2015-04-06
171
2 ноября 1928 г.
В сегодняшней беседе Гулям Садык сообщил мне следующее: Как известно, после известной вам московской беседы* имели место переговоры в Ангоре и Тегеране, имевшие результатом соответствующие соглашения**. Кроме этнх соглашений между Афганистаном, Персией и Турцией состоялся еще обмен секретными письмами, в коих содержится взаимное обязательство о политическом сотрудничестве трех государств на Среднем Востоке, о взаимной информации и о взаимном согласовании соглашений н политических выступлений. При подписании этого соглашения в Тегеране афганскими н турецкими представителями был поставлен вопрос о привлечении к нему также н СССР. Однако персидское правительство заняло в этом вопросе отрицательную позицию, ввиду чего вопрос остался открытым. Этим объясняется то, что на вопрос нашего посла в Тегеране о существовании еще особого соглашения ему был дан персами отрицательный ответ, и что вообще в силу этого Советское правительство не было ознакомлено с содержанием секретного соглашения. До настоящего времени со стороны турецкого правительства и афганского правительства были приложены все усилия для убеждения персидского правительства согласиться на привлечение Советского правительства к соглашению. Это теперь увенчалось успехом. Согласованное выступление послов всех трех государств должно было быть Сделано в Москве. Однако затянувшийся выезд из Парижа нового афганского посла в Москве Гулям Наби-хана сделал это невозможным. Считая необходимым спешить, афганское правительство по согласованию с турецким посольством решило перенести место действия в Ангору ввиду наличия там послов всех четырех государств, а также наибольшей осведомленности Тевфика Рушдн и афганского посла, который принимал ближайшее участие в согласовании всего вопроса во время проезда падишаха***.
Гулям Садык заявил, что афганское правительство придает большое значение привлечению СССР к тройственному соглашению и превращению его в четверное, причем считает, что форма этого соглашения вполне соответствует нашей общей линии сближения четырех государств и духу московских разговоров. Он подчеркнул особую важность соглашения в смысле закрепления положения Персии, являющейся нан-
* См. док. Xs 157. ** См. сб. «Международная политика в 1928 году...», М., 1929, стр. 170—171, 205.
*** См. также док. № 334, 337.
более слабым звеном. Именно вследствие этого афганское правительство находит нужным спешить. В разговоре Гулям Садык указал, что соглашение четырех, независимо от истории его подготовки и проводящейся нами в течение многих лет генеральной линии сближения, является в данный момент естественным н неизбежным выводом из англо-французского соглашения; причем это соглашение четырех в то же время не содержит каких-либо обязательств, которые могли бы быть истолкованы в смысле агрессивности его участников. В конце беседы Гулям Садык подчеркнул, что его сообщение является строго доверительным.
Можно сказать теперь более определенно, что это выступление афганского правительства в конечном счете не является простым зондажем на всякий случай и может быть рассматриваемо как фактическое опровержение слухов о перемене курса афганского правительства. Отмечу, что в разговоре Гулям Садык очень категорически подчеркнул полную неизменность той основной линии сближения d СССР, которая проводилась афганским правительством уже в течение десяти лет и которая естественно вытекает нз самого положения Афганистана н его национальной программы. Прошу информировать о ваших взглядах по указанному вопросу для руководства на случай дальнейших разговоров, а также держать меня в курсе ангорских переговоров*.
Старк
Печат. по арх.
346. Пнсьмо Полномочного Представителя СССР в Норвегии Заместителю Народного Комиссара Иностранных Дел СССР M. M. Литвинову
3 ноября 1928 г.
Глубокоуважаемый Максим Максимович,
Только что меня принял Мувинкель. Эти два дня его не было в городе. Извиняюсь поэтому, что доклад мой, ввиду ухода почты сегодня же, будет напнсан кратко и от руки.
Мувннкелю я прежде всего выразила удовлетворение за участие доцента Хуля в экспедиции «Красина». Мувинкель еще раз рассыпался в похвалах экспедиции и со своей стороны благодарил Советское правительство.
Перешли к пакту**. По пункту о неупомннании в пакте обязательств в отношении Лиги наций со стороны ее членов Мувинкель заявил, что он понимает исходную точку зрения Советского правительства и примет во внимание мое
* 12 ноября 1928 г. Л. М. Карахан передал Л. Н. Старку для его ориентировки текст телеграммы Я- 3. Сурица от 9 ноября; см. док. № 348. ** См. док. № 297. '
сообщение. Однако My винкель запросил меня: ввиду того, что отпадает постоянный арбитр в лице Лиги наций, в какой именно форме предполагает Советское правительство согласительную процедуру? Я подчеркнула ему еще раз, что ни на какую форму арбитража Советское правительство не согласится. Пакт сам по себе и есть форма, предполагающая возможность избежать конфликтов, следовательно, арбитраж излишен. «Ну, а все-таки, если будут отдельные моменты несогласий, что в таких случаях намечает ваше правительство?» Я указала, что Советское правительство, возможно, пошло бы на согласительные комиссии от случая к случаю, но отнюдь не как на постоянный институт.
В конце беседы Мувинкель, продолжающий подчеркивать свое желание провести пакт, пока он и его кабинет у кормила правления, просил уточнить понятие о согласительных комиссиях и передать ему лично aide-mémoire с теми пунктами, о которых мы сегодня беседовали. Думаю, что самое полезное было бы получить от Вас по телеграфу указания и уточнения. До тех пор воздержусь от передачи Мувинкелю пожеланий наших в письменной форме. Мувинкель подчеркнул, что наши пожелания помогли бы составить проект пакта в духе, который облегчил бы дальнейшие переговоры *.
В понедельник 24 октября Мувинкель прочел обширный доклад о работе последней сессии Лиги наций в Академическом союзе Лиги. Доклад был своего рода событием, зал был переполнен. В своем докладе Мувинкель определенно критиковал позицию Англии во франко-немецком конфликте и требовал большей консеквентности ** в линии Лиги [наций] по вопросу о мире. Между прочим, ои горячо защищал идею особых пактов между странами, как бы подготовляя общественное мнение. Мувинкель, несомненно, метит в премьеры, делающие la grande politique ***.
Пресса отнеслась к его речи сочувственно. «Тиденс тейн» отметила мое присутствие и указала, что я поздравила премьера с блестящей речью.
К нам, в Москву, собирается ехать в феврале месяце известный журналист-международник Антон Мур. Он первый перевел на норвежский язык нашу Конституцию с объективными комментариями. Относится _он к нам доброжелательно. Поехать он хочет на краткий срок.
С комприветом
Полпред А. Коллонтай
Печат. по арх,
* См. также док. № 366, 378. ** — последовательности (лат.). *** — большую политику (фр.).
347. Письмо Полномочного Представителя СССР в Германии Заместителю Народного Комиссара Иностранных Дел СССР M. M. Литвинову
5 ноября 1928 г.
Многоуважаемый Максим Максимович,
1. 29 октября у турок я встретил Кепке. Он взял на себя инициативу продолжить разговор, начатый мною за два дня перед тем при предыдущей встрече. Он сказал, что аусамт не сможет дать нам письменного, в виде ноты, изложения тех заявлений, которые делались в Москве Хэем *, а здесь — Мольтке** н им, Кепке, по вопросу об отношении германского правительства к шагу Мендельсона и других наших кредиторов. После того как сделаны эти троекратные заявления и появилось уже коммюнике***, дача письменного подтверждения противоречила бы существующим обычаям. Но он хочет еще до приезда Штреземана изжить весь этот инцидент так, чтобы не осталось осадка и недоговоренности между нашими правительствами. Поэтому он готов сделать мне дополнительное устное заявление, как бы уточняющее и разъясняющее прежнее заявление с вручением одновременно в письменной форме текста этого заявления, которое должно почитаться устным. Но, конечно, есть смысл сделать это лишь в том случае, если мы согласимся удовлетвориться формой и содержанием этого нового заявления и не будем в дальнейшем с ним так или иначе полемизировать.
Он просил меня зайти к нему, чтобы обстоятельнее поговорить по этому вопросу. Условились, что буду у него 31 октября.
2. 31-го пришел к Кепке с Бродовским. У Кепке был Мольтке, а через некоторое время он пригласил дополнительно и Гауса.
В начале разговора Кепке сказал, что он предполагает говорить о содержании заявления правительства правительству, а не о коммюнике для печати. Коммюнике они уже один раз дали, это коммюнике вызвало неприятные для правительства комментарии, и аусамт не хочет больше возвращаться в печати к этому вопросу. Неблагоприятные комментарии шлн не по линии критики отношения германского правительства к нам и к шагу банкиров. В этом отношении коммюнике свое действие возымело, и для общественного мнения совершенно ясно,
* См. док. № 327. ** Легационный советник IV отдела МИД Германии. *** Имеется в виду сообщение агентства Вольфа от 20 октября 1928 г. о позиции германских официальных кругов в связи с намерением германских банкиров вступить в «Международное объединение кредиторов России». См. «Известия» № 246(3480), 21 октября 1928 г.
что германское правительство не одобряет шага держателей наших старых бумаг и пыталось ему противодействовать. Затем Кепке прочел телеграмму, поручавшую Хэю пойти к Вам и сообщить о предстоящем вступлении Мендельсона и других в международное объединение. В этой телеграмме Хэю резко и недвусмысленно поручалось сообщить Вам о том, что германское правительство энергичным образом протестовало против намерений Мендельсона и других, но что последние пошли вопреки явно выраженному желанию правительства.
Тут я взял слово н сказал Кепке следующее. Заявление Хэя, а также заявление Мольтке н Кепке в Берлине делались не в строго фиксированной редакции, носили больше характер осведомления, чем точно формулированного правительственного заявления. Поэтому нам приходится считаться главным образом с текстом коммюнике, которое сделалось достоянием общественного мнения Германии и всего мира. В этом же коммюнике говорится о том, что германское правительство ничего общего не имеет с частным шагом банкиров; что германское правительство до самого последнего времени категорически заявляло заинтересованным лицам, что какие бы то ни было официальные щаги могут быть предприняты лишь в согласии с Рапалльским договором*; наконец, что частный шаг банкиров, которому германское правительство не в силах помешать, не обозначает перемены политики германского правительства по отношению к СССР. Но в этом коммюнике не содержится ясного порицания шага банкиров и не говорится о том, что германское правительство пыталось, хотя и безуспешно, помешать этому шагу. Такое содержание коммюнике, не говоря уже об его полуофициальном характере, произвело в Москве впечатление некоторого ослабления того заявления, которое было сделано Хэем. Вот почему НКИД настаивает на том, чтобы было сделано письменное сообщение, не оставляющее никаких сомнений и на которое мы могли бы сослаться в случае каких-либо запросов нашей общественности.
Тогда Кепке прочел приготовленный им текст нового заявления. Я его Вам посылаю в немецком тексте и русском переводе. Содержание его в тот же день Вам вкратце телеграфировал. Первый абзац повторяет то сообщение, которое было сделано Вам Хэем и говорит, стало быть, о стараниях германского правительства предотвратить шаг банкиров. Второй абзац дает нечто новое, именно сообщает о том, что по нашему желанию, переданному т. Бродовским, аусамт сделал еще одну попытку повлиять на банкиров, ио также неудачно. Третий абзац повторяет содержание коммюнике, говоря, что это коммюнике было дано правительством. Тем самым содержа-
* См. т. V, док. m 121, 122.
ние коммюнике получает характер правительственного сообщения. В последнем абзаце германское правительство выражает надежду, что после всех сделанных нм разъяснений у иас ие останется сомиеннй относительно характера его отношения к шагу банкиров.
Из маленького обмена мнениями выяснилось, что сообщение это рассматривается как доверительное сообщение от правительства к правительству, которое не может быть опубликовано, но на которое, может быть, мы сможем в осторожной форме сослаться при наличии каких-либо запросов у нас. Предполагается, по-видимому, ссылка не в прессе.
3. Я сказал Кепке, что не могу взять на себя сказать ему, что НКИД будет считать это заявление вполне ликвидирующим вопрос. Если передачу мне этого заявления он обусловливает такого рода пожеланием, то я мог бы лишь, принявши от него это заявление неофициально, как условное, протелеграфировать его текст в Москву и через день-два сказать ему, можно ли удовлетвориться этим заявлением.
Тогда Кепке, прислушавшись к высказанному здесь мнению Гауса, сказал, что он делает мне это заявление, не ставя никаких условий. Ввиду существующей недоговоренности и некоторых сомнений у нас он считает нужным это дополнительное заявление, по его мнению, устраняющее возможность каких-либо сомнений в позиции германского правительства, сделать. Если же окажется, что НКИД останется все же недовольным, тогда еще раз вернемся к этому вопросу, хотя он лично считает невозможным менять форму и содержание этого заявления*.
С товарищеским приветом
Н. Крестинский
Печат. по арх.
В упоминаемом заявлении министерства иностранных дел Германии, врученном Кепке Н. Н. Крестинскому 31 октября 1928 г., говорилось;
«Немедленно после того, как нам стало известно, что русские кредиторы в Германии твердо намереваются присоединиться к Международному консорциуму, мы одновременно в Москве и в Берлине г. Братману-Бродов-скому сделали подробное представление о положении дела и указывали, что присоединению германского консорциума нами с самого начала оказывалось сильнейшее сопротивление, но что нам, однако, не удалось добиться отказа банков от этого шага.
Узнав затем о пожелании Советского Правительства, переданном нам через г. Братмана-Бродовского, мы в последний момент предприняли еще один решительный шаг перед консорциумом банков, но и это равным образом осталось без последствий.
* См. также док. № 352, 377, 379, 382, 383.
Имперское правительство после этого формулировало свою точку зрения в этом вопросе в коммюнике, предназначенном для опубликования в печати. Здесь оно вначале сослалось в словах, не допускающих недоразумений, на свои шаги перед консорциумом банков. Дальше оно подчеркивало, что какая бы то ни было официальная постановка вопроса о довоенных долгах возможна только в соответствии с точными постановлениями Ра-палльского договора. В заключение оно заявило, что частные мероприятия германских банков ничего общего не имеют с отношением Германского Правительства к Рапалльскому договору или с общеполитическими взаимоотношениями между Германией и Россией.
Мы уверены, что после этих недвусмысленных заявлений положение вещей во всех отношениях полностью выяснено и что не должно оставаться никаких сомнений относительно позиции Германского Правительства в этом вопросе».
