Кризис Российской империи

Преобладающее большинство русских эмигрантов, даже безусловные поборники демократических принципов, были настроены проимперски. Сначала это можно было отнести и к самому Федотову. Происшедший вследствие революции 1917 г. распад Российской империи стал беспримерной трагедией для него. Тот факт, что русские солдаты,

стр. 70

как правило, "крестьяне в шинелях", не были готовы защищать Россию от ее внешних врагов и сосредоточили свое внимание лишь на борьбе со своими "внутриполитическими врагами" - помещиками, Федотов считал глубочайшей трагедией. Он объяснял такое поведение русских "низов" их политической растерянностью, тем, что потеряв веру в царя, они утратили и всякое отношение к русскому государству: "Народ, который столько веков с героическим терпением держал на своей спине тяжесть Империи, вдруг отказался защищать ее. Если нужно назвать один факт - один, но основной, из многих слагаемых русской революции, - то вот он: на третий год мировой войны русский народ потерял силы и терпение и отказался защищать Россию. Не только потерял понимание цели войны (едва ли он понимал их и раньше), но потерял сознание нужности России. Ему уже ничего не жаль: ни Белоруссии, ни Украины, ни Кавказа. Пусть берут, делят, кто хочет. "Мы рязанские". Таков итог векового выветривания национального сознания" [Федотов 1991 I, 246].

То, что большевики сумели на основе пролетарского интернационализма и с помощью безбрежного насилия восстановить Российскую империю, с точки зрения Федотова, не представляло собой долговременного решения национального вопроса в империи. Он был убежден в том, что после краха большевистского режима националистические эмоции, еще более радикальные, чем прежде, захлестнут страну: "При насильственном свержении большевистской диктатуры Россию, несомненно, ждет взрыв национальных восстаний. Ряд народностей потребуют отделения от России, и свой счет коммунистам превратят в счет русскому народу" [Федотов 1991 I, 243]⁵.

Как известно, этот прогноз, сделанный в 1931 г., через 60 лет, во время распада СССР, в основном стал реальностью. Федотов подчеркивает, что большинство русских эмигрантов не верит в распад Российской империи и в возможность сокращения территории России до размера ее великорусского ядра. Это наивно, полагает публицист. Противники большевиков должны учитывать и такую перспективу. Может случиться, что "новое собирание земель русских" станет насущной задачей первого послебольшевистского правительства России. Со временем Федотов утратил, однако, надежду на то, что послебольшевистской России удастся спасти империю.

Именно в 1947 г., когда Сталин пытался в ранее невиданных размерах упрочить имперские позиции России (за это многие русские националисты простили кремлевскому диктатору как коллективизацию 1930-х гг., так и "Большой террор"), как раз в это время Федотов писал о национальном вопросе в России: "Большевистский режим ненавистен и огромному большинству великороссов. Но общая ненависть не спаивает воедино народов России. Для всех меньшинств отвращение от большевизма сопровождается отталкиванием от России, его породившей. Великоросс не может этого понять. Он мыслит: мы все ответственны, в равной мере, за большевизм, мы пожинаем плоды общих ошибок. Но хотя и верно, что большевистская партия вобрала в себя революционно-разбойничьи элементы всех народов России, но не всех одинаково. Русскими преимущественно были идеологи и создатели партии. Большевизм без труда утвердился в Петербурге и в Москве, Великороссия почти не знала гражданской войны; окраины оказали ему отчаянное сопротивление. Вероятно, было нечто в традициях Великороссии, что питало большевизм в большей мере, чем остальная почва Империи: крепостное право, деревенская община, самодержавие. Украинец или грузин готовы преувеличивать национально-русские черты большевизма и обелять себя от всякого сообщничества. Но их иллюзии естественны" [Федотов 1952, 195 - 196].

В своем анализе Федотов недооценивает интенсивность гражданской войны в великорусских областях (Сибири, Тамбове, Астрахани или же Кронштадте). Что же касается склонности нерусских народов рассматривать большевизм лишь как русское явление, то это наблюдение Федотова вполне соответствует действительности.

В итоге Федотов дает такой прогноз развития России после развала большевистского режима: в то время, когда внимание русских в первую очередь будет отвлечено расчетом со своими собственными палачами, большинство нерусских народов СССР потребует выхода из советской федерации, который им гарантирует советская конституция.

стр. 71

Это, вероятно, вызовет гражданскую войну, которая расколет страну на две равновеликих части - русских и нерусских. Если эту гражданскую войну выиграют русские и попытаются насильственно привязать к себе народы империи, эта победа будет недолгой. Тогда Россия станет последней на земле империей, объектом ненависти всех стремящихся к свободе народов. Что же касается самих русских, то их попытка насильственно сохранить имперский характер страны разрушит всякую надежду на внутреннее освобождение России: "Не может государство, существующее террором на половине своей территории, обеспечить свободу для другой" [Федотов 1952, 198]. По всем этим причинам Федотов выступает за освобождение России от груза империи. Это не будет означать конца России: "Finis Russiae? Конец России или новая страница ее истории? Разумеется, последнее. Россия не умрет, пока жив русский народ, пока он живет на своей земле, говорит своим языком. Великороссия, да еще с придачей Белоруссии (вероятно) и Сибири (еще надолго), все еще представляет огромное тело, с огромным населением, все еще самый крупный из европейских народов. Россия потеряет донецкий уголь, бакинскую нефть - но Франция, Германия и столько народов никогда нефти не имели. <...> Даже чувство сожаления от утраты былого могущества будет смягчено тем, что никто из былых соперников в старой Европе не займет ее места. Все старые Империи исчезнут. <...> Потеря Империи есть нравственное очищение, освобождение русской культуры от страшного бремени, искажающего ее духовный облик. Освобожденная от военных и полицейских забот, Россия может вернуться к своим внутренним проблемам - к построению выстраданной страшными муками свободной социальной демократии" [Федотов 1952, 198 - 199].

Пугает та точность, с которой Федотов в 1947 г. предсказал будущий территориальный облик Российской Федерации, возникшей в 1991 г. Итак, называя, например, Белоруссию частью постсоветской России, он это свое высказывание сопроводил словом "вероятно". И в другом пункте этот прогноз осуществился с буквальной точностью, а именно когда он предсказал, что республики СССР при выходе из советской федерации будут опираться на соответствующую статью советской конституции. Это произошло, несмотря на тот факт, что советскими конституциями (1924, 1936 и 1977 гг.) право выхода из СССР предоставлялось лишь на словах. Но в 1991 г. конституционная теория превратилась в конституционную практику.

Что же касается создания в постбольшевистской России свободного, социального и демократического общества, о чем говорилось в прогнозе Федотова, то публицист никоим образом не был столь наивен, чтобы полагать, что такое общество может возникнуть мгновенно: "После тридцатилетия коммунизма русский человек огрубел, очерствел... Вероятно, не одно поколение понадобится для его перевоспитания, т.е. для его возвращения в заглохшую традицию русской культуры, а через нее и русского христианства. К этой великой задаче должна уже сейчас, в изгнании, готовиться русская интеллигенция, вместо погони за призрачными орлами империи" [Федотов 1952, 199].

Это завещание Федотова актуально и сегодня.

ЛИТЕРАТУРА

Бердяев 1955 - Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. Париж, 1955.

Брукс 1973 - Brooks J. Vekhi and Vekhi Dispute // Survey. 1973. N 1. P. 21 - 50.

Ват 1998 - Wat A. Moj wiek. Pamietoik mowiony. Warszawa, 1998. Vol. 2.

Вентури 1983 - Venturi F. Roots of Revolution. Chicago, 1983.

Вехи 1909 - Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1909.

Волкогонов 1995 - Волкогонов Д. А. Семь вождей. Галерея лидеров СССР в двух книгах. М., 1995. Т. 1.

Гефтер 1991 - Гефтер М. Из тех и этих дней. М., 1991.

Зернов 1991 - Зернов Н. Русское религиозное возрождение. Париж, 1991.

Люкс 1989 - Luks L. Intelligencija und Revolution. Geschichte eines siegreichen Scheiterns // Historische Zeitschrift. 1989. Vol. 249. P. 265 - 294.

стр. 72

Нахирны 1983 - Nahirny V. The Russian Intelligentsia. From Torment to Silence. New Brunswick, 1983.

Пайпс 1980 - Pipes R. Struve. Liberal on the Right 1905 - 1944. Cambridge Mass., 1980. P. 106 - 113.

Пыжиков 2001 - Пыжиков А. В. Ленинизм и сталинизм: идеологические разногласия // Вопросы философии. 2001. N 6.

Рид 1979 - Reed Ch. Revolution and the Russian Intelligentsia 1900 - 1912. The Vekhi Debate and Its Intellectual Background. L., 1979.

Современные записки 2011 - Современные записки (Париж 1920 - 1940). Из архива редакции. М., 2011. Т. 1.

Степун 2000 - Степун Ф. Сочинения. М., 2000.

Трубецкой 1927 - Трубецкой Н. Общеевразийский национализм // Евразийская хроника. 9. 1927.

Федотов 1934 - Федотов Г. П. Наша демократия // Новый Град. 1934. N 9.

Федотов 1952 - Федотов Г. П. Новый Град. N.Y., 1952.

Федотов 1973 - Федотов Г. П. Россия, Европа и мы. Париж, 1973.

Федотов 1982 - Федотов Г. П. Тяжба о России. Париж, 1982.

Федотов 1988^а - Федотов Г. П. Лицо России. Сборник статей (1918 - 1931). Париж, 1988.

Федотов 1988^б - Федотов Г. П. Защита России. Париж, 1988.

Федотов 1991 - Федотов Г. Судьба и грехи России. М., 1991.

Федотов 2008 - Федотов Г. П. Собрание сочинений в 12-ти томах. М., 2008.

Франк 1956 - Франк С. Биография П. Б. Струве. N.Y. 1956.

Шлёгель 1988 - Schlogel K. Jenseits des Grossen Oktobers. Das Laboratorium der Moderne. Petersburg 1900 - 1921. Berlin, 1988.