Кризис нашего времени. на исторический процесс как на милого пай-мальчика, кото­рый уверенно переходит из класса в класс и

на исторический процесс как на милого пай-мальчика, кото­рый уверенно переходит из класса в класс и, по мере того как растет, становится все умнее. Они изображают «следующую ста­дию» как рай, где молочные реки текут меж кисельных берегов, все оружие превращено в клюшки для гольфа, радиоприемники и электротостеры, верховная власть принадлежит «междуна­родному сотрудничеству», «взаимопониманию» и «доброй воле». Нет ни войн, ни преступлений, ни психических рас­стройств, ни кровопролития, ни глупости, ни волнения — и живут там счастливо всем довольные и глубоко прогрессивные леди и джентльмены (и те и другие — с благословения контро­ля над рождаемостью). Всю работу делают механические при­способления. Обед каждого состоит из спаржи, жареного цып­ленка, мороженого и пирога a la mode²⁰, с коктейлем до и ликером после еды. У всех будет масса свободного времени для игры в гольф и бридж, для того, чтобы кататься на автомоби­ле, ходить на рыбалку, а главное участвовать в конференциях по проблемам секса, Объединенных Наций и множеству дру­гих тем. Каждый будет иметь полную возможность повысить свое образование, читая новый бестселлер и все подборки Клу­ба книги месяца, слушая по радио выступления новейших «ав­торитетов», просматривая дайджесты журналов «Literary», «Readers» и «Scienties», и, наконец, благодаря кино, танцплощад­ками и телевидению.

Увы! Вместо этого рая моя теория рисует весьма мрачное время крови, жестокости и страдания, в котором гуманность вырвана с корнем, сладкие гуманистические мечтания пущены на ветер и — что еще важнее — попраны вечные ценно-г-и. Даже завтрашняя культура, как я ее вижу, никоим образом не будет похожа наТуче-Кукуевск²¹, рисуемый послеобеденным вообра­жением. Созданная в том виде, в каком она существует сейчас, во второй половине XX в., эта утопия была одним из очарова­тельных мыльных пузырей, которыми сытая викторианская Ев­ропа²² любила себя потешить. Пошла на убыль эта Европа, и ее пузыри лопнули. Все, кому нравится эта утопия, могут от всей души ею наслаждаться. Я же, со своей стороны, отчетливо слы­шу requiem, исполняемый в память о ней симфоническим орке­стром истории.

В не меньшей степени моя теория противостоит всем идеоло­гиям насилия и революционного прогресса, на манер ли санкю-лотов> Маркса—Ленина—Сталина или анархистов. В конце