Эстетическое

Эстетическое — наиболее общая категория эстетики; метакате-гория, с помощью которой обозначается ее предмет и выражается сущностное родство и системное единство всего семейства эстетических категорий. В качестве категории она оформилась в эстетике только в XX в. на основе предиката «эстетический», активно употреблявшегося со времен Канта применительно к особому опыту, особым субъект-объектным отношениям, изящным искусствам, специфическому сознанию и т.п. — ко всей сфере явлений, изучаемых эстетикой. В XX в. прилагательное субстантивировалось в среде эстетиков и превратилось в термин для обозначения предмета науки (das Asthetische — в немецком; the aesthetic — в английском; I'esthe'tique — во французском — один термин для обозначения эстетики и эстетического, которые различаются достаточно четко по контекстуальному смыслу во франкоязычной эстетике XX в.).

3.1. Содержание и смысл эстетического

Чаще всего под эстетическим понимается та сфера субъект-объектных отношений, в которой восприятие объекта или представление о нем сопровождается бескорыстным, незаинтересованным удовольствием. На этом основании далеко не всеми исследователями эстетическое оценивалось однозначно и позитивно. Некоторые ученые еще с конца XIX в. отождествляли его с эстет-скин (как сущностью эстетизма — особого мировоззрения, полагавшего эстетическое, художественный опыт в качестве высшей и единственной ценности), с гедонизмом, что в прагматически и утилитаристски ориентированном обществе придавало ему негативный оттенок. Однако к середине XX в. в академической эстетике категория эстетического утвердилась в позитивном смысле и достаточно повсеместно. Для обозначения предмета эстетики она, в качестве само собой разумеющегося научного термина, активно употреблялась А.Ф. Лосевым, Д. Лу-качем, Г.Г. Гадамером, Г. Маркузе, М. Дюфреном, Э. Сурио, А.К. Ку-марасвами и многими другими эстетиками. При этом они неред-

ко использовали это понятие как в широком (предмет эстетики), так и в более узких смыслах. Гадамер, в частности, иногда отождествлял его с понятием «эстетическое сознание»; Маркузе видел в эстетическом один из основополагающих способов жизни «свободного общества» будущего. Дюфрен связывал эстетическое, как «a priori» (значимое понятие в его эстетике) существующее в природе и в произведении искусства («квази-субъект»), с «эстетическим опытом». Д. Лукач поставил целью своего многотомного исследования «раскрытие своеобразия эстетического», выявление его «объективного характера» и свел в конечном счете эстетическое к понятию «эстетическое отражение», которое он объединял с мимесисом, интерпретируемым в духе «теории отражения»³⁰. В 60-е годы в советской эстетике прошла оживленная дискуссия по проблеме эстетического, в ходе которой при Многих упрощенно вульгаризаторских заключениях было, тем не менее, подтверждено, что эта категория завоевала в науке право на существование в качестве наиболее общей, более широкой, чем прекрасное, категории.

Наиболее емкое определение эстетического дал тогда А.Ф. Лосев: «Эстетическое есть выражение той или иной предметности, данной как самодовлеющая созерцательная ценнрсть и обработанной как сгусток общественно-исторических отношений»³¹.

Одной из причин широкого распространения категории эстетического в науке XX в. стала почти полная девальвация категории прекрасного, часто отождествлявшейся в классической эстетике с ее предметом или обозначавшей один из сущностных его аспектов, но так и не получившей в силу неуловимости для рассудка обозначаемого ею феномена удовлетворительного вербального выражения. Господство в художественно-эстетической культуре прошлого столетия авангардно-модернистских и постмодернистских тенденций (о них подробнее см. в Главе 13) поставило под вопрос актуальность самой категории прекрасного в эстетике. В среде исследователей достаточно широко утвердилась мысль, сформулированная одним из эстетиков второй половины XX в.: «Наука о прекрасном сегодня невозможна, потому что место прекрасного заняли новые ценности,

³⁰ См.: Лукач Д. Своеобразие эстетического. М., 1963.

³¹ Лосев А.Ф. Две необходимые предпосылки для построения истории эстетики до возникновения эстетики в качестве самостоятельной дисциплины // Эстетика и жизнь. Вып. 6. М., 1979. С. 223.

66 Глава 3. Эстетическое

Глава 3. Эстетическое

которые Валери назвал шок-ценностями, — новизна, интенсивность, необычность»³². Составители сборника «Более не изящные искусства» (Мюнхен, 1968) утверждали, что «в качестве пограничных эстетическому явлений» в современном искусстве выступают абсурдное, безобразное, болезненное, жестокое, злое, непристойное, низменное, омерзительное, отвратительное, отталкивающее, политическое, поучающее, пошлое, скучное, бросающее в дрожь, ужасное, шокирующее. Ясно, что для включения подобных «явлений» в исследовательское поле эстетики, если она все еще претендовала на роль философии искусства, требовалась какая-то более абстрактная и обобщенная категория, обозначающая ее предмет.

Спонтанно утвердившись в науке, категория эстетического остается одной из наиболее дискуссионных проблем эстетики, ибо ее содержание — предмет самой науки, — также до сих пор остается дискуссионным. В качестве одного из исторически детерминированных и наиболее адекватных на сегодня смыслов эстетического можно указать на следующий.

Категорией эстетического обозначается особый духовно-материальный опыт человека (эстетический опыт — см. ниже), направленный на освоение внешней по отношению к нему реальности, и все поле связанных с ним субъект-объектных отношений. Суть его сводится к специфической системе неутилитарных отношений субъекта и объекта, инициированных, как правило, конкретно-чувственным восприятием объекта субъектом, в результате чего субъект получает духовное наслаждение (эстетическое удовольствие, достигает катарсиса, блаженного состояния и т.п.), которое не является целью эстетического опыта, но всегда сопровождает его, ибо свидетельствует о том, что реально состоялся конкретный акт этого опыта: эстетического восприятия или творчества. Сам акт эстетического опыта имеет или чисто духовный характер — неутилитарное созерцание объекта, имеющего свое бытие, как правило, вне субъекта созерцания, но в некоторых созерцательно-медитативных практиках (обычно связанных с религиозным опытом) — и внутри субъекта; или — духовно-материальный. В этом случае речь идет о многообразных практиках неутилитарного специфического выражения — в первую очередь о всей сфере искусства, одной из главных причин исторического возникновения которой и явилась необходимость материальной актуализации (реа-

³² Asthetik heute. Ed. A.Giannaras. Munchen, 1974. S. 10. 68 (лава З. Эстетическое

лизации, фиксации, закрепления, визуализации, процессуальной презентации и т.п.) эстетического опыта; но также и о неутилитарных компонентах или, точнее, о неутилитарной ауре, присущей любой творческой деятельности человека во всех сферах жизни.

В случае художественно-эстетического (анагогического) выражения духовное созерцание или предшествует, или, чаще всего в художественной практике, протекает синхронно с творческим процессом созидания эстетического объекта, или произведения искусства. Состояние, которое переживается субъектом как духовное, или эстетическое, наслаждение, не есть сущность или самоцель эстетического отношения, эстетического опыта, но является лишь свидетельством реальности глубинного контакта субъекта с той неописуемой реальностью, которая стоит за объектом эстетического отношения; свидетельствует о достижении субъектом одной из высших ступеней духовного состояния, когда дух субъекта с помощью эстетического духовно-материального опыта достаточно полно отрешается от утилитарной сферы и воспаряет (возводится) в пространства чистой духовности, достигает (в акте мгновенного озарения, катарсиса) состояния сущностного слияния с Универсумом и его Первопричиной (или Богом), то есть — недоступной в обыденной действительности полноты бытия. Именно стремление к абсолютной полноте бытия как к идеалу свободной человеческой жизни, приобретение оптимально доступйого человеку кванта особой духовной энергии, наличествующей только в эстетическом опыте, и составляет его главную цель, а сама абсолютная полнота бытия может быть осмыслена в качестве метафизической основы эстетики, идеала, на который ориентирован эстетический опыт.

Высшее, предельное, в полном смысле чистое эстетическое наслаждение возникает только в случае состояния, события контакта эстетического субъекта с Универсумом, с его трансцендентными основами через посредство эстетического объекта. Этот глубинный, сущностный, вербально неописуемый контакт реализуется где-то на духовных онто-гносеологичес-ких (бытия-знания) уровнях и образно может быть представлен как некое открывание окон или проходов (в этом суть эстетического опыта) для эстетического субъекта к духовным основам Универсума; как осуществление в процессе эстетической деятельности (восприятия или творчества) реального (а не иллюзорного) единения (слияния без утраты личностно-

Глава з. Эстетическое 69

го самосознания) с ним. В результате возникшей органической гармонии (полной вписанности) человека (личности!) с Универсумом он и испытывает высшее духовное наслаждение, активно переживая свою реальную причастность к полноте бытия. Этот тип отношений субъекта и объекта, обозначаемый категорией эстетического, и составляет предмет эстетики, является одной из сущностных универсалий человеческого бытия и культуры.

Из приведенного определения эстетического уже следует вывод, на котором я хочу акцентировать внимание, что художественное (художественность) — это то же самое эстетическое только в ситуации, когда в качестве эстетического объекта фигурирует произведение искусства, когда речь идет об эстетическом аспекте искусства, то есть без каких-либо натяжек можно сказать, что художественность — это эстетическое качество искусства.

Понятно, что здесь дан идеальный концепт эстетического, его метафизическая сущность. Конкретно же в эмпирическом плане реализуется бесконечное число ступеней эстетического опыта, или уровней приобщения к полноте бытия (точнее уровней неполного приобщения к полноте), которые зависят и от эстетического объекта (как природного, так и произведения искусства), и от эстетического субъекта, и от конкретной ситуа? ции эстетического акта. Единственным реально ощутимым показателем полноты эстетического акта, качества обретенной духовной энергии является возникшее эстетическое наслаждение. Однако характер, окраска, сила, глубина, количество и т.п. параметры его не поддаются ни измерению, ни описанию. Здесь сфера сугубо личного субъективного опыта. Человек, обладающий достаточно высоким эстетическим вкусом, ощущает, что уровень достигаемой полноты бытия, комплекс переживаний и духовного наслаждения, степень духовной подпитки от восприятия художественного шедевра, например, Венеры Милос-ской, «Мадонны Литты» Леонардо или «Композиции VI» Кандинского, значительно выше, богаче, глубже, сильнее и т.п. (слова здесь, увы, неточны и бессильны), чем при восприятии какого-нибудь среднего произведения, например, любой жанровой картины Перова (по-своему талантливого художника), поздних «ню» Ренуара или поп-артовских объектов Раушенберга. Однако описать более-менее адекватно свой Опыт он не в состоянии. В какой-то мере это подвластно только талантливым искусствоведам, художественным критикам, литературоведам, да и то лишь в определенной, отнюдь не очень высокой, мере.

70 Глава 3. Эстетическое

Еще раз подчеркну, и об этом подробнее речь впереди, далеко и, как правило, не каждый эстетический акт достигает своей конечной фазы — переживания полного контакта с Универсумом (и особенно — с его Первопричиной), высшей гармонии с ним, абсолютной полноты бытия. Да и большая часть эстетических объектов не обладает соответствующим потенциалом, а субъектов — не имеет для этого достаточной подготовки. Чаще всего, особенно в суетной действительности обыденной жизни, когда человек не имеет достаточного досуга для духовных практик (а эстетический опыт — одна из высоких, хотя и наиболее доступных, форм духовной практики) и соответствующего навыка к ним, эстетический акт реализуется только частично. Субъект ограничивается, как правило, контактом с самим эстетическим объектом (природным пейзажем, произведением искусства), соответственно переживает только начальную фазу эстетического наслаждения, соприкасается только с периферийными областями полноты бытия, как бы некими подступами к ней, ощущает лишь слабый вкус (или аромат) этой полноты и чуть-чуть приоткрывающейся личной свободы. Большинство реципиентов, особенно современных, ограничиваются только этой фазой, принимая ее за окончательный результат.

Отсюда происходит и обывательское пренебрежение к эстетическому опыту, его повсеместная недооценка, точнее — непонимание его сущности, когда он воспринимается в качестве приятной приправы к тяжелой, но якобы главной для человека утилитарно полезной жизни и практической деятельности. Эстетический опыт для обывателя (часто высоко образованного) — это букет цветов в столовой, натюрморт на стене рабочего кабинета, мягкое кресло перед телевизором, уютная спальня, часовая пробежка по Лувру при семидневном туре по всей Европе. Не более. Приятно, но не существенно. Употребляется на отдыхе, вперемежку с пляжем, кружкой пива или бокалом вина. Жить можно и без этого, но с этим приятнее и престижнее. Это одно из самых распространенных, устойчивых и, увы, грубых заблуждений основной массы человечества.

К счастью, и в этом я вижу знак великого Промысла, практически во все времена обозримой истории человечества появлялась небольшая, но «могучая кучка» подвижников эстетического опыта, творцов эстетических ценностей — художников, которые жизни свои клали на алтарь эстетического опыта, обретая в этом нередко великое личное счастье большого Контакта при внешне трудной, иногда мучительной обыденной жизни. Имен-

Глава з. Эстетическое • 71

но благодаря им человечество обладает самым ценным, что оно смогло создать на протяжении своего существования, — сущностным ядром Культуры³³ — культурой художественно-эстетической, или уже — сокровищницей мирового искусства, включающей архитектуру, музыку, изобразительные, словесные и декоративно-прикладные искусства.

Эстетическое, таким образом, означает реальность бытия и функционирования одной из наиболее доступных людям и широко распространенных в Культуре систем приобщения человека к объективно Духовному путем оптимальной (то есть творческой) реализации себя в мире материальном. Более того, эстетическое свидетельствует о сущностной целостности Универсума (и человека в нем, как его органической составляющей) в единстве его духовно-материальных оснований. Остальные эстетические категории являются, как правило, более конкретными модификациями эстетического. Возвышенное непосредственно указывает на контакт человека с несоизмеримыми с ним космо-ургическими первоосновами бытия, с «бесформенными» пра-формами как источником любых форм; на потенциальную энергию бытия и жизни, на трансцендентальные предпосылки сознания и самого бытия; в религиозных культурах — на восхождение к Богу посредством эстетического объекта. Прекрасное свидетельствует о целостном восприятии субъектом онтологической презентности бытия в его оптимальной конкретно-чувственной выраженности, об адекватности смысла и формы, его выражающей, о совершенстве эстетического объекта; а безобразное указывает на ту контрпродуктивную сферу бесформенного, которая соответствует распаду формы, угасанию бытия и жизни, нисхождению духовного потенциала в ничто; но нередко (особенно в XX в.) приобретает и некий особый символический смысл какой-то антибытийственной реальности, хаотического потенции-рования виртуальных семантических возможностей.

Эстетическое поэтому не является ни онтологической, ни гносеологической, ни психологической, ни какой-либо иной категорией, кроме как собственно эстетической, т.е. — главной категорией науки эстетики, не сводимой ни к одной из указанных дисциплин, но использующей их опыт и наработки в своих целях. Еще раз подчеркну, что положенное вроде бы в основание

³³ Моя концепция Культуры и пост-культуры, излагавшаяся во многих моих работах, будет и здесь прописана в Главе 13. Подробнее о ней см.: Бычков В.В. Эстетика. С. 298-307.

72 Глава з. Эстетическое

приведенного определения понятие духовного наслаждения, т.е. чисто психологическая характеристика, не является сущностной основой эстетического, но только его атрибутом: главным показателем, сигналом, знаком того, что эстетический акт, эстетический контакт, эстетическое событие имели место, состоялись.

Закономерно возникают вопросы: А так ли уж необходим человеку в его и без того нелегкой и перегруженной жизни этот с трудом понимаемый и почти неописуемый гармонизирующий «контакт», это неуловимое никакими другими способами ощущение «полноты бытия»? И действительно ли именно он реализуется в эстетическом акте, а испытываемое при этом удовольствие, к которому с такой подозрительностью (и небезосновательно) относятся философы и богословы, свидетельствует именно об этом контакте? Это трудные вопросы. Может быть, самые трудные в эстетике. И дать на них прямые, точно аргументированные, экспериментально подтвержденные и убеждающие всех ответы вряд ли возможно в принципе. Создается впечатление, что фактически именно этим и занимались все мыслители, так или иначе с древнейших времен рассуждавшие о прекрасном, красоте, искусстве, а в поздние времена и собственно об эстетике и эстетическом. Именно на их суждения я и опираюсь в своих исследованиях и в данном изложении, полагаю их в качестве фундамента возводимого здания. Кропотливое изучение истории эстетики и духовной культуры в целом, непосредственный личный эстетический опыт и, прежде всего, богатый и целенаправленный опыт восприятия искусства, а также интуиция исследователя (а в эстетике она играет существеннейшую роль) убеждают меня в адекватности приведенного определения. Понятно, что читателю этого может оказаться недостаточным. Поэтому в дальнейшем разворачивании темы я буду иметь в виду эти «трудные вопросы» и пытаться при каждом удобном случае привести какие-то косвенные (на прямые, как показывает история эстетики, не приходится^ рассчитывать) аргументы в пользу заявленной выше концепции, хотя она уже в какой-то мере логически вытекает из всего хода эстетических исследований последних столетий, что можно ощутить даже из краткого исторического экскурса Главы 1. Тем не менее вся эта книга является специфическим разворачиванием предложенного концепта в модусе его последовательного разъяснения и углубления; эстетика разворачивается из ее предмета, как Универсум разворачивается из его Первопринципа.

Глава з. Эстетическое 73

Здесь необходимо еще подчеркнуть, что проблема эстетического относится к одной из глобальных проблем человеческого бытия, которой до появления эксплицитной эстетики подспудно занимались такие уважаемые дисциплины, как философия, богословие, филология. И действительно, изучение обозримой истории культуры показывает, что эстетическое относится к одной из сущностных универсалий бытия и культуры. В феномене, так обозначаемом сегодня, сконцентрирован некий специфически человеческий опыт, без и вне которого человек практически не мог бы существовать в своем нынешнем виде homo sapiens. И это отнюдь не профессиональная гипербола.

Как это ни парадоксально, но человек, этот венец творения согласно христианской доктрине или высший продукт эволюции, по другим гипотезам, являющийся сам творцом глобальной цивилизации и культуры, — так вот, только он во всем Универсуме находится, на что уже указывалось, в постоянном конфликте и диссонансе с ним в целом или с его составляющими: Богом, природой, социумом, культурой, со своими ближними, с самим собой. И конфликтность эта с историческим ростом «разумности» человека, от чего он находится последние столетия в упоении, не уменьшается, но возрастает вплоть до того, что сегодня человек поставил себя на грань самоуничтожения.

«Венец творения» оказался предельно конфликтен со всем творением и с самим Творцом. Результат грехопадения, — утверждает религия; ошибка эволюции, ее тупиковая ветвь, — полагают некоторые ученые. Как бы то ни было, все крупнейшие (и не только) умы едины в этом не поддающемся объяснению парадоксальном факте, а все основные институты и формации Культуры (в первую очередь религия и искусство) направляют свои усилия на преодоление этого рокового для человека конфликта. Однако сегодня и Культура со всеми ее традиционными институтами и интенциями находится в стадии, мягко и модно говоря, деконструкции, а точнее — последовательного разрушения, но об этом позже.

Человек с тех пор, как стал осознавать себя чем-то другим, чем окружающий его мир, оказался в ситуации вражды с этим миром и, конфликтуя с ним в борьбе за свое существование, начал одновременно сооружать здание Культуры, направленное на преодоление этой вражды, установление взаимопонимания и согласия с миром, с Универсумом. Именно на это были по существу ориентированы религиозные культы и обряды, великие религии, нравственные законы и моральные учения, наконец, вся сфера

74 Глава 3. Эстетическое

художественно-эстетической деятельности. Религии искали пути гармонизации человека с объективно существующим духовным началом Универсума — Великим Другим (духами, богами, Богом). Этика (в широком смысле слова) с древности занималась проблемами гармонии человека с остальным сообществом людей и, отчасти, с самим собой. Философские учения, издавна на дискурсивном уровне искавшие Истину и Знание о бытии, тоже не забывали о проблеме места человека в Универсуме и смысле его жизни. Но это была только theoria — интеллектуальное созерцание, узрение и констатация факта бытия. Фактически лишь религия и эстетический опыт (в модусе, прежде всего, практики) были внутренне ориентированы на универсальную и всеобъемлющую гармонизацию. Не случайно поэтому именно понятие и феномен гармонии с древнейших времени и во многих культурах занимали видное место в духовных и мыслительных практиках, а позже гармония была осмыслена в качестве важнейшего эстетического первопринципа³⁴. Да, собственно говоря, и религия, и этика, и философия на своих высших уровнях не могли обходиться без эстетического опыта и эстетической терминологии³⁵. И причина, по всей видимости, заключалась в том, что тот опыт, который мы сегодня осмысливаем как эстетический и который с древнейших времен связывали с понятиями красоты и прекрасного, имел своим двигателем глубинную энергетику бытия, с античности описываемую понятием Эроса, или Любви. В этой точке и религия, и этика, и философия сходятся и объединяются под покровом эстетики. Эрос во всех его ипостасях (космический, духовный, чувственный) объявляется Первопричиной и Перводвигателем бытия. «Бог есть любовь» (1 Ин 4,8). Все в Универсуме движется любовью, и только человек отпал от нее по неизвестным причинам, поэтому именно Любовь становится идеалом человеческого бытия. Любовь к Богу, к ближнему, к природе. Провозглашая целью человеческой жизни счастье, жизнь блаженную (vita beata), полное слияние (гармонию) с Богом в Царстве Божием и т.п., философские и религиозные учения сходятся в том, что любовь не возникает сама по себе или как результат волевого акта субъекта. Только Бог есть абсолютная, вечная, безначаль-

³⁴ См., в частности: Шестаков В.П. Гармония как эстетическая категория. Учение о гармонии в истории эстетической мысли. М., 1973.

³⁵ Для христианской культуры я аргументированно показал это в моем исследовании «2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica» (СПб-M., 1999).

Глава з. Эстетическое 75

ная Любовь. Во всех же субъектах Универсума любовь возбуждается, и возбудителем ее является красота, прекрасное. „Еще Платон хорошо показал это в «Пире», а последующая философско-религиозная традиция, а также искусство и литература развили эту концепцию в бесчисленных вариациях.

Вожделение красоты, прекрасного инициирует путь любви, путь к счастью, к блаженной жизни, к Царству Божию, к полноте бытия, и одно из главных и наиболее доступных и эффективных для человека направлений этого пути издревле связано с эстетическим опытом, в частности, с чувственно воспринимаемой красотой и искусством. Показателем того, что акт любви реально осуществился является наслаждение. Для плотской любви — чувственное, чисто физиологическое или психофизиологическое наслаждение, сопровождающее физический контакт любящих, в пределе — сексуальный акт; для более высоких уровней любви (равно духовного эроса) — духовное наслаждение, «неописуемая сладость», как ее обычно обозначают мистики. Одной из главных разновидностей духовного наслаждения является эстетическое наслаждение, на высших уровнях эстетического созерцания сходное с «бесстрастным наслаждением» мистического опыта, мистического эроса.

Глубинную связь эстетического опыта с религиозно-мистическим чувствовали многие богословы, религиозные мыслители, теоретики духовных практик и пытались выразить это в своих текстах. Наиболее полно, емко и вполне осознанно это удалось, пожалуй, только в последние столетия, на закате христианской культуры. В частности, известный русский мыслитель и писатель Константин Леонтьев (1831-1891) одним из немногих в свое социально и позитивистски заостренное время ясно сознавал, что красота, эстетическое в природе и в искусстве отнюдь не простая видимость и дополнительное или излишнее украшательство, но — «видное, наружное выражение самой внутренней, сокровенной жизни духа», что именно эстетика, а не мораль и даже не религия является «мерилом наилучшим для истории и жизни», а эстетический критерий (эстетическое для него традиционно тождественно с красотой) есть наиболее универсальная характеристика бытия.

Пережив сильный духовно-религиозный перелом, он к концу жизни пришел, однако, к полному противопоставлению эстетического и религиозного, осознав эстетизм культуры как «изящную безнравственность», которой он противопоставил «поэзию религии православной со всей ее обрядностью и со всеми «кор-

76 Глава 3. Эстетическое

рективами» ее духа». Сохранив до конца жизни веру в эстетическое начало жизни и искусства, как сущностное начало, Леонтьев никак не мог примирить ее со своей философией «христианского пессимизма», которую он выводил из Нового Завета, прочитанного «сквозь стекла» святоотеческой аскетики. В этом главная трагедия его позднего мироощущения и миропонимания, которую он и сам хорошо сознавал, но не видел из нее выхода. Жизнь не имеет бытия без эстетического начала, а христианство, в его понимании, борется с эстетикой жизни, то есть ведет к уничтожению самой жизни. В одном из поздних писем к В.В. Розанову он писал: «Итак и христианская проповедь, и прогресс европейский совокупными усилиями стремятся убить эстетику жизни на земле, то есть самую жизнь... Что же делать? Христианству мы должны помогать, даже в ущерб любимой нами эстетики...»³⁶, то есть в ущерб земной жизни, уповая только на жизнь будущего века.

3 полемике с Леонтьевым определил свою эстетическую позицию крупнейший русский богослов и философ начала XX в. о. Павел Флоренский (1882-1937). Он обозначает ее как «религиозный эстетизм», используя это понятие исключительно в позитивном смысле и резко отграничивая свою позицию от леонтьевской, кажется, не очень вникнув в последнюю по существу. В «Столпе и утверждении Истины» он писал: «Таким образом, для К.Н. Леонтьева «эстетичность» есть самый общий признак; но, для автора этой книги, он — самый глубокий. Тан красота — лишь оболочка, наиболее внешний из различных «продольных» слоев бытия; а тут — она не один из многих продольных слоев, а сила, пронизывающая все слои поперек. Там красота далее всего от религии, а тут она более всего выражается в религии. Там жизнепонимание атеистическое или почти атеистическое; тут же — Бог и есть Высшая Красота, чрез причастие к Которой все делается прекрасным. <...> Все прекрасно в личности, когда она обращена к Богу, и все безобразно, когда она отвращена от Бога. И тогда как у Леонтьева красота почти отождествляется с геенной, с небытием, со смертью, в этой книге красота есть Красота и понимается как Жизнь, как Творчество, как Реальность»³⁷.

³⁶ Цит. по: «Русский вестник». 1903. № 6. С. 419.

³⁷ Флоренский П. Столп и утверждение Истины. М., 1914. С. 585-586. Подробнее об эстетике П.А. Флоренского см.: Бычков В.В. Эстетический лик бытия (умозрения Павла Флоренского). М„ 1990; его же. 2000 лет христианской культуры... Т. 2_Ч С. 308 и далее.

Глава 3. Эстетическое 77

Известный русский философ Н.О. Досский (1870-1965) в своих «Основах эстетики» осмысливает эстетический опыт, эстетическое созерцание как «предвосхищение жизни в Царстве Божием»: «Эстетическое созерцание требует такого углубления в предмет, при котором хотя бы в виде намеков открывается связь его с целым миром и особенно с бесконечною полнотою и свободою Царства Божия; само собою разумеется, и эстетический субъект, отбросивший всякую конечную заинтересованность, восходит в это царство свободы: эстетическое созерцание есть предвосхищение жизни в Царстве Божием, в котором осуществляется бескорыстный интерес к чужому бытию, не меньший, чем к собственному, и следовательно, достигается бесконечное расширение жизни. Отсюда понятно, что эстетическое созерцание дает человеку чувство счастья»³⁶.

Уже из этих нескольких ярких высказываний и предшествующих рассуждений мы видим, что эстетическое имеет свои основы в метафизических космоантропных глубинах бытия, которые не поддаются дискурсивному осмыслению и вербальному описанию, и играет существенную роль в жизни человека и в культуре в качестве действенного фактора приобщения человека к Универсуму в его сущностных основаниях. Косвенно, но ярко об этом свидетельствуют и многочисленные функции и место эстетического опыта в культуре, да и всей жизни человеческой, если всмотреться в нее внимательнее.

3.2. Эстетическое в жизни и культуре_______

Квинтэссенция эстетических отношений сосредоточена в сфере искусства, где эстетическое функционирует в виде художественного, художественности, художественной формы. То, что мы сегодня называем искусством, т.е. некая специальная деятельность (и ее результаты), направленная прежде всего на создание и выражение эстетического (или красоты, прекрасного, как выражалась новоевропейская эстетика) и что было осознано всего несколько столетий назад под видом изящных искусств (подробнее см. в Главе 11), имеет долгую историю, восходящую практически к истокам самой культуры, но искусство далеко не всегда было выделено из утилитарно-бытовой или культово-религиозной деятельности в качестве самостоятельного и самоценного феномена.

³⁸ Лосский Н.О. Мир как осуществление красоты. Основы эстетики. М., 1998. С. 109. 78 Глава з. Эстетическое

В истории культуры искусства (в новоевропейском понимании этого слова, ибо в античности и в Средние века под искусствами понимали практически все науки и многие ремесла — любую искусную деятельность человека) возникли вроде бы не только для выражения прекрасного или удовлетворения эстетической потребности человека. Они были прежде всего ориентированы на сакрально-культовые действа и утилитарно-практическую деятельность; на их реализацию, но при этом интуитивно акцент делался именно на их эстетической (художественной) сущности. Уже в глубокой древности ощущали, а со времен греческой классики и понимали, что. красота, прекрасное, ритмика, образность, подражание и т.п. — т.е. все специфические особенности художественного языка искусства доставляют людям удовольствие, возводят их на некий более высокий уровень бытия и тем самым облегчают ту или иную повседневную деятельность, привлекают людей к культовым действам, обрядам, развивают в них стремление к какой-то иной, чем обыденная, более возвышенной жизни. Не понимая механизма и специфики воздействия эстетических феноменов, люди с древности эмпирическим путем научились хорошо и эффективно использовать их.

Орнаментика, музыка, танцы, изобразительные и словесные искусства (красноречие, поэзия), всевозможные зрелища (позже — театр), косметические искусства всегда играли в культуре (т.е. в культурах практически всех известных нам цивилизаций) значительную роль. Смысл этой роли, правда, часто не осознавался адекватно. Нередко считали, что искусства — это некое необязательное, бесполезное, но приятное дополнение к серьезным (т.е. практическим, прагматическим, утилитарным), «полезным» делам, что-то вроде меда, которым врачи в древности смазывали края чашки, из которой давали детям горькое лекарство. Вместе со сладко-бесполезным легче проглатывается и горько-полезное. Однако всем известно, что взрослые спокойно пьют горькое лекарство (и не только лекарство) и без меда, а вот без искусств в истории человечества пока не обнаружено ни одной культуры, ни одной цивилизации. Это означает, очевидно, что без искусства, т.е. без эстетических феноменов и отношений, культура да и человечество в целом существовать не в состоянии, что хорошо почувствовал в России еще К. Леонтьев и четко констатировали П. Флоренский и Н. Лосский в сфере религиозной мысли, а западноевропейская классическая эстетика знала это, как мы видели (Глава 1), еще с XVIII в.

Глава 3. Эстетическое 79

В искусстве эстетическое сознание выражается в наиболее концентрированном виде, хотя при создании произведения искусства художественность далеко не всегда являлась главной осознаваемой целью его творцов или заказчиков. Тем не менее именно благодаря ей (и за нее) ценилось произведение искусства; лишь высокий уровень художественности выводил произведение на уровень классики. Только высоко художественные произведения объективно были в состоянии выполнить предназначенные им самой культурой (или выражающемся в ней и через нее Духом) функции, только они высоко оценивались (как правило на основе интуитивных критериев) современниками и именно они в конце концов вошли в сокровищницу человеческой культуры, являясь истинными художественно-эстетическими феноменами.

Поле искусств в истории культуры обширно и многообразно. И резонно спросить, неужели орнамент на какой-нибудь табакерке, татуировка на теле африканца, косметика светской красавицы, легкая танцевальная мелодия, фривольные сценки в живописи художников XVIII в., поэзия Данте или Цветаевой, музыка Баха или джаз и, наконец, православная икона имеют что-то общее и могут быть хотя бы в какой-то плоскости поставлены в один ряд. Да, имеют и могут быть поставлены. При одном, конечно, условии, что все они являются истинными произведениями искусства, т.е. являются художественными произведениями, или эстетическими феноменами. В этом случае они предстают выразителями некоего невербализуемого смысла, объектами неутилитарного созерцания, а может быть, и медитации и доставляют созерцающему их духовное наслаждение. Именно тогда они все являются эстетическими объектами, выполняют на том или ином уровне свою основную функцию духовного гармонизирующего контакта и могут быть только в этой (эстетической) плоскости поставлены в один ряд. Ясно, что уровни эстетического, эстетической ценности, степени осуществления контакта и возведения человека в духовные сферы во всех этих и подобных случаях с произведениями искусства будут существенно различными, но в основном только количественно, а не качественно (хотя, понятно, что количество в определенные моменты перерастает в качество и тем не менее смысл исходного тезиса сохраняется); поэтому такое различие не меняет сути. Главным в любых настоящих произведениях всех видов искусства (независимо от того, с какой целью они создавались и какие функции были призваны выполнять в своей культуре

80 Глава 3. Эстетическое

в момент их включения в нее) является их художественная ценность, т.е. — эстетическая функция, с помощью которой они и выполняли остальные, как правило, утилитарно-прикладные или культовые функции.

В одних случаях, как, например, при восприятии подавляющего большинства произведений декоративно-прикладного искусства, получаемое эстетическое удовольствие будет свидетельством лишь слабого намека на полноту бытия, слабым отблеском каких-то иных далей, иных миров, по которым тоскует душа человеческая. В других, — как при чтении произведений классической беллетристики, посещении драматического театра или картинных галерей с работами добротного художественного уровня, — мы, вовлекаясь в изображаемые события, сопереживая тем или иным персонажам, увлекаясь эмоциональными настроениями конкретных героев или тональностью, атмосферой отдельных произведений, сквозь них и за ними ощущаем нечто, более существенное и непреходящее, что возносит нас над конкретными перипетиями изображенного и переживаниями по их поводу и доставляет эстетическое наслаждение. Мы как бы воспаряем над тем, что стало причиной эстетического акта, ощущаем необычайный подъем, какую-то легкость и вневременность своего личного бытия. Это наиболее частый случай добротного эстетического восприятия.

И, наконец, более редкие и предельные состояния эстетического опыта, как бы венчающие его. Они, как правило, реализуются в процессе восприятия художественных шедевров (поэзии, музыки, архитектуры, живописи) при оптимальном настрое одаренного реципиента на эстетическое восприятие и в благоприятной ситуации восприятия (достаточное время восприятия, отсутствие помех и т.п.). В этих счастливых случаях эстетический субъект полностью отключается от окружающей его обыденной действительности, забывает обо всех жизненных заботах, проблемах, треволнениях, забывает даже о самом воспринимаемом произведении, как бы втягивается в него и проходит сквозь него в какое-то иное измерение, где уже не видит, не слышит, не воспринимает, не желает, не чувствует, не мыслит ничего конкретного. Он достигает того состояния, которое античные греки обозначали как катарсис (очищение); погружается в некое предельно высокое блаженное, радостное, экстатическое, сладостное состояние парения вне пространства и времени, ощущения необычайной легкости и бесконечной свободы, когда ничто не ограничивает его ничем, он с восторгом объемлет весь мир, ощу-

Глава 3. Эстетическое 81

щает его весь в себе и сам растворен в любой его части, не утрачивая сознания своей уникальной личностной природы и безграничной свободы. Короче, реципиент пребывает в состоянии все-всегда-и-во-всем-бытия, которое и может быть охарактеризовано в эстетике как высшее эстетическое наслаждение, или приобщение к полноте бытия, или абсолютная гармония с Универсумом.

Таким образом мы подошли к пониманию того, что в эстетическом опыте существует бесконечное множество уровней эстетического, которые зависят от многих обстоятельств — эстетической ценности (эстетических качеств) воспринимаемого объекта (художественности произведения, в частности), от уровня эстетической восприимчивости и подготовки субъекта, от ситуации восприятия. Это большая и сложная проблема, которой не место заниматься здесь подробно, да и не все ее аспекты поддаются конкретизации. По существу можно только сказать, что, как это видно из самого определения эстетического, строгих критериев «измерения» уровней эстетического не существует и принципиально существовать не может, поскольку эстетическое является характеристикой взаимоотношения субъекта и объекта, субъекта и Универсума (через объект), а так как субъективный компонент и ситуация контакта субъекта и объекта принципиально вариативны, то, естественно, не может существовать объективного критерия для уровня эстетического. Однако порядок (в математическом смысле этого слова) эстетического уровня (или художественности) того или иного произведения, вида, жанра искусства может быть с большей или меньшей долей вероятности выявлен на*основе эмпирико-статистических исследований (для определенной культуры, естественно, т.е. для определенной группы или класса субъектов восприятия) или интуитивных узрений и суждений профессионалов-эстетиков, искусствоведов, самих художников (правда, у последней группы интуитивные критерии оценки уровня художественности или эстетического хотя часто и достаточно высоки, но сильно субъективированы и имеют нередко узкую направленность, а то и тенденциозность в пределах их профессионального дара).

Искусство главный, но далеко не единственный носитель эстетического в культуре. Им практически охвачены в той или иной мере все ее феномены и, более того, эстетическое начало пронизывает всю цивилизацию, т.е. сопутствует фактически любой деятельности человека, одухотворяет ее. Прежде

82 Глава 3. Эстетическое

всего можно указать на игровой принцип, как наиболее общий для всех сфер культуры. То, что настоящая игра имеет тесную связь с эстетическим, кажется очевидным и показано многими мыслителями прошлого (подробнее см. ниже — Глава 8), ибо игра, прежде всего, неутилитарна, доставляет и ее участникам, и ее зрителям отнюдь не чувственное удовольствие. Можно предположить, что игра и возникла-то объективно из необходимости удовлетворения эстетической потребности человека, хотя и осмысливалась долгое время по-разному. Да и ныне, видимо, далеко не все культурологи согласятся со мной, однако об этом у нас будет еще возможность поговорить специально.

Другое дело, что игра, во-первых, не сводится только к эстетической функции (да, собственно, исключительно^ этой функции не сводится вообще ничто в культуре, за исключением, пожалуй, только декоративного и ювелирного искусств, непрограммной инструментальной музыки, абстрактной живописи) и, во-вторых, разные типы игр обладают разным уровнем эстетического. В игре, например, может наличествовать достаточно сильный (хотя и не всегда осознаваемый как таковой) элемент моделирования реального поведения людей в определенных ситуациях, который способствует выработке соответствующих поведенческих стереотипов и навыков. Далее, важнейший компонент игры — соревновательный элемент, азарт, стремление любой ценой победить, т.е. своего рода специфический утилитаризм, возбуждение страстей соперничества, соревнования и т.п., которые тоже не вписываются, конечно, в сферу эстетического. И тем не менее, основу игры составляет эстетическое начало. При этом диапазон его в различных игровых видах велик (как и в искусстве, где, кстати, игровой элемент тоже играет важную, а в некоторых видах и главную роль) — от самого минимального и примитивного, например, в спортивных состязаниях и играх, до утонченно-рафинированного, например, в шахматах, игры мысли и смыслами в философии, современных словесных гуманитарных практиках или в пределе мыслимых игр — Игре в бисер, созданной воображением одного из крупнейших писателей XX в. Германа Гессе.

Если мы возьмем функцию выражения, то тоже увидим, что вся культура пронизана им, ибо без коммуникации, без передачи смысла, без тех или иных способов символизации, семанти-зации, пре-ображения культура, да и цивилизация в целом

Глава 3. Эстетическое 83

немыслимы. Однако здесь необходимо ясно понимать, что не всякое выражение (или презентация смысла) имеет отношение к эстетическому, но только то, которое соответствует эстетической ситуации, т.е. неутилитарно, бескорыстно, незаинтересовано, имеет целью игру душевных или духовных сил, приводит в конечном счете к контакту-с Универсумом в его сущностных основаниях, возводит человека на духовные уровни, возбуждает в нем духовное наслаждение, ощущение радости жизни, полноты бытия и органичной собственной сопричастности ему. Эстетическое выражение присуще, прежде всего и в наивысшем смысле, искусству, ибо оно, в частности, ради этого и получило бытие. Фактически все многообразные художественные языки искусства возникли для реализации эстетического (= художественного) выражения. Образы и художественные символы искусства — наиболее концентрированные, предельно насыщенные эстетической энергетикой феномены.

Сказанное о выражении можно отнести и к другому важнейшему элементу эстетического акта — неутилитарному созерцанию (подробнее об эстетическом созерцании ниже). Это более-менее очевидно, когда речь идет о созерцании произведения искусства или объекта природы. Однако существуют и более сложные и труднодоступные формы чисто духовного созерцания, которые особенно сильно были развиты в различных религиозных и мистических системах. Как быть с ними, относится ли vita contemplativa³⁹ философов и мистиков, практики медитации и им подобные формы погружения в духовный мир к сфере эстетического? Это сложный и еще практически не разработанный наукой вопрос. Сегодня, однако, уже можно с достаточной мерой определенности сказать, что элемент эстетического играет во всех духовных практиках большую роль, если вообще в основе их не лежит собственно и только эстетический принцип. Во всяком случае уже тот факт, что эти формы созерцания предельно неутилитарны и что большинство из них сопровождается разнообразными зрительными, слуховыми, световыми феноменами, доставляющими их субъектам, по их же свидетельству, неописуемое духовное наслаждение, и завершается состоянием блаженства, выходом созерцающего из земного мира в какие-то иные духовные измерения, свидетельствует о том, что многие мистические практики имеют непосредствен-

³⁹ Лат. — жизнь созерцательная. 84 Глава 3. Эстетическое

ное отношение к эстетическому опыту и, пожалуй, в самом чистом виде⁴⁰. Единственное отличие этих практик от традиционно принимаемого за эстетический опыта состоит в том, что в них объект созерцания, как правило, находится не вне, а внутри субъекта, и «восприятие» осуществляется непосредственно на духовном уровне, а не с помощью чувственно воспринимаемых форм. Это отличие тем не менее не представляется мне сущностным, но лишь локальным.

В этом нас укрепляет и мнение о. Павла Флоренского, который вообще считал аскетику в прямом смысле православной эстетикой, а духовных старцев, посвятивших себя созерцанию «света неизреченного», — главными эстетическими субъектами. Не случайно, подчеркивает Флоренский, аскетику сами «святые отцы называли не наукою и даже не нравственною работою, а искусством — художеством, мало того, искусством и художеством по преимуществу — «искусством из искусств», «художеством из художеств»⁴¹. В эстетике аскетизма Флоренского мы видим еще одну важную функцию эстетического в культуре — преображающую. Одной из идеальных задач аскетики является реальное преображение духа и тела аскета в более духовные, прекрасные, совершенные, гармоничные и т.п. субстанции, т.е. фактически — преображение в более высокий онтологический и эстетический феномен. Этим свойством в той или иной мере обладает, естественно, не только аске-тика или религиозная практика, но и любой творческий процесс. Многие виды искусства с древности были направлены (и часто достаточно осознанно), если не на преображение в онтологическом смысле (как в аскетике), то по крайней мере на какое-то улучшение, просветление, украшение человека, окружающей его среды, жизни в целом. Особенно остро эту функцию искусства и эстетического прочувствовали и пытались реализовать русская религиозная эстетика XIX-XX вв. и ряд направлений русского искусства начала XX в. Здесь она получила название теургии.

В древности теургией (буквально в древнегреческом — богодея-ние) обозначалось сакрально-мистериальное общение с миром богов, ангелов, демонов, других духов, вообще с духовной сферой

⁴⁰ Изучение православной культуры привело меня в свое время к введению понятия «Aesthetica interior» («внутренняя эстетика») применительно к монашеским практикам созерцательной жизни (см. мои книги: Малая история византийской эстетики. Киев, 1991. С. 92-120; 269-280; Русская средневековая эстетика. XI-XVII веков. М., 1992. С.185-197 и др.).

⁴¹ Флоренский П. Столп. С. 99. Подробнее см.: Бычков В. 2000 лет христианской культуры... Т. 2. С. 311-313.

Глава 3. Эстетическое

в процессе особых ритуальных действ. Большое и видное место эта категория занимала в многочисленных оккультных, эзотерических учениях, означая систему магических воздействий на объекты путем подключения сверхфизических сил, духов и т.п. Вл. Соловьев (1853-1900) осмыслил теургию как древнее «субстанциальное единство творчества, поглощенного мистикой», суть которого состояла в единении земного и небесного начал в сакральном творчестве. Особо он выделил современный этап теургии, который обозначил как «свободная теургия» или «цельное творчество». Его сущность он усматривал в сознательном мистическом «общении с высшим миром путем внутренней творческой деятельности», которая основывалась на органическом единстве главных составляющих творчества: мистики, «изящного искусства» и «технического художества».

Это понимание теургии нашло активный отклик как в среде символистов, так и у большинства русских религиозных мыслителей начала XX в. (представителей неоправославия, прежде всего). Вяч. Иванов (1866-1949) особо акцентировал внимание на мысли Вл. Соловьева о том, что искусство будущего должно вступить в новую свободную связь с религией. «Художники и поэты, — писал Соловьев, — опять должны стать жрецами и пророками, но уже в другом, еще более важном и возвышенном смысле: не только религиозная идея будет владеть ими, но и они сами будут владеть ею и сознательно управлять ее земными воплощениями»⁴². Именно таких художников Иванов называет теургами, носителями божественного откровения. Они, утверждал он, — истинные мифотворцы, в высшем смысле символисты. Большое внимание теургии как высшему этапу творчества — созидания самой жизни с помощью божественной энергии Софии и самого перво-Символа — уделял Андрей Белый.

Наиболее точное и ясное определение теургии в ее эстетическом смысле дал в 1916 г. в своей книге «Смысл творчества. Опыт оправдания человека» русский философ Николай Бердяев (1874-1948): «Теургия не культуру творит, а новое бытие, теургия — сверхкультурна. Теургия — искусство, творящее иной мир, иное бытие, иную жизнь, красоту как сущее. Теургия преодолевает трагедию творчества, направляет творческую энергию на жизнь новую». В теургии кончаются всякое традиционное искусство и литература, всякое разделение творчества;

в ней завершается традиционная культура, как дело рук человеческих, и начинается «сверхкультура». Ибо «теургия есть действие человека совместно с Богом, — богодейство, богочеловеческое творчество»⁴³. Многие русские символисты именно так и ощущали смысл символизма и его конечную цель — теургию. Преобразовательно-созидательный аспект эстетического был осмыслен в прошлом столетии и нерелигиозной эстетикой, и художественной практикой. В частности, конструктивисты первой трети XX в., как убежденные материалисты и позитивисты, ставили перед собой задачу преобразовать жизнь людей с помощью и на основе художественно-эстетических законов, естественно, только и исключительно усилиями самого человека. Затем эти идеи были развиты технической эстетикой, дизайном, всевозможными художественно-прикладными и архитектурными практиками, ориентированными на организацию среды обитания человека. Сегодня в этом направлении начинают активно работать всевозможные масс-медиа.

Таким образом, описательное определение эстетического, приведенное выше, может быть дополнено еще одним значимым параметром — преображенчески-теургическим. Приобретя в акте традиционного эстетического восприятия или творчества опыт контакта с космическими духовными сферами, проникнув своим духом в их суть и структуру, эстетический субъект далеко не всегда ограничивается только духовным наслаждением от контакта с Универсумом. Нередко им овладевает стремление к действенной реализации приобретенного духовного опыта и кванта новой энергии в обыденной жизни — тогда он стремится встать на пути преображения (начиная с совершенствования своего сознания, своей жизни) и даже теургии. Понятно, что речь не идет о том, что в процессе эстетического созерцания реципиент получает какие-то конкретные знания или рецепты для непосредственных действий в жизни. Здесь нечто более высокое и сложное, о чем мы еще будем иметь возможность поразмышлять при разговоре об эстетическом восприятии, ибо каждый эстетический акт вносит что-то в переформировывание внутреннего мира реципиента в направлении его возвышения над эмпирией, что и инициирует наиболее энергичных творцов к глобальной преобразовательной деятельности. Примеры наличия эстетического начала во всех сферах жизни и культуры

⁴² Соловьев B.C. Собр. соч. Т. 3. Брюссель, 1966. С. 190. 86 Глава 3. Эстетическое

⁴³ Бердяев Н. Смысл творчества. Опыт оправдания человека // Собр. соч. Т. 2. Париж, 1985. С. 283.

Глава 3. Эстетическое

можно увеличивать до бесконечности, и каждый при желании легко сделает это сам, руководствуясь изложенным здесь пониманием эстетического.

В процессе описания семантического поля категории эстетического использовались многие понятия с атрибутом «эстетический» типа эстетический объект, эстетический опыт, эсте- 1 тическое сознание, эстетическая культура и т.п., на главных из них имеет смысл остановиться здесь и более конкретно, как на существенных компонентах эстетического отношения.