О музыке, которая мне не нравится

В отделении клиники, где я работал, есть коридор, по которому мне регулярно приходилось ходить и который чем-то напоминает описанный у Кафки туннель. Двери шести двухместных, четырех трехместных и двух одноместных палат выходят в этот самый коридор. Я обычно прохожу по нему со своими студентами, знакомлю их с пациентами, позволяю беседовать с больными о музыкальных пристрастиях или даже о том, какую музыку те напрочь отвергают.

При подобных разговорах все очевидней становится, что мы обязаны научиться уважению к музыкальным пристрастиям другого человека, даже если нам эта музыка кажется отвратительным бормотанием, вызывающим у нас лишь чувство полнейшего недоумения. Группу пациентов обычной клиники — да и любую другую группу — мы всегда просим «принести на занятия записи любимой музыки», и мы сталкиваемся с тем, что это оказывается музыка самых различных направлений, стилей, «уровней» или эпох, такой же разной, как и сами члены группы. Так, любитель Баха сидит рядом со страстным поклонником маршей, а почитательница оперетты — рядом с фанатиком рока.

Да и поклонников гимнов вполне можно встретить в наших группах по музыкальной терапии.

Один такой вот пациент предпочитал для возбуждения сильных чувств немецкий национальный гимн; в его сознании с этой музыкой связывались только самые хорошие и сильные чувства. Правда, по отношению к этому пациенту буквально росла волна непонимания и враждебности в его семье, особенно когда он заговаривал о человеке, которого ассоциировал с немецким гимном: своем дядюшке. Правда, он его никогда в своей жизни не видел. Этот дядюшка был расстрелян как боец Сопротивления 20 июля 1944 г. Вся семья почитала дядюшку, при погребении которого не было соблюдено никаких соответствующих ритуалов, поэтому в послевоенное время родственники решили восполнить данный «пробел» и ежегодно в день его гибели ставили на проигрыватель пластинку с записью национального гимна. А маленький мальчик, наш будущий пациент, должен был каждый раз выключать проигрыватель...

Независимо от попыток данного пациента избавиться от навязчивой тени дядюшки в своем сознании, из-за которой человек всю свою сознательную жизнь ориентировался на недостижимый идеал героя, вся наша группа училась на его примере тому, что никто не должен подсмеиваться над ним при первых же звуках гимна...

Наряду с прочими — индивидуальными — направлениями работы в этой группе мы учились также социализации, например терпимости по отношению к другому человеку. Причем это тоже сделалось нашей терапевтической целью. И еще пришлось придумывать специальные упражнения по восприятию постороннего человека, а также его музыки. «Как я тебя воспринимаю? Что мне мешает слушать твою музыку?»

В музыкальной терапии часто возникает нечто похожее на любовь, субъективное отношение к музыке другого человека, которую, будучи объективным, я бы отвергал. Воздействие этой музыки на другого дает и мне почувствовать прелесть «его музыки», стать открытым для нее и лучше ее понять. Для меня как терапевта это очень важно, таким образом я заранее принимаю музыку посторонних людей, а значит, я принимаю и самого человека. Если в душе я не могу принять кого-то, следовательно, я не тот терапевт, который необходим данному индивидууму, и стоит поискать мне замену.

Как видите, здесь ни слова нет о музыкально-эстетических противоречиях, тут все дело в противоречиях в плоскости взаимоотношений, и научиться обходить острые углы в обсуждении музыки — одна из немаловажных задач терапии.