Медведева Г. П

Г.П. Медведева

ЭТИКА

СОЦИАЛЬНОЙ

РАБОТЫ

Рекомендовано Министерством образования Российской Федерации

в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений

Москва

«Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС»

«Московский государственный

социальный университет»

ББК 65.272+87.75

М42

Издание осуществляется в рамках Государственной программы научно- методического обеспечения специальности «Социальная работа» — научный руководитель доктор исторических наук, профессор В.И. Жуков

Рецензенты:

доктор философских наук, профессор Ю. М. Павлов;

кандидат педагогических наук, доцент С. С. Новикова

Медведева Г. П.

М42 Этика социальной работы: Учеб. пособие для студ. высш. учеб, заведений. — М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1999.—208с.

ISBN 5-691-00380-1.

Данная книга является первым отечественным пособием, посвященным исследованию проблемы этических основ социальной работы как специфического вида профессиональной деятельности. В нем рассматриваются основные вопросы происхождения, становления, сущности и содержания этики социальной работы, ее институциализации в виде профессионального этического кодекса; раскрыты как теоретические, так и практические аспекты деятельности социального работника с точки зрения профессиональной этики и морали, сущность и содержание его профессионального долга.

Учебное пособие адресовано студентам, обучающимся по специальностям «Социальная работа » и «Социальная педагогика», практическим социальным работникам, а также преподавателям.

ББК 65.272+87.75

© Медведева Г. П., 1999

© МГСУ, 1999

© «Гуманитарный издательский центр ВЛАДОС», 1999

ISBN 5-691-00380-1

ВВЕДЕНИЕ

Среди множества разнообразных черт, определяющих состояние и тенденции развития современного общества, есть две характерные черты, значение которых трудно переоценить.

Первая из них выражается в том, что деятельность государства приобретает в официальных документах все большую и большую социальную направленность, т. е. при определении приоритетов развития все более и более учитываются потребности человека как высшей ценности общества, в соответствии с которыми строится государственная социальная политика. Неотъемлемой сферой деятельности любого цивилизованного общества становится создание и совершенствование разветвленной и эффективной системы социальной защиты, основной целью которой является оказание всесторонней разовой и/или постоянной помощи индивиду (группе), попавшему в трудную жизненную ситуацию, с целью обеспечения наиболее полной его самореализации.

Вторая черта состоит в том, что усиливается стремление в обществе привнести критерий этической оценки в самые разнообразные отрасли профессиональной деятельности. Не только профессиональные ассоциации и сообщества дискутируют по этому вопросу и принимают разного рода профессиональные этические кодексы или стандарты, но и общественное мнение как в США, так и в европейских странах обращается к проблеме этической регламентации действительности специалистов во всех сферах человеческой жизнедеятельности.

Переживаемый российским обществом кризис характеризуется обострением множества социальных проблем, порожденных не только реформированием экономики, но и крушением системы ценностей, падением нравственности. Среди вопросов, требующих безотлагательного решения, важнейшим является вопрос совершенствования взаимоотношений людей, связанных профессиональной деятельностью, — стремление строить деловые и межличностные отношения на конструктивной основе, умение регулировать профессиональное поведение в различных ситуациях. В связи с этим очень остро ставится вопрос о соотнесении деятельности профессионального социального работника с нормами этики.

Задача этической оценки деятельности социального работника не была столь насущной, когда социальная работа была благотворительностью, актом милосердия со стороны частных лиц или их объединений. В этот период — до Октябрьского переворота — благотворительная деятельность регламентировалась в нашей стране главным образом идеологией православия, являвшегося фактически официальной государственной идеологией, обычаями и традициями, сохраненными с глубокой древности, устремлениями самих благотворителей. Такие заповеди, как «возлюби ближнего своего как самого себя», являлись достаточными для повседневного обихода; разного рода семейные, сословные и профессиональные своды этических норм были лишь продолжением и развитием религиозных нормативов, обычаев и традиций. В то же время они непосредственно не решали вопросов этической регламентации благотворительности.

Однако в настоящее время, когда социальная работа стала неотъемлемой частью жизнедеятельности государства и общества, когда социальные работники были включены в политические, экономические и социальные структуры общества и общественные отношения, появилась потребность в том, чтобы этические нормативы деятельности в сфере социальной защиты населения были бы формализованы, так как, подобно всем социальным институтам, институт социальной защиты и социальной работы в конечном счете выполняет важнейшую для государства и общества задачу — задачу стабилизации и сохранения социума, поддержания и гармонизации существующих общественных отношений и обеспечения условий для его дальнейшего всестороннего развития, — т. е., по сути дела, является одним из существенных факторов обеспечения стабильности и безопасности государства.

Закономерен вопрос, так ли уж необходима, помимо законодательного оформления и закрепления статуса и функций социальной работы, формализация этических норм в социальной работе, будь то принятие морального кодекса социального работника, этических норм и правил или какого-либо аналогичного свода правил? Социальная работа, как таковая, этична в своих исходных моментах и по своей сущности является проявлением высокого гуманизма и общественной нравственности; в ней не существует таких ограничений, предписаний и норм, которые бы игнорировали духовные ценности и моральные принципы, одобряемые обществом. Так следует ли говорить об определении и установлении специфических нравственных норм в одной из самых гуманных и нравственных сфер профессиональной деятельности?

К решению этого вопроса можно подойти двояко.

Классический подход рассматривает вопросы этики в профессиональной деятельности, как нечто внешнее по отношению к содержанию самой деятельности и подвергает этической оценке скорее результаты деятельности, т. е. сам ее продукт и ценность его для общества, нежели саму деятельность. В этом случае мы руководствуемся не этикой специфической сферы профессиональной деятельности, а общечеловеческими нормами и стандартами и, главное, — теми ценностями, которые принимает и провозглашает современное общество в качестве базовых.

Второй — инновационный — подход предлагает оценивать не столько результаты деятельности, сколько саму деятельность, ее сущность и содержание — ее цели и задачи, мотивы, средства и действия, применяемые специалистами и учреждениями для достижения поставленной цели, — то, что в обычных условиях не являются предметом контроля со стороны общества и государства или разного рода формальных и неформальных организаций.

Опыт показывает, что необходимость в подобной этической регламентации профессионального поведения и деятельности возникает обычно в тех случаях, когда в соответствии со спецификой деятельности от представителей профессии требуется повышенная моральная ответственность, регламентируемая дополнительными, более жесткими нормами поведения, и когда не действуют (или действуют слабо) внутренние этические императивы, определяемые не только сущностью и содержанием профессии, но и ценностными ориентациями и высокими моральными принципами ее представителей.

Необходимость этической регламентации профессионального поведения наблюдается в социальной работе (и не только в ней) в современном российском обществе. Основными причинами этого явления можно считать следующие:

1. Общее падение духовности и нравственности в нашей стране, утрата положительных ценностных ориентации не может не сказаться и на нравственном облике конкретных социальных работников как членов социума. В современных условиях развития российского общества, когда для одних людей на первом месте стоит стремление достигнуть личного успеха, обогатиться, используя для этого все возложенные средства, а для других — физическое выживание любой ценой, падение нравственности неизбежно. Волюнтаристское разрушение высших, надличностных гуманистических ценностей, определяющих стратегические цели развития, идеалы и смысл как личностного, так и общественного бытия, закономерно приводят к резкому снижению ценности человеческой жизни, личности как таковой, пренебрежению ее честью и достоинством. Моральное саморазрушение общества идет быстрее, чем становление «новых» гуманистических ценностей. Как показывает историческая практика, в такой период высокие этические нормы, усвоенные в процессе воспитания и социализации личности, закономерно и объективно отходят на второй план.

2. Социальная работа пока еще не имеет в нашей стране того высокого статуса и престижа, который она имеет, например, в странах Европы и Америки. Это не может быть объяснено только «молодостью» данной профессии в нашей стране, несовершенством законодательной базы, недостаточным количеством отдельных видов социальных служб и социальных работников в них. Дело еще и в кадрах, далеко не всегда грамотно и в полном объеме выполняющих свои обязанности: социальные работники чаще всего допускаются к работе без какой бы то ни было теоретической и практической подготовки, получая навыки профессиональной деятельности уже в процессе работы и обучаясь затем на курсах повышения квалификации, в вузах или средних специальных учебных заведениях.

Но дело не только в профессиональной подготовке, т. е. квалификационном уровне специалистов. В условиях стагнации производства, безработицы, низкого уровня оплаты труда работников бюджетных организаций (к которым относятся и социальные службы), в условиях невыплат или задержек заработной платы и пенсий, в социальную работу порой прихо-дят люди случайные, морально не готовые к данному виду деятельности, ставящие перед собой цель лишь пережить тяжелые для них времена, стремящиеся иметь хотя бы какую-нибудь работу и стабильный источник средств к существованию. Такие социальные работники, не имея соответствующей мотивации к труду, выполняют свои профессиональные обязанности лишь в меру внешней необходимости, не руководствуясь при этом соображениями гуманности своей миссии, внутренней потребностью помогать людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации.

3. Социальная работа как специфический вид профессиональной деятельности является в нашей стране инновацией, получившей толчок к развитию спустя три четверти века после ее становления в странах Европы и Америки. Естественным для нашей страны является изучение опыта государств, имеющих отлаженную, надежную, проверенную временем и эффективную систему социальной защиты. Но каждое государство шло к нынешнему состоянию социальной защиты своим путем, учитывая местные условия, потребности населения и возможности их удовлетворения. В связи с этим изучение зарубежного опыта социальной работы, помимо положительной возможности учиться на чужом опыте, несет в себе определенный негативный момент — понравившаяся модель, безукоризненно работающая на «родной» почве и имеющая специфические черты, ценности и моральную направленность, учитывающую менталитет народа, его ожидания и конкретные социальные обстоятельства (в совокупности детерминирующие выбор той или иной модели социальной защиты), может быть полностью или частично неприменима в условиях современной России.

Вместе с тем зарубежные модели социальной защиты имеют своих сторонников в нашей стране, что порождает неоднозначность понимания представителями различных научных школ самой сущности социальной защиты, ее целей и задач, ценностных ориентации и т. д. и вызывает различное толкование подходов к деятельности и взаимодействию — как с клиентом, так и внутри системы социальной защиты, в том числе и в области моральных отношений между субъектами и объектами социальной работы.

4. Социальная работа как институт не является автономной; она многочисленными, неодинаковыми по значимости, содержанию и направленности нитями связана с различными государственными и негосударственными структурами. Государство и местные органы власти оказывают мощное воздействие на социальную работу, определяя в значительной мере не только то, где должны работать социальные работники, но и то, чем и как они должны заниматься, какие социальные группы должны являться объектом их воздействия, какого рода должно быть это воздействие, на каких условиях, в какие сроки и в каком объеме должна оказываться помощь.

Оказавшись в значительной мере зависимой от внешних институтов, в первую очередь от государственных структур, местных органов власти и состояния экономики, определяющего порядок, объемы и условия финансирования, социальная работа не может в полной мере разделить с ними ту систему ценностей, которая ими исповедуется фактически. Так, например, рыночная экономика подчиняется закону извлечения наивысшей прибыли, что имеет последствием такие негативные явления, как безработица, обнищание значительной части населения, «не вписавшегося» в рынок, и т. д. Социальная же работа призвана оказывать помощь всем, кто в ней нуждается, причем отдает предпочтение индивидам, невостребованным экономикой и не имеющим возможности, главным образом из-за этого обстоятельства, самостоятельно решать свои проблемы.

5. Любая сфера человеческой деятельности может функционировать эффективно, лишь при соответствующей этической регламентации. Поэтому, появление в различных сферах профессиональной деятельности на определенных этапах ее развития профессиональных этических кодексов, уже сложившихся в основных своих чертах на базе общечеловеческих ценностей и этических норм, принятых сообществом, не случайно. Социальная работа является специфическим видом деятельности, социальным по своему историческому генезису, сущности, условиям протекания и последствиям, особым видом человеческих взаимоотношений. Социальная работа проводится в интересах всего общества независимо от того, направлена она на отдельного индивида, группу или социум. В этом отношении, следовательно, социальная работа может быть оценена с точки зрения общих моральных норм. Однако, являясь проявлением моральности и гуманности общества по отношению к своим наименее защищенным членам, имея дело с определенными обстоятельствами и сторонами человеческой жизнедеятельности, и будучи направленной непосредственно на человека, социальная работа должна обладать своими собственными, более жесткими этическими принципами и правилами, регламентирующими деятельность ее структур и представителей.

6. Следует иметь в виду, что между самой деятельностью в сфере социальной защиты и ее конечным результатом существует тесная этическая связь, которая обусловливает выбор социальным работником не только цели, но и средств ее достижения. Для того, чтобы построить гуманное общество, рациональности и прагматичности недостаточно. Известное изречение «цель оправдывает средства» в социальной работе не уместно. Для того, чтобы общество было гуманным, необходимо руководствоваться принципами гуманизма и этики во всех сферах человеческой жизнедеятельности. Однако и наличие морально положительной цели, и выбор адекватных средств не всегда гарантируют успех. Поскольку иногда трудно заранее предвидеть, каким образом будет использован клиентом результат деятельности социального работника, всю абсолютно ответственность за это возлагать на него нельзя. Тем более важна этическая ориентированность деятельности социального работника: он должен быть безупречен в глазах своих коллег и общества, а результат его деятельности не мог быть использован против людей, чтобы социальная работа как профессиональная деятельность не была дискредитирована.

7. Социальная работа, подобно практически всем видам деятельности, направлена на людей, т. е. является одним из способов решения стоящих перед индивидом, группой или обществом проблем. Однако, в отличие от большинства других видов деятельности, она проводится не просто с людьми, а с людьми особыми, имеющими серьезные проблемы, связанные с затруднениями в осуществлении жизнедеятельности. Для успешной работы в этой сфере от специалиста требуется не формальный подход, а умение понимать своего клиента и сопереживать ему, быть чутким и деликатным. Поэтому труд специалиста в области социальной работы предполагает органическое единство его квалификации и особых духовных качеств, чувство высокой моральной ответственности, готовности безукоризненно исполнить свой профессиональный долг по защите прав человека.

8. Социальная работа относится к видам профессиональной деятельности с высокой степенью индивидуализации труда. Несмотря на то что социальный работник является членом трудового коллектива, совместно с коллегами участвует в работе по достижению общих для коллектива целей, представляет перед клиентом интересы учреждения социальной защиты и интересы государства, он в значительной степени автономен в своей повседневной деятельности. Это не значит, что социальный работник полностью предоставлен самому себе, неподконтролен и неподотчетен, но деятельность его чаще всего может быть проконтролирована только косвенно, поскольку осуществляется она один на один с клиентом. Это обстоятельство требует от социального работника особых навыков и сугубого соблюдения этических норм и правил общения с клиентом и его социальным окружением, более жесткого самоконтроля, нежели вне профессиональной деятельности.

9. Деятельность социального работника носит преимущественно творческий характер, и всегда в жестких рамках формальной технологической схемы есть место творчеству и инициативе, делающим работу с каждым клиентом неповторимой и оригинальной. Эффективность работы во многом зависит от понимания и восприятия специалистом сущности профессии и его творческих способностей и в свою очередь детерминирует социальное, духовное и материальное положение клиента. Поэтому, поскольку мы имеем дело с творческим процессом, все нюансы которого невозможно формализовать, и поскольку исключить появление в профессии людей «случайных» не представляется возможным (по крайней мере на современном этапе), постольку должна существовать внутренняя этическая регламентация деятельности, способствующая формированию единства подходов к решению проблем и обуславливающая нормативное поведение и действия специалистов.

Эти причины, как представляется, являются достойными для актуализации вопроса о разработке и принятии этических норм и правил, регламентирующих профессиональную деятельность каждого конкретного социального работника, деятельность и взаимодействие различных социальных служб и органов социальной защиты населения, их взаимоотношения с другими институтами и принимающих во внимание специфику их деятельности с учетом менталитета российского народа и ожиданий общества.

Реформирование экономики в нашей стране, перевод ее на рыночные рельсы обострил значимость моральных отношений в обществе. Стремление человека руководствоваться в своих действиях этическими нормами естественно, однако, в силу различных внешних обстоятельств, оно может быть полностью или частично подавлено. Поэтому готовность социальных работников выступать с высоких этических позиций, нравственное отношение к клиентам социальных служб является их весомым вкладом в дело морального оздоровления нашего общества.

Российское общество постоянно и остро нуждается в фундаментальных, основополагающих ценностях, определяющих пути своего возможного развития. Социальная работа — один из видов профессиональной деятельности, где забота о благе всех и каждого является предметом повседневной практической деятельности, вследствие чего она может и должна влиять на процессы гуманизации общественных отношений. Культура поведения, действий и общения специалистов должна быть основана на знании и понимании ими как профессиональных, так и общих этических норм и правил.

Этические проблемы возникают во всех сферах деятельности социального работника: в проводимых им исследованиях, в сфере практической деятельности по оказанию непосредственных социальных услуг клиентам или группам клиентов, во взаимоотношениях с коллегами и с представителями «внешних» по отношению к системе социальной защиты учреждений и организаций, со спонсорами, в сфере разработки и формирования социальной политики, в преподавательской деятельности. Этические трудности принятия решений и деятельности здесь обусловлены в основном тем, что специалист постоянно сталкивается с проблемами социального, экономического и политического неравенства, нарушениями принципа социальной справедливости. Долг социального работника — всемерно способствовать восстановлению справедливости, помогать клиенту реализовать основные права человека, — что в интересах как самого клиента, так и всего общества.

Одним из самых важных показателей прогресса является моральное состояние общества. Население Российской Федерации объективно нуждается в институте социальной работы, готовой защищать его интересы в случае необходимости, однако, не меньше оно нуждается в социальной работе как носительнице той высокой морали, без которой невозможно существование и развитие современного цивилизованного общества. Рассматриваемая с этой позиции, социальная работа в качестве социального феномена представляет собой не только социальный, но и важнейший этический фактор общественного развития.

В настоящее время в Российской Федерации в высших и средних специальных учебных заведениях, на курсах и факультетах повышения квалификации готовятся специалисты разных профилей и уровней для работы в области социальной защиты населения. Усвоение ими в процессе профессиональной подготовки этических норм и правил, руководствоваться которыми необходимо в теоретической и практической деятельности на любом уровне, в любом из звеньев системы социальной защиты населения, позволяет повысить качество теоретической и практической подготовки специалистов, а следовательно, и эффективность самой социальной работы, ее социальную значимость, престиж и статус.

Практически любая человеческая деятельность может быть как высоконравственной, так и аморальной в зависимости от того, какие цели ею преследуются, какие средства и методы применяются для достижения цели, какие мотивы определяют деятельность и каким образом используются ее достижения в социальной практике. Социальная работа затрагивает все многообразие аспектов жизнедеятельности человека, стремясь повысить качество его жизни, его социальную активность, самоуважение и достоинство. Однако, усилия социальных работников принесут пользу только в том случае, если они будут служить подлинным интересам населения и на всех уровнях теории и практики будут глубоко нравственными.

Важную роль в преодолении разрыва между концептуальными основами профессиональной этики и их реальным осуществлением в практической деятельности может сыграть система профессиональной подготовки социальных работников всех уровней — от социального работника, непосредственно занятого оказанием социальных, медицинских, психолого-педагогических и бытовых услуг населению, до специалиста, занятого разработкой основ социальной политики или теоретических и технологических основ профессиональной деятельности, подготовкой и обучением кадров. В связи с этим этика социальной работы, как учебная и научная дисциплина и одна из важнейших составляющих профессиональной деятельности, является основополагающей как при подготовке специалиста в области социальной защиты, так и в его практической деятельности в этой сфере.

Российское общество, переживает трудные времена. Хочется привести в этой связи слова А. И. Герцена: «...Но есть еще и третьего рода эпохи, очень редкие и самые скорбные — эпохи, в которые общественные формы, переживши себя, гибнут; исключительная цивилизация достигает не только высшего предела, но даже выходит из круга возможностей, данных историческим бытом, так, что, по-видимому, она принадлежит будущему, а в сущности рано отрешена от прошедшего, которое она презирает, и от будущего, развивающегося по иным законам. Вот тут-то и сталкивается лицо с обществом. Прошедшее является как безумный отпор. Насилие, ложь, свирепость, корыстное раболепство, ограниченность, потеря всякого чувства человеческого достоинства становится общим правилом большинства. Все доблестное былого уже исчезло, дряхлый мир сам не верит в себя и отчаянно защищается, потому что боится, из самосохранения забывает своих богов, попирает ногами права, на которых держался, отрекается от образования и чести, становится зверем, преследует, казнит, и между тем сила остается в его руках; ему повинуются не из одной трусости, но из того, что с другой стороны все шатко, ничего не решено, не готово — и главное, что люди не готовы. С другой стороны, незнакомое будущее восходит на горизонте, покрытом тучами, — будущее, смущающее всякую человеческую логику»1

Только пронизанная гуманизмом и нравственностью деятельность, направленная на достижение блага каждого человека и всего общества, защиту их интересов, может создать условия, которые позволят людям жить в гармонии с природой и друг с другом, и обеспечить возможность развития общества и каждого отдельного индивида.

ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ ЭТИЧЕСКИХ ТРАДИЦИЙ НА РУСИ

В любом из периодов общественного развития основными функциями морали являются регулирование и оценка индивидуального поведения людей, приведение его в соответствие с теми нормами и принципами, которые приняты данным обществом в качестве базовых и отражают общественные интересы. Моральные нормы не только содержат предписания должного поведения, они фиксируют и такие нравственные аспекты личности, которые необходимы для нормативно одобряемого поведения, поскольку с точки зрения морали могут рассматриваться и оцениваться не только действия и поступки, но и мотивы деятельности, цели, средства и даже намерения.

Мораль является одной из наиболее ранних форм общественного сознания и регуляторов человеческого поведения.

Относительно происхождения морали имеются две основные точки зрения. Одна из них связывает происхождение морали с первыми формами совместной трудовой деятельности, указывая на то обстоятельство, что совместная производственная деятельность порождает необходимость нравственной регламентации этой деятельности как обязательного условия ее успешного осуществления и сохранения стабильности социума1 Вторая точка зрения мнений состоит в том, что мораль как форма регулирования поведения индивида в сообществе себе подобных существовала еще в тот период, когда не существовало общественного разделения труда и когда человек, строго говоря, не был еще человеком, а в качестве полуживотного вел стадный образ жизни2. Вторая точка зрения считается более предпочтительной, поскольку «человеческое общество предшествует любой теории; оно имеет свою природу, свои потребности, инстинкт самосохранения, свои неписанные законы и свои условия существования, от которых не может отказаться, не разрушая само себя», даже если это не собственно общество в современном понимании, а его прообраз3.

Человек изначально, еще будучи homo erectus, жил в обществе себе подобных, поскольку индивид не может удовлетворять свои потребности, не вступая в определенные отношения с другими людьми. Первобытная орда, затем племя — первые формы человеческого коллектива, сообщества, известные нам из материалов археологических, этнологических и палеонтологических исследований. О жизни этих далеких предков можно судить лишь по тем немногим дошедшим до нас свидетельствам, которые пощадило время. Однако и эти немногие доступные для анализа факты дают возможность сделать определенные выводы, интересующие нас в связи с рассматриваемым вопросом.

В первую очередь, мы знаем, что изначально предок современного человека был стадным существом и что первобытная орда вела кочевой образ жизни, постоянно передвигаясь с места на место в поисках пищи; причем основными способами ее добывания были собирательство и коллективная охота. Будучи физически относительно беззащитным, человек объективно нуждался в кооперировании своих усилий с другими людьми для успешной охоты или защиты от хищников. В те времена предок человека был жесток, а общество первобытных людей было обществом, где выживали сильнейшие. Многочисленные работы, посвященные предыстории человечества, говорят о том, что убийства детей (видимо, используемых в качестве пищи в голодные периоды) и отказ в помощи престарелым, больным и раненым членам орды были тогда в порядке вещей, повседневной практикой, поскольку для находящейся в постоянном движении орды медленно передвигающиеся в силу разных причин члены — не просто обуза, а угроза безопасности для всех, а значит и для каждого. Задержка в пути, передвижение со скоростью самых слабых и медлительных могли вызвать гибель всей орды от голода или в результате нападения таких же диких людей или животных. Поэтому Л. Крживинский1 называет первобытное общество-орду— «обществом без стариков» и «обществом сильных людей», имея в виду, что люди слабые погибали довольно быстро, не получая помощи и поддержки со стороны своих соплеменников. Происходил действующий в животном мире и распространявшийся в этот период истории на дикого человека естественный отбор, в результате которого выживали наиболее молодые, ловкие и сильные.

Вместе с тем, исходя из того, что предок человека жил не в одиночку, мы можем сделать вывод, что и в этот начальный период истории человечества должны были существовать определенные регуляторы поведения индивида в сообществе себе подобных. Безусловно, полуживотное состояние человека делало неизбежным преобладание биологического начала над социальным, и именно этим обстоятельством определялась необходимость координировать действия внутри племени и жестко регламентировать поведение его членов: «... люди взаимодействуют друг с другом с чувством моральности, такие поступки соответствуют нашим биологическим интересам»2. Так, для полудикой орды имели ценность лишь сильные, крепкие и ловкие охотники, обеспечивающие орду пропитанием и выполняющие при необходимости функции защиты, молодые женщины — как продолжательницы рода, а для женщин-матерей — их дети в силу биологического закона сохранения вида. Таким образом, ценности первобытного общества определялись эмпирически, ощущались инстинктивно и носили явную биологическую окраску в полном соответствии с коллективными потребностями выживания homo erectus как специфического биологического вида.

Строго говоря, это не были ценности в нашем современном понимании — мозг человека в этот период не в состоянии был осмысливать такие сложные философские понятия, как «ценности», «благо», «добро», — но на уровне примитивных полуживотных ощущений и инстинктов человек, безусловно, мог дифференцировать полезное и вредное для себя и для сообщества.

О моральных отношениях этого исторического периода можно сказать лишь одно — они были коллективистскими, ориентировались на совместное физическое выживание, поскольку в одиночку предок человека выжить не мог, и содержали только один закон — власть силы с целью обеспечения совместного выживания. Мораль (точнее, прамораль, инстинктивная мораль, поскольку речь, лишь очень условно, может идти о нормативной регуляции человеческого поведения с точки зрения добра и зла и направленности на сохранение социума, его стабилизацию) носила ярко выраженный коллективистский характер и подразумевала безоговорочное подчинение более слабых сильнейшему, и этот сильнейший (как правило, становившийся вожаком) имел неограниченные права, непререкаемый авторитет и абсолютную власть, что давало ему возможность использовать свое положение в первую очередь в своих собственных целях и решать силовыми методами все вопросы, возникающие в орде. Эта же власть, основываясь на потребности обеспечения совместных действий, организовывала жизнь орды, сохраняя и повышая эе жизнеспособность и укрепляя обусловленный потребностями выживания коллективизм. Таким образом, в первобытной орде царили отношения социального неравенства, основанного на неравенстве физическом и интеллектуальном, я полная подчиненность интересов отдельного индивида интересам коллектива.

Жизнь в коллективе и стремление выжить требовали от первобытных людей взаимопомощи при обороне и нападении, т. е. в экстремальных ситуациях, и очевидно, что такие виды помощи друг другу оказывались коллективно — в противном случае человек был бы уничтожен силами неживой природы и животного мира. В самой орде должны были соблюдаться относительно миролюбивые отношения, по крайней мере, внешне, и об этом заботился вожак, в первую очередь охраняя предков человека — своих соплеменников — от бессмысленного самоуничтожения, пресекая различные распри, немотивированные убийства соплеменниками друг друга. Следовательно, даже в самом примитивном обществе, каким являлась первобытная орда, должна была существовать система наиболее общих и универсальных норм и запретов, которые в первую очередь гарантировали бы безопасность существования в сообществе, невозможность его уничтожения «изнутри», и соответствующая система санкций для нарушителей норм.

Как считает В. Вичев, «первые социальные нормы, возникшие как отражение производственной необходимости обуздать животный индивидуализм, как закрепленные практикой целесообразные формы деятельности, имеют не столько позитивный, сколько негативный характер. В них доминируют не столько предписания к индивиду, сколько требования воздерживаться от определенных действий, опасный характер которых уже подтвержден практикой1». Из этого следует, что членам сообщества запрещалось производить действия, наносящие ущерб сообществу как единому целому, за чем следил вожак орды, карая непокорных. Таким образом, уже изначально нормы поведения, складывающиеся естественным путем или устанавливаемые в сообществе с помощью табу, были направлены на противодействие тому, что могло бы помешать сообществу обеспечивать жизнедеятельность, удовлетворять потребности и что представляло бы угрозу его безопасности.

Сами понятия «благо», «добро» и «зло» в этот период для человека ничем, практически, не отличались от ощущений животного: тепло, сытно, безопасно — добро, благо; опасность, голод, холод — зло, поскольку звуки, издаваемые человеком в этот период, и главное, понятия, ими обозначаемые и выражаемые, были ненамного разнообразнее и богаче, чем у животных. Первобытный коллектив ─ социальный организм, замкнутое сообщество, противостоящее всему остальному миру в жестокой борьбе за существование. Первобытный человек является коллективистом, но не в силу своей высокой нравственности, а в силу необходимости бороться за существование.

Таким образом, можно сделать вывод, что мораль помощи и взаимопомощи уходит корнями в природу человека и человеческого общества: в первобытной орде поведение каждого ее члена соответствовало требованиям выживания в природной среде и было направлено на удовлетворение в первую очередь коллективных потребностей — обеспечения выживания, безопасности, продолжения рода. Однако, вызвано это было отнюдь не соображениями долга и совести, как считает Ю. Г. Семенов2, а, во-первых, инстинктом сохранения вида, который требовал жертвовать малым (индивидуальным выживанием) во имя большего (сохранения вида), и, во-вторых, тем обстоятельством, что удовлетворить вышеуказанные потребности выживания в одиночку не представлялось возможным — мир был враждебен человеку, не обладающему такими физическими данными, как большинство хищников, ведущих парный или одиночный образ жизни. Человек при этом следовал такому же инстинкту стадности или коллективизма, какому следуют животные, основой поведения которых является не нападение, а самозащита, — т. е. животные-хищники. Фактически у человека не было возможности выбора поведения, не было положительных альтернатив коллективизму. При отсутствии свободы воли трудно говорить о моральности или аморальности поведения, хотя некоторые виды взаимопомощи и поддержки на инстинктивном уровне в орде имели место как прообраз будущих моральных отношений.

По мнению историков, относительная «гуманизация» и морализация отношений в первобытном обществе произошла после величайшего события в истории человечества — освоения огня1. Использование данного природой огня и затем его произвольная добыча, хранение и использование для своих нужд стало, по мнению многих ученых, переломным моментом в истории человечества. Открытие дало людям реальную возможность стать более гуманными и ценить человеческую жизнь как таковую.

О том, что человеческая жизнь, сам человек в этот период уже становится наивысшей ценностью, пусть и не вполне осознаваемой объективно, косвенно говорит такой факт: самой великой и ценной жертвой духам (предков или природных предметов и явлений), культы которых в этот период уже существовали, считалась жертва человеческая, приносимая в особо ответственных, важных и значимых случаях, тогда как в повседневности можно было ограничиться принесением в жертву злаков, продуктов питания, животных, различных изделий. Причем на роль жертвы в самых различных человеческих сообществах, живших в различных уголках земного шара, выбирались наиболее молодые, сильные и красивые члены племени — самое ценное и лучшее, чем располагало племя.

Постоянное использование огня сделало возможным переход к оседлому образу жизни — огонь не только делал жилье более уютным и теплым и избавлял от необходимости перекочевывать «вслед за летом» и за перемещающимися на юг стадными животными, но и защищал от хищных животных, и давал возможность делать запасы пищи на случай голода, да и охота с применением огня стала более добычливой. Видимо, с применением огня до некоторой степени снизилась заболеваемость и смертность от простудных и некоторых других заболеваний2, что делало племя более жизнеспособным.

Появилась с применением огня и возможность создавать более совершенные орудия труда и охоты, что делало существование человека более стабильным и обеспеченным. По мере совершенствования орудий труда возникло первое примитивное разделение труда между членами племени и между полами и возрастными группами, причем в этих новых условиях полезными оказались и слабые члены племени — дети и старики. Последние могли играть и, как говорят история и этнография, в действительности играли наряду с женщинами роль хранителей огня, его «кормильцев», поскольку это не требовало больших физических усилий, но давало возможность освободить трудоспособных женщин и мужчин для выполнения более трудоемких и неотложных работ. Их присутствие и содержание для племени уже не было такой тяжкой обузой, как прежде; оно постепенно становилось необходимым, хотя в голодные периоды или при других экстремальных обстоятельствах смерть (в том числе и от рук соплеменников) все еще ожидала в первую очередь именно слабых1.

В меньшей степени это касалось детей: они — будущее племени, его потенциал, и поэтому получали необходимую помощь и заботу, чтобы в свое время заступить на место старших. Однако тот факт, что старики, с точки зрения биологической уже выполнившие свою функцию и ставшие бесполезными, все же имели возможность жить в племени и не умирать от голода и холода, говорит о том, что человек становится действительно человеческим, социальным существом, а не является только одним из многочисленных биологических видов, существующих на земле. Такой первобытный коллективный альтруизм был объективной необходимостью, поскольку «...племя, заключающее в себе большое число членов, которые наделены высокоразвитым чувством патриотизма, верности, послушания, храбрости и участия к другим; членов, которые всегда готовы помогать друг другу и жертвовать собой для общей пользы, должно одержать верх над большинством других племен, а это является естественным отбором2», поскольку это соответствует законам природы, поскольку она «не интересуется» отдельными особями и индивидами.

Такое изменение отношения к детям и старикам, в свою очередь, привело к еще большим изменениям. Постепенное усложнение труда повлекло за собой необходимость обучения подрастающего поколения приемам профессиональной деятельности, передачи трудовых навыков и хитрости охоты, и это стало «точкой соприкосновения» старых членов племени и детей. Старики, живущие в племени, в прошлом охотники и мастера, получили возможность передавать свой жизненный и профессиональный опыт, знания и навыки, а дети — перенимать их, что обеспечивало не только преемственность знаний и навыков, но и племенных обычаев и традиций, связанных с правилами поведения, и отношений между членами сообщества, — а это в свою очередь повышало значимость для племени и детей, и стариков.

Как указывал Г. Спенсер, «любое общество стремится сформировать своих членов таким образом, чтобы осуществление социальных функций было для них желанным3», вследствие чего становится необходимым прививать каждому наиболее целесообразные для социума нормы человеческого общения и взаимодействия. В этом случае наиболее рациональной является передача знаний и навыков от старших младшим. Подобные обстоятельства способствуют формированию представлений о важности не только взаимопомощи среди сильнейших членов племени, но и заботы о слабых, их содержания и поддержки. По мнению А. Ф. Анисимова4, в этот период своей истории «человек делал рационалистически все, что было по тому времени в его силах, для того, чтобы не сломиться перед могуществом окружающей его природы», а забота о слабых — детях и стариках, неразрывно связанных между собой в силу необходимости передачи опыта как профессионального, так и жизненного, была рациональна: если нужно обучаться, значит, нужны учителя и наставники из числа наиболее опытных членов племени, причем не связанных необходимостью ежедневно вести трудовую деятельность для жизнеобеспечения племени и имеющих возможность целиком посвятить себя обучению и воспитанию детей и молодежи. Повышается в этот период и возможность вариативности поведения отдельного индивида, хотя в целом объективная регламентация поведения и деятельности носит очень жесткий характер.

С образованием материнского рода человек получил «первый урок личности, научавший ее, насколько она выигрывает в борьбе за существование, вступая в ассоциацию, которой личность приносит в жертву исключительный эгоизм, но от которой получает громадное приращение сил, результаты общей опытности, общей работы мысли всех членов ассоциации и традицию длинного ряда поколений1». Если ранее, когда человек еще не вполне выделился из животного мира, его альтруизм и коллективизм были обусловлены только биологической природой и инстинктами, то в более позднее время человек уже начинает осознавать социальную ценность альтруизма. Да и впоследствии, при усложнении общественных отношений и образовании более сложных и совершенных форм общественной жизни, этот «первый урок о пользе чужой жизни для удобства собственной не мог пропасть даром2», поскольку от этого зависела прочность и жизнеспособность всего сообщества, а следовательно, и безопасность его существования.

Именно в этот период начинается постепенное формирование собственно моральных отношений, регулирующих взаимодействие людей и формы их существования на основе определенных нравственных законов. Эти законы мотивируются уже не чисто утилитарными соображениями, но ссылками на традицию, обычай, норму. Соответственно они имеют более или менее постоянный характер и усваиваются всеми членами сообщества в детстве в процессе обучения и воспитания. Меняются законы лишь под влиянием чрезвычайных обстоятельств, связанных с различными природными и социальными факторами, с изменениями в образе жизни людей, но в основах своих они передаются из поколения в поколение в форме устных преданий, легенд, заповедей, запретов.

К этому периоду можно отнести появление первых форм взаимопомощи людей, прообразов будущей благотворительности. Более или менее стабильное существование племени, образ и стиль его жизни не только требовали, но и делали возможным оказание помощи не только слабым, не способным самостоятельно прокормиться и решить другие насущные проблемы (например, после гибели главы семейства, кормильца) соплеменникам, членам рода, но и людям «со стороны», попавшим в племя в мирное время. Видимо, первыми видами социальной помощи, зародившимися именно в этот период человеческой истории, было предоставление приюта и кормление не своих, путников, «чужеземцев», пришедших с миром. Такие формы помощи иноплеменникам могли появиться лишь при наличии уже сложившихся традиций заботы о своих нуждающихся соплеменниках и возросшем экономическом потенциале племени, его относительном материальном достатке. Исследования русских и зарубежных этнографов1 приводят к неизбежному выводу, что для первобытного человека забота о нуждающемся чужаке была нормой.

Однако в значительно большей степени нравственное регулирование отношений между людьми требовалось и, соответственно, развивалось с появлением семьи и собственности. А. Г. Харчев считает, что мораль возникает и функционирует в этот период «как способ преодоления противоречия между личностью и обществом2», между интересами собственников и сообщества в целом. Первые моральные принципы, унаследованные от homo erectus, преследовали все ту же цель сохранения единства и сплоченности рода и в связи с этим — его безопасности и жизнеспособности и поэтому представляли собой запреты на действия и поступки, вызывавшие вражду и рознь между членами сообщества. Запреты на немотивированное общественными интересами убийство соплеменника, отторжение и кражу его имущества, в составе которого чаще всего рассматривалась жена, а также повсеместное почитание престарелых имели конкретный смысл и содержание — сохранение целостности и единства общины, ее жизнестойкости и обороноспособности, преемственности традиций и образа жизни. На иноплеменников такой запрет распространялся далеко не всегда.

Выводы Л. Н. Гумилева о биологически и социально обусловленном коллективизме и альтруизме хотя и относятся к более позднему образованию — этосу, могут быть с большой степенью вероятности применены и к более ранним формам сообществ, вплоть до первобытной орды: «Для того, чтобы победить или, как минимум, отстоять себя, необходимо, чтобы внутри этоса возникла альтруистическая этика, при которой интересы коллектива становятся выше личных. Такая этика наблюдается и среди стадных животных, но только у человека принимает значение единственного видоохранительного фактора»3, при этом имеется в виду, что альтруизм и коллективизм подразумевают обязательную взаимопомощь членов сообщества.

Племена славян и русов, населявших территорию нынешней России, не были в этом отношении исключением.

Так, византийский историк VI века Прокопий Кесарийский писал: «Эти племена, славяне и анты... издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается общим делом». «Честность же и товарищество среди них таковы, что они, совершенно не зная ни кражи, ни обмана, не запирают своих сундуков и ящиков», — говорится в «Жизнеописании Оттона Бамбергского». Маврикий Стратег, Адам Бременский, Ибн Русте, Ибн Фадлан и другие путешественники, оставившие записки о своем посещении славянских земель, единодушны во мнении, что людей более гостеприимных, радушных, доброжелательных, милосердных и справедливых, чем славянские народы, найти трудно. Подтверждением милосердия, заботливости наших далеких предков могут служить многочисленные фольклорные источники — былины и сказки, где типичным был такой сюжет: герой, попав в незнакомое место к потенциальным врагам, заявляет о необходимости соблюдать законы гостеприимства и требует к себе внимания и заботы, что ему немедленно и предоставляется пристыженными врагами.

Суровые природно-климатические условия, определяющие способ хозяйствования, делали славян естественными коллективистами и обусловливали совместное проживание и деятельность как необходимые и единственно возможные формы существования. В этот период российской истории широко развилась общинная помощь. Не только соплеменники всегда могли рассчитывать на помощь и поддержку своих соседей в случае нужды, но и люди чужие. С чужеземцами, пришедшими к славянам с мирными целями, они обращались исключительно заботливо, обеспечивая им помощь и защиту, и даже пленники у славян по прошествии определенного времени получали свободу. Да и само обращение с пленными было более мягким, нежели у других народов, что следует из произведений посещавших в тот период славянские земли путешественников и торговцев.

Таким образом, можно сделать вывод, что у славянских племен уже в этот ранний период истории деление на «своих» и «чужих» было менее четким, и этика отношений, в частности, этика взаимной помощи, распространялась на тех и других более или менее одинаково, конечно, при условии, что «чужие» миролюбивы и не несут угрозы благополучию славянского рода или племени. Даже иноверцы получали равные со славянами права, если они, оставаясь среди них, «не выставляли напоказ своей христианской веры» (по словам Адама Бременского), т. е. не оскорбляли миропонимания славян, основанного на древней языческой религии.

Первые, наиболее общие и объективные с точки зрения потребностей совместного проживания и деятельности людей, моральные принципы, отмечаемые историками и этнографами у всех народов земли, получили в дальнейшем закрепление в религиозных нормах и заповедях, а впоследствии — в светских законах. Введение на Руси православия в качестве официальной государственной религии и идеологии сделало его догматы основой этических воззрений верующего населения.

Наиболее широко известным сводом религиозных норм и правил, распространяющихся и на этические основы человеческого сосуществования, является Библия. Ветхий Завет, священная книга иудеев, содержит в себе нормы и правила, регламентирующие не только чисто культовые, религиозные стороны жизни, но и поведение в мирской, обыденной жизни. Содержатся в Ветхом Завете и этические требования, предписывающие оказывать помощь человеку-соплеменнику и чужеземцу.

Так, в Ветхом Завете неоднократно из уст Бога люди получают наказ делать добро, поскольку это угодно Богу, и, напротив, человек понесет наказание от Него за совершенные грехи и преступления. Повествование о первом в истории человечества убийстве содержит не столько правовую, сколько этическую оценку содеянного:

«И сказал Господь Каину: почему ты огорчился? и отчего поникло лице твое?

Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? а если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт. 4; 6, 7).

Совершивший преступление Каин наказывается Богом. Он обрекается на вечное скитание:

«И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро» (Быт. 4; 15).

Эти строки из Ветхого Завета требуют от человека делать добро: человек добрый, милосердный может открыто смотреть в глаза людям, не пряча лица; он пользуется уважением соплеменников — это соответствует представлениям о норме. Можно сделать вывод, что в понимании древних иудеев и израильтян не делать людям добра, быть черствым, жестоким эгоистичным — постыдно, аморально; вследствие этого немилосердный, жестокий человек подвергался осуждению со стороны общины. Этот же текст содержит запрет на несанкционированное убийство: даже если человек виновен и заслуживает смертной казни, правосудие не должно превращаться в самосуд, сведение личных счетов, кровную месть, племенную вражду, сеющую рознь между соплеменниками и ослабляющую всю общину. Так как соседи и друзья враждующих сторон вольно или невольно оказываются втянутыми в распрю, она может принять неконтролируемый массовый характер, ведущий к ослаблению и даже уничтожению рода.

Однако наиболее полно моральные заповеди, руководствоваться которыми необходимо в условиях компактного проживания и в практике совместной деятельности, содержатся во второй книге Торы — Исход. Пророк Моисей, как говорится в этой книге, получил заповеди на горе Синай из уст самого Бога и затем из Его рук — выбитыми на скрижалях (каменных досках):

«Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе.

Не убивай.

Не прелюбодействуй.

Не кради.

Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего.

Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20; 12-17).

Эти моральные требования к поведению и действиям человека, живущего в общине, составляют основу совместного существования людей. Они повторяются в книгах Торы Левит (Лев. 19; 11-18, 29, 32-36) и Второзаконие (Втор. 5; 16-21). Характерно, что эти требования регулируют отношения главным образом соплеменников — членов общины, — как старожилов, так и «пришлецов», оставшихся в общине на жительство, принявших веру и поэтому сопричисленных к «своим». Ветхий Завет требует и оказания помощи бедным, нуждающимся, причем речь идет как о моральной поддержке, так и о материальной помощи:

«Если же будет у тебя нищий кто-либо из братьев твоих, в одном из жилищ твоих, на земле твоей, которую Господь, Бог твой, дает тебе: то не ожесточи сердца твоего и не сожми руки твоей перед нищим братом твоим.

Но открой ему руку твою и дай ему взаймы, смотря по его нужде, в чем он нуждается.

Ибо нищие всегда будут среди земли твоей; потому Я и повелеваю тебе: отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему на земле твоей» (Втор. 15; 7, 8, 11).

В этих строках Ветхого Завета можно видеть явное и четкое деление на своих и чужих: со своими, т. е. единоверцами и соплеменниками, живущими «на земле твоей», следовало поступать справедливо, милосердно, с учетом моральных норм и принципов, требующих оказания всесторонней помощи нуждающемуся. Допустить аморальные и противоправные действия в отношении иноверца, чужака считалось вполне приемлемым: иноземцам и иноверцам можно давать деньги в рост, с них можно взыскивать в полной мере, убивать, грабить и обращать в рабство1; «свой» нищий пользуется большими привилегиями, чем «чужой», иноверец. Такое разделение на «своих» и «чужих» было обычным правилом для древней истории, когда велись постоянные и жестокие войны между соседствующими государствами, народами, племенами. Эллины презирали варваров, славяне — поганых, правоверные иудеи — неверных. Моральные нормы долгое время были национальными по характеру.

Ф. Энгельс отмечал, что «... представления о добре и зле так сильно менялись от народа к народу, от века к веку, что часто прямо противоречили одно другому2», а это, по его мнению, связано с тем, что свои воззрения человек черпает из непосредственной практической деятельности, которая подвергается со временем существенным изменениям.

Христианство, базирующееся главным образом на Новом Завете, в отличие от иудаизма не столь строго регламентирует повседневную жизнь человека, его поведение и действия в различных жизненных ситуациях (в Ветхом Завете содержится 613 запретов и предписаний, которые должен выполнять верующий иудей), — оно скорее устанавливает этические и социальные критерии и нормы, руководствуясь которыми, верующий должен самостоятельно определять свое поведение.

Православие, постепенно распространяясь среди населения русских городов и сел, не противоречило этическим представлениям русичей на необходимость помогать нуждающимся и следовать вековым традициям милосердия. Сложившиеся к этому времени в христианстве, и особенно в православии, собственные этические принципы в отношении помощи и поддержки страждущих, нищих, убогих и сирот, частично повторяющие заповеди Ветхого Завета, оформили и упорядочили, а в некотором отношении и способствовали их дальнейшему смягчению. Православие, как ветвь христианства, является наднациональной религией и не разделяет людей по национальности, расе, цвету кожи, уровню материального достатка или другим признакам; единственный критерий деления — вера, вследствие чего все исповедующие христианство люди — «братья во Христе». В соответствии с этим и отношения между людьми должны быть братскими, добросердечными, проникнутыми заботой друг о друге, что в качестве этического принципа было присуще и древним славянам, всегда радушно, заботливо и гостеприимно относившихся к миролюбивым чужеземцам. Этот догмат, сложившийся в период, когда христианство было лишь верованием горстки сектантов — последователей нового учения, а не мировой религией, был сохранен и в более поздних этапах развития христианства.

Так, например, Нагорная проповедь Иисуса Христа последовательно развивает основные этические принципы, изложенные в Торе: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить» (Мф. 5; 17). Большое внимание в Нагорной проповеди уделено милостыне, причем особо подчеркивается, что милостыня должна быть актом милосердия; и совершаться тайно, без расчета на общественное признание и награду от человека или общества за данный акт милосердия; только в этом случае, дающий милостыню может получить воздаяние от Бога. Самым же главным этическим принципом, изложенным в Нагорной проповеди, можно считать следующий:

«Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7; 12).

Этот величайший нравственный закон, регулирующий человеческие взаимоотношения во всех областях совместной деятельности и сосуществования, «золотое правило этики», нельзя считать открытием христианства: он логичен в основе своей и применим во всех сферах человеческой жизнедеятельности и совместной практики, и поэтому встречается практически у всех народов в той или иной формулировке, отражаясь в фольклоре, более поздних произведениях философов, входя в религиозные тексты. Есть этот закон, например, и в записанной учениками беседе с Конфуцием:

Учителя спросили: «Найдется ли одно такое высказывание, чтобы можно было следовать ему всю жизнь?»

Учитель ответил: «Чего себе не пожелаешь, того не делай и другим», что говорит о всеобщности и универсальности нравственного закона. Совпадение моральных норм и правил разных народов не является заимствованием. Это совпадение доказывает лишь единство человеческого сознания, сходство условий жизнедеятельности и исторически сложившихся форм человеческих сообществ.

Русским народом приведенное выше «золотое правило этики» было сформулировано в виде бытующих и ныне пословиц: «Как аукнется, так и откликнется», «Не рой другому яму — сам в нее попадешь», «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться» и других.

В Древней Руси этика помощи человеку, безусловно, не оформлялась в отдельную отрасль знаний и не фиксировалась произведениями, посвященными этому вопросу. Этические взгляды на проблемы помощи и взаимопомощи существовали только в самом общем виде, в контексте норм человеческого общежития, что доказывает обыденность самого факта оказания помощи. Их зарождение и сущность можно до некоторой степени проследить в древнейших памятниках русской литературы, в фольклорных произведениях.

Для славян, традиционно живших в атмосфере коллективизма и взаимопомощи, смысл и сущность заветов новой для них христианской религии относительно помощи нуждающимся были, несмотря на негативное восприятие самой религии, не чем-то новым, привнесенным извне, а скорее логическим продолжением вековых народных традиций, вследствие чего именно эта часть христианского вероучения была воспринята народом как должное, само собой разумеющееся. Не было неестественным для славян и требование не выставлять напоказ свою благотворительную деятельность, творить добрые дела по зову сердца, а не из корыстной надежды на последующее прижизненное воздаяние. Взаимопомощь, помощь нуждающимся в силу образа жизни, обусловленного природно-географическими и экономическими условиями, для славян-язычников были так же естественны, как сама жизнь.

Вводя в конце X века на Руси православие, великий киевский князь Владимир заботился о том, чтобы не только буква, но и — главное — дух православия на русских землях восторжествовал, чтобы православие стало в кратчайшие сроки государственной религией, завоевав себе народное признание. Не только богослужение по восточному обряду, но и этика христианства, его учение о милосердии, братстве людей, любви к ближнему и взаимной помощи должны были стать идеологической основой государства. С этой целью князь Владимир в 996 году поручил православной церкви заботу о нуждающихся1 и определил средства на их содержание и поддержку. На эти цели отчислялась десятая доля прибыли от торговли, судопроизводства, доходов с сельского хозяйства («церковная десятина»).

Однако в отличие от первобытного славянского альтруизма, православная доктрина помощи ближнему основана на иных ценностях. Если в период языческой Руси славяне оказывали помощь нуждающимся для того, чтобы сохранить целостность и жизнеспособность рода, то православие требует оказывать помощь страждущим потому, что для дающего милостыню или оказывающего другую помощь это наиболее надежный способ обрести Царствие Небесное. Таким образом, можно отметить, что при внешней одинаковости этических норм в отношении действий, цель и сущность их существенно различались.

С древнейших времен русским народом создавались произведения, носящие характер преимущественно морального поучения, завета и детерминирующие поведение человека в обществе, в семье, в его взаимоотношениях с другими людьми, т. е. в повседневной деятельности и общении. Среди выдающихся памятников древнерусской культуры «Поучение» Владимира Мономаха представляет собой наиболее целостную систему этических воззрений, которая затрагивает в числе прочих и проблему помощи нуждающимся.

Князь Владимир Мономах в «Поучении» своим потомкам (1099 г.) писал о необходимости проявлять неустанную заботу о нищих, убогих, сиротах, вдовах, поддерживать их материально и восстанавливать социальную справедливость, защищая слабых от притеснений сильных: «В особенности же бедных не забывайте... старого чтите как отца, а молодых как братьев... больного навестите». Но не только оказывать материальную помощь неимущим и нетрудоспособным, защищать обездоленных и восстанавливать права обиженных завещал князь своим потомкам, но и быть вежливыми, приветливыми, ласковыми, сердечными со всеми людьми: «Не пройдите мимо человека, не приветствуя его, а скажите всякому при встрече доброе слово1». Владимир понимал, что доброе слово, слово утешения из уст князя — верховного правителя Руси —для бедного человека, сироты, обиженного значит, пожалуй, не меньше, чем доброе дело и, кроме того, создаёт правителю определенный славу. Особо Владимир Мономах подчеркивал необходимость почтительного обращения с иноземцами, поскольку «...странствуя по всем землям, гости разносят о нас добрую или худую славу». Частично повторяя в своем «Поучении» основные этические нормы христианской добродетели, изложенные в «Нагорной проповеди», Владимир Мономах, тем не менее, большее внимание уделяет конкретной помощи людям: «Прежде всего, ради Бога и души своей, имейте в душе страх Божий и творите милостыню неоскудевающую; ибо это — начало всякому добру». «Творение милостыни» Мономах рассматривает как способ совершенствования собственной души, ее спасения, как непременное условие обретения Царствия Небесного, и это требует от творящего милостыню полного бескорыстия (с точки зрения православия бескорыстие заключается в независимости действий от ожиданий прижизненного материального успеха предприятия, но в надежде на вознаграждение в виде Царствия Небесного), самоотдачи, выполнения миссии, долга правителя как защитника народа и в первую очередь, обездоленных. Таким образом, Мономах считал важным соблюдение общих моральных правил, среди которых можно выделить и этические правила благотворительности: уважение к людям, умение быть полезным, быть верным данному слову, заботиться о бедных и защищать их, делать людям добро и избегать зла, творить милостыню.

Широко были распространены на Руси традиции частной благотворительности, осуществлявшейся людьми по мере возможности, вне зависимости от их социального и