От угрозы к удовольствию

Ребенок все время учится различать звуки и с некоторыми из них связывает удовольствие. Теперь к тому комплексу явлений, которые (как, например, голос матери) ассоциируются с удивительно вкусной пищей и ее волшебным появлением, добавляется и скрип кухонной двери: ведь именно оттуда приносят еду, сладкую кашку. И у всех явлений есть своя «музыка».

Постепенно то, что является внешним по отношению к матери, перестает олицетворять угрозу и все больше воспринимается как приятное, удовлетворяющее, кормящее, насыщающее. Таким образом, те шумы, что до сих пор символизировали угрозу и соответственно провоцировали на сопротивление, теперь все чаще будут получать положительную оценку.

Вообще-то мир шума означает для ребенка и то и другое: символ угрозы и символ чего-то радостного, положительного, пробуждающего любопытство и интерес.

Таким образом, мы вплотную приближаемся к музыке, которую слушает ребенок и которая повсюду сопровождает и детей и взрослых — как в отрицательном, так и в положительном смысле.

Удовольствие, получаемое ребенком, когда его покачивают в колыбели (здесь Кохут упоминает о «кинестетическом удовольствии»), может рассматриваться нами как предварительная ступень перехода от чистой радости к наслаждению танцем. На отношении к миру музыки, сформировавшемся у младенцев, затем строится восприятие музыки взрослыми людьми. Данная мысль должна считаться ключевой, таким образом можно объяснить возникающие и у меня, и у всех прочих людей музыкальные переживания. Она позволяет с наибольшей достоверностью объяснить наше отношение к музыке, а также понять, что представляет собой спонтанная игра маленького ребенка с шумами и музыкальными инструментами. Мы можем рассматривать эту игру как один из компонентов закона «вспоминать, повторять, прорабатывать», сформулированного Фрейдом в рамках своего психоанализа.

В ходе активных импровизаций взрослых пациентов становится ясно, какие уровень и качество шума, а также какие виды музыкально-шумовых инструментов, их звучание могут быть наиболее приятны для игрока. Это звуки раннего детства...

Пояснить эту мысль можно следующим образом: возможно, массовое увлечение чуждой для нас этнической музыкой, построенной на звучании шумовых инструментов, объясняется тем, что она гораздо полнее соответствует нашим потребностям в элементарной игре, в архаизмах, нежели это способна сделать большая часть нашей европейской музыки.

Так уясним же раз и навсегда: в свободной групповой импровизации в ходе музыкальной терапии объединяются обращение к музыке взрослых и вместе с тем к музыке ребенка, по-прежнему звучащей в нашей душе.