Потерянные истории

Кого-то одного винить в случившемся, думаю, не имеет смысла, ведь всё произошло, как произошло, и по большому счёту нет никакой разницы кто или что послужило тому причиной. И уж тем более корить и ругаться давно поздно…

К счастью, или к сожалению, как бы люди не хотели навсегда остаться в той координатной точке жизни, где они сейчас находятся, это невозможно. Видимо, где-то есть силы, так сказать особая канцелярия Господа Бога, отвечающая за движение человека и человечества в целом. Часто бывает, как бы мы не сопротивлялись, что приходиться на своей шкуре ощущать действие этих сил. А что делать?

Друг с другом, вдвоём, им хорошо… вместе. Богатое на дожди лето вот-вот должно было плавно превратиться в осень, по всей видимости, тоже дождливую. Единственное, чего писатель по-настоящему хотел - это чтобы всё как есть оставалось навсегда, чтобы можно было вечно придумывать свои истории, а в перерывах шлёпать по мокрому асфальту, держа её за руку… но, конечно же, об этом не могло быть и речи. Стоило ему замереть, остановить время, обнести свой маленький мир высоким забором неподвижности, как вступали в игру пресловутые всемогущие силы.

Она была на взводе. Он почувствовал сразу, лишь стоило замелькать её силуэту белой точкой у самого горизонта. Её молнии просматривались в походке, в том, как дрожал воздух соприкасаясь с её телом, как покачивался зонтик…

- Привет, - дружелюбно улыбнулась она и, привстав на носочках, чмокнула его в щёку. Ни голосом, ни выражением лица она не давала проявиться своему волнению, но уж слишком хорошо писатель её чувствовал, чтобы поверить в демонстротивно радостное настроение.

- Как дела? – осторожно спросил он.

- Всё отлично, - как ни в чём не бывало, бодро защебетала она. – В универе много всякого было…

«Если не говорит и скрывает чувства, значит дело явно касается запретной темы – матери, - размышлял он, но естественно свои догадки оставил при себе. – Захочет, сама расскажет».

Она легонько жужжала, идя рядом, обняв его руку. Вроде всё как обычно, разве что слишком разговорчива. Он решил пустить всё на самотёк, продолжая действовать по её правилам, в игре, которая так и называется - «Всё в порядке, у меня хорошее настроение».

Наверное, всё же стоило тогда спросить её, постараться выведать что случилось. Наверное… Ведь этот момент вполне мог оказаться той самой переломной точкой истории, от которой зависит в каком направлении дальше будут двигаться линии жизни, и к какому финалу приведёт его судьба. Наверное… Но что уж там, всё случилось, как случилось.

Как обычно, он спокойно брёл вперёд, держа её за руку, слушая нагромождение событий и незнакомых имён, разглядывал дорогу и прохожих… Поворот головы, случайный взгляд брошен вдаль, и его не остановить, и…

Чуть поодаль, впереди себя, писатель видит опёршегося о кирпичную стену парня. Молодой, худощавый, самый обычный молодой человек, вроде бы ничем не занят, кого-то ждёт или просто от безделья околачивается в центре. Отрешённо прикрыв глаза, парень наслаждается звучащей из громоздких наушников мелодией. Длинные, мокрые от дождя волосы растрёпаны, лёгкая красная байка с непонятной надписью в стиле «Граффити», джинсы и чёрные кроссовки. Весь его вид говорит, что этому человеку наплевать на пролетающую мимо жизнь, единственные важные в этом мире вещи – музыка и остатки дождливого лета.

Парень открывает глаза, и взгляд его упирается в изъеденный лужами асфальт. Проследив за ним, становится понятно, что он смотрит на лежащие в двух шагах от него деньги. Разбросанная по дороге, мокрая, как и весь мир, мелочь. И, кажется, он всё не может, наконец, решиться, чтобы подобрать её…

Всего лишь этого незначительного отрывка было достаточно, чтобы внутри щёлкнул переключатель сознания, и мысли оказались на самом дне безмерно глубокого колодца. Лишь жалкие остатки, обрывки света и звуков могли добраться сюда. В руках писатель держит бесценное сокровище – новая идея для очередной истории. Теперь, он должен, словно тонкую скульптуру из хрусталя, осмотреть её, ощутить, пережить, продумать все события и их последствия…

«…Именно ЭТО, - размышлял он, окружённый безопасной прохладой, что выстроил его разум, - И послужило раздвоением сюжета. В первом случае, герой не решается подобрать валяющуюся на земле мелочь, и проходит дальше… События выстраиваются особым узором. Во втором, герой всё же пренебрегает мнением окружающих, и наклоняется за купюрой. Всего секунда разделяет эти два события, но совершенно разные жизни следуют после.

ВЫБОР

Если он подбирает деньги, то… Если пренебрегает ими, то…

идёт, куда шёл. его сбивает машина.

Бинго!

Теперь в истории, все недостающие фрагменты заняли свои места, и мозаика выглядит завершённой. Сюжет целостный, и за него вполне можно садиться».

Сырость колодца отступает, на место пустоты вновь приходят цвета и звуки.

Как обычно после «возвращения», он не сразу понимает где находится и что происходит кругом. Всего несколько секунд ему необходимы чтобы окончательно придти в себя. Оглядывается… Кругом те же пейзажи, что и до того, как он «завис». Разве что бесцветный дождливый день, стал её неуютнее. Парень неподвижно стоѝт, опёршись о стену – видимо решил не позориться ради мелочи. А напротив, с ненавистью во взгляде, замерла она, презрительно, злобно уставившись в упор на писателя.

- Сейчас… сейчас… - шепчет он сам себе, и умело, привычно ловко расстёгивает тряпичную сумку, достаёт из неё ручку с небольшой тетрадью. Голова гудит, тяжёлая… неподъёмно тяжёлая от переполняющих мыслей, что обязательно нужно… просто необходимо сей секунд выплеснуть на бумагу. Только это важно…

Высвободившись, вырвавшись на волю, сокрытая внутри ярость, полностью подчинила её себе. Подойдя к нему вплотную, она вырывает ручку и вышвыривает её далеко в лужу.

- Да прекрати ты уже! – кричит она, не обращая внимания на испуганных прохожих. – Хватит вести себя как псих! Твои припадки… надоели…

Её полный отчаяния голос словно выводит его из транса.

В руке мокнет тетрадь, ручка валяется в грязи, она быстрыми шагами уходит прочь. Писатель ещё не до конца пришёл в себя, чтобы как следует сообразить, что делать, что предпринять. Поэтому он стоит, исступлённо оглядываясь по сторонам. Единственное, что сейчас приходит ему в голову, это не пойми откуда взявшееся ощущение тоски, тяжёлой потери. Только что, он упустил важную часть истории. Как ни старается, у него не получается вспомнить, что же именно нужно записать в тетради. Мысли, которым предназначалось аккуратными дорожками распластаться по белёсым листам, сейчас осели болью в голове. Весь череп обратился свинцом, дребезжащей тяжестью. И только страх, что важная часть истории утеряна и её не вернуть, крутился надоедливым волчком, оглушал раскатами грома.

Он подобрал ручку, чательно очистил её, положил в сумку, и лишь затем побрёл домой, не в силах справиться с головной болью.

На следующее утро ни от гудящей головы, ни от бессмысленной ссоры, не осталось и следа.

Очнулся он от настойчивого стука в дверь (звонка у него не было) – конечно же это была она, кто ещё мог с таким упорством ломиться в квартиру. Как всегда прекрасная, сейчас её виноватая улыбка была полна искреннего раскаяния и извинений. Как писатель предполагал, вчера она была на взводе.

- С мамой проблемы… - но что именно случилось, она не объяснила, как всегда «не готовая к этому разговору». – Вот я и взъелась на тебя. Ты же знаешь, как я к твоим «висякам» отношусь…

И всё бы ничего, ведь и голова не болит, и любимая осознала свою неправоту, но… никогда не стоит забывать, сколько бед могут нести с собой незавершённости.

С тех пор прошло три дня, жизнь маленькими шагами семенила вперёд, и в той тетради уже успело появиться несколько новых записей. Обычный день. Он брёл на встречу с ней, перекинув сумку через плечо, уставившись в серый асфальт, когда взгляд выхватил из разбросанных по пути обёрток и пустых пачек, небольшую бумажку, с которой укоризненно смотрел грозного вида мужчина. Мелкая банкнота, промокшая, грязная, валялась на земле. В другой ситуации писатель даже бы не подумал ковыряться в луже ради этих денег, но сейчас он смог уловить что-то важное в этой бумажке. Ещё не до конца осознав что именно он нашёл, писатель остановился, чтобы подобрать банкноту. Лишь стоило ему взять в руки деньги, как образы в голове замелькали со скоростью кинокадров, и казалось утерянные на всегда мысли начали возрождаться.

«Вспомнил! – обрадовался он».

В это же самое время, спортивная машина пронеслась с бешеной скоростью, чуть не сбив идущего впереди человека. Этот мужчина, что переходил дорогу, лишь на несколько шагов опередил собственную смерть. Как раз за ним должен был идти писатель, и если бы не валяющаяся под ногами мелочь, его сюжетная лини жизни наверняка бы оборвалась.

«Если да, то… ЖИЗНЬ» или «Если нет, то… СМЕРТЬ»

Первым делом он записал вновь найденные мысли, и лишь затем нашёл место где можно было спокойно посидеть и хорошенько всё обдумать. А что собственно произошло?

«…Быть того не может… Существуют же совпадения. Существуют, наверняка…. Но не в данном случае! Как такое могло вообще случиться, что в тот самый момент, когда я подобрал деньги и вспомнил ту идею, машина чуть не сбивает идущего впереди меня человека? Точь-в-точь, как было задумано по сюжету! Если бы я не остановился, то валялся бы сейчас у обочины… мешком переломанных костей. Совпадение?».

Но писатель не верил в совпадения. Поэтому он начал ковыряться в памяти, стараясь отыскать подобные случаи, когда не смог записать найденные идеи. Он судорожно хватался за любое воспоминание, которое хоть сколько-то могло помочь ему найти ответ. Он достал тетрадку, и стал изучать записи, начиная с самой первой, надеясь, что они смогут хоть что-нибудь прояснить. Ну, хоть что-нибудь!

В голове ощущался полный вакуум – бесконечный процесс рождения и разрушения мыслей, и ничего хоть сколько-нибудь значительного. Пу-сто-та…

Сердце с сумасшедшей скоростью колотилось, билось в истерике, мысли метались в темноте, тело пробирал озноб – коктейль из страха и адреналина всё не давал ему успокоиться. Но он знал наверняка – всё что произошло не случайно, и уж точно не выдумка испуганного разума.

«Ничего… в конце всё окажется на местах».

Писателю понадобился всего один день, чтобы решиться. Уж слишком большие мучения приносила неясность, чтобы оставлять всё на потом. Немедленно, прямо сейчас он хотел понять, что в действительности произошло, и какова его в этом роль. Единственное, что ему требовалось, это подходящая возможность, которая появилась намного раньше, чем он ожидал.

Писатель сидел в центре города, занимаясь своим любимым делом – наблюдал за потоками снующих туда-сюда прохожих. Через два часа тридцать четыре минуты к назначенному месту, недалеко отсюда, должна была подойти она, чтобы вместе провести вечер. Ну а пока, можно было поглазеть на таких разных и интересных людей.

Всё произошло как обычно неожиданно… Ему лишь было достаточно скользнуть взглядом, чтобы гигантская волна мыслей с головой захлестнула его.

Какой-то парень бежал «на износ» прочь от людных улиц, в сторону запутанных дворовых лабиринтов. В руке у него болталась белая женская сумочка. Позади себя он оставил застывшую столбом, испуганную, растерянную толстуху, от страха не догадывающуюся даже закричать, а лишь указывающую дрожащими пальцами в его сторону, да судорожно поглощающую воздух…

В следующее мгновение лишь привычная пропасть, долгое падение на самое дно, где никто не потревожит.

«…История начинается с момента, когда уличный воришка выхватывает у женщины сумочку и стремительно убегает. Но ему не удаётся уйти далеко с наживкой, какой-то мужчина сбивает его с ног, забирает сумку и отдаёт обратно женщине. Воришке удаётся сбежать.

Она знакомится со своим спасителем, и у них завязываются близкие отношения. Всё вроде бы разрешилось благополучно, но… после того случая она начинает бояться рецидива, что её ограбят вновь. То состояние шока и страха, что она испытала, кажется, остались в ней навсегда. Потихоньку женщина превращает свой дом в настоящую крепость – сигнализация, железные двери, решётки на окнах, видеокамеры… Для самообороны она покупает газовый баллончик, который постоянно держит в кармане, и уже подумывает о покупке электрошока. Тот мужчина-спаситель, ставший её любовником, понимает, что для неё стремление защитить, оборонить себя становиться настоящей манией. Он пытается ей это объяснить, но она и слышать ничего не желает, считая его «пустые домыслы просто глупостями».

Когда женщина начинает оформление документов на покупку домой оружия, он не выдерживает её фобии, и отказывается «прожить с параноиком, спящей с пистолетом под подушкой». Вдрызг разругавшись, он разрывает с ней всякие отношения, пока она «не вправит себе мозги».

Оставшись одна, в своей крепости, она наконец-таки начинает понимать насколько сильно тот случай повлиял на её жизнь, что у неё в действительности проблемы. Осознав это, женщина решает обратиться за помощью к психотерапевту.

Постепенно она побеждает собственные страхи. Психотерапевт помогает ей поверить в собственные силы и возможность самостоятельно отстоять, защитить себя.

Она чувствует, что у неё теперь нет нужды доверять жизнь оружию и железной броне, и хочет вернуть своего мужчину. Он с радостью поддерживает её. Вместе они возвращают оружие и другие средства защиты продавцам, знаменуя этим поступком её избавление от страхов. Решив отметить возобновление отношений, они проводят чудесный вечер вдвоём. Они счастливы быть снова вместе. Прогуливаясь после ресторана, они идут знакомыми улицами.

Почти у самого дома на них нападает грабитель, требуя снять все украшения и отдать деньги. Из неосторожности вор убивает её мужчину…».

Возвращение к реальности вызывает в нём бурю эмоций и ощущений. Глаза слепит солнце, будто писатель только что вышел из темноты, хотя в действительности всё время простоял с открытыми остекленевшими глазами. Шум центральных улиц давит на перепонки густой какофонией. Скопище запахов переработанного бензина, утреннего дождя и сладостей с кондитерской, раздражали обоняние. Смешиваясь, все эти воплощения реального мира, зарождали внутри восторг и ощущение непонятного, почти неуловимого счастья СОЗДАТЕЛЯ. Каждый раз, когда в глубине сырого, холодного колодца подсознания оживала новая история, или хотя бы какая-то её часть, пейзаж или диалог, неважно, он испытывал это неповторимое ощущение причастности к чему-то БОЛЬШОМУ и ВАЖНОМУ.

На автомате, полу осознанно, он потянулся за тетрадью, чтобы записать новое приобретение… но, вовремя вспомнив о своём решении, отдёрнул от сумки руку, словно обжёгся. Это была идеальная возможность, чтобы выяснить, случай с деньгами – совпадение, или всё же он своими действиями каким-то образом сгенерировал те события.

«Если в ближайшие дни произойдёт что-то необычное, связанное с ограблением, то я окажусь прав – случайностей не бывает…».

Спустя три дня…

Осознание, что его драгоценная сумка не касается бедра, появилось не сразу. Видимо прошло несколько секунд, прежде чем писатель понял – в окружающем мире явно что-то изменилось. Он резко вскочил, оглядываясь по сторонам. Она, видимо также ничего не заметила, поэтому сейчас в недоумении смотрела на ни с того, ни с сего подскочившего писателя.

Как всегда в выходной, в парке было много народа. Уже смирившиеся с извечно дождливой погодой, горожане спокойно прогуливались по мощёным дорожкам, покачивая цветными зонтами. Скукоженный, как бы скомканный вперёд, из-за чего похожий на знак вопроса, парень пересекал лужайку.

- Эй! Эй, стой! – закричал писатель. На удивление, он ни на секунду не замешкавшись, словно был готов к чему-то подобному, рванул вдогонку. Воришка остановился, бросил короткий взгляд через плечо, и уже в следующую секунду нёсся вперёд, ловко лавируя между деревьями. Вор прыснул вправо, надеясь скрыться за углом забора церкви, которую уже несколько лет безуспешно приводили в порядок. На какое-то время он потерял вора из виду, но стоило ему завернуть за обнесённое деревянным забором здание, как он с облегчением сбавил ход.

Воришка распластался на земле – сверху него, упёршись коленом в голову, восседал огромных размеров мужичина. Драгоценная сумка валялась в паре метрах от них. Потихоньку подтягивались зеваки.

- Твоя? – кивнул мужик в сторону сумки.

- Моя… - подтвердил писатель, и направился к сумке, чтобы подобрать.

- Дождись наряда, чтоб «заяву» написать, - приказал, явно привычным командирским тоном мужик. – Ты ж не хочешь, чтоб… этому всё с рук сошло. Ментов уже вызвали, так что просто побудь здесь.

«Этот», как выразился мужик, беспомощно трепыхался и что-то ныл под явно немаленьким весом крепыша.

- Дождусь, конечно, - согласился писатель. – Сейчас только…

И полез за тетрадью в сумку.

«917. История начинается с момента, когда уличный воришка выхватывает у женщины сумочку и стремительно убегает...» - быстро как мог, писал он. Когда писатель поставил точку, как раз подошёл наряд.

На всё это она смотрела из далека. Затем, когда на вора уже одевали наручники, ничего не сказав, ушла.

Точка

Если честно признаться, то он просто о ней забыл. Даже тот факт, что они вместе сидели в парке на лавочке, весело и с удовольствием трепались о всякой ерунде, напрочь вылетел у него из головы. Видимо то, что он понял… точнее то, что ему удалось доказать свои способности, полностью выбило его из колеи – мысли в голове просто никак не могли успокоиться, способность здраво размышлять казалось навсегда поглощена хаосом нового знания, не удавалось ни на чём сконцентрироваться и уж тем более принять сколько-то-нибудь толковое решение. А решать, естественно, что-то было просто необходимо.

Если до случая с воришкой, когда все догадки оставались лишь размытыми домыслами, писатель воспринимал неординарность происходящих с ним событий лишь как игру, забавную писательскую задумку, случайно вкрапленную в реальность, то сейчас… бурлящие в нём чувства всё никак не удавалось идентифицировать – и ни ответственность, и ни тревога, ни растерянность, ни страх… а вообще чёрт знает что!

Конечно же, писатель был человеком в полной мере разумным и логичным, зачастую даже чересчур, и, несмотря на проведение большей части своего времени в воображаемых мирах, с лёгкостью разграничивал вымысел и реальность.

Так или иначе, он вполне мог сжиться с философией, что один раз - случайность, два – совпадение, а три – уже закономерность… Но писатель не верил в совпадения.

Спустя несколько часов попав домой после милиции, первым делом он принялся писать ту самую историю про женщину боявшуюся ограбления. Как раз за день до этого, он закончил большой рассказ, и теперь ему совершенно ничего не мешало записать всё «по горячим следам». При этом мысленная путаница и обще дурное самочувствие никак не сбивали его с мысли. Ведь с тех самых пор, как он записал свои первые строки, любые слова из под пера выходили с лёгкостью, и как бы сами по себе… будто кто-то невидимый уже готовый текст просто надиктовывал на ухо, а писателю оставалось лишь спешно подбирать за благодетелем фразы.

«…

Они завернули за угол.

- А мне нравится осень, - настаивал он. – Воздух более свежий по утрам, такого в другие сезоны не бывает. Только лишь выходишь на улицу, и сразу чувствуешь себя живым. Это классное чувство!

- И только лишь за это?

- Нет, ну почему… Осенью много всего интересного происходит, и с природой, с людьми. Со мной в том числе.

- Ты что, в оборотня превращаешься? – шутливо-испуганно отстранилась она.

- Ага… - засмеялся Дмитрий. – Р-р-р… страшно?

- Оч-чень. Такой симпатичный оборотень пусть меня сколько угодно пугает, - Светлана привстала на цыпочках и поцеловала его в щёку. Какое-то время они неспешно шли переулками, сопровождаемые далёким гулом городских кварталов.

- Знаешь… - неуверенно начала говорить Дима, - Я в самом деле рад, что всё закончилось. Когда произошла та ссора, я больше всего на свете боялся, что мы никогда не увидимся. И вот теперь, я с тобой спокойно иду домой, ничего и никого не боясь.

Светлана было хотела что-то ответить, но в этот момент позади них раздались громкие шлепки ног по лужам. Они одновременно, рефлекторно обернулись. В нескольких метрах от них стоял высокий молодой человек, судорожно глотающий воздух, стараясь отдышаться. Старая потёртая кожанка, грязные рваные джинсы, бритая голова и злобный взгляд из подлобья – ощущение опасности и безудержной угрозы сильными толчками заставляли биться сердце.

Инстинктивно Дмитрий вышел чуть вперёд, руками толкая Светлану к себе за спину, но та, остолбенев, не могла сделать и шагу.

- Сука… деньги… - дышал парень, еле выдавливая из себя слова. Его рука метнулась в карман куртки, из которой тот час появилось тонкое длинное лезвие. – Давай! Активней… сука…

Но никто из них даже не шевельнулся. Тогда парень словно взбесившись, заорал:

- Я, бля, чё говорю! Живо, бля!!!

- Слушай… - начал, было, Дима спокойным голосом, и выставил вперёд ладонь, в знак примирения, но парень и не собирался разговаривать.

- Три! Два… – пошёл отсчёт, постепенно походя, с приготовленным к атаке ножом.

- Всё-всё… - усмиряюще протянул Дима, и полез за кошельком во внутренний карман пальто. Но перепуганный и взведённый до края вор, видимо принял этот жест за угрозу его безопасности, и в два прыжка достиг их.

Дима сильно толкнул Светлану, а та лишь безвольной, тряпичной куклой отлетела в сторону. Её ступор начинал понемногу уходить, и способность хоть что-то воспринимать возвращалась. Два силуэта, сцепившиеся в смертельной схватке, мелькали перед ней. Она почти не видела, но знала, что где-то среди этой мешанины тряпья и тел, сражается за жизнь её любимый мужчина, и что-то с этим надо было делать.

Рука потянулась к карману, который уже привычно должен был отягощать газовый баллончик… должен, но сегодня он был оставлен за ненадобностью дома. Именно Дима настоял на этом. Лишь стоило только понять, что она сейчас ничего не сможет сделать для своей и его защиты, как бессилие, безнадёжность окончательно завладели ею. Драка переместилась к её ногам. Мужчины перекатывались по грязному асфальту, и вот именно сейчас преступник нависал угрозой над Димой, и она могла бы отравить его лицо спасительными слезами, но…

Дима чуть слышно вскрикнул, его руки обмякли, зрачки превратились в стекло, теперь он не мог даже сопротивляться. Парень спокойно встал, отдёрнул воротник плаща, и достал желанные деньги. В одной руке он держал кошелёк, в другой – нож, запачканный Диминой кровью. Парень перевёл взгляд с беззащитного тела на неё – всего секунду в глазах отражался выбор жизни или смерти.

- Сука… - лишь сказал он, и спокойно зашагал к темноте, чуть поодаль перейдя на бег.»

Точку в рассказе, который был назван «Защитница», он поставил лишь утром, часам к десяти, проработав без остановки тридцать часов кряду. Ни усталости, ни бессилия писатель не ощущал, лишь смутная, непонятная тревога донимала его. Решив немного поспать, чтобы отрезвить разум и восстановить силы, которые в дальнейшем могут быть необходимы, он залез в кровать. Но всё равно, почему-то заснуть долго не получалось, лишь к полудню мир грёз смог его покорить. Капли дождя привычно барабанили о подоконник.

Пробуждение получилось долгим, вымученным беспокойными мыслями. Такое состояние, когда вроде бы спишь, но одновременно и думаешь о чём-то, резруливаешь какие-то свои дневные незавершённости, скорее больше изматывает, нежели даёт телу и разуму отдохнуть.

Открыв глаза, он понял, что проспал намного больше, чем изначально рассчитывал – комнату заполнял мрак глубокой ночи. Уверенность, что он уже не спит, давало лишь знакомое, отчётливо громкое постукивание дождя за окном.

Мысли… тяжёлые, вязкие мысли, что выбрались сквозь сон на свободу, несли в себе ответ, который он так отчаянно пытался найти, не зная, что все ключи находятся рядом. Писатель, наконец понял, чего же именно ему не хватало для полноты, чёткости, целостности собираемой картины.

Под номером один, то есть первым случаем, когда он не занёс в тетрадь подаренные Зовом впечатления, оказывается был не тот, что с валяющейся мелочью, а раньше… намного раньше. Помнится, Зов тогда привел его к окну, за которым девушка упрямо, день за днём смотрела в экран монитора… пока однажды она, взяв с собой болтливую подругу, не решила прогуляться в парке, а утомившись присесть к парню, в одиночестве читающему книгу.

Когда Зов, даровал писателю очередную идею для истории, увы, он не сумел разглядеть в том окне что-то важное, интересное, достойное истории. И тогда что-то соединило писателя с ней, воплотило его историю в реальность, одарило плотью.

Буквально на секунду, на долю секунды, писателю показалось, что он смог увидеть, почувствовать огромное, невообразимо большое пространство, всё насквозь пронизанное тонкими линиями судеб и событий… линиями вариантов и возможностей. Сотни, тысячи, мириады линий где-то в космической пустоте. Все они составляют сплошное, единое месиво. Они шевелятся, переливаются невообразимыми узорами, копошатся и скручиваются, словно живые. И где-то там, среди этих множеств вариантов, более всего походящих на изворотливых червяков, существуют, живут и пульсируют в своём ритме, его линии жизни. Они, также как и всё кругом, сплетаются и расходятся железнодорожными рельсами, позволяя ему самому выбирать предстоящий путь.

И он, не будь дураком, пользовался этим благословением, загребая себе лучшее из всего, что мог предложить мир. Но всё оказалось фикцией. Тяжкое, тянущее вниз разочарование охватило тело и мысли. Писатель всего лишь хотел быть просто сам по себе. Теперь же, зная, что где-то, у кого-то более осведомленного чем он сам, существуют совершенно другие, непонятные ему планы, он больше ни за что не сможет ощущать себя свободным.

«Для чего тогда всё?!».

Лишь добравшись до своего стола, он зажёг лампу. Из лежащей рядом на полу сумки достал любимую ручку и маленькую тетрадь, и неотягощенный усталыми мыслями, начал изливать на листы вновь найденные слова.

«920. История повествует о парне, которому по роду деятельности приходится много ходить пешком по городу (например, он коммивояжёр или разносит заказы). Так получается, что несколько дней подряд ему приходится бывать в одном и том же районе города, и даже на одной улице. Работает он допоздна, до самой темноты. И вот однажды он бросает случайный взгляд и видит в окне женский силуэт перед горящим монитором (обычный женский силуэт, прямые волосы «под каре», голова чуть наклонена в бок). Сам не знает почему, но всё это в совокупности, накрепко западает ему в душу.

Через несколько дней, в очередной раз, по воли долга оказавшись вечером в это районе, он решает «навестить» её силуэт. В окне он видит, как она пристально всматривается в мелкий шрифт сайтов, как переключает песни, смотрит видеоролики… Чем-то это его привлекает, и он начинает приходить каждый вечер, чтобы понаблюдать за силуэтом девушки. Со временем он понимает, что для него это увлечение превратилось из просто любопытства, в необходимость, манию – если, по каким-то причинам ему не удавалось выполнить ежевечерний ритуал, то в душе зарождались тревога, напряжение… Даже не имя понятия, кто в действительности эта девушка, как она выглядит, сколько лет, свободна ли, вообще ничего о ней не зная, он ощущает странную, необъяснимую тягу к ней. В реалиях он влюбляется в таинственный образ.

Зная адрес дома и приблизительно квартиру, в которой она живёт, он с лёгкостью находит её страничку в интернете на одном из сайтов знакомств. Он просматривает её анкету, фотографии, читает записи в блоге… и от этого она становится ещё ближе, ещё интереснее. Она оказывается очень красивой, его ровесница. По активности на сайте видно, что она целыми днями просиживает в сети. Более не справляясь с собственными чувствами, он решает, во что бы то ни стало с ней познакомиться.

Он начинает дожидаться её возле подъезда, чтобы случайно «столкнуться» с ней. Он уверен, что это не составит труда, так как на фотографиях она всегда в кругу большого количества друзей, в разных компаниях и местах, от баскетбольной площадке до пляжа – человек она явно активный.

Но почему-то за несколько дней она так ни разу и не появилась на улице. В окне её можно было увидеть лишь с наступлением темноты – днями шторы были закрыты, пряча комнату от дневного света. Ему ничего не остаётся, кроме как познакомиться с ней в интернете, где они легко находят общий язык и с упоением общаются.

В одном из разговоров он рассказывает ей, как произошла их встреча, что она не случайна. После чего девушка пропадает на целую неделю – в сети она не появляется, в окне шторы наглухо задёрнуты даже по вечерам. Он в недоумении и страхе что потерял её, пишет одно сообщение за другим, но ответ приходит лишь через неделю. Всего одна строка: «Наклон головы, что ты заметил – это паралич».

Он растерян, даже не знает, что ответить. Через день приходит ещё одно сообщение, в котором она подробно рассказывает о болезни поразившей её тело год назад, о том, что у неё могут двигаться лишь кисти рук и немного левая нога, что знакомство с ним очень важно для неё, и она хочет продолжать общение, ни на что не надеясь.

В смятении чувств он отправляется проветрить голову, чтобы хоть что-то решить. Он долго бесцельно бродит по ночному городу, размышляя о своей любви к ней и боли в сердце, пока не бросает случайный взгляд и видит за окном прекрасную женщину, спокойно читающую книгу перед большим аквариумом, отдающими синим свечением… Называется рассказ «Силуэт».

Набросав скелет нового рассказа, писатель отправился на кухню заваривать кофе. Молоко оказалось прокисшим, пришлось пить без него. Но практически залпом осушив стакан, понял, что одним только кофе дело не закончится – желудок требовал пополнить потраченную за день энергию. Решил перекусить.

Писателю вообще было свойственно смешивать процесс обдумыванья чего-то важного с одновременным выполнением каких-то простейших, не требующих особого сосредоточения действий. Например, приготовление бутербродов было в самый раз.

Почистив несколько зубчиков чеснока, он выдавил их в сметану, приправил чёрным и чили перцем, паприкой, посолил. Затем достал из хлебницы тонкий армянский лаваш, нарезал его на несколько длинных дорожек, шириной в ладонь. На них положил ломтики сыра «Сулугуни» и помидора, репчатого лука. Сверху покрошил укроп и киндзу. Немного посолил, приправил сметано-чесночным соусом, что только приготовил. Затем завернул всё это в рулетики лаваша. Минута в микроволновке, и получилось шесть аппетитных, горячих бутербродов.

Ещё одна чашка кофе без молока и бутерброды… он всегда ел мало, и поэтому всегда наслаждался самим процессом насыщения себя разными вкусами. Всегда ел медленно, ощущая… всегда, но не сейчас. В этот самый момент, посреди глубокой ночи, писатель чувствовал себя будто бы разобранным по частям, песочным человеком, в любую секунду готовым рассыпаться по полу миллионом мельчайших крупиц. Ощущение беззащитности перед чем-то превращало его голову в сгусток боли. Как он не старался, ему не удавалось отогнать от себя мысли, что любое его действие, любой поступок с лёгкостью просчитываются на перёд, стеклянно прозрачны, предсказуемы, и неизбежно ведут… КУДА? Пока что это был самым важным вопросом – куда всё идёт?

То, что стремительное движение вперёд началось, и его не остановить, даже не подлежало сомнениям. И это было хуже всего.

Не ощущая вкусов, почти машинально, он запихал в себя еду, запив тошнотворным напитком. Только что, менее получаса назад, писатель, своими руками, выплеснул на бумагу придуманный кем-то сюжет. Сюжет, благодаря которому… нет, не так… сюжет, ради которого они встретились.

«Неужели наше знакомство было спланировано лишь для того, чтобы я не смог забыть то окно, тот силуэт, и, в конце концов, настрочил хренов рассказ?! Лишь для этого?! И что теперь?».

Он прекрасно понимал, что если все события, героем которых он стал, не вымысел (во что писатель не верил), а реальность, то записывая этот сюжет, он тем самым, самолично выносит их отношениям приговор.

«Неужели, - размышлял он, - Что бы я сейчас не совершил, неизбежно приведёт к краху нашей любви? История записана, а значит сохранена, и теперь нет смысла в наших отношениях… Нет, ведь должен быть выход. Я не хочу… не хочу её терять!

Он:

-…Как ты тогда назвала меня? Кажется «Хранителем Историй»? Ты даже не представляешь НАСКОЛЬКО была права.

Почему мне так плохо? Почему это знание не оставляет меня, не даёт покоя, тишины? Может быть… может быть я привык чувствовать себя свободным, и уже никогда не смогу свыкнусь с ролью чей-то марионетки, всего лишь чьего-то пера.

Ты не понимаешь о чём я? Чего тут не понятного?! Ведь может быть так, что сам ОН вдруг решил попробовать себя в роли писателя… и я всего лишь один из тысяч его личных секретарей, самоотверженно записывающих придуманные им истории. Н-да… пафоса многовато. Не, ну а что?! Ты всегда сама твердила, что всё возможно.

Я ведь не с проста каждый раз удивлялся и Зову, и моим зависаниям, и тому как легко и складно у меня истории пишутся… Это так просто – достаточно взять ручку, коснуться ею листка, и текст сам польётся из неоткуда уже полностью готовенький, будто это и вовсе не мой труд.

Теперь же, когда у меня в голове всё лежит по местам, картина ясна – я лишь инструмент в ЕГО… не смотри на меня так… ну ладно, не в ЕГО, в ЧЬИХ-ТО руках. Не отворачивайся, а то я чувствую себя полным идиотом!

Ну как ты тогда объяснишь эти странности? Совпадение?! Чушь! Я не верю в совпадения! Сначала валяющиеся деньги. Помнишь, ты ещё тогда со мной была? Именно из-за тебя я свои мысли не смог записать – ты разозлилась и ручку отшвырнула. Ты считаешь, что похожая точь-в-точь ситуация произошла со мной просто так? Ну а в парке? Ведь я специально решил не записывать случай с кражей сумки – хотел проверить…

И теперь… ещё… вот ты… Я ж не просто так именно сейчас всё это тебе рассказываю. Важно чтобы ты осознала, поняла всю угрозу нашим отношениям! Я записал историю про силуэт… сам не знаю почему. Тогда я не мог по-другому. Понимаешь? Просто не мог…

Что дальше? Я… я не знаю. Я, конечно, думал о разных путях, о другом выходе… но, по-моему, его нет, просто нет.

Ты всё же не понимаешь… Все истории, все сюжеты уже существуют, они где-то есть. Мне же остаётся их лишь записывать, я уже говорил об этом. Главная задача историй – «родиться». Понимаешь? Перейти из того мира в наш… родиться на бумаге. Для этого им нужен проводник, то есть я. Мне кажется, таких проводников уйма, я просто первый догадался. А истории, они сами себе выбирают хранителя, и разными способами заставляют его работать на них, если так можно выразиться. Я не знаю, как по-другому объяснить. Если я не записываю выбравшую меня историю, то со мной начинают происходить почти такие же, как и в истории события. Почему? Ну как… чтобы я помнил …

И самое главное, я должен, просто обязан их записывать – это как бы моё предназначение… иначе станет совсем плохо… Почему? Потому что… все истории ведут к смерти…

Пожалуйста, не смотри на меня будто я – псих. Ты просто не можешь всего понять.

Когда я сегодня готовил бутерброды, до меня дошло, что развитие событий идёт по спирали – диаметр круга становится всё меньше и меньше, пока не превратиться в точку. Точка – это конец всему, это смерть. Не запиши я наш рассказ, всё бы закончилось точкой… в реальности, не на бумаге. Если я не делаю то, для чего предназначен, моя жизнь обращается в ноль, и меня постепенно выкинут из мира, за ненадобностью.

Она:

У неё не было ни сил, ни желания что-либо менять. Его сумасшествие, его бред, что он сейчас нёс, пугали её, затягивали к себе своей нелепой правдоподобностью. Она боялась, она до этого никогда так не боялась поверить любимому человеку… боялась разделить с ним на двоих его мир… мир, где у историй есть душа, где они живут сами по себе и имеют цели… мир, где желание идти, носящее глупое имя Зов, неизбежно приводит к большим и маленьким трагедиям людей… мир, где случайно мелькнувший перед глазами человек или предмет могут погрузить тебя в тишину и прохладу самих далёких закоулков психики…

И всё для того… только лишь для того, чтобы получился рассказик, который мало кто прочитает… лишь для того, чтобы сбежать от огромного, непонятного мира людей в собственные мысли.

Она медленно, будто у неё и вовсе не осталось сил, подтянула к себе сумочку. Встала с дивана… Он лишь молчал, взглядом вымаливал у неё доверие.

- Я пойду… - прошептала она. Её полное бессилие выдавал голос.

Писатель кивнул, видимо понимая, что останавливать её не имеет смысла. Может быть, чтобы всё осознать ей нужно время… а может и оно не поможет. Но, так или иначе, сейчас происходит именно то, что и должно было случиться – идея записана, и для тех существ, что живут наверху, их отношения теперь не имеют смысла.

- Я завтра приду. Вечером. Буду смотреть на твой силуэт в окне, - сказал он.

Уже у самой двери она обернулась, и окинула его квартирку взглядом, словно прощалась.

- Я не сумасшедший…

Но она этого уже не услышала.

- …Мам, там у меня на столе уже готовый сборник лежит, - писатель прижимал телефонную трубку к уху плечом, а свободной рукой рисовал на листке какие-то узоры. - Сможешь сама забрать? Вот и хорошо… постарайся, чтобы его издали как можно скорее. Знаю, что никогда тебя об этом не просил. Все остальные истории мне были безразличны, а там есть одна, очень важная для меня. Хочу, чтобы она как можно скорее попала на прилавки. Что за история? Про девушку в окне… прочитаешь, сама поймёшь. Ага… ну и ладно… Просто я решил немного попутешествовать, впервые выбраться из города. Не поверишь, но здесь я полностью исчерпался, ни одной истории больше придумать не смогу. И такое бывает… Хочу сначала страну объездить, а затем Англия и Япония – это первым делом, дальше видно будет. Ну, всё, спасибо… Главное про сборник не забудь – как можно скорее, помни! Я пошёл, кажется, меня Зовут…

Люди, машины, светофоры и дома привычно мелькали фоном. Он ни на что не обращал внимания, главное сейчас было не упустить еле слышимое чувство направления. Как всегда писатель не знал, куда свернёт в следующую минуту. Просто шёл, полностью доверяясь Зову.

Бесконечное движение вперёд…

Когда желание исступлённо переставлять ноги пропало, и писатель, будто пробудившись ото сна, смог оглядеться, его окружали стены аэропорта. Он стоял в очереди за билетами. Не успев до конца понять, как здесь очутился, прямо перед ним спокойно сидящий на руках матери малыш не понятно с чего громко расплакался, зарыдал во весь голос. Только что был спокоен, и с любопытством озирался по сторонам, как вдруг пустился в ор, начал колотить мать…

- Что, что случилось, малыш? – пыталась она испуганно, суетливо успокоить ребёнка. Люди из очереди недовольно отстранялись, предвкушая перелёт с маленьким крикуном.

Доли секунды достаточно, чтобы сознание «отключилось» от внешнего мира. Словно в кино, на писателя нахлынули кадры авиакатастрофы: взрыв, паника, крики, скрежет металла, дно океана… и мать, успокаивающая ребёнка перед самой посадкой, делающая выбор между доверим к собственным чувствам, что предвкушают скорое несчастье, и доводам разума, о нелогичности, глупости этой тревоги… Что она выберет?

По привычке, писатель потянулся за тетрадью, но, вовремя вспомнив о своём решении, одёрнул от сумки руку. Рядом стоящий мужчина, удивлённо глянул на странного парня.

- Извините, - непонятно у кого попросил он прощения, и вышел из очереди.

Вместо того чтобы записать продиктованную Зовом идею, он, доверяя указателям, направился к кассам международных авиалиний.

«Я не сумасшедший… я просто не принадлежу себе…»

Билет был взят на середину ноября – ровно через три месяца. По самым скромным подсчётам этого времени вполне должно хватить, чтобы рассказ окончательно прорвался в реальность, и затопил собой его мир. По самым смелым подсчётам этого времени вполне должно хватить, чтобы писатель смог ответить на главный вопрос.

«Я не псих… не псих?»

На выходе из аэропорта виднелся ряд небольших магазинчиков, фарцующих всякой ерундой: от сувениров и туристических путёвок до книг и музыкальных инструментов. Он было собирался продолжить свой путь, но от куда-то звучала та самая мелодия, к которой привёл его впервые подавший свой голос Зов. «You’ll see» группы «[re:jazz]» доносилась из книжного.

Небольшой магазинчик, полки вдоль стен и в центре до отвала забиты книгами, журналами, газетами - разнообразным читабельным ширпотребом для скучных перелётов, на прилавке разложены открытки и канцелярские принадлежности. Музыка доносилась из небольшого бумбокса.

Продавец – молодой парень, развалившись за кассой лениво ковырялся взглядом в страницах покет-бука. Писатель подошёл к прилавку, и навис над парнем, ожидая, когда тот соизволит обратить на него внимание. Парень, не отрывая глаз от книги, коротко бросил:

- Спрашивайте…

Молодой человек явно не зависел от покупателей, скорее всего кого-то подменяя. Весь его расхлябанный вид, что он рассеивал в пространстве, говорил о скорейшем желании сорваться из этой дыры, и лететь по своим более интересным делам.

- У вас случайно *** нет? – вежливо спросил писатель.

- Случайно есть… - с серьёзным видом пошутил продавец, - И даже больше скажу… Вот… самая последняя.

И кинул маленькую книженцию, что читал, на прилавок. Писатель взял книгу в руки, и с удивительным даже для себя равнодушием, спросил:

- И как?

Парень скрестил на затылке руки, и закрыл глаза – похоже он и вовсе не собирался смотреть на назойливого покупателя.

- Что «и как»?

- Ну… и как вам её последняя книга. Нравится?

Наконец молодой человек приоткрыл левый глаз и подозрительно, пристально обшарил взглядом такого любопытного человека. Видимо решив, что никакой угрозы он не несёт, спокойно ответил:

- А-а… Чушь, как всегда.

- Если чушь, зачем тогда читаешь? – удивился писатель.

Тот лишь хмыкнул.

- Честно сказать, я и сам толком не знаю. То, что эта писака настоящая бездарь, графоман – это точно. Ни сюжета толкового – все истории чересчур запутанны, или вовсе непонятны… Герои – сплошная банальщина. Стиль – отстой… и так далее. Но, почему-то ж читаю. Есть что-то такое в её историях…

- Что-то такое – это что?

- Не знаю… может быть чувства там настоящие. Я ж не ценитель, точно сказать не могу. Хоть и чернуха сплошная – смерти, смерти, смерти… сплошные смерти. Хоть и приелось уже заранее знать, что герой обязательно умрёт… Просто нравится, - и как бы опомнившись, добавил. – Но по большеё части говно эта ваша ***, а не литература. Покупать будете?

Писатель протянул кредитку.

- Давайте… Интересно будет почитать...

Выходя из магазина, он зачем-то посмотрел вверх, и сказал стеклянному потолку аэропорта:

- Слышишь?! Гавно твои истории, и смертей многовато… Точку пора ставить, писȧка…

25.07.2009

22.09.2009

Саундтреки к рассказу (можно скачать на www.youZAY.COm):

1. Animals On Wheels - Soluble Ducks

2. DJ Food - The Crow

3. The Herbaliser - Mrs Chombee Takes The Plunge (DJ Food re-bake)

4. Steve Conte - Heaven's Not Enough

5. Yoko Kanno - Separated