективного самоопределения).

Во время каждого отдельного акта онанизма, человек осуществляет проекцию инфантильного всемогущества. Приведенные мною в начале главы убеждения девушки в том, что онанизм – и есть самый лучший и безопасный вид секса, – и есть проективная идентификация, формирующая «ложное “Я”».

Пользуясь этим термином, мы можем, наконец, дать определение химической зависимости в дискурсе глубинной психологии.

Поведение, зависимое от химических веществ, – это «ложное “я”», формируемое через проективную идентификацию, объявляющую состояние опьянения единственным средством для достижения «легкой» жизни (инфантильного всемогущества).

Если вы опасаетесь психоаналитических терминов, то можно сказать: химическая зависимость – это вариант ложного мировоззрения (убеждений), исходящего из посыла «химические вещества – единственное средство, с помощью которого можно жить безответственно и легко».

У всего есть своя цена. Чем больше привычек или «мод» мы просто усваиваем из внешнего мира, не подвергая никакому анализу, тем больше мы отдаляемся от самих себя, от своего истинного «Я», приближаясь к «ложному».

Нам осталось только понять, чем отличаются друг от друга такие способы самоидентификации, как «я – наркоман» и «я – врач».

«Я – наркоман», – предельно простая самоидентификация, ориентированная на усвоенный из молодежной субкультуры способ борьбы со стрессом, основанная на возможности проекции инфантильных желаний на состояние опьянения.

«Я – врач», – сложный способ профессиональной, опосредованной разумом, идентификации.

Хотя и во втором случае понятно, что ценность человеческой личности одной только профессией не исчерпывается. Даже такой, социально приемлемый способ самоидентификации, может приводить к серьезным психологическим проблемам, формирую зависимость, которую сегодня принято называть «трудоголизмом».

Принципиально важным в этом примере является то, что оба способа идентификации являются психологической попыткой личности ограничить себя набором более или менее узких рамок поведения. И за наркоманией и за трудоголизмом легко обнаружить чувство беспомощности личности перед лицом обстоятельств внешнего мира.

Для преодоления чувства беспомощности, человек пытается ограничить себя в способах взаимодействия с внешней реальностью. Наркоман пытается ограничить свою жизнь получением «кайфа» – процессом добычи и приема опьяняющего вещества, а врач – взглядом на мир с точки зрения своей узкой специализации (это не устраняет полностью, но ограничивает его ответственность).

Любая профессиональная деятельность ограничивает ответственность служебными обязанностями – они куда уже, чем трудная и неопределенная обязанность быть человеком, к которой нас призывали родители.

И все-таки существует принципиальное отличие между самоопределениями «я – врач» и «я – наркоман». Эти отличия и описывает термин проективная идентификация. Дело в том, что цели деятельности врача, чиновника, продавца направлены на внешний мир. По крайне мере, эти цели должны заключаться в здоровье больного, благополучии населения или удовлетворенности клиентов. А все перечисленные выше проблемы и ограничения – не свойства профессии, а как раз элементы проективной идентификации, то есть попыток человека ограничить профессиональную ответственность своими шкурными интересами.

Проективная идентификация – это процесс проекции своих интересов на те или иные виды деятельности.

Проективная идентификация «я – наркоман» означает, что человек находит оправдание тому, что он никогда не покидает самого себя – круга своих собственных инфантильных интересов. В опьянении только форма состояния сознания привносится химическим веществом – все содержание и все мечты привносит в это состояние сам человек.

Можно описать химическую зависимость как поведение человека, который стремится запереть себя в комнате, где стены, пол и потолок состоят из одних зеркал, то есть из его собственных проекций.

Невозможно пить или принимать наркотики ради других людей – ради мамы или жены. Это можно делать исключительно ради самого себя.

Стоит «разбить» хотя бы одно зеркало из тех, которыми окружил себя наркоман – стоит ему заметить интересы другого человека и начать учитывать их, как проективная идентификация «я – наркоман» распадается без остатка.