Часть 16. POV Фрэнк

Пожалуйста, отрежьте мне язык. Отрежьте его, выбросите, зашейте мне рот и оденьте на меня кожаный намордник, ибо я слишком много ненужного говорю в последнее время. Когда-нибудь я договорюсь, и у меня будут серьёзные проблемы, и дело тут уже не в Джерарде.
Я сказал то, чего не стоило говорить. Вернее, почти сказал – раз уж язык не хочет слушаться меня, руки явно никогда меня не подводили, и сейчас заткнули мне рот. То, что я сказал ему о своих… мы не будем называть это чувствами, хорошо? Скорее всего, это некая привязанность к человеку, который не относится ко мне как к дерьму, который дружит со мной бескорыстно. Возможно, это нельзя назвать чувствами или даже привязанностью, потому что я сам до сих пор не осознаю, что это такое. Может быть, мне просто хочется, чтобы он дружил только со мной, а не с какими-нибудь девчонками, я же чёртов собственник, как-никак. А может, он действительно мне нравится. Я сам не знаю, что к нему чувствую.

Сидеть на веранде оказалось довольно-таки здорово – холодный тонкий воздух, мерцание снега и едва уловимый запах тёплой выпечки, исходящий откуда-то издалека. Я пытался сидеть как-то удобнее, закидывал ногу на ногу, поджимал ноги под себя, расстилался по полу, сидел по-турецки, но мне всё равно было неудобно. В любом случае, это лучше, чем идти в номер. За почти сказанные мною слова Джерард, наверное, превратит меня в грушу, мишень или что-то подобное. Не думаю, что он поддерживает вот такие отношения. Нет, я не планирую отношений с ним, о чём может идти речь? Я имею в виду однополые отношения – не думаю, что Уэй сторонник этого. Если бы я сейчас вошёл в номер, в меня бы, скорее всего, полетела подушка, пара стаканов, тапочки какие-нибудь, и, не дай бог, что-нибудь тяжелее. Именно поэтому я остался на ночь тут, на веранде. И я бы проспал здесь всю жизнь.
Если бы не дурацкий дневной свет. Ярким лучом солнце било прямо в глаза, отчего их сначала зажгло, а затем они заслезились. Кое-как поднявшись с пола, я простонал и потёр больную шею – спать в таком положение, ещё и на полу без подушки не лучшая затея. Зевнув и слегка пригладив волосы, я решил выйти в холл и узнать время. Надеюсь, не так поздно, как я думаю, и я ещё успею в номер до какого-нибудь похода с Холдером.
Время оказалось не так много – десятый час утра. Персонал заулыбался мне, а молоденькая администраторша захихикала от одного моего вида. Это будет нескромно, но всё же – крепкий татуированный подросток с довольно-таки симпатичным лицом, ещё и без футболки. Видимо, она осталась на веранде.
- Мисс? – я постучал пальцем по плечу крупной темнокожей женщины, стоявшей ко мне спиной, которая разговаривала с какой-то дамой. Она обернулась и посмотрела на меня из-под маленьких очков. – Вы же тут уборщица?
- Я горничная, - она смирила меня таким взглядом, будто я пою серенады глухой девушке. Как укоризненно, фи.
- Если вы найдёте на веранде футболку, зеленовато-голубую такую, можете передать её в 3.69, пожалуйста? – она продолжила смотреть на меня молча, положив одну руку на бедро. Обычно про таких говорят стервы, но тут не тот момент – она, скорее, «чёрная королева», или как они говорят? – Хэй, мисс? – я помахал рукой перед её лицом, за что быстро получил шлепок по запястью.
- Ещё раз махнёте рукой, сами будете искать свою футболку, ясно? – я кивнул и отправился к лифту. Никогда больше не буду связываться с горничными, они явно посланники сатаны.

В номере было всё, как прежде, только на столе у телевизора был небольшой беспорядок. Неожиданно решив прибраться, я двинулся к нему, а потом меня вдруг осенило – а с какой это стати я буду тут убирать? Я, конечно, не свинья, и Джерард не свинья (хотя, судя по ‘чистоте’ у нас в номере, в этом можно усомниться), но так жить тоже нельзя. А нет, я решил убраться здесь только потому, что боюсь ту горничную, наверное.
Подняв какие-то журналы и бумаги, я подумал «я с 11 лет не убирался, так чего сейчас начинать?» и уже собрался кинуть эту макулатуру обратно, как заметил небольшой сине-фиолетовый блокнот на заклёпке. А вот это уже интересно. Быстро открыв блокнот, я мельком просмотрел несколько страниц текста в столбик, которые, скорее всего, являлись стихами. Дальше были какие-то мелкие почеркушки, но достаточно красивые, должен заметить. У каждого рисунка стояли инициалы – «G.A.W». Этот парень гений! Пролистал дальше, всё ещё рассматривая каждую деталь каждого рисунка – всё до такой степени идеально!
Я бы мог рассматривать его блокнот ещё час, наверное, если бы не наткнулся на страницу, посреди которой нарисовано слегка кругловатое лицо, средней для девушки длины волосы, ореховые глаза, тонкий нос и… пирсинг. Пирсинг? Ещё с секунду я вглядывался в рисунок, после чего я громко закрыл блокнот и отшвырнул его в сторону. Прижав сжатую в кулак руку ко рту, я старался дышать глубже и реже, чтобы перевести дыхание. Что этот маньяк задумал?
В принципе, тут и подвернулся случай спросить, так как за моей спиной возникла бледная худая фигура. Как же мне не хотелось с ним сейчас разговаривать, чёрт возьми! Я готов руку по локоть отрезать себе сам, лишь бы он меня не трогал.
- Почему ты так испуганно на меня смотришь? – наконец спросил он и, потуже завязав пояс халата, уселся на диван и закинул ноги на стоящее рядом кресло. – Что случилось?
- Всё в порядке, - я скрестил руки на груди, стараясь спрятать своё тело настолько, насколько это возможно. Я жмусь, как малолетняя девчонка, впервые играющая на раздевание.
- Стой, - услышал я, как только подошёл к двери в спальню. Я обернулся. С задумчивым видом Джерард через столик потянулся за валяющейся книжечкой и, ловко вытянув её пальцами из груды пледа, вернулся обратно на диван. – Что ты с ней сделал?
- С кем?
- С Дженифер.
- Это ещё кто? – я подошёл чуть ближе, всё ещё не отпуская руки. – Ты дал имя блокноту?
- Неважно, - быстро отчеканил он, опустив глаза. Я тяжело вздохнул, и он снова нагло пялился на меня. – Какого чёрта ты открывал её? И почему она валяется в таком состоянии, будто ею пользовались ещё в Древнем Египте?
- А ты мне объясни, какого чёрта ты меня рисуешь? Что ты потом делаешь с рисунками? Вообще-то, это довольно странно, знаешь ли.
- Ты… - он замолчал, и я подсел к нему, полностью убедившись, что он не станет меня бить. Наверное. – У тебя идеальные черты лица! Мне просто интересно рисовать тебя!
Скептично покачав головой, я всё-таки ушёл в спальню, где смог переодеться в нормальную одежду и привести себя в порядок. Я не хочу ходить как бомж, я же парень, чёрт возьми, я должен выглядеть аккуратно! Пока я переодевал джинсы, в комнату влетел Джерард, схватил меня за предплечья и начал трясти, как куклу.
- Что, чёрт возьми, происходит?
- Сегодня не будет никаких психологических посиделок, походов и выездов! – он широко улыбался, видимо, был неимоверно этому рад. Да и я тоже был счастлив от осознания, что нам не придётся никуда ехать. Наверное, счастливы были все.
- Откуда ты знаешь? – я старался сдерживать идиотскую улыбку, что у меня плохо выходило, и теперь уже я вцепился в Уэя.
- Я же Сэм из Тотали Спайс, Ким Пять с плюсом, Агент Киска из Суперагента Дадли, я…
- Я понял уже! – я не позволил ему перечислять имена разных шпионок из мультиков и оборвал на полуслове. – Кто тебе сказал?
- Холдер! Я наткнулся на Брендона Ури местного масштаба в баре, где он пил какой-то чай, зелёный, вроде, и он просил всем передать, что сегодня мы никуда не собираемся и остаёмся в отеле! Видимо, нажраться в хлам мужик решил, с кем не бывает.
- Это, конечно, очень увлекательно, но я перед тобой в трусах стою, может, я хотя бы оденусь? – он, засмеявшись, извинился и быстро смылся из спальни. Поразительно, как Уэй рад такой мелочи, как свободный от всего день. Как мало ему нужно для счастья.

А сейчас будет уж очень странно – я подружился с той злой горничной. На самом деле, она не такая уж и злая, не злее моей биологички, но за весь наш разговор она даже ни разу не улыбнулась. Ах нет, только тогда, когда мерзкий уборщик лет сорока чуть не убил меня шваброй, после чего ещё и запросил двадцать долларов. В этом отеле нет ни одного адекватного работника?
Весь вечер мы с Ловерн, той самой горничной, разговаривали о всяких мелочах, об отеле, его работниках и постояльцах. Как я заметил, Уэй не понравился не только Джейдену, но и Ловерн – она назвала его крашеной сучкой и самодовольным индюком. Ну ладно, сделаем вид, что я не слышал. Весь этот вечер мы провели вместе, и я совершенно отошёл от мысли о Джерарде и о том, что случилось вчера вечером.
Я должен был когда-нибудь признаться ему. Я не думаю, что это любовь, или даже симпатия. Любовь – это когда любят взаимно, а когда любит один – это болезнь. Возможно, я его люблю, в чём я ну очень сильно сомневаюсь, но то самое покалывание под рёбрами слева, стук в висках и трепетание каких-то бабочек в животе ещё нельзя назвать чувствами. Я никогда не испытывал такого раньше, я только слышал о таких ощущениях, когда в первом или втором классе девочка призналась мне в любви и рассказала о бабочках в животе, а я до смерти её напугал, сказав, что это глисты. Только теперь я понимаю, что это далеко не то, что я думал раньше, что это что-то более важное и значимое. Правда, я до сих пор не могу понять, что это – симпатия или, всё-таки, черви в желудке, поэтому буду умалчиваться. Всегда нужно строить планы, ага.
- Айеро, - вдруг окликнула меня Ловерн, вытащив из своих мыслей. Спасибо ей, а то я уже не мог перестать думать о червяках, хоть и очень хотел забыть о них. – Сходи-ка в бар, возьми два мороженого за счёт Ловерн. Ловерн любит ванильное.
Я кивнул и поднялся с кресла, на котором сидел, пока разговаривал с ней, а она расплылась в довольной улыбке и, распластавшись на диване посреди холла, щёлкнула пультом телевизора и громко объявила «тихо, у меня сериал». Какая домашняя женщина, ах.

В баре я всё-таки уломал Линдси дать мне мороженое – она никак не хотела верить в то, что Ловерн (сама Ловерн!) решила угостить меня мороженым, думала, что обманываю её. Я не знаю, почему барменша там егозила передо мной, но она явно что-то хотела сказать. Подав мне две креманки с мороженым – ванильным и фисташковым.
- Фрэнки? – Лин смотрела на меня исподлобья, видимо, очень стесняясь говорить то, что собирается.
-Не называй меня так.
- Прости, я просто хотела узнать... Как Джерард? Он в порядке? – о чём она спрашивает, я понятия не имею, потому что не лезу в их ‘отношения’, если это можно так назвать. Прищурив глаза, я всмотрелся в её лицо, полное отчаяния и грусти, и только тогда смог что-то сказать:
- Он абсолютно спокоен, в порядке, жив и здоров, счастлив, улыбается, ходит по номеру в трусах. А что ты хотела? У вас всё в порядке? – почему-то последние слова мне дались с трудом. Не люблю такие моменты, когда ком в горле застревает, и ты не можешь ни слова сказать.
- Давай позже об этом поговорим, хорошо? – я видел, как ей неприятно говорить на эту тему. Видимо, не всё в порядке, или даже далеко не в порядке, но я буду не я, если не порадуюсь этому. Не знаю, что я за человек такой.
Взяв мороженое, я направился обратно к Ловерн, чтобы продолжить разговаривать с ней о разном мусоре и смотреть какой-то идиотский сериал о больнице, поедая при этом холодную еду, из-за которой в прошлый раз я лежал в постели, а у меня во рту хозяйничал мелкий смешной дантист. И я бы пошёл к ней и продолжил бы этот вечер одиноких домохозяек без стремления жить, если бы не встретил Джерарда. Он быстро шёл по коридору, а когда к нему подошла Кэти, пихнул её в стену, будто она оторвала ему ногу, и он слегка обиделся. Видимо, сейчас меня всё-таки побьют, да?
- Есть минутка? – хрипло и тихо спросил он, опираясь плечом на дверную арку в коридоре между баром и холлом.
- У меня мороженое сейчас растает, извини, давай позже? – о, а теперь я мутирую в барменшу, круто, ага.
- О, фисташковое! – он забрал у меня креманку с зеленовато-белым мороженым и зачерпнул ложечку. – Фисташковое это хорошо, я люблю фисташковое. Пойдём в номер, мне серьёзно нужно с тобой поговорить. Правда, я долго готовился к этому разговору.
Вздохнув и взяв в рот ложку с ванильным мороженым, которое изначально предназначалось для горничной, я поплёлся за Джерардом в сторону лифта.

В номере был идеальный порядок – видимо, Джи уже успел тут похозяйничать. Он пригласил меня сесть на диван, а сам уселся на кресло, аккуратно поедая мороженое. Ох, как же мне не нравится вся эта затея с ‘серьёзным разговором’. Обычно ничем хорошим это не кончается, поэтому я решил взять всю инициативу в свои руки, и как только он начал что-то говорить, я быстро произнёс:
- Ты мне нравишься.
Он молчал, открыв рот, и смотрел на меня. Я был с точностью уверен, что сейчас он встанет с кресла, подойдёт ко мне и ударит пару раз, а затем обидится до конца жизни. Ещё с минуту в номере царила тишина, а мороженое начинало подтаивать, и тогда Джерард поднялся с места, поставив креманку на стол. Он медленно подошёл ко мне и потянулся к моему лицу рукой. Я ожидал удара и зажмурил глаза, но боли не почувствовал. Джерард не ударил меня, не причинил какого-либо вреда, он лишь аккуратно касался ладонью моей щеки.
- Что ты делаешь? – только и успел спросить я, как он уже сидел рядом со мной, держа меня за подбородок.
- Я об этом и хотел поговорить. Думаю, ты уже понял, что я собирался сказать? – я отрицательно покачал головой. – Ты мне тоже очень нравишься, даже не представляешь, насколько. Я не умею говорить красивые речи, поэтому просто скажу, что ты мне очень важен и очень нужен.

Я не знаю, что тогда управляло мною, но я обхватил его лицо ладонями и притянул к себе. Я не знаю, зачем я стал его целовать, и не знаю, буду ли я об этом жалеть или нет, но об этом я думал лишь до того момента, как его язык проник ко мне в рот. Он проводил языком по кромке зубов, внутренним сторонам щёк и касался моего языка, и я, в принципе, делал всё то же самое. Мы уже взрослые мужчины, хватит нам уже целоваться, как пятилетние ребятишки.
Я слегка надавил на грудь Джерарда, укладывая его спиной на диван, а он аккуратно держал меня за шею. Продолжая исследовать мой рот языком, он запустил свои руки мне под футболку и стал выводить на спине какие-то рисунки, большими пальцами пересчитывая рёбра. В комнате стояло лишь тихое чмоканье от поцелуев, притушенный бежевый свет от бра на противоположной стене и едва уловимый запах его парфюма. Стараясь не убежать от Джерарда в истерике, я начал чуть спускаться, оставляя поцелуи на шее и ключицах. Только добравшись до его груди, я почувствовал его руки на своей голове.
- Не нужно, я всё сделаю сам, - простонал я куда-то в живот ему, и он быстро убрал руки, закинув их под голову. Так намного лучше.
Быстро расстёгивая ремень на джинсах Джерарда, я старался ни о чём не думать, главное – доставить ему удовольствие. Здесь и сейчас. Расправившись со штанами, я принялся за ширинку, и когда и с ней было покончено, я спустил его джинсы по колени.
- Ты знаешь, что нужно делать? – Джерард пошло закусил нижнюю губу, полуоткрытыми глазами смотря на мои губы.
- Не сомневайся, - только и произнёс я, как Уэй схватил меня за грудки футболки и притянул к себе, жадно целуя, будто после этого поцелуя ничего не останется – крах и потеря.
Я всё же смог увернуться от его нежных ласк под футболкой, поглаживаний моей груди и живота, мягких и долгих поцелуев, и снова вернулся к бедрам Джи. Проведя ладонью по их внутренней стороне, вторую руку я удобно устроил у него на животе. Сжав напряжённый член сквозь бледно-розовые боксёры, я уже представил, что будет меня ожидать. Я не буду говорить, что мне не понравилось, ведь я не тот человек, который станет врать. Запустив большие пальцы под резинку боксёров, я чуть приспустил их, обнажая Джерарда всё больше и больше. Он снова положил мне руки на голову, чуть оттягивая за волосы. Когда и с боксёрами было покончено, я принялся за то, что собирался делать.
Слегка сжав член у основания, оголил головку. Произнеся что-то нечленораздельное, Джерард слегка толкнулся ко мне, но я не собирался спешить. Едва коснувшись языком головки, я чуть улыбнулся, наблюдая, как Джерард тихо извивается. Сделав ещё пару движений языком, я осознал, что это не так уж и ужасно, как мне изначально казалось. Минет – восхитительная вещь, способная заставить человека изнывать от движений твоих губ и языка. Сейчас именно это и происходит – то от коротких прикосновений, то от длинных и влажных, Джерард уже готов плакать от желания проникнуть мне в рот. Облизнув головку, я ввёл член в рот, слегка напрягая губы, держа их как можно уже. Когда член оказался у меня во рту, я начал ритмично покачивать головой вперёд-назад, отчего Уэй уже крепко держал меня за волосы, при этом зажимая в зубах полотенце, чтобы не стонать слишком громко. Как драматично! Чтобы член не входил очень глубоко, так как глубокое введение в рот может показаться неприятным, я ограничил глубину погружения языком, подняв его к верхнему небу.
- Фрэнки, пожалуйста! – только и смог выдать он, как я быстро вернулся к его лицу и залепил неплохую пощёчину.
- Молчи, - я коротко чмокнул его в губы, после чего снова вернулся к минету.
Взяв член в руку и оголив головку, я крепко обнял ее губами, словно манжетой, и стал прикасаться к самому кончику члена круговыми движениями языка. Чувствую, что дело явно подходит к концу, я поспешил отстраниться от Уэя, но тот лишь с громким стоном снова сильно притянул меня к члену и излился мне в рот.
Придя в себя, он начал улыбаться и слегка посмеиваться, смотря на меня из-за полузакрытых глаз. Вытерев своё лицо, перепачканное спермой Уэя, я поднялся с дивана и, подойдя к Джерарду, поцеловал его. Не знаю зачем, просто, чтобы завершить наш сегодняшний случай, наверное.
- Это было великолепно, - он всё ещё улыбался, как слабоумный, но он даже с такой идиотской ухмылочкой самый красивый из всех, что я когда либо знал. - Твой язык - восьмое чудо света! Спасибо.
Кивнув головой, я быстро направился в ванную. Напоследок ещё раз взглянув на удовлетворённого ‘друга’, если его всё ещё можно так назвать, я скрылся за дверью. Закрывшись, я быстро разделся, скинул вещи на пол и, включив воду, залез в душ. Я просто опустился на пол душевой кабины и теребил волосы, позволяя ледяной воде пронизывать кожу. Я не знаю, что произошло с того момента, как я… отсосал ему? Это даже произносить мерзко. Но, тем не менее, похоже, что покалывание прекратилось, стук в висках затих, а бабочки в животе и вовсе умерли. Любовь – это когда любят взаимно, а когда любит один – это болезнь. И почему-то именно сейчас, под холодным душем, я осознаю, что теперь совершенно здоров.