«Таким образом, XIX столетие, прославившееся как век науки, закончилось неожиданным кризисом в виде научного скептицизма. Прежде физик мечтал о том, чтобы обосновать необходимость причинной связи с помощью строгих математических доказательств, которые делали его вывод логически неопровержимым, а также фактических доказательств, добытых экспериментальным путем. Два условия научной необходимости, союз которых был освящен классической механикой, распались в конце концов на двойную случайность. Принципы рациональной дедукции и фактического доказательства, обеспеченного экспериментальной техникой, между которыми механики предполагали сделать равное распределение функций, стали в свою очередь пластичными. Вся система человеческого знания была поставлена под угрозу, начала разжижаться и ускользать из рук тех, кто был уверен, что держит ее»25.
В такого рода темпоралистских «истинах» не остается ничего от абсолютной вечной истины. Она заменяется мимолетными, условными, релятивистскими тенями и фантомами. Мир в целом, в том числе и мир нашего сознания, превращается в жуткий и фантасмагорический комикс (я даже не могу сказать в «пространство», «сферу» или «вселенную») скоротечных, изменчивых, преходящих теней событий, объектов, личностей, ценностей. Не остается ничего «прочного», никакой «фиксированной точки отсчета»» вечной и абсолютной границы между истиной и не истиной, правильным и неправильным и т. д.
|
|
Разумеется, то, что случилось с истиной и ее критериями, еще з большей степени затронуло такие понятия, как «справедливое» и «несправедливое», «хорошее» и «плохое», «прекрасное и безобразное», «великое и незначительное», «позитивная и негативная ценности». «Справедливое и несправедливое» превратилось в нечто вроде «нравов» и «условностей». Мы буквально вернулись к той «гибкости», которая была свойственна софистам — Протагору, Критию, Фрасимаху26 и другим, учившим, что «все в мире относительно; человек (единичный индивид) есть мера всех вещей»; истина, справедливость и красота — это всего лишь условности, придуманные меньшинством для того, чтобы эксплуатировать большинство. Они изменяются, как изменчиво и все в этом мире.
Другим проявлением этого динамично-темпоралистского воззрения было чрезвычайное распространение, особенно с конца XVIII — начала XIX в., различных теорий Становления, начи-
16. Флуктуация «первых принципов»: П. Этернализм и темпорализм 399
пая с теории биологической эволюции Ламарка — Спенсера — Дарвина — Гексли — Геккеля и других биологов и кончая теориями социальной динамики, социальной эволюции, социально-культурного прогресса Тюрго — Кондорсе — Копта и целого легиона социологов, антропологов, историков, экономистов, политических мыслителей и обществоведов.
|
|
Понятие Становления — изменения, процесса, эволюции, течения, трансформации, мутации, революции — превратилось в фундаментальную категорию человеческого мышления, своеобразную линзу, через которую западное общество все больше и больше смотрело на реальность. И все более слепым становилось оно по отношению к его вечным и непреходящим составляющим.
О религии, Боге, философской истине, нравах, этических ценностях — включая право, семью, собственность, политическую организацию, — короче говоря, обо всем и обо всех мы можем сказать как нечто банальное: «Да, они изменяются, и нет оснований жалеть об этом. Что вчера было священным, сегодня сделалось мирским. Наша задача состоит в том, чтобы идти в ногу со временем и изменяться в соответствии с происходящими переменами. Мы должны сделать необходимое "согласование рассогласованного", вызванное этими изменениями». На все лады мы повторяем: «Tempora mutantur et nos mutamur in illis» и «Tempus fugit», «Tempus edax rerum»27 — выражения, также возникшие в периоды развития темпоральной ментальности.
Из природы темпоралистской ментальности следует, что астрономическое или часовое время играет в ней особо большую роль. Время — основная категория всякого Становления. А Становление есть последовательность стадий во ej,?мени. Такая последовательность — это история. Отсюда — развитие исторического сознания в нашей культуре. Ь этом смысле оно является эволюционно-историческим сознанием по лрсимуще-ству. Историзм — категория чувственно-темпоралистской ментальности, тогда как в рамках идеационально-этерналистского сознания она играет лишь скромную роль.
Как уже отмечалось, Средние века обладали смутным чувством времени. В литературе средних веков прошлое, настоящее и будущее были безнадежно перепутаны, никакая подлинная история, никакое удачное развитие истории не предполагались и не Могли случиться. Для идеационально-этерналистского сознания мпирическое время как система измерения, позволяющая от-