Нота Полномочного Представительства СССР в Турции Министерству Иностранных Дел Турции

120 декабря 1928 г.] № 199/1771

Посольство Союза Советских Социалистических Республик имеет честь довести до сведения Министерства Иностранных Дел о том, что, основываясь на заявлении, сделанном недавно Его Превосходительством Заместителем Министра Иностранных Дел г. Эиис-беем атташе Посольства г. Брауну, из которого следовало, что Министерство народного образования уже приняло распоряжение относительно передачи СССР Археологического института**, Посольство поручило Генеральному консулу СССР в Стамбуле обратиться к директору музея для принятия имущества, коллекций и библиотеки указанного института.

К своему великому сожалению, Посольство СССР должно сообщить Министерству Иностранных Дел, что прием,

* Передана через полпреда СССР в Афганистане. '* См. т. VII, док. № 6.

оказанный директором музея Генеральному консулу, прибывшему к нему с этой целью, может быть квалифицирован как совершенно поразительный.

Не считаясь с тем, что переговоры по поводу Археологического института уже были закончены дипломатическим путем, почтенный директор ответил Генеральному консулу, что имущество института может быть возвращено только в случае возврата исторических ценностей, увезенных из Турции г. Успенским *. Г-н директор заявил, в частности, что ему поручено тем, кто имеет на это право, начать «торговлю» о взаимном возврате ценностей и что СССР должен предварительно возвратить турецкие исторические ценности, добавив, что уже переданные СССР рукописи «пригодны лишь для печки».

Посольство СССР вынуждено заявить категорический протест против подобной позиции достопочтенного директора музея.

Правительство СССР никогда не связывало вопрос о реституции Археологического института с реституцией турецких исторических ценностей. Министерство Иностранных Дел недавно заявило, что оно также разделяет эту точку зрения. Посольство СССР, таким образом, хотело бы думать, что г. директор превысил свои полномочия и действовал от своего собственного имени.

Исходя из этого, Посольство СССР имеет честь просить Министерство Иностранных Дел о любезности дать необходимые указания директору музея и предложить ему немедленно приступить к передаче имущества Археологического института без того, чтобы вступать в какие-либо новые переговоры²¹².

Печат. по арх.

382. Запись беседы Полномочного Представителя СССР в Германии с Министром Иностранных Дел Германии Штреземаиом

21 декабря 1928 г.

Вернувшись в 2 часа от Шуберта, я, не довольствуясь его обещанием предупредить Штреземаиа о моем желании сегодня же повидаться с ним, через полчаса стал звонить в секретариат Штреземана. Оттуда ответили, что увидят Штреземаиа приблизительно в 5 часов и тогда дадут ответ. Ответ был дан около 6 часов. Он гласил следующее: г-н министр просит передать, что 22-часовая дорога его очень утомила. Врачи предложили ему лечь и не заниматься сегодня никакими делами. Он очень сожалеет, но сегодня принять меня не сможет.

* Речь идет об акад. Ф. И. Успенском, быв. директоре Российского археологического института в Стамбуле.

Я ответил просьбой передать министру, что прошу принять меня завтра, т. е. в^пятиицу, утром.

Вечером вчера пришла новая телеграмма, сообщавшая о решении инстанции отклонить берлинскую формулировку и о том, что это решение передано Поссе в той форме, что Совнарком, стремясь ускорить ход переговоров, не дожидаясь пятничного заседания, высказался по вопросу о банкирах в летучем заседании. Решение СНК подтверждает данный накануне Рыковым ответ, который Стомоняков передал уже Поссе. Теперь нет никаких сомнений, что, если германская делегация по банкирскому вопросу останется при своей берлинской редакции, соглашение не будет подписано.

Утром в пятницу я снова позвонил в секретариат Штреземана и напомнил, что жду аудиенции утром. Ответили, что Штреземан ждет меня в половине первого.

Я пришел с Бродовским. Штреземан был без Гауса и Тра-утмаиа, но с секретарем. Последнее время при его разговорах он просит разрешения оставить секретаря. Это делается в целях разгрузки его от технической работы. Прежде, после каждого свидания, он должен был сам диктовать запись разговоров. Эту запись теперь делает секретарь, а он лишь ее корректирует. Конечно, в тех случаях, когда разговор будет требовать абсолютной интимности, я всегда могу Штреземана попросить разговаривать наедине. Но, поскольку я сам обычно прихожу с тт. Бродовским или Якубовичем *, я не считаю, чтобы были основания возражать против присутствия секретаря.

Я начал с извинения, что еще вчера, сейчас же после его приезда, хотел быть принятым, но это объясняется спешностью вопроса и остротой создавшегося положения. Штреземан ответил извинением, что он не мог вчера меня принять, ибо это ему категорически запретили врачи. После этого я перешел к существу вопроса и хронологически изложил ему ход событий за последнюю неделю. Ход этот таков.

В субботу 15-го ко мне приходит Траутман и просит повлиять на Москву в вопросах об экономическом шпионаже и праве консулов посещать арестованных. Он указывает на эти два вопроса как на основное препятствие к соглашению. Ои ни звуком не упоминает о банкирской формулировке, хотя к этому времени существовало уже соглашение между делегациями по этому вопросу. В понедельник председатель нашей делегации т. Стомоняков докладывает нашему правительству о всех оставшихся не согласованными вопросах и получает разрешение по всем вопросам, а именно: по вопросу об экономическом шпионаже, о правах консулов и о германском тоннаже— пойти навстречу немцам. Эта уступка была сделана

* Первый секретарь полпредства СССР в Германии.

6-19

нами не как условие для уступки немцев по банкирскому вопросу, а уже после того, как банкирский вопрос был согласован.

Далее, на пленарном заседании в конференции обе делегации достигают полного единства по всем вопросам. Для подписания нужно лишь подтверждение Берлином московской формулировки вопроса о банкирах. Во вторник, 18-го, я прихожу к Траутману и прошу его ускорить утверждение этой формулировки*. Траутман от меня узнает о сделанных нами уступках и о согласовании всех вопросов. Я же от него узнаю, что московская формулировка о банкирах Берлином не акцептирована, а в Москву послана другая формулировка. Я обращаю внимание Траутмана на то, что Берлин принимал решение, отвергнувшее московскую банкирскую формулировку в тот момент, когда ему не было еще известно о наших уступках в важных для немцев вопросах. Естественно, что у них не было готовности идти нам навстречу в банкирском вопросе. Теперь же создалось совершенно новое положение, и нужно под этим углом зрения политически пересмотреть ответ о банкирской формулировке. Я предупредил г. Дирксена, что, по моему мнению, упорство Берлина в этом вопросе может повести к тому, что не удастся благополучно закончить ведущиеся переговоры. Я говорил г. Траутману, что это мое предупреждение и беспокойство являются моим личным опасением, но я, зная московские настроения, почти не сомневаюсь, что мои опасения окажутся обоснованными. Я предлагал поэтому пересмотреть вопрос о банкирской формулировке. Вопрос пересмотрен не будет. Г-н Поссе вручил Стомонякову берлинское предложение. Предложение это сильно ухудшает московскую формулировку. Стомоняков доложил его главе нашего правительства Рыкову. Рыков сказал, что ему берлинское предложение представляется неприемлемым, и просил Стомо-някова через Поссе довести до сведения Штреземана, что Рыков придает большое значение московской формулировке в банкирском вопросе. На следующий день, т. е. вчера, первоначальное мнение Рыкова о неприемлемости берлинской формулировки получило утверждение нашего правительства. Теперь дело стоит так, что если Штреземан не вмешается в это дело и не даст Поссе директивы вернуться к московской формулировке, то соглашение подписано не будет, германская делегация сегодня уедет, и обеим сторонам придется после рождества вновь возвращаться к разговорам на эту тему. Политически такая отсрочка нежелательна, конечно, для обеих сторон.

После этого исторического вступления я перешел к московской и берлинской формулировкам. Я сказал, что не имею поручения договариваться о каком-либо изменении редакции,

* См. док. № 377, 379.

но я считаю нужным разъяснить, в чем разница между обеими формулировками, и аргументировать необходимость принятия московской редакции. Между формулировками есть два отличия. Во-первых, в начале заявления немецкой стороны Берлин выбрасывает две строчки, в которых говорится, что шаг банкиров не согласуется с существующими между Германией и СССР отношениями, которые основываются на договорах между обеими странами. Насколько я понимаю, германская сторона не хочет заявить открыто, что шаг германских банкиров нарушает Рапалльский договор*. Но ведь этого в московской редакции не сказано, там сказано лишь, что действия банкиров не согласуются с существующими отношениями. А далее сказано, что эти отношения базируются на существующих договорах. Намек на нелояльность банкиров здесь есть. Но ведь намек этот имеется и в немецкой редакции. Прямого же заявления о нарушении банкирами Рапалло, заявления, которого так боится г. Гауе, в московской редакции нет. Именно поэтому германская делегация согласилась на эту формулировку, и у аусамта нет оснований эту часть формулировки отклонить. Еще более значительно изменение последнего абзаца. В московской редакции сказано, что германское правительство будет по мере возможности бороться с неблагоприятными для советско-германских отношений последствиями шага банкиров. В берлинской же редакции говорится, что германское правительство сделало все возможное для борьбы против шага банкиров, и далее содержится отвлеченное заявление, что германское правительство будет соблюдать ст. 1 экономического соглашения**. Вместо определенного обязательства германского правительства, имеющегося в московской редакции, берлинская редакция содержит принимаемое нами заявление немецкой стороны, что германское правительство уже все возможное сделало. Смысл, конечно, совершенно иной.

Штреземан сказал мне, что он не понимает, собственно, что мы имеем в виду последним абзацем московской формулировки.

Я ответил ему следующим примером. Предположим, что Международный комитет русских кредиторов постановит поднять агитацию против оказания нам каких-либо кредитов. Немецкие банки, вошедшие в состав международного объединения, во исполнение его решения издадут воззвание ко всем немецким деловым кругам с аналогичным призывом. Банки, не входящие в состав международного объединения, промышленники, купцы и весь германский деловой люд. будут находиться в недоумении, следовать ли им призыву Мендельсона, Блейх-•редера и др. Мы вправе ожидать, что германское правитель-

* См. т. V, док. № 121, (22. ** См. т. VIII, док. №342.

ство выступит с контрзаявлением в печати и разъяснит своим согражданам, что они не должны следовать призыву примкнувших к международному объединению банков. Последний абзац московской редакции именно об этом и говорит. Мы вовсе не ждем, что германское правительство будет нам возмещать какие-либо убытки, происшедшие от шага банкиров. Но мы ждем, что оно будет против каждого их шага в том же направлении выступать по меньшей мере так, как оно выступило в своем коммюнике против первого шага. Берлинская же редакция хранит по этому поводу полное молчание.

Штреземан начал возражать против отдельных слов московской редакции. Там, например, стоит термин «унхальт-баре фольге». Штреземан сказал, что по отношению к несуществующим еще шагам и действиям нельзя применить термин «унхальтбаре», что буквально значит «невыносимый».

На это я ответил, что вопрос не в отдельных словах, а в общем духе формулировки. В том русском тексте московской формулировки, который я получил третьего дня по телеграфу, стоит по-русски термин «неблагоприятные последствия», т. е. в переводе на немецкий язык не «унхальтбаре», а «унгюн-стиге». Возможно, что на такого рода изменение в отдельных словах Москва и пойдет. Важно лишь телеграфировать Поссе, чтобы он не уезжал, а договорился на базе, близкой московской формулировке.

Штреземан спросил меня, не согласится ли Москва на формулировку Гауса. Я ответил, что формулировка Гауса, насколько мы знаем по вчерашнему вечернему сообщению г. Мольтке, послана в Москву только вчера поздно вечером; г. Поссе мог лишь сегодня утром вручить ее Стомонякову, и у меня нет, конечно, еще никаких сведений о том, как к ней отнеслась наша сторона. Я лично считаю, что эта формулировка не улучшает, а ухудшает положение, так как заменяет конкретное суждение по конкретному вопросу общей отвлеченной декларацией. Может быть, можно было бы найти выход путем соединения гаусовской формулировки с основной частью старой формулировки. Это заявление я сделал на всякий случай, так как, когда Штреземан прочитал мне формулировку Гауса, у меня получилось впечатление, что, соединив декларацию Гауса со средней частью обеих формулировок — московской н берлинской, мы получим косвенное признание нарушения банкирами Рапалльского договора. В самом деле, Гауе говорит, примерно, так: в связи с появившимися за последнее время выступлениями прежних кредиторов в России обе стороны заявляют, что они в вопросе о долгах продолжают твердо стоять на базе постановления Рапалльского договора. Если далее будет стоять: «а потому германское правительство с самого начала резко выступило против присоединения...»,

то ведь это будет обозначать, что германское правительство считало шаг банкиров несовместимым с Рапалльским договором. В разговоре со Штреземаном я ограничился, конечно, лишь высказыванием предположения о возможности соединения формул Гауса и старой формулы. Мне хотелось, чтобы он дал Поссе в числе других директив условно н такую директиву. Продолжая наш разговор я сказал Штреземану, что делегация должна уехать сегодня. Если она останется еще на один день, она не запоздает еще к празднику. Я просил бы поэтому его дать указание делегации отложить отъезд на один день и затем уполномочить Поссе ликвидировать последний пункт на базе первоначальной редакции.

Штреземан сказал, что он немедленно вызовет к себе Га-уса и постарается наметить такие редакционные изменения в московской формулировке, которые сделали бы ее приемлемой для немецкой стороны, не делая неприемлемой для нас. Существенно новым для меня в Вашем сообщении, сказал он мне, является то обстоятельство, что согласование редакции по вопросу о банкирах произошло до того, как ваше правительство сделало свои уступки по существенным для нас вопросам.

Я сказал Штреземану, что хотел бы расспросить его еще и о Лугано *, но так как я знаю, что он должен торопиться на заседание кабинета и я просил принять меня сегодня лишь на короткий срок по неотложному вопросу, то все другие вопросы я откладываю. Он сказал, что охотно увидит меня еще раз для разговора на остальные темы.

Наше общее с Бродовским впечатление от разговора со Штреземаном, что у него есть искреннее желание довести переговоры до конца теперь же, до рождества, и что он понимает, что после наших уступок по ряду вопросов в этом вопросе на уступки должна пойти немецкая сторона. Как велики будут эти его уступки и удастся ли технически закончить дело до отъезда германской делегации, этого сейчас я сказать не могу²'³.

Н. Крестинский

Лечат, по арх.

383. Протокол [заключенный между СССР и Германией в разъяснение и развитие постановлений Договора между СССР и Германией от 12 октября 1925 г.]²¹⁴

[21 декабря 1928 г.]

Правительство Союза Советских Социалистических Республик и Германское Правительство вели переговоры с желанием разъяснить и развить постановления заключенных 12 октября 1925 года между Союзом Советских Социалистиче-

* См. также док. № 364.

ских Республик и Германией договоров* с целью углубления таким путем экономических отношений между обеими Странами.

Эти переговоры имели нижеследующий результат:

К общим постановлениям.

К Заключительному Протоколу к статьям 5 и 6.

Стороны согласны в том, что оба Правительства не имеют намерения ставить требования, вытекающие из Заключительного Протокола к статьям 5 и 6.

I К Соглашению о поселении и общеправовой защите

1) К статье I и ноте № 1

Относительно облегчения поездок последовали заявления и определения, усматриваемые из приложения 1.

Относительно размера сборов за визы и виды на жительство было достигнуто соглашение, усматриваемое из приложения 2.

2) К пункту 2 Заключительного Протокола к ст. 1

Переговоры о заключении соглашения относительно передачи нуждающихся граждан и оказания вспомоществования таковым должны начаться в течение 1929 года.

3) Обе Стороны согласны в том, что в отношении социального страхования и страхования от безработицы граждане одной Стороны, поскольку они пребывают на территории другой Стороны, пользуются национальным режимом.

Предусмотренные в Заключительном Протоколе к статье 3 переговоры по вопросам социального страхования должны начаться в течение 1929 года.

4) К статье 11

Оба Правительства вновь напомнят своим подлежащим властям о постановлениях статьи 11 и относящегося к ней Заключительного Протокола и о необходимости точного их соблюдения.

Они при этом укажут на то. что недостаточное доказательство соответствующего гражданства арестованным лицом не отменяет обязательства соблюдения указанных постановлений.

5) К статье 17

Правительство Союза ССР изъявляет готовность еще раз обратить внимание подлежащих хозяйственных органов на то. что они обязаны точно и благожелательно проводить постановления статьи 17, в особенности в отношении беспрепятственного сбыта допущенными в Союз ССР германскими фирмами их товаров хозяйственным органам Союза ССР, а также в отношении закупки товаров у последних.

6) К Добавлению к статьям 16—18

Статья 2 Добавления должна толковаться в том смысле, что германские фирмы, дающие товары на консигнацию в Союз ССР, имеют право страховать эти товары у германских страховых обществ не только на время транспорта на территории СССР, по и на время хранения, непосредственно следующее за транспортом, на срок не свыше 6 недель, до тех пор, пока риск по этим товарам лежит на германских фирмах.

II К Экономическому соглашению

Стороны согласны в том, что предусмотренное статьей 1 Экономического соглашения содействие развитию взаимных торговых отношений нашло свое выражение, особенно при учете результатов последнего года, в

* См. т. VIII, док. Яэ 342.

повышении товарообмена между обеими Странами, которое показало, что обе Договаривающиеся Стороны с успехом стремились выполнить принципы статьи 1 Экономического соглашения.

1) Делегация СССР подняла вопрос о присоединении группы германских банков к Международному комитету кредиторов России.

Германская Делегация заявила по этому поводу:

Германское Правительство с самого начала выступило энергично против вхождения группы германских банков в Международный комитет кредиторов России. Оно указывало как Посольству СССР в Германии, так и в официальном коммюнике, сообщенном германской прессе, на то, что возбуждение вновь вопросов о довоенных долгах в официальном порядке может иметь место лишь в соответствии с совершенно ясными постановлениями Рапалльского договора * и что выступление германских банков не имеет решительно ничего общего с установкой Германского Правительства в отношении Рапалльского договора или в отношении общих политических отношений между Германией и СССР.

2) К пункту 2 Заключительного Протокола к статье 3 Правительство СССР заявляет, что непосредственные устные и письменные сношения с информационными целями Экономического Отдела Германского Посольства в Москве со всеми народными комиссариатами СССР будут допущены.

3) К статьям 7 и 9

К предложению Делегации СССР изыскать в интересах большего обеспечения государственного имущества одной Стороны на территории другой Стороны правовое регулирование, Германская Делегация указывает на то, что при чрезвычайной сложности этого комплекса вопросов не оказалось возможным произвести в настоящей конференции необходимое тщательное рассмотрение этого комплекса вопросов. Принимая во внимание особое значение, которое этот вопрос имеет для экономических отношений обеих Стран, Германская Делегация заявляет о готовности своего Правительства как можно скорее вступить с Правительством СССР в переговоры относительно вышеозначенного комплекса вопросов. При этом Германская Делегация исходит из того, что со стороны СССР не предполагается что-либо менять в постановлениях статей 7 и 9.

4) К статье 12

К Добавлению к статье 12 абзац 2 Экономического соглашения последовали заявления, усматриваемые из Приложения 3.

5) К статье 14

Действующие в настоящее время в каждой из обеих Стран запрещения ввоза и вывоза явствуют из прилагаемых списков (Приложение 4a-d). Б целях облегчения информации хозяйственных кругов обеих Сторон, каждое из Правительств будет сообщать дипломатическим путем другому Правительству вносимые в эти списки изменения, по возможности одновременно с их оглашением.

61 К статьям 21, 28, 29. 31, 33

Относительно таможенных формальностей последовали соглашения и заявления, содержащиеся в приложении 5.

7) К статье 32

Оба Правительства согласились в том, что они в первой половине 1929 года в возможно ранний срок вступят в переговоры о заключении таможенно-тарифного договора.

IV

К Соглашению о мореплавании

Результат обсуждения некоторых вопросов, касающихся Соглашения о мореплавании, усматривается из Приложения 6.

*^См~гТ V, док. № 121, 122.

V

К Соглашению о налогах

Предусмотренные в Заключительном Протоколе к статье 2 Соглашения о налогах переговоры о согласовании местного и иностранного налогового обложения, в частности по вопросу об устранении двойного обложения, будут начаты в течение 1929 г.

VI

К Соглашению о третейских судах в торговых и иных гражданских делах

Результат обсуждения некоторых вопросов, касающихся Соглашения о третейских судах, усматривается из Приложения 7.

VII

К Соглашению

об охране промышленной собственности

1) По вопросам охраны промышленной собственности последовали соглашения и заявления, усматриваемые из Приложения 8.

2) К статье 7

Оба Правительства согласились в том, что они в первой половине 1929 года, в возможно ранний срок, вступят в переговоры о заключении соглашения относительно взаимной Охраны авторских прав на литературные и художественные произведения.

К Консульскому договору и к Соглашению о правовой защите

Оба Правительства считают само собою разумеющимся, что эти Договоры действительны на всей территории обеих Договаривающихся Сторон.

Этот Протокол и приложения к нему вступают в силу 15 января 1929 года, поскольку в самих постановлениях не предусмотрен более ранний срок.

Изготовлено на русском и немецком языках. Оба текста имеют равную силу.

Москва, 21 декабря 1928 г.

От имени Правительства Союза От имени Германского Советских Социалистических Правительства

Республик Б. Стомоняков Поссе

И. Панкратов Марциус

Печат. по арх. Опубл. в «Собрании законов...», отд. II, M 7, 11 марта 1929 г., стр. 110—116.