Эпоха Возрождения, как мы видели, была длительным сложным и противоречивым процессом формирования новой европейской культуры. Но этот процесс был направлен прежде всего на преобразование умов, воображения, а не реальной жизни, которая даже в наиболее передовых итальянских городах была полна средневековой жестокости, заговоров и кровопролитий. Достаточно того, что период Высокого Возрождения, продолжавшийся совсем недолго, закончился «охотой на ведьм» и буквально потонул в море крови.
Столкновение ренессансного мировоззрения, великих гуманистических устремлений с социальной действительностью породило в XVI в. в европейском, главным образом итальянском, изобразительном искусстве такое противоречивое и сложное явление, как маньеризм (от итал. manierismo - вычурность).
Это явление отражало кризис художественных идеалов эпохи Возрождения и характеризовалось преобладанием формы над содержанием, стремлением заменить главный принцип Ренессанса - «подражать природе» - манерной изощренностью формы.
В эволюции маньеризма обозначаются два этапа. Первый хронологически был ограничен 20-30-ми годами XVI в. и включал творчество живописцев римско-тосканского круга. Искусство ранних маньеристов характеризовалось антиреалистическими тенденциями и утратой гуманистических идеалов. Образ человека лишился героической значительности, он стал излишне напряженным, а отказ художников от ренессансного реализма привел к нарочитому искажению пропорций человеческой фигуры, дисгармонии форм и иррациональному построению пространства.
Якопо Понтормо (настоящая фамилия Каруччи) (1494-1557) первым переработал классицистические принципы и выработал изобразительный канон маньеризма.
Мир, воплощенный в его произведениях, уже не подчинялся законам объективной действительности: была нарушена пространственность, фигуры деформированы, вытянуты, причудливо изогнуты, предметы утратили массу и тяжесть, а краски перестали передавать реальный цвет.
Самым важным свидетельством нового изобразительного языка Понтормо стала его знаменитая фреска «Снятие с креста» из флорентийской церкви Санта Фе-личита, считающаяся одним из самых трагических произведений итальянского искусства XVI в. (см. цв. вкл.).
Совершенно необычным представляется ее композиционный замысел: сложная «гроздь» фигур не поддается разделению на пространственные планы; складки одеяний, заполняющие пространство, создают иллюзию, что между реальностью и живописным изображением нет дистанции. Здесь Понтормо применил свой излюбленный прием, противопоставив движение и сложный ритм тел - стоящих и коленопреклоненных, изображенных фронтально и повернутых спиной, склоненных и откинувшихся. Этот прием создавал эффект сжатия глубины и ширины пространства.
Композиционная усложненность сопровождалась усложненностью сюжетной: фреска сочетает два мотива - Снятие с креста и Пьету. Двое юношей поддерживают тело мертвого Христа, колени которого соприкасаются с коленями Марии, а сама она, потрясенная страданием и почти теряющая сознание, тянется к сыну. Сопереживание отражено на лицах присутствующих - лицах обычного для Понтормо типа с глубоко посаженными глазами, мясистым ртом с резким рисунком верхней губы, углы которого подернуты леонардовским сфумато. Удлиненные фигуры приближены к переднему плану и будто стремятся выйти из живописного пространства. Такое впечатление усиливается взглядами, направленными на зрителя. Легкое и плавное, уподобленное танцу движение бесплотных фигур кажется устремленным ввысь. Поэтому, вероятно, существует точка зрения, согласно которой двое юношей, поддерживающих тело Иисуса, - это ангелы, стремящиеся передать его в объятия Бога-Отца, некогда изображенного в куполе капеллы. Холодный колорит усугубляет ощущение напряженного мистицизма. Композиционной фантазии сопутствуют изысканные колористические переходы: бледно-розового в желтый, на котором лежат красные тени, тончайшие градации голубого, как бы освещенного желтым и подернутого в затененных местах синим.
В творчестве римских художников маньеризм проявлялся специфически. Эпигонское следование живописной манере Микеланджело и особенно Рафаэля обусловило тем не менее отход от принципов ренессансного синтеза живописи и архитектуры.
Наиболее ярким выражением этого направления маньеризма явились росписи Джулио Романе (1492-1546) зала Гигантов в летней резиденции правителей Мантуи. Используя иллюзионистские эффекты, Джулио Романо изобразил картину грандиозной катастрофы: в облаках, образуя живое кольцо, парят боги во главе с мечущим молнии Зевсом, а с облаков стремительно низвергаются гиганты, на них обрушиваются огромные скалы и разлетаются на куски колонны. Даже иллюзорные кирпичи, обрамляющие проемы реальной двери, «трескаются и разваливаются». Эта роспись не только создает иллюзию, что ты находишься в эпицентре катастрофы, но и совершенно «разрушает» реальную архитектуру, которой как бы не существует вовсе.
Первый этап маньеризма завершился творчеством пармского мастера Фран-ческо Маццола, прозванного Пармиджанино (1503-1540). Именно Пармиджани-но выработал эстетический идеал маньеризма - рафинированную, утонченную, хрупкую, почти бесплотную красоту, которую он противопоставлял действительности. Образы, созданные Пармиджанино, изысканные, нарочито светские, лишенные человеческой теплоты. Художник выработал особый канон изображения, состоящий в чрезмерно вытянутых пропорциях человеческих фигур и в
слишком маленьких головах и кистях рук, что усиливает их пластичность, Этот принцип «змеевидной фигуры» стал одной из главных изобразительных формул маньеризма и наиболее отчетливо просматривается в картине «Мадонна с длинной шеей».
Второй этап маньеризма - с 40-х годов и до конца XVI в. совпал с временем стабилизации феодально-монархического режима в итальянских государств ахиактивнойдеятельностью папского Рима: восстановлением инквизиции, возникновением ордена иезуитов, введением церковнойцензуры. Ведущими жанрами в придворном искусстве стали парадный портрет ишстории» -грандиозные многофигурные росписи либо на религиозно-мифологические темы, либо восхваляющие правящие династии.
Пармиджанино. Мадонна с длинной шеей. Уффици. Флоренция |
В жанре портрета ведущее место занял АньолоБронзино (1503-1572), с которого, собственно, началась новая эра портретной живописи, эра придворного психологически глубокого портрета. Он работал при дворе герцога Козимо I во Флоренции, и роскошь эмалевой живописи, почти неживые позы, блистательные наряды, наружное спокойствие при затаенной тревоге, лишь дрожащей в углах глаз, - все это составляло особенность живописной манеры придворного художника первых флорентийских герцогов. Он много раз писал самого Козимо I, молодым, в стальных латах, и постаревшим, в меховом кафтане, с темной бородой и с нестерпимо тяжелым взглядом; он писал инфанта Дон-Гарсиа, прослывшего убийцей своего брата и, по преданию, убитого рукой отца; он писал Элеонору Толедскую, супругу Козимо, умершую от отчаяния после смерти обоих сыновей. История Медичи вся рассказана в портретах Бронзино. За эту фарфоровую живопись, за краски, сияющие холодным блеском эмали, художник и получил, вероятно, свое прозвище (от итал. bronzino - бронзовый). Но он писал также много-фигурные композиции, создав изящный, изысканный, вычурный и даже несколько «болезненный» стиль. Пропорции в его живописи остались классическими, но нарушилась целостность пространства: слишком крупные фигуры словно выпадают из отведенных им пределов; движения не мотивируются действием; смысловые акценты в композиции исчезают. Типичными для его творчества стали такие композиции, как в картине «Аллегория», состоящей из нагромождения обнаженных тел с преувеличенно нервными движениями и гипертрофированной мускулатурой. Самым выдающимся представителем второго этапа маньеризма является Бен-еенуто Челлини (1500-1571) - скульптор, ювелир, теоретик искусства. Все его скульптуры при том, что кажутся классическими, отличаются дробностью форм и повышенным вниманием ко всем деталям - так называемое декоративное на-
правление. Этому созвучно увлечение материалом и пристрастие художника к ювелирной обработке поверхности скульптур, гравировке и чеканке после их отливки.
Маньеристские тенденции в искусстве Челлини, особенно в ювелирном деле, наиболее полно проявились при соприкосновении с блестящей рафинированной культурой французского двора и искусством школы Фонтенбло, когда он по приглашению Франциска I переехал во Францию. Типичным образцом маньеризма в прикладном искусстве является сделанная им для короля золотая солонка. Она представляет собой довольно сложную композицию из двух аллегорических фигур с соответствующими атрибутами, поддерживающими свои символы: Земля - изящно выполненный храм, а Нептун - кораблик. В работе присутствуют и отмеченный дробностью формы классический круглый постамент, и виртуозно выполненные, необычайно изысканного силуэта золотые статуэтки Земли и Нептуна, храмик (перечница) и кораблик (солонка).
При всем увлечении мастера ювелирными работами, по возвращении во Флоренцию он создал статую Персея. Быть может, подражание Микеланджело подтолкнуло его к созданию героического образа, но, несмотря на то что статуя очень красива, в ней преобладают черты, свойственные стилю флорентийского маньеризма: выхолощенность содержания и повышенное внимание к качеству поверхности. В то же время бронзовая статуя Персея является одним из выдающихся и пластически совершенных произведений итальянской монументальной скульптуры после Микеланджело.
Однако отсутствие в социальной действительности Италии XVI в. почвы для героического идеала, господство выхолощенной придворно-аристократическои культуры порождали пессимизм, подавленность, что нашло отражение в последней работе Челлини - мраморном Распятии в натуральную величину, подаренном им испанскому королю Филиппу II для Эскориала.
Но наибольшую славу ему принесли «Жизнеописания...», ставшие выдающимся литературным памятником эпохи. Кроме этого, Челлини оставил трактат «Об искусстве ваяния», несколько «Рассуждений», сонеты и стихотворения, оказавшие влияние на художественную теорию и практику своего времени.
Маньеристические тенденции, всегда свидетельствующие о вырождении одного и скором пришествии другого стиля, в Италии предвещали рождение барокко. ставшего господствующим стилем в следующем XVII столетии.