(Москва, pparshin@mail.ru)
РЕФЛЕКСИЯ ФОРМЫ ТЕКСТА В КОММУНИКАЦИИ:
ОПЫТ ТИПОЛОГИИ
1. Соотношение формы и содержания естественноязыкового текста осознается как проблема по меньшей мере со времен античности, и число различных подходов к ее пусть не решению, но экспликации и концептуализации очень велико. Различие подходов, помимо прочего, определяется разнообразием исследовательских целей и тем, какая область деятельности является «выгодополучателем» соответствующих изысканий. В рамках предложенных концептуализаций давно уже выявлены очевидные антиномии (например, тезис об отсутствии полных синонимов при изобилии синонимических языковых выражений) и предложены откровенно диалектические формулировки (скажем, известный из эстетики тезис о содержательности формы и формальности содержания).
2. Никоим образом не претендуя на какие-либо общие решения, я хотел бы, развивая соображения, некогда изложенные в [1] и развитые в [2-4], предложить некоторую сугубо частную типологию, в которой проблема соотношения формы и содержания рассматривается (а) в связи с проблемой понимания в коммуникации, (б) с прагматических позиций и (в) в интересах прежде всего теории речевого воздействия.
|
|
3. Начну с любимого и уже обсуждавшегося мною (напр., [5]) примера из «Приключений капитана Врунгеля» А.С. Некрасова. Врунгель, когда его старпом Лом назвал в песне их судно, маленькую яхту «Беда» корветом (Я старший помощник / С корвета «Беда» / Его поглотила / Морская вода), мысленно прореагировал на эти слова следующим образом: «…насчет корвета он, конечно, несколько преувеличил. Какой там корвет!.. А впрочем, это своего рода украшение речи. В песне это допускается. В рапорте, в рейсовом донесении, в грузовом акте, конечно, такая неточность неуместна, а в песне — почему же? Хоть дредноутом назови, только солиднее звучать будет».
В этом наблюдении заключено утверждение, которое я предлагаю назвать «принципом Лома-Врунгеля» и которое сводится к тому, что различия между языковыми формами значимы тогда, когда это прагматически существенно для участников диалога, и незначимы (вариативны), когда участники диалога склонны этими различиями пренебрегать. Практически любое имеющееся в языке формальное различие, как любил подчеркивать Д. Болинджер, может оказаться или быть сделано значимым – и одновременно, в определенных условиях, могут игнорироваться даже очень значительные различия, вплоть до различия яхты и дредноута в размышлениях капитана Врунгеля (шутка, конечно).
4. Вообще-то, принцип Лома-Врунгеля вполне тривиален и достаточно легко может быть переформулирован в терминах теории релевантности (возникшей, впрочем, почти через полвека после публикации повести Некрасова): рефлексия формы требует затраты когнитивных, а следовательно, и временных, а может быть, и некоторых других ресурсов, которые ограничены и перерасход которых потенциально делает коммуникацию невозможной, в связи с чем таковой расход контролируется прагматически (ср. [6]). Мне, однако, хотелось бы остановиться в своем докладе на трех частностях.
|
|
5.1. Прежде всего, совершенно очевидно, что принцип Лома-Врунгеля действует не только в сфере языковой коммуникации, и даже не только в семиосфере: ему подчиняется любое взаимодействие организма со средой, предполагающее игнорирование прагматически незначимых различий и формирование типичных реакций на достаточно широкий класс стимулов, границы же такового класса являются динамическими, и успешность взаимодействия со средой определяется тем, насколько удачно эти границы проводятся в каждом конкретном случае. Игнорирование важных различий приводит к немедленным опасным следствиям, но и излишняя бдительность чревата истощением аналитических ресурсов и уж как минимум затрудняет нормальное существование организма.
5.2. Проекция принципа Лома-Врунгеля на сферу языковой коммуникации позволяет рассмотреть проблематику речевого воздействия с точки зрения оговоренных в предыдущем пункте соображений и предложить типологию коммуникативных ситуаций с точки зрения рефлексии формы используемых языковых выражений их участниками, что, в свою очередь, способствует пониманию природы речевого воздействия в узком смысле[35], то есть использования особенностей языковых форм для эффективного воздействия на поведение партнера по коммуникации с целью включения его в последующую деятельность говорящего. С известными оговорками речевое воздействие в узком смысле можно отождествить с утилизацией поэтической функции языка, хотя преследуемые при этом цели далеко не всегда хочется считать поэтическими. Типология эта представлена ниже в виде простой матрицы.
Рефлексия формы Рефлексия говорящим формы слушающим | Не имеет места | Имеет место |
Не имеет места | 1. Повседневное общение. Говорящий не задумывается над отбором языковых форм, слушающий не анализирует форму получаемых им сообщений. Действуют языковые рутины (плюс идиостилистические навыки). Затрата когнитивных ресурсов минимальна с обеих сторон; коммуникация воспринимается ее участниками как обмен контентом. | 3. Разнообразные ситуации речевого воздействия в узком смысле. Говорящий сознательно отбирает по крайней мере какие-то из языковых форм, тем самым обращая в свою пользу зафиксированные в языке возможности интерпретации действительности и межличностного влияния. Слушающий воспринимает результаты выбора некритически, оставаясь в рамках ситуации 1. Затрата когнитивного ресурса говорящим возрастает. |
Имеет место | 2. «Ловля на слове» (аналитика). Говорящий по-прежнему не задумывается над отбором языковых форм, оставаясь ведомым языковыми рутинами и идиостилистическими преференциями (как в ситуации 1). Слушающий, анализируя результаты выбора (и затрачивая на это когнитивный ресурс) получает такую информацию, которую говорящий вовсе не собирался ему передавать. | 4. «Словесная дуэль» с обоюдной рефлексией. Говорящий осознает и контролирует выбор языковых форм; слушающий анализирует этот выбор, стараясь извлечь из его результатов максимум информации. При смене ролей в диалоге рефлексия сохраняется. Затрата когнитивного ресурса максимальна; возможно затруднение коммуникации и значительная затрата эмоционального ресурса. |
Разумеется, как всякая типология, данная схема представляет идеальные типы. Полная рефлексия форм, равно как и полное осознание их выбора едва ли достижимы в силу как ограниченности когнитивного ресурса, так и сомнительной прагматической ценности такой полноты; ясно, что рефлектируются лишь какие-то отдельные элементы. Очевидно, однако, что как эффективность речевого воздействия в узком смысле, так и способность противостоять ему определяются способностью, во-первых, понять, к какому из квадрантов вышеприведенной матрицы относится конкретный диалог: очевидно, что основная коммуникативная предпосылка речевого воздействия – это рассогласование рефлективных установок говорящего и слушающего. Это проявляется, между прочим, еще и в том, что рефлексия формы способна не только помочь противостоять речевому воздействию, но и убить поэтический эффект – то есть то речевое воздействие, которому человек обычно бывает рад поддаться.
|
|
5.3. Второй важнейший фактор – это способность понять (в условиях ограниченности ресурсов), выбор каких форм в наибольшей степени требует рефлексии и поддается ей. Реально языковое сообщение имеет не одну, а много форм, причем не все из них соответствуют традиционному представлению о языковых формах (так обстоит дело с выбором типографских средств в письменной коммуникации, ср. [4] или выбором художественной формы). Рефлексия некоторых из них не вызывает особого труда; так, выбор стилистически маркированной, а в особенности ненормативной лексики или особо изобретательных ругательств (сопля тротуарная – оскорбление, пронявшее собеседника, с улыбкой сносившего то, что принято называть отборной матерщиной; пример Ю.П. Симонова), тогда как рефлексия лексико-синтаксического или выбора слабо различающихся лексических синонимов, как известно, требует достаточно изощренного языкового чутья – даже если не претендовать при этом на формулировку оснований для выбора «в четких понятиях», по словам В. фон Гумбольдта [7, с. 71].
6. Более детальное обсуждение разнообразия выборов представляет собой самостоятельную задачу, однако, как представляется автору после довольно длительных раздумий, изложенные в докладе соображения существенно важны для позиционирования теории речевого воздействия и определения ее оснований.
|
|
Литература
1. Паршин П.Б., Сергеев В.М. Об одном подходе к описанию средств изменения моделей мира // Уч. зап. Тартуского гос. ун-та, вып. 688. Тарту, 1984.
2. Баранов А.Н., Паршин П.Б. Лингвистические механизмы вариативной интерпретации действительности как средство воздействия на сознание // Роль языка в средствах массовой коммуникации. М., 1986.
3. Баранов А.Н., Паршин П.Б. Воздействующий потенциал варьирования в сфере метаграфемики // Проблемы эффективности речевой коммуникации. М., 1989.
4. Баранов А.Н., Паршин П.Б. Варианты и инварианты текстовых макроструктур (к формированию когнитивной теории дискурса) // Проблемы языкового варьирования. - М., 1990.
5. Паршин П.Б. Речевое воздействие // Электронная энциклопедия «Кругосвет» (https://www.krugosvet.ru/articles/96/1009689/1009689a1.htm).
6. Шпербер Д., Уилсон Д. Релевантность // Новое в зарубежной лингвистике, вып. XXIII. М., 1988.
7. Гумбольдт, В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.