Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Германии H. H. Крестинского в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

29 декабря 192S г.

Был уже у Шуберта, сообщил о вручаемой нами сегодня Патеку ноте * и обещал в понедельник дать текст ноты. Шуберт вполне понимает, почему мы не делаем аналогичных предложений Германии, с которой мы связаны уже пактом.

Пожелает ли Германия присоединиться к советско-польскому протоколу, он скажет по ознакомлении с текстом нашей йоты и по обсуждении этого вопроса в министерстве.

Полпред

Печат. по арх.

* См. док. № 392, 393.

ПРИЛОЖЕНИЯ

1. Отчетный доклад Председателя советской делегации M. M. Литвинова в Подготовительной комиссии конференции по разоружению на III сессии ЦИК СССР 4-го созыва

21 апреля 1928 г.

Товарищи, отчитываясь перед вами в деятельности советской делегации на V сессии Подготовительной комиссии по разоружению и подводя итоги работам последних двух сессий Подготовительной комиссии, в которых принимала участие советская делегация, я считаю нелишним остановиться вкратце на истории проблемы разоружения за последние 10— 12 лет. Мие нет надобности углубляться в историческую даль времен и удаляться к заре человечества, когда по совершенно ошибочному представлению некоторых делегатов Подготовительной комиссии будто бы уже существовало стремление ко всеобщему разоружению. Мие достаточно отметить, что в период, предшествовавший последней мировой войне, проблема разоружения никогда не становилась актуальной задачей международной политики. Серьезно о призывах к миру царского правительства, конечно, говорить не приходится, ибо его лицемерие было ясно и тогда уже всем и каждому. Лишь незадолго до последней войны между Великобританией и Германией стали вестись переговоры о так называемых морских каникулах, которые состояли бы в том, что оба государства отказались бы иа несколько лет от дальнейшего увеличения своих морских снл или, скорее, дальнейшей постройки морских судов известных типов. Но эта попытка ни в малейшей мере не удалась по той простой причине, что когда говорят о войне и к войне готовятся,.то абсурдны всякие разговоры и переговоры хотя бы даже о частичном сокращении вооружения, а, как нам известно, в то время приготовления к войне шли уже с обеих сторон лихорадочным темпом.

Настоящие оды всеобщему миру стали слагать во время самой войны. Чем звонче ревели пушки, разрывались гранаты, взрывались бомбы, тем громче были песнопения во

славу всеобщего мира и разоружения в тех самых кругах, которые тогда руководили войной. Для ободрения людей, посылавшихся иа верную смерть в окопы, на подводные лодки, на аэропланы, творилась легенда о последней войне, доказывалось, что мировая война ведется с исключительной целью разрушить милитаризм и положить раз навсегда конец войнам между народами. Крики о войне, о необходимости войны до победного конца тогда неизменно сливались со славословием пацифизма.

Наиболее яркую формулировку Этот своеобразный пацифизм, который воспевался творцами и апологетами мировой войны, получил в известных 14 пунктах американского президента Вильсона, положенных потом в основу перемирия между союзниками и Германией. Один из этих пунктов говорил также о всеобщем разоружении. Слова и заявления к чему-нибудь обязывают: по крайней мере, к новым словам и заявлениям. И вот, в Версальский договор как-то вкралось упоминание об обязательности всеобщего разоружения, причем начало — и весьма солидное начало — должна была сделать побежденная Германия, за которой обещали последовать и страны-победительницы.

Для осуществления того пацифизма, который сопутствовал ведению мировой войны и заключению Версальского и других мирных договоров того времени, был создан по предложению того же Вильсона специальный международный орган, который нам известен как Лига наций. Эта Лига наций должна, по замыслу ее творцов, служить прообразом мирной семьи народов.

После многих колебаний и значительных промедлений Лига наций занялась также вопросом о разоружении. Я взял на себя труд в Женеве подсчитать и порассказать, сколько заседаний, комиссий, подкомиссий и резолюций было посвящено в недрах Лиги наций вопросу о разоружении. Оказалось, что на это дело было потрачено колоссальное количество труда, правда, словесного и письменного, которое, однако, ни в малейшей мере не соответствовало достигнутым материальным результатам. Я призывал комиссию призадуматься над Этим несоответствием результатов количеству заседательского труда. Если бы все эти заседания происходили при участии советской делегации, то ие было бы ничего легче, как объяснять их безуспешность «разрушительной деятельностью и саботажем» советской делегации. Но нас в первые 5—6 лет работы Лиги по разоружению там не было, и комиссия должна была бы поэтому отыскать другие причины бесплодия ее работ и, найдя их, устранить и повести свою работу по новым путям, к чему в общем и призывала комиссию советская делегация на IV и V сессиях комиссии.

При первых же шагах разоружителыюй деятельности Лиги нации буржуазная пресса стала высказывать опасения, как бы разоружительная энергия Лиги не была парализована тем обстоятельством, что вне Лиги находится такое могучее государство, имеющее большую армию, как Советское, которое якобы разоружаться не желает. Читая тогдашнюю печать, наивные люди могли думать, что члены Лиги и другие буржуазные государства промеж себя не находят никаких препятствий к разоружению, что дело лишь в присоединении Советского Союза к идее разоружения и что никаких других военных опасностей, кроме существования якобы империалистически настроенной Красной Армии, не имеется. Но эти утверждения нельзя было бесконечно повторять, не делая попытки пригласить Советское государство к принятию участия в работе Лиги по разоружению. И вот соответственное приглашение было Советскому правительству послано. Мне незачем рассказывать вам, товарищи, о тех обстоятельствах, которые вначале придавали этому приглашению полуиздевательский характер. Это приглашение напоминало отчасти то приглашение, которое, как вам, вероятно, уже известно из газет, наша Академия наук недавно получила от голландских ученых для участия в Тихоокеанском конгрессе. Голландские ученые, не лишенные, по-видимому, юмора, приглашая нашу Академию наук на конгресс, предупреждали ее, что ее делегаты вряд ли будут допущены иа ту территорию, где конгресс будет иметь место*. Таким же образом нас приглашали на первые сессии Подготовительной комиссии в такую страну, в которую, как это известно было Лиге наций, Советское правительство по тогдашним условиям делегатов посылать не могло. По существу, Советское правительство сразу приняло приглашение и, как только внешние препятствия были устранены, фактически послало делегацию для активного участия в работах подкомиссии.

Да и могло ли Советское правительство поступить иначе? Оно само же с самого начала своего существования обращалось ко всем народам с призывом о разоружении.

Получив встречное предложение от буржуазных правительств, оно не могло его отклонить только потому, что оно имело свой собственный взгляд на капиталистический Строй и связанный с ним неразрывно империализм, свое собственное мнение об искренности этого предложения, о характере пацифизма руководителей Лиги наций и т. д. Искренность и неискренность лучше всего проверить на деле. Отклонив приглашение, мы дали бы возможность Лиге наций взвалить ответственность за свои неудачи иа отсутствующее Советское

* См. газ. «Известия» № 73 (3307), 27 марта 1928 г.

правительство. Наконец, если буржуазные правительства, вынужденные общественным мнением своих стран и давлением народных масс, публично выступают, хотя бы на словах, за разоружение, за мир, так отчего же иам не ловить их иа словах и ие требовать публично претворения этих слов в дело? Создавая комиссии или конференции по разоружению. Лига наций, хочет она этого или иет, создает и легализует международную трибуну для пропаганды идей мира и разоружения. Нам ли отказаться от использования такой возможг ности?

При своем выступлении в комиссии иа ноябрьской сессии * я сейчас же честно и открыто заявил, что считаю эту комиссию наиболее подходящей трибуной для пропаганды мира и разоружения и что советская делегация намерена эту возможность использовать вовсю. Советское правительство и его официальных агентов часто облыжно подозревают и обвиняют в пропаганде там, где они сами считают пропаганду недопустимой и несовместимой с принципом невмешательства во внутренние дела других государств. Но там, где мы действительно эту пропаганду ведем без нарушения международных норм и обычаев и даже в осуществление международных задач, по приглашению буржуазной международной организации, у нас нет оснований не признаваться публично в этой пропаганде, конечно, пропаганде мира. То, что мы видели и слышали в Женеве иа двух сессиях, иас особенно убедило в том, что без широчайшей, энергичнейшей и интенсивнейшей пропаганды дело мира, дело разоружения вперед ие подвинется. Пропаганду мы ведем, конечно, по-большевистски: когда проповедуем мир, то мир ие постольку, поскольку, а мир подлинный, полный, безоговорочный и скорейший. Разоружение,— то разоружение полностью, до конца и немедленно. Если же Это отклоняется, то пусть нам разъяснят, какие имеются к этому препятствия, и тогда мы обсудим, каким образом эти препятствия устранить. Если же другие государства наличия таких непреодолимых препятствий не докажут, а наше предложение все же отвергнут, то этим подтвердят, что они разоружаться ие хотят и не стремятся, потому что разоружение ие соответствует их политике, • а в таком случае пусть не кивают иа Советское правительство, на Красную Армию, на мнимый красный империализм, как на якобы единственное препятствие к осуществлению мира иа земле.

Вот, товарищи, в чем был смысл нашего предложения полного всеобщего разоружения еще на ноябрьской сессии Подготовительной комиссии. Мы добивались тогда лишь

* См. т. X, док. № 272.

6Б4

принципиального обсуждения самой идеи разоружения. Комиссия тогда не находила еще в себе достаточно мужества, чтобы окончательно отвергнуть наше предложение формально или по существу. В ноябре делегации буржуазных стран еще недостаточно твердо знали Устав Лиги наций и поэтому тогда.не указывали иам на несоответствие полного разоружения с законами Лиги наций.

По существу также не приводилось тогда почти никаких аргументов против осуществимости полного разоружения. Указывалось, правда, на утопичность нашего предложения, ио утопичность — вещь спорная. Ведь мы же с вами, товарищи, тоже существуем благодаря осуществлению того, что многие и многие считали утопией. Не успев заготовить в своем арсенале ии формальных, ни других возражений против нашего предложения, IV сессия Подготовительной комиссии ограничилась тем, что перенесла обсуждение его на V сессию, когда комиссия рассчитывала быть уже в состоянии противопоставить нашему «радикальному» предложению полного разоружения свою эволюционную концепцию частичного разоружения. Добившись от комиссии формального согласия иа постановку в порядок дня V сессии предложения о полном разоружении, советская делегация разработала и составила проект международной конвенции, разосланный ею на рассмотрение всех правительств за месяц до начала V сессии*. Таким образом, съехавшиеся в Женеве делегации имели возможность не только заблаговременно детально ознакомиться с нашим проектом, но и получить инструкции от своих правительств. Зная теперь исход прений, мы легко можем догадаться о характере этих инструкций. Громадное большинство представленных в комиссии правительств решило отклонить полностью наше предложение всеобщего и полного разоружения. Но отклонить просто потому, что полное разоружение считается правительствами нежелательным и неприемлемым, было, конечно, неудобно, политически неудобно,. и поэтому им пришлось согласиться на предварительное обсуждение нашего проекта, с тем чтобы, если возможно, раскритиковать, опорочить или высмеять его. Не все делегации были уверены в политической целесообразности, с их собственной точки зрения, публичного обсуждения нашего проекта, и поэтому делались робкие попытки загнать наш проект в какую-нибудь подкомиссию. Этим достигалась бы и другая цель: дальнейшее затягивание работ Подготовительной комиссии, которая, как всем теперь известно, зашла в тупик, в котором она беспомощно бьется, ища какого-нибудь выхода. Таким временным выходом было бы, несомненно, создание новой

См. док. № 45.

6Й

подкомиссии и тем самым видимости продолжающейся деятельности по разоружению. Подкомиссия для «серьезного и глубокого изучения» нашего предложения потребовала бы немало времени, и такая процедура вполне соответствовала бы темпу и методам прежних работ Лиги наций в деле разоружения. Приходилось, однако, считаться с хозяином, а хозяином в данном деле была, несомненно, советская делегация, которая заявила, что может согласиться лишь на совершенно публичное и гласное обсуждение ее проекта в самой комиссии, на чем она и настояла.

Товарищи, независимо от результатов прений, необходимо признать огромным достижением, историческим фактом первостепенной важности, что Советской власти удалось добиться, несмотря на серьезные препятствия,— и это первый случай в международной истории,— постановки и обсуждения по существу на международной арене идеи полного и всеобщего разоружения. Пусть эта идея пока отклонена, но весь мир может теперь знать все то, что можно сказать против всеобщего разоружения, и каждый может составить себе собственное суждение об убедительности или неубедительности той критики, на которую предложение о всеобщем разоружении наталкивается.

Мне кажется, что всякий беспристрастный человек должен будет признать, ознакомившись с дебатами V сессии, что идея всеобщего разоружения выдержала испытание многосторонней критики и вышла из дебатов неопороченной н не-ущербленной.

В прениях принимали участие 19 делегаций⁶⁵. Из них, если не ошибаюсь, 17 приводили аргументы против всеобщего разоружения, причем один делегат — представитель Великобритании произнес двухчасовую речь. Он даже вышел не-, сколько за пределы темы, но мы нисколько не в обиде на него за это. (Смех.) Мы готовы и впредь, если будем еще в Подготовительной комиссии, дискутировать с ним на любые темы международной политики.

Так вот, что же эти 17 делегаций нашли неприемлемого в нашем предложении, в идее всеобщего разоружения? Какие они привели доказательства неосуществимости этой идеи? Вам, вероятно, известны все доводы, приведенные в комиссии, из моей речи в ответ критикам *, опубликованной в советской печати почти полностью. Я остановлюсь только на некоторых из приведенных доводов. Не каждый оратор, конечно, приводил новые оригинальные аргументы. Ораторы часто повторяли друг друга, и не все доводы имели одинаковую ценность. Некоторые ораторы, например, тоном упрека указы-

* См. док. № 94.

вали, что Подготовительная комиссия на своих первых трех сессиях выработала уже свои методы разрешения вопроса о разоружении — разработала уже проект мероприятий, а мы своим новым проектом сводим иа нет всю эту начатую работу, уничтожаем затраченный уже труд. Даже председатель комиссии в своем заключительном слове считал возможным характеризовать работу советской делегации как разрушительную на том основании, что она предлагает похерить ранее сделанную работу, внося новые проекты, вместо того чтобы продолжать строить начатое. Это, конечно, невозможно признать доводом по существу или доводом, заслуживающим серьезного ответа. Если под начатой постройкой обнаружен гнилой фундамент или негодный материал, то созидательная работа состоит не в продолжении постройки, а в скорейшем подведении нового фундамента или в замене негодного материала новым. А что с начатой на V сессии Подготовительной комиссии работой не все обстоит благополучно, доказывается уже тем, что ни IV, ни V сессии не могли заниматься достройкой и что не мог быть даже назначен срок созыва VI сессии комиссии. К тому же комиссия до нашего появления занималась лишь вопросом о частичном разоружении; мы же предложили нечто другое — полное разоружение.

Другие нам возражали, что вооружение не является единственной причиной войны и что, следовательно, и после разоружения останутся другие причины, порождающие войны. Совершенно верно. Но столь же верно и то, что вооружение является единственным средством войны, что без вооружения войн вести нельзя. Впрочем, в комиссии оспаривалось и это положение, причем договаривались и до того, что и после разоружения, после уничтожения всех вооруженных сил, роспуска всех армий и флотов войны будут все-таки возможны, а именно они будут вестись при помощи полицейских, милиционеров, ночных сторожей, тюремных надзирателей, лесничих и т. д. Видите ли, в один прекрасный день капиталистические правительства обнажат все полицейские посты, предадут все города и села на поток и разграбление преступным элементам, оставят без защиты даже столь дорогую им частную собственность, забудут даже свой страх перед внутренними беспорядками и восстаниями и погонят всех блюстителей порядка на театр военных действий. Когда мы указывали, что полицейские силы по нашему проекту не будут носить характера военной организации, что они не будут объединены общегосударственным командованием, что они будут подчинены местным властям, муниципалитетам, то от нас требовали гарантий в том, что, пользуясь своей полицией, общины и города не пойдут друг на друга войной в пределах одного и того же государства. Хорошо еще, что нам

не указывали на возможность ведения войны при помощи пожарных команд и дружин. Это было бы в уровень с приведенной аргументацией.

Более серьезным, если даже не самым серьезным с виду, надо считать указание, что, в случае полного разоружения, наиболее богатые и промышленйо развитые страны смогут легче и быстрее вновь вооружиться, чем малые и бедные страны. Дополняя эту мысль, некоторые ораторы напоминали, что точно так же, как имеются в человеческом обществе нарушающие законы преступные личности, против которых необходима полиция, имеются и преступные нации, способные на нарушение международных конвенций, а следовательно, и международной конвенции о всеобщем разоружении, а так как наш проект конвенции не допускает никаких военных санкций (принудительных мер), то опасности подвергнутся наименее развитые в промышленном отношении, наименее состоятельные государства. Так как Союз ССР не может пока похвастать большими богатствами и слишком большим развитием своей промышленности, то это недоверие, высказанное ораторами, очевидно, к нашему Союзу не относится. Сознательно или бессознательно, ораторы недвусмысленно намекали, очевидно, что преступными нациями могут оказаться великие державы, которые нарушат конвенцию и используют свою промышленность и финансовое превосходство для нападения на бедные, сельскохозяйственные страны. Как видите, Лиге наций за ее девятилетнее существование, несмотря на почти непрекращающиеся совместные заседания представителей буржуазных стран н на постоянные встречи министров, не удалось хотя бы настолько рассеять недоверие между ними, чтобы даже такой торжественный публичный акт, как конвенция о всеобщем разоружении, мог бы почитаться ненарушимым. После этого не приходится удивляться, что в Лиге наций больше всего говорят о моральном разоружении, об укреплении международной морали. Мораль капиталистических государств, очевидно, нуждается в весьма основательном укреплении.

Но искренность упомянутого мною довода против полного разоружения может вызвать некоторые сомнения, если вспомнить, что этот довод приводился не делегатами мелких аграрных стран, а представителями таких крупных государств, как Великобритания и Италия. Великобритания по праву может отнести себя к числу самых богатых, самых промышленных стран света, и если тут не имелось в виду определенного намека на возможность нарушения конвенции со стороны еще более богатых Соединенных Штатов Америки, то лорд Ка-шендэн, очевидно, выступал здесь в роли бескорыстного адвоката обделенных стран, беря их под защиту от своей собст-

Венной страны. В переводе на простой язык его довод сводился к тому, что,'если в силу международной конвенции все страны разоружатся, Англия, как наиболее богатая и про-мышленно развитая страна, не сможет устоять против соблазна спешно и тайно от всех вновь вооружиться и напасть иа безоружные страны.

О фактической невозможности такого тайного воссоздания армий и флотов и совершенно тайной подготовки к войне я говорил в Женеве и поэтому своей контраргументации здесь повторять не буду. Хочу лишь упомянуть, что наибольшее основание для недоверия к соучастникам предполагаемой конвенции имел бы, в силу установившихся отношений и имеющегося опыта, наш Советский Союз. Я вспоминаю точные слова, сказанные мне Лениным при обсуждении предложений, переданных нами в 1919 г. Вильсону через известного Буллита*. Вы помните, вероятно, что мы в то время получили предложение об установлении перемирия на всех фронтах гражданской войны на основе прекращения военных действий, прекращения всякого передвижения и подвоза военных материалов и людей и т. Д. Ленин мне тогда говорил полувопросительно: «Мы-то все эти условия соблюдать будем, но есть ли уверенность в том, что эти условия будут соблюдаться нашими противниками?» Мы имели тогда дело с одной из преступнейших международных авантюр, с военной интервенцией, с белыми бандитами, и недоверие Ленина было более чем законно. Тем не менее стремление к скорейшему прекращению кровопролития было настолько велико, что это недоверие не удержало его от формулирования перечисленных мною условий и передачи их Буллиту. Точно так же, как бы ни было велико и законно наше недоверие к ненавидящим иас буржуазным странам и как бы ни была велика для нас опасность нарушения ими международной конвенции, мы все же не откажемся от дальнейших стремлений н от усиления этих стремлений к осуществлению великой идеи полного разоружения и прекращения войн путем международных соглашений.

Чувствуя слабость своей аргументации, делегации были вынуждены становиться все откровеннее. Если лорд Кашен-дэн, как искушенный политик, говорил лишь в завуалированной, вопросительной форме о соотношении между сокращением нынешних армий и возможностью гражданских войн, то другие делегаты ставили точку над «и». Так, например, голландский делегат прямо говорил, что разоружаться невозможно, потому что «имеется весьма серьезная опасность внутренних беспорядков, мятежей, восстаний и революций».

* См. т. II, док, № 66.

«Эти движения подготовляются,— говорил он,— сейчас систематически и научно».

Я не мог, конечно, отрицать, что в капиталистических странах войска могут иметь своим назначением и подавление революционных восстаний, и мне осталось лишь напомнить о той роли, какую сыграла царская армия во время Февральской и Великой Октябрьской революций. Во всяком случае, мы можем записать, что одним из доводов против полного разоружения выставляется необходимость подавления внутренних восстаний и что для этой цели необходимо сохранение нынешних могущественнейших армий с их сверхдредноутами, аэропланами, цеппелинами, бомбометами, танками и т. д.

Делегаты, вероятно, сами испытывали неловкость подобной аргументации, и поэтому они на ней долго не задерживались. Больше всего они цеплялись за доводы формального порядка. Устав Лиги, видите ли, не позволяет ее членам разоружиться полностью, ибо 8-я статья Устава говорит, что члены Лиги обязуются разоружиться лишь в меру своей безопасности, а другие статьи подразумевают военные санкции против страны, нападающей на какого-либо из членов Лиги, для военных же санкций необходимы войска. Напрасно мы им указывали, что, во-первых, обязуя государства разоружаться частично, ст. 8 нисколько как будто не запрещает осуществить и полное разоружение; во-вторых, что народам было бы дешевле и выгоднее изменить ту или иную статью Устава Лиги наций, чем платить миллиарды на содержание армий и флотов; а в-третьих, что при полном разоружении невозможно будет нападение друг на друга и что поэтому не потребуется военных санкций против нападающих. Делегации, однако, упорно стояли на своем, что Устав Лиги есть предел, «его же не прейдеши», и что полное разоружение несовместимо с членством Лиги наций. Им и книги в руки. Если бы кто-либо из нас когда-либо говорил, что Лига наций, призванная якобы для водворения мира на земле, которая, по выражению, кажется, польской делегации, есть единственный хранитель мира, является препятствием к разоружению народов, то это было бы провозглашено клеветой на Лигу. Но вот сами члены Лиги громогласно заявили, что их свобода действий в отношении разоружения стеснена именно тем обстоятельством, что они вступили в Лигу наций.

К чему, таким образом, привела их аргументация против нашего проекта конвенции! Я уже говорил вам, что делегации избегали вначале говорить прямо, что наш проект конвенции отвергается потому лишь, что полное разоружение большинству капиталистических стран нежелательно, и поэтому они пытались привести объективные аргументы против наших предложений. Когда же эти аргументы один за другим оказа-

лись уничтоженными, а сами ораторы почувствовали недостаточную убедительность их, то делегации вынуждены были прибегнуть, в конце концов, к ссылке на нежелание их правительств разоружиться. Ибо что такое 8-я статья Устава Лиги, как не формально зафиксированное и точно сформулированное нежелание авторов — членов Лиги отказаться от полного разоружения и от прекращения войн?

Мы можем с удовлетворением констатировать, что первая межгосударственная дискуссия на международной ареие о полном разоружении доказала отсутствие каких бы то ни было действительно объективных препятствий к осуществлению этой идеи и что соответствующие предложения Советского правительства натолкнулись лишь на одно препятствие, вытекающее из нынешней политики капиталистических стран, продолжающих считать ведение войн неотъемлемым элементом этой политики и, кроме того, нуждающихся в сохранении своих армий для защиты капиталистического режима.

Недаром один из наиболее циничных делегатов, представитель Бельгии, заявил, что наше предложение полного разоружения «проникнуто духом вражды к цивилизации и ко всему, что дорого» капиталистическим государствам. Эта мысль допускает лишь одну расшифровку, а именно, что, предлагая уничтожить вооруженные силы, мы-де стремимся лишить единственной опоры и поддержки капиталистический режим и все то, что ему угодно считать цивилизацией.

Говоря о делегациях и комиссиях, мы должны отвести особое место германской делегации, которая от начала до конца сессии действовала параллельно с советской делегацией, открыто поддержав ее проект полного разоружения в качестве базы работ комиссии, а также немедленное рассмотрение нашего второго проекта разоружения.

Можно с удовлетворением также отметить, что на этот раз советская делегация имела значительную поддержку со стороны впервые.появившейся в комиссии турецкой делегации, которая вместе с нами и с германской делегацией последовательно выступала против попыток скрыть наш проект в каких-нибудь подкомиссиях, замолчать его или тайно похоронить. Турецкая делегация высказалась за передачу нашего проекта конвенции о полном разоружении будущей международной конференции даже в том случае, если наш проект не получит одобрения Подготовительной комиссии.

Как и следовало ожидать, после прений, занявших несколько заседаний, была вынесена резолюция об отклонении нашего проекта конвенции и самой идеи всеобщего разоружения. Платя известную дань очевидной популярности нашего проекта в широких массах, авторы резолюции пытались сперва обсахарить ее, сказав, что идея всеобщего разоружения

хотя и отвечает идеалам человечества, Но Не Может при настоящих условиях быть осуществлена.

Нашелся, однако, более прямодушный делегат, который нашел неуместным упоминание об идеалах человечества в этой резолюции и который считал, очевидно, что полное разоружение невозможно и нежелательно не только при настоящих, но и при любых условиях. Эта заслуга принадлежит представителю Польской Республики, который предложил краткое и немотивированное постановление, что комиссия не считает наш проект приемлемым: не желаем. Коротко и ясно. Такая формулировка, конечно, больше соответствовала тому отсутствию доводов, которое выявилось в ходе прений. К польскому предложению многозначительно поспешила присоединиться делегация Финляндской Республики в лице ее бывшего министра иностранных дел г. Холсти, который в свое время питался присоединить свою страну к союзу с Польшей, но натолкнулся на сопротивление своего правительства и своей собственной партии.

Выделяя германскую и турецкую делегации, необходимо признать, что в единодушных решениях комиссии известную роль сыграло то обстоятельство, что предложения исходили от советской делегации и что желание демонстрировать единый фронт против нее брало часто верх над другими соображениями. Иначе трудно было понять, почему против идеи всеобщего разоружения выступали и представители малых государств, которым об империализме мечтать не приходится, и даже представитель такой страны, как Болгария, которая, будучи разоружена в силу мирного договора, так же как и Германия, могла бы только выиграть от разоружения других стран.

Как видите, советская делегация в Женеве была поставлена в положение, далекое от равноправия, и это дает вам некоторое представление о тех условиях, в которых советским делегациям приходится работать на международных конференциях. Впрочем, это своеобразное равноправие было продемонстрировано более ярко несколько позднее, ио об этом я еще скажу.

С отклонением нашего проекта конвенции об общем разоружении, комиссия перешла к третьему пункту порядка дня, который значился, как «Состояние работы Подготовительной комиссии по разоружению». Это состояние было весьма плачевно, и председатель докладывал о нем самым заунывным тоном. На вопрос германской делегации председатель еще в начале сессии разъяснил, что прн обсуждении этого проекта порядка дня можно будет вносить любые предложения, имеющие какое-либо отношение к разоружению. Воспользовавшись этим, германская делегация внесла весьма скромное

предложение об обязательной публикации в «Ежегоднике Лиги наций» BceMÎi государствами полных сведений о состоянии их вооруженных сил.

Комиссия, однако, решила, что это предложение следует обсудить при втором чтении проекта комиссии о сокращении вооружений, который прошел первое чтение на III сессии комиссии. Когда же германская делегация предложила приступить к этому второму чтению, то оказалось, что это тоже невозможно, ибо наметившиеся при первом чтении разногласия между великими державами до сих noß не устранены. Казалось бы, что Подготовительная комиссия для того и создана, чтобы в ней совместно обсуждать предложения и совместно разрешать возникающие там разногласия. Не слыхали ли мы часто, что главной заслугой Лиги наций является предоставляемая ею возможность частых встреч представителей государств для разрешения всех существующих между ними конфликтов и разногласий. Оказывается, однако, что эта заслуга имеет весьма условное и ограниченное значение и что разногласия, возникающие в процессе работ самой Лиги и ее органов, должны разрешаться на стороне, путем тайных дипломатических переговоров. В утешение комиссии французский делегат сообщил, что наметившиеся в комиссии разногласия уже где-то обсуждаются и что есть надежда, что когда-нибудь будет достигнуто какое-то соглашение. К этому делегат Великобритании, член английского кабинета, добавил, что он тоже что-то слыхал о подобных переговорах, хотя ему о них ничего неизвестно. Итальянский делегат поспешил сообщить, что он и его правительство не только ничего не знают об этих переговорах, но даже о них ничего не слыхали, и предупредил, что разногласия с комиссией имеются также и у итальянского правительства, которое не будет ни в какой мере связано с тем соглашением, которое будет достигнуто где-то на стороне между другими государствами без его участия.

На основании всего этого комиссия решила, что второе чтение ее собственного проекта должно быть отложено доследующей сессии, срок созыва которой не может быть определен, так как никому не известно, когда ожидаемое соглашение между названными государствами состоится. Такое решение означало собственно признание прекращения деятельности Подготовительной комиссии, по крайней мере, на неопределенное время. Германская делегация поэтому предложила комиссии признать свое бессилие справиться с возникающими затруднениями и рекомендовать Совету Лиги наций немедленно созвать международную конференцию по разоружению, которая благодаря своей большей авторитетности, быть может, справится с теми трудностями, из которых не может выйти Подготовительная комиссия.

Конечно, это предложение не имело никаких шансов на успех и было провалено. В это время советская делегация заявила, что так как проект полного разоружения отклонен при заявлении большинства делегаций от имени правительств, что они могут обсуждать лишь проекты частичных разоружений, то она вносит на немедленное рассмотрение комиссии совершенно разработанный новый проект частичного разоружения. Советская делегация наивно полагала, что она этим предложением выводит комиссию из чрезвычайно затруднительного положения, в которое оиа попала, и что она в значительной мере спасает ее от дискредитации. К нашему удивлению, большая часть делегаций ополчилась против нашего нового предложения чуть ли не с еще большим ожесточением, чем против нашего первого проекта, настаивая на этот раз на немедленном закрытии сессии. Нас стали обвинять опять в том, что, предлагая Подкомиссии* немедленно заняться обсуждением проекта разоружения, мы требуем от нее, чтобы она сделала шаг назад, причем такому нашему предложению противопоставлялось более «прогрессивное» предложение французской делегации закрыть сессию и разъехаться по домам.

Волнение, вызванное нашим вторым проектом, достигло весьма значительных размеров, и председатель Подкомиссии счел даже нужным немедленно успокоить собрание весьма решительным заявлением, что ни в коем случае наш новый проект не будет подвергнут обсуждению на настоящей сессии. Тщетно я трижды предлагал председателю мотивировать это заявление, но никаких удовлетворительных ответов и объяснений я от него не получил. Указывалось только, что делегаты, мол, не подготовлены к нашему проекту, не изучили его, не имеют инструкций от своих правительств. Мне пришлось напомнить председателю и самой комиссии, что когда вносились проекты конвенции по разоружению другими делегациями, то к обсуждению их приступали немедленно, причем американская делегация испрашивала инструкции от своего правительства по телеграфу, а комиссия отложила заседание на несколько дней, до получения из Америки ответа. Я требовал равноправия для советской делегации и ее предложений, и опять-таки удовлетворительного ответа добиться не удалось**. В комиссии в то время наступило такое состояние умов, когда разумных, логических и обоснованных рассуждений ожидать уже не приходилось. В самом спешном порядке комиссия приняла общую резолюцию об отклонении нашего первого проекта о полном разоружении и о перенесении обсуждения нашего второго проекта, предложения германской

* Имеется в виду Подготовительная комиссия. ** См. док. № 97.

делегации и Второго чтения проекта самой комиссией на следующую сессию, созыв которой предоставляется на усмотрение председателя.

Если в первоначальном проекте резолюции имелась еще оговорка об обязанности председателя созвать комиссию во всяком случае не позже следующего общего собрания, т. е. не позже сентября месяца этого года, то по предложению американской делегации эта оговорка была удалена или, скорее, заменена контрпоправкой, чтобы сессия была созвана, «если возможно, не позже следующего общего собрания Лиги».

Вы спросите меня, товарищи, каковы же дальнейшие перспективы работы Лиги наций по разоружению? Совершенно очевидно, что у большинства делегатов уже созрело решение, если не совершенно игнорировать наш второй проект конвенции частичного разоружения, то отдельно его не обсуждать, а лишь обсуждать параллельно со вторым чтением их собственного проекта. Это второе чтение станет возможным, однако, лишь тогда, когда н если происходящие в настоящее время в недрах дипломатии переговоры приведут к устранению наметившихся разногласий. Если это соглашение не будет достигнуто, то Подкомиссия никогда, вероятно, совсем не будет созвана.

В свое время в нашей прессе был опубликован мой доклад XV съезду ВКП(б) о IV сессии Подкомиссии*. Там я дал подробную характеристику так называемых проектов конвенции самой комиссии, о втором чтении которых мы только что говорили. В этих проектах, я напомню вам, нет ни единой цифры, ни одной формулы сокращения вооружения. В них только перечисляются роды оружия, боевых припасов, различные категории военных материалов, морских вооружений, авиационных и т. д., подлежащих сокращению. Но насколько все это должно быть сокращено, об этом в проекте конвенции не говорится ни слова. Разногласия между великими державами, которые они пытаются сейчас дипломатическим путем разрешить, вызваны одной лишь этой номенклатурой, перечислением того, что подлежит сокращению. Тем не менее эти разногласия не поддаются устранению вот уже в течение 12 месяцев. Когда, наконец, соглашение по номенклатуре, которое заставляет себя так долго ждать, будет достигнуто и к этому соглашению присоединятся другие государства, в тайных переговорах не участвующие, и если при втором чтении номенклатуры не возникнет новых разногласий, то тогда только будет приступлено к численному определению уровня вооруженных сил, отдельно по каждому предмету номенклатуры и отдельно для каждой страны. Нужно будет тогда точно

* См. т. X, док. Ка 289.

установить, сколько каждая страна может иметь ружей, пушек, аэропланов и т. д. Но предусмотрены ли этим проектом какие-нибудь общие коэффициенты или объективные признаки для производства этой в высшей степени сложной, деликатной и спорной работы? Отнюдь нет. Комиссия, видите ли, или конференция должна исходить из 8-й статьи Устава Лиги наций, предоставляющей каждому государству сокращать свои вооружения в меру своей собственной безопасности, географического положения и т. д. Имеются ли какие-нибудь объективные бесспорные выражения этой безопасности? Конечно, нет. И вот если спор о номенклатуре между несколькими государствами не поддается разрешению в течение 12 месяцев, то спрашивается, сколько лет или десятилетий потребуется для того, чтобы, скажем, 50 или 60 государств могли сговориться между собой Относительно степени безопасности каждого нз них и относительно того количества вооружения, которое должно соответствовать этой спорной степени безопасности?

Некоторое представление о тех спорах, которые подобный метод работы неизбежно вызовет на конференции по разоружению, дает речь японского представителя в Подкомиссии, который буквально сказал, что «каждое государство должно раньше всего индивидуально чувствовать себя безопасным, чтобы сложить оружие». Безопасность государства — это дело индивидуального ощущения государства, индивидуального решения. Никто не вправе указывать, в какой мере каждое государство действительно обладает безопасностью. Только государство само может знать, в безопасности оно или нет, а так как установление количества вооружения зависит от степени безопасности, то в конечном счете само государство должно решить, какое количество вооружений ему полагается. При чем же, спрашивается, международное соглашение, конвенции, конференции?

Но думаете ли вы, товарищи, что, когда по истечении стольких-то лет или десятилетий, полное соглашение о сокращении вооружений будет достигнуто, то это сокращение будет немедленно же осуществлено? Ошибаетесь, товарищи. Некоторое представление о темпе этой работы дает следующая речь проф. Политиса, члена президиума Подкомиссии, человека весьма влиятельного и весьма осведомленного о настроениях Лиги наций.

Вот что ои буквально сказал: «Осуществление программы, предусмотренной ст. 8 Устава Лиги, требует предварительного исполнения целого ряда условий: расширения мирных процедур, усиления моральных и материальных гарантий безопасности, развития хорошего взаимопонимания н взаимного доверия между народами, экономической стабилизации, разре-

шения тех серьезных проблем, на которые намекал генерал де Маринис (это итальянский делегат, который отвергал наш проект всеобщего разоружения потому, что он не обеспечивает справедливого мира, отсутствующего в настоящее время) *, ио которые в настоящее время окажутся неразрешимыми благодаря несовершенствам и недочетам международного права. Опять-таки это еще не весь список — есть еще условие, которое должно быть осуществлено: необходимо, чтобы внутри каждой страны наступило успокоение мнений, тот домашний мир, то прекращение систематической классовой войны, о которой говорил лорд Кашендэи. Только когда все эти условия будут осуществлены, может быть реализована полностью и эффективно программа 8-й статьи».

Нужно ли еще что-иибудь добавить к этому, не ясно ли вам, каких результатов можно было ожидать в деле разоружения от тех методов работы, на которых упорно настаивает Подготовительная комиссия и во имя которых отвергнуто ясное и четкое предложение советской делегации, дающее объективные и общие коэффициенты пропорционального разоружения с некоторым нарушением пропорциональности в пользу малых государств?

Вот те методы, в разрушении которых обвиняла советскую делегацию комиссия, а вслед за ней и сам председатель комиссии в своей заключительной речи**. Я спрашиваю, найдется ли в мире мало-мальски беспристрастный человек, который затруднился бы ответить на вопрос, кто в комиссии действительно стремится двигать и эффективно дело разоружения вперед и кто это дело саботирует?

Поскольку мы стремимся, однако, толкать все народы к действительному, скорейшему н максимальному разоружению, мы должны выразить искреннее разочарование и чрезвычайное сожаление по поводу исхода работ комиссии и того безутешного состояния дела разоружения, которое нам сессия раскрыла.

Тот пацифизм, который я вам вкратце охарактеризовал в начале своей речи, пытается проложить себе новую дорогу и найти себе новое выражение. Почти одновременно с V сессией Подготовительной комиссии мы узнали о предложении правительства САСШ, обращенном к ряду избранных государств, о воспрещении войны как средства национальной политики⁵⁹. Большинство делегаций, как я вам уже докладывал, отвергли идею всеобщего разоружения потому, что, по их миеиию, для обеспечения безопасности отдельных государств, для устранения существующей в настоящее время международной

* Слова в скобках принадлежат M. M. Литвинову. ** См. кн. «В борьбе за мир. Советская делегация на V сессии Комиссии по разоружению», M., I928, стр. 60—61.

бб7

несправедливости войны могут оказаться еще неизбежными и необходимыми. Как выразился голландский представитель: «люди, нации и правительства несовершенны, делают ошибки, заблуждаются, жадны и завистливы, и поэтому не пришло время сложить оружие». Но вот является государство, которое предлагает отказаться в будущем, на вечные времена, от ведения войн и от разрешения международных конфликтов путем вооруженных столкновений. Казалось бы, что хоть это государство должно было поддержать наше предложение о всеобщем разоружении, ибо армии и флоты являются лишь орудием войн или угрозой войн. Если же мы вести войну или угрожать войной не собираемся, то к чему тратить сотни миллионов народных денег на содержание этих армий и флотов? С этим вопросом я обращался к американскому делегату в Женеве, но, увы, убедительного ответа не получил. Он говорил, что «одно разоружение не создаст того доверия, которое необходимо для осуществления нашей задачи». Мне неясно было, собственно, о какой такой «нашей» задаче он говорил. Если он имел в виду дело мира, то нам казалось бы, что можно больше доверять соседнему государству, которое доказывает свое миролюбие уничтожением всех орудий нападения, чем если бы оно, стоя перед нами в полном вооружении и увеличивая это вооружение, ограничивается лишь обещанием ие нападать на нас. Если бы в дополнение к материальному разоружению Соединенные Штаты требовали бы также и морального запрещения войи, то мы первыми поддержали бы такое предложение. Но можно ли понять логику наших противников, когда они, с одной стороны, отвергают полное разоружение на том основании, что, разоружившись и обязавшись международной конвенцией впредь не вооружаться, т. е. дав тоже моральное обещание не нападать или не вести войны, все же будут тайно вооружаться и нападать на своих соседей, а с другой стороны, утверждают, что можно вполне доверять другим государствам, если, оставаясь при полном вооружении, они лишь подпишут бумагу о неведении войны? Или, может быть, взаимное обязательство о неведении войны никакого доверия ие предполагает, поскольку никто не разоружится и сможет в случае нарушения обязательства защищаться испытанным военным способом. Но в таком случае, велика ли польза от этого международного обязательства, почувствуют ли народы какое-либо облегчение от этого обязательства, если по-прежнему должны будут платить в прежних или увеличенных объемах налоги на сохранение и развитие вооруженных сил и притом же будут по-прежиему оставаться под угрозой войны? Поскольку американская делегация в Женеве не считала нужным разъяснить нам нелогичность своего поведения, иам самим приходитс'я искать

ответы на наши недоуменные вопросы. И вот, в порядке догадки, я прошу обратить ваше внимание на формулировку американского предложения; там не говорится о запрещении войны вообще, а лишь о запрещении войны «в качестве средства национальной политики». Поскольку вводится такое ограничение, надо думать, что некоторые виды войн сохраняют свою законность. Если бы мы сделали такое предложение, то наши догадливые противники, наверное, поспешили бы сделать вывод, что мы оставляем лазейку для гражданских войн. Но никто не посмеет высказать такого предположения в отношении правительства Соединенных Штатов, а между тем, очевидно, какой-то вид войны остается легализованным. Какой же это вид войны? Не имеется ли в виду сохранить войну для разрешения международной справедливости, как эту справедливость понимают руководящие государства, или для бескорыстного, конечно, разрешения чужих конфликтов, или войну во имя гуманности, как эту гуманность понимают капиталистические государства, или, наконец, войну для защиты той цивилизации, за которую ратовал упомянутый мною представитель Бельгии против тех мавров, которых он тогда имел в виду.

Если наша догадка правильна, то становится понятным, почему американская делегация отвергает всеобщее разоружение.

Мне кажется, что очертания и размеры того пацифизма капиталистических правительств, который ведет свое начало от жюскобютистов мировой войны, т. е. сторонников воины до победного конца, уже достаточно обозначились, чтобы отличить его от того миролюбия, которое последовательно проводится Советским правительством. Я думаю, что нам нет надобности взывать к беспристрастному историку и что среди современников найдется немало людей, может быть, тысяч и миллионов людей, которые смогут сделать это различие и это различие уже делают.

И вот, чтобы замазать это различие, чтобы опорочить миролюбивые выступления советской делегации, характер которых особенно стал понятен широким массам после V сессии Подготовительной комиссии, наши противники не нашли иного средства, как снова пустить нелепые слухи через услужливую, конечно, французскую печать о готовящемся нападении Советского Союза на его ближайших соседей — на Латвию, Эстонию, Румынию и, конечно, «безобидную» Польшу. Советская власть, видите ли, переживает такие затруднения, такие кризисы, из которых нет выхода вне какой-нибудь военной авантюры. Мы знаем некоторые источники этих слухов, мы знаем дипломатов и военных атташе, которые особенно усердствуют в распространении этих слухов, которым оии сами, конечно,

не верят. Но именно потому, что мы знаем источники этих слухов, у нас возникают опасения: не преследуют ли эти слухи и побочных целей и не служат ли они той дымовой завесой, под прикрытием которой совершаются приготовления к прямому или косвенному нападению на Советский Союз? Но во всяком случае, что значат эти нелепые слухи, которые, кстати, больше всего высмеиваются в соседних прибалтийских странах, по сравнению с фактическим и систематическим проявлением нашей мирной политики, которая у всех на глазах! Могут ли эти слухи уничтожить такие факты, как наши многократные обращения, в первую очередь, к нашим ближайшим соседям, и затем ко всем народам с предложением о разоружении*, как наше громогласное на международной арене заявленное обязательство распустить нашу Красную Армию, флот и все наши вооруженные силы при условии проведения таких же мер другими государствами? И разве не мы первые задолго до инициативы Соединенных Штатов выступили с предложением всем государствам о заключении с ними пактов о ненападении и нейтралитете? Обязательство не нападать и соблюдать нейтралитет, т. е. не участвовать в войнах между собой третьих государств, и есть отказ От ведения войны и есть запрещение войны, причем этот отказ с нашей стороны был безусловный, без всяких оговорок и без всяких лазеек. Может ли кто-нибудь назвать хотя бы один поступок из области внешней политики Советского правительства, который можно было бы считать покушением на интересы другого народа? Таких фактов не назовут, потому что их нет. С другой стороны, мы могли бы перечислить целую серию фактов нз внешней политики других стран, которые самый искушенный софист не мог бы отнести к проявлениям миролюбия. Достаточно отметить последнее заявление г. Келлога о Советском Союзе, которое отнюдь не идет по линии установления мирного существования народов²²⁴. Проводимая им политика в отношении Союза ССР отнюдь не подходит под понятие мирного разрешения международных споров.

Можно ли отнести к миролюбию известную акцию «Банк де Франс», активно поддержанную французским правительством? ** Я имею в виду нашумевшую на весь мир и, пожалуй, насмешившую весь мир погоню Французского банка за советским золотом для удовлетворения какой-то мифической претензии, даже нашему правительству неизвестной. Меня лично эта акция поразила больше, чем кого бы то ни было, вот почему: в 1921 г. я состоял главным уполномоченным СНК по

* См. т. V, док. № 108, 159, 169, 183. 239; т. VI, док. N° 13, 14, 18, 21, 55; т. X. док. № 272, 273 и док. № 45, 98 настоящего тома. ** См. док. № 72, 73, 74, 91, 99, 110\ 128, 133.

валютным операциям и по реализации нашего золота за границей. Я находился в Ревеле, и через мои руки прошло несколько сот миллионов [рублей] нашего золота, проданного мною за границу. Большая часть этого золота была продана мною непосредственно или через разных посредников крупным французским фирмам, которые это золото переплавляли не то во Франции, не то в Швейцарии, откуда это золото находило свое последнее убежище в кладовых американского резервного банка. Это отнюдь не было тайной, об этом были информированы и «Банк де Франс» и другие банки. Это было в момент напряженнейших отношений между нами и Францией, когда Франция еще активно участвовала прямо или косвенно в военных нападениях на нас, когда никаких отношений между нами и Францией еще не было. Тогда Французскому банку не приходило в голову наложить руку на попадавшее во Францию наше золото, а решилось оно на этот враждебный акт спустя семь лет, после того как были установлены нормальные отношения между нами и Францией, после того как была созвана конференция для урегулирования взаимных претензий правительств и граждан обеих стран. Разве эта акция не имела целью сорвать длительную и упорную работу советской и французской делегаций, выработавших соглашение, являющееся единственной возможной базой урегулирования взаимных претензий? Разве срыв этой работы может в малейшей доле содействовать мирному разрешению международных споров, а не, наоборот, усилить рознь и вражду между нами?

Если даже отвлечься от непрекращающихся со стороны других стран враждебных выходок по нашему адресу, мы должны отметить во всем мире усиление за последнее время тех самых дипломатических и милитаристических тенденций, которые привели в 1914 г. к мировой войне. То, что произошло на V сессии Подготовительной комиссии, является нечем иным, как торжеством того самого милитаризма, который предшествовал этой войне и сопутствовал ей. Под прикрытием пацифистской фразеологии о гарантиях безопасности, о пактах о ненападении опять совершаются такого же рода политические комбинации, какие являлись плодом упражнений довоенной дипломатии. Над выработкой невинных с виду договоров о ненападении, об арбитраже, или, скорее, о дополнительных к ним тайных соглашениях, в настоящее время не только работают канцелярии министерств иностранных дел, но в некоторых странах и военные, н морские штабы. Это не моя догадка, это факт, о котором НКВиудел имеет самые достоверные сведения. Единственное пока в мире Советское государство слишком слабо, чтобы влиять на намечающийся грозный ход международных событий. Оно может лишь предостерегать

народы против надвигающейся на них опасности, но чем громче будет звучать его предостерегающий голос, его призыв к миру и разоружению, тем интенсивнее будут усилия других стран заглушить этот голос во что бы то ни стало, опорочить инсинуациями, злостной клеветой, провокационными слухами, сплетнями и т. д. Наше выступление на IV сессии Подготовительной комиссии вызвало к жизни известную подложную статью т. Сталина²²⁵. Немедленно после наших выступлений на V сессии были пущены слухи о наших мнимых агрессивных намерениях в отношении Прибалтики*, а на днях — злостная инсинуация английского министра внутренних дел сэра Джойнсон-Хикса, зачинщика налета иа «Аркос» и разрыва англо-советских отношений. Я убежден, что доверие к подобным слухам и сообщениям, в особенности когда они исходят из источников, близких к фабрике зиновьевского письма, будет падать, а употребляемое против нас оружие все более притупляться. Мирной политики Советского правительства такого рода средства борьбы изменить не могут. Пока другие государства занимают столь непримиримую позицию в вопросе о разоружении, мы, конечно, будем зорко следить за всеми движениями наших многочисленных врагов. В то же время мы заявляем, как заявляли и раньше, что основной целью советской политики, советской дипломатии является стремление обеспечить мирные условия нашей созидательной внутренней работы, не задевая национальных интересов никаких других государств. Советское правительство не даст себя совлечь с пути той мирной политики, ярким проявлением которой явилось его предложение всем народам о полном, немедленном, всеобщем разоружении. Пусть Подготовительная комиссия сняла с порядка дня этот вопрос, пусть Лига наций считает полное разоружение недостижимым идеалом или таким, к которому человечество должно стремиться черепашьим шагом в течение столетий или тысячелетий, пусть другие делегаты, подобно представителю Польши, пытаются вычеркнуть разоружение даже из списка идеалов человечества, но Советское правительство будет по-прежнему стремиться к включению этого идеала в порядок наших дней, в порядок текущей политики и к скорейшему осуществлению этого идеала, так же как оно стремится осуществить и осуществляет другие идеалы трудящихся всего мира. (Бурные аплодисме нты.)

Печат. по кч «Стенографический отчет Ш сессии ЦИК СССР 4-го созывах. M., 192S, стр. 772—794.

См. док. № 189.

2. Внешняя торговля*

ОБЩИЕ ИТОГИ ВНЕШНЕЙ ТОРГОВЛИ СССР ЗА 1927/28 г.

Общие итоги внешней торговли за 1927/28 г. характеризуются следующими данными таможенной статистики (в тыс. руб.):

1926/27 г.

1927П8 г.

1927/28 г. в % К_л1926/27 г.

Экспорт Импорт Оборот Баланс

771 959

712 691

I 484 650

+ 59 268

774 409

944 786

I 719 195

— 170 377

100,3 132,6 115,8

Внешнеторговый оборот за отчетный год увеличился сравнительно с 1926/27 г. на 15,8% за счет роста импорта при незначительном увеличении экспорта и дал пассивное сальдо в 170 377 тыс. руб. против активного сальдо в 59 268 тыс. руб. в 1926/27 г. Значительный рост импорта объясняется ростом ввоза оборудования в связи ö индустриализацией Союза (в частности, поступление оборудования, закупленного в 1926/27 г. по долгосрочному кредиту), значительным увеличением ввоза сырья и ввозом хлеба. Незначительный рост экспорта объясняется снижением экспорта хлебопродуктов на 173,4 млн. руб. против 1926/27 г.

Товарооборот по странам Запада и Востока (Афганистан, Зап. Китай, Персия, Турция, Монголия и Танну-Тува) составил:

Страны Запада:

1926/27 г.

1927/28 е.

1927 /28 г. в % к 1926/27 е.

Экспорт Импорт Оборот Баланс

685 473

618 838

I 304 311

+ 66635

661 335

834 660

1495 995

— 173 325

Страны Востока:

85 069

93 853

178 922

— 8 784

113 074 ПО 126 223 200 +2 948

96,5 134,8 114,6

132,9 117,3 124,7

* Из кн. «СССР. Год работы правительства (Материалы к отчету за 1927/28 т.)», М., 1929, стр. 290—303.

Документы внешн, полит., т. XI 673

Как видно из этой таблицы, в 1927/28 г. по сравнению с 1926/27 г. экспорт в страны Запада несколько снизился (иа 3,5%) при значительном росте импорта с Запада (иа 34,8%). Рост импорта с Запада создает увеличение товарооборота со странами Запада иа 14,6%. Со странами Востока товарооборот возрос на 24,7% как за счет роста экспорта (иа 32,9%), так и импорта (на 17,3%). В соответствии с этим товарооборот с Западом дал в отчетном году отрицательное сальдо в 173 325 тыс. руб. против положительного сальдо в 1926/27 г. в 66 635 тыс. руб. Оборот со странами Востока дал в 1927/28 г. положительное сальдо в сумме 2948 тыс. руб. против отрицательного сальдо в 1926/27 г. в сумме 8784 тыс. руб.

ВЫПОЛНЕНИЕ ЭКСПОРТНО-ИМПОРТНОГО ПЛАНА

Импорт

Общая характеристика импортного плана

Импортный плац отчетного года составил в общей сумме 810 086 тыс. руб., или 116,5% плана 1926/27 г. (695250тыс. руб.), из них по западной границе — 729586 тыс. руб. и по восточной — 80 500 тыс. руб.

По отдельным группам импортный план 1927/28 г. в сопоставлении с планом предшествующего года характеризуется следующей таблицей:

1926/27 г.

контингент

1927/23

	^
контин-	ад 2
гент	*^äg
	о=»^
	гРЧ с

Сырье.............

Полуфабрикаты.........

Оборудование и электростроение

Автотранспорт.........

Сельское хозяйство.......

Потребности народного здравоохранения..........

Культпотребности.......

Предметы широкого потребления

Резервный фонд........

Прочие.............

Всего

318 550 98 850

111 000

4 000

41 150

9 400

6 050

10 200

34 700

45,8	341 850	42,2
14,2	86 998,8	10,7
16,0		19,3
0,6	6 800	0,8
5,9	38 750	4,8
1.4	8 847,2	1,1
0,9	9 200	1,1
8,8	109 100	13,5
1,4	6 000	0,8
5,0	46-350	5,7

107,3 87,8 140,7 170,0 94,1

94,1 152,1

177,8 58,8

695 250

100,0 810086

100,0 \ 116,5

Первые три группы, т. е. импорт исключительно производственного значения, в общей сложности составили в плане 585 млн. руб., или 72,2%. Группа предметов широкого потребления, включающая в себя главным образом восточные товары, а также чай и хлеб, составила 13,5% плана.

Как вндио из приведенных цифр, импорт для производственных целей, т. е. импорт сырья, полуфабрикатов и оборудования, увеличился по сравнению с предыдущим годом на 56,6 млн. руб. (585 млн. руб. против 528,4 млн. руб. в 1926/27 г.). Одновременно потребительский импорт увеличился на 47,8 тыс. руб. ввиду включения в план импорта хлеба на 28 млн. руб., а также благодаря увеличению оборота с восточными странами (рис, сухофрукты и т. д.). Импорт чая увеличился на 3,1 млн. руб. и сельдей на 600 тыс. руб.

Фактический привоз

Привоз товаров в СССР за 1927/28 г., по данным таможенной статистики, выразился в сумме 944 786 тыс. руб., или 132,6% по отношению к ввозу за 1926/27 г., который составлял 712 691 тыс. руб., причем привоз увеличился по сравнению с предыдущим годом по обеим границам: по европейской — на 31,4% и по азиатской — на 40,3%. Ввоз товаров по полугодиям 1927/28 г. составил: (таблицу см. на стр. 676—677).

Данные этой таблицы показывают, что привоз за 1-е полугодие отчетного года составил 419896 тыс. руб. (44,4%), вто время как за 2-е полугодие он достиг 524 890 тыс. руб. (55,6%), превысив предыдущее полугодие на 105 млн. руб., или 11,2%.

Этот прирост ввоза во втором полугодии по отношению к первому, имевший место и в 1926/27 г. (40,5% и 59,9%), объясняется тем, что во второй половине года в целях бесперебойного снабжения промышленности и использования обычно выгодной конъюнктуры некоторых сезонных товаров производится импорт товаров, необходимых для будущего операционного года. Эти товары потребляются в следующем операционном году, однако выпуск их из таможни, а следовательно и регистрация их по таможенной статистике проходят по данному году. От величины этого зависит степень превышения ввоза во втором полугодии по сравнению с первым. В 1927/28 г. превышение ввоза во втором полугодии равно было 11,2%, в 1926/27 г. превышение ввоза во втором полугодии составило 19%.

Привоз товаров в СССР за 1927/28 г.

-Наименование ерупп и товаров

1-е полугодие

Европейская граница

Азиатская граница

Всего

В тыс. руб.

щ£

2-е полугодив

Европейская граница

Азиатская граница

Всего