Глава 31 СЛЕД В СЛЕД

Задержание наемного убийцы Вацлава Клеверовского стало результатом весьма оригинальной оперативной комбинации, задуманной, спланированной и проведенной отделом по раскрытию убийств. Колосов был рад: то, чего он и его коллеги ожидали так долго, наконец-то свершилось. Однако человек — существо капризное и никогда не бывает доволен полностью: Клеверовский, нелегально приехавший в Москву из Таджикистана, где он скрывался последние месяцы, свалился как снег на голову именно в тот момент, когда они были целиком поглощены розыском каменского маньяка.

Теперь же приходилось буквально бегать за двумя зайцами, чего сыщики крайне не любили.

За паном Вацлавом числилось двадцать восемь убийств по всему СНГ. Все эти очень разные дела необходимо было поднять, объединить производством, выработать общую тактику и методику всего — от допросов немногочисленных свидетелей до эксгумации трупов, скрупулезно доказывая вину Клеверовского по каждому эпизоду.

Обычно раскрутку наемных убийц такого ранга брало на себя министерство, но на этот раз сыщики ГУУРа, на шеях которых, словно жернова, висели не раскрытые «громкие» убийства Листьева, Холодова, врача премьер-министра и заместителя министра юстиции, взваливать на себя еще и международного киллера не захотели.

«Это ваш успех, — сказал Колосову куратор из ГУУРа, решивший подсластить пилюлю. — Вы это начали — вы и закончите как надо». Отныне отработка Клеверовского, содержавшегося в «Матросской тишине», и операция «Костюмер» (Никита выбрал это название сам, ориентируясь по той детали, что поразила его более других) шли параллельно.

С момента задержания киллера Колосов вот уже третью ночь подряд ночевал на Белинке, в кабинете. Наступали горячие денечки, а тут еще проклятая простуда привязалась: Никита подхватил насморк, продрогнув на ветру во время выезда на неопознанный труп, найденный в чистом поле в Наро-Фоминском районе. Спасали только крепчайший кофе, аспирин да, чего греха таить, коньяк.

Клеверовский от дачи показаний отказался наотрез. Сразу по задержании они с Колосовым имели короткую беседу на повышенных тонах. На предложение признаться во всем чистосердечно и тем облегчить свою участь пан Вацлав ответил фразой, где изысканная вежливость и виртуозный мат сочетались с непередаваемым мастерством. Он отлично знал, что, кроме «вышки», его ничего не ждет при любом исходе дела, и торопить события не собирался. «Бог с ней, с высшей мерой. Я смерти не боюсь, даже иногда жду ее с радостью, только вы сначала докажите мне, что я ее достоин. Докажите. Попробуйте», — шепнул он Колосову, когда его увозили в «Тишину».

То, что Вацлав смерти не боится, Колосов понял давно. В июле 1995 года он выезжал на совершенное им тройное убийство в Спасские Горы — поселок под Москвой, где располагались дачи сильных мира сего. На одной из дач, похожей на миниатюрный готический замок, произошла трагедия. Зверски были убиты председатель нефтяной компании «Арленс» Борис Свечкаренко и два его телохранителя.

Никита отчетливо помнил тот день. Стояла удушливая жара. Они тогда осматривали место происшествия несколько часов подряд, и казалось, что этот экваториальный день, это жгучее ослепляющее солнце никогда не кончатся, никогда не наступят спасительные сумерки.

Бориса Свечкаренко нашли в постели с тремя пулями в груди. Еще двумя выстрелами в упор убийца снес ему половину черепа, мозги испачкали обои в изголовье кровати. Один из охранников с пулей в сердце лежал на ступенях веранды. Другой, ему распороли живот, пытался спастись бегством: выпрыгнул со второго этажа, высадив витраж в окне. Он прополз всего несколько метров по подстриженному газону. Клеверовский настиг его и добил, даже не потратив лишней пули, ударом ноги сломав шейный позвонок. Солнце плавилось в небесах, термометр даже в тени показывал тридцать градусов. Опергруппа задыхалась от жары, пыли, запаха тронутой тлением плоти — от всего этого адова смрада смерти, к которому невозможно ни принюхаться, ни привыкнуть. Труп охранника на лужайке густо облепили синие мясные мухи.

Эти мухи, вязкая лужа почерневшей крови, вид человеческих внутренностей долго преследовали Никиту в ночных кошмарах. Но особенно его поразила и вызвала непередаваемое физическое отвращение пчела, неведомо каким образом затесавшаяся в мушиный рой. Она прилетела с клумбы георгинов — Колосов видел это собственными глазами — и закружилась над растерзанным человеком, словно слаще меда показался ей запах его разлагающейся на жаре крови. Когда пчела опустилась на траву, Колосов раздавил ее каблуком.

Однако о делах такого рода Клеверовский предпочитал молчать, и, чтобы набрать доказательств и припереть его к стенке неопровержимыми, надо было весьма и весьма пораскинуть мозгами. Колосов предчувствовал, что операция по разработке пана Вацлава обещает быть гораздо более сложной и длительной, чем его задержание.

Утром после совещания у шефа Никита проводил собственную оперативку. Часть его сыщиков в спешном порядке была переориентирована на Клеверовского и его связи, остальным пришлось выполнять по операции «Костюмер» тройную нагрузку. После летучки он связался с оперативно-поисковым и оперативно-техническим отделами — они тоже подключали своих сотрудников к «Костюмеру». Результаты именно их работы интересовали Колосова в первую очередь.

За Удойко и Берберовым было установлено круглосуточное наблюдение, а телефоны последнего, домашний и рабочий, к тому же прослушивались с санкции прокуратуры. Колосов сосредоточенно изучал рапорты оперов, осуществлявших слежку, вчитывался в расшифровки телефонных разговоров старушечьего кутюрье.

В магазин звонили многие — клиенты, посетители, заказчики. Были и иностранцы, с ними на всех языках, какие только возможны, бойко беседовал менеджер. (Полиглот, отметил про себя Никита, ай да умница. Наши в языках ни бельмеса не смыслят, только констатируют факт: разговор велся на иностранном языке.) Переварив всю информацию, Колосов смоделировал для себя некую схему: итак, господин Удойко после памятного посещения главка спешно ринулся на Арбат, где в маленькой лавчонке, располагавшейся возле зоомагазина и торговавшей канцелярскими товарами, настойчиво справлялся о Павле Могиканине. Скульптора, который, как выяснили сыщики, частенько подрабатывал в этой лавчонке продавцом, подменяя хозяина, художника Шкляревского, на месте не оказалось.

Тогда Удойко «ничтоже сумняшеся», прихватив в палатке две бутылки грузинского «бренди» (ну и пойло же ты пьешь, Удовлетворитель, поежился Никита. Лучше б ацетон свой разводил и глотал), поспешил в общежитие на Котельническую набережную. Могиканина он отыскал именно там, они закрылись в мастерской и вышли оттуда только во втором часу ночи. Чем они там занимались, сыщики определили буквально по запаху — от приятелей несло «бренди» и воблой за версту. Ночная прогулка по набережной закончилась у таксофона на Покровских воротах. Удойко звонил Берберову, но не застал его дома.

А кутюрье в это самое время, что следовало из рапортов сотрудников, осуществлявших наблюдение за его персоной, не покидал номер 698 гостиницы «Космос», где проживала гражданка Швеции семидесяти двух с половиной лет, приехавшая в Россию в качестве патронессы благотворительного фонда «Открытый мир».

Все следующие дни — это были выходные — Удойко неоднократно пытался связаться с Берберовым: звонил ему из таксофонов в метро, на Белорусском вокзале и в вестибюле гостиницы «Якорь». Повезло ему, однако, только вечером в воскресенье — Берберов праздно проводил время, возвращаясь домой только глубокой ночью. Кроме «Космоса», в списке мест его посещения числился ночной клуб с претенциозным названием «Ботанический Сад Души». Колосов читал расшифровку их телефонного разговора. Отметил про себя время — 18.35 и место: проспект Мира, дом 108, квартира 224 — это был адрес кутюрье. Разговор явно шел во взвинченном тоне, шифровальщик не поскупился на восклицательные знаки.

Удойко. Это я, узнал? Где ты шляешься, кретин?! Два дня дозвониться не могу!

Берберов. Потише, потише, ты с похмелья, что ли? Что случилось?

Удойко. Где ты шляешься? Меня менты изнасиловали тут всего. А все из-за...

Берберов. Не сходи с ума. Чего ты орешь как резаный? Это твои дела, я ничего не знаю. Понял? Ничего не знаю.

Удойко. А я знаю, что ли?! Я знаю?! У тебя они были?

Берберов. Кто?

Удойко. Санта-Клаус в погонах!!!

Берберов. Был. Санта-Клаус был, Вова.

Удойко. Артур, я не шучу, что происходит?

Берберов. И я не шучу, я же сказал тебе — не знаю. Не знаю. Понимаешь ты это или нет!

Удойко. Они меня про Ленку Беленькую спрашивали.

Пауза долгая.

Ты слышишь меня?

Берберов. А про этого.., про этого спрашивали?

Удойко. Нет. Но спросят обязательно. Майор — словно волкодав, продыхнуть прямо не дает. А я как пень — только глазами хлопаю. Но он прав, Артурчик, на все сто прав. Он хочет разобраться. И я хочу разобраться. Чрезвычайно хочу теперь разобраться, что за дерьмо тут у нас происходит. И ты мне объясни, будь ласков, как это получается, что те, кого я тебе...

Берберов. Я ничего не знаю! Я же тебе сказал русским языком.

Удойко. А кто, кто знает? Мне уже тюрягой погрозили, между прочим!

Берберов. Оставь меня в покое; Ты просто допился до белой горячки. Все свои выводы идиотские можешь знаешь куда послать!

Удойко. Это у меня выводы идиотские? Даты...

Ты же сам меня просил...

Берберов. Оставь меня в покое раз и навсегда, ясно тебе?!

Кутюрье швырнул трубку. Затем, как было указано в рапорте, он взял да и отключил свой домашний телефон. Однако еще один звонок им был все же сделан, и звонок этот, к сожалению, прошел мимо сыщиков.

Спустя час после разговора с Удойко Берберов поехал в супермаркет на Садовом кольце, работавший без выходных, — пополнять запас продуктов. Там в торговом зале он воспользовался радиотелефоном знакомого менеджера и кому-то позвонил. Говорил долго, при этом возбужденно жестикулировал и гримасничал. Наблюдавшие за ним сыщики отметили, что «объект» был чем-то до крайности встревожен и обеспокоен.

Никита вздохнул: эх-ма! Прослушивать сотовую пока не дано нам, с нашей-то нищетой. Вон с подключением к обычной-то городской телефонной сети и то сложности — то аппаратура барахлит, то еще черт его знает что случается. А уж к сотовой не иначе как внуки-правнуки нынешних оперов будут подключаться, если, конечно, доживут до тех благословенных времен.

— Никита, справка о результатах участия в «Антикриминале» готова? Ваши задействовались? — В кабинет заглянула Люся Синицына из секретариата. — Давай срочно данные, мне в программу надо вводить.

Он поморщился — тут дел по горло, а еще эта бюрократия! Ему вдруг снова вспомнилась Катя, ее любопытный вопрос во время самого первого их знакомства: «Как вы работаете? В чем она заключается, работа сотрудника отдела по раскрытию убийств?» — «Пишем бумажки, Катерина Сергевна, — ответил он тогда. — Море бумажек, океан».

— Люсь, зайди к Куприянову, вся статистика у него.

— Куприянов на выезде. Он дежурит сегодня от руководства.

— Черт, ну ладно, я к тебе сам занесу.

Тут оглушающе затрезвонил телефон.

— Колосов слушает.

— Никита Михалыч, это Ковалев, я из полтинника звоню, тут ЧП. — Полтинником издавна звалось отделение милиции, обслуживающее Кузнецкий мост, а Владимир Ковалев был одним из оперативников, отрабатывающих линию Берберова в операции «Костюмер». — Они все здесь, в отделении.

— Кто?

— Берберов и Удойко, еще служащие из магазина.

Там такая потасовка сейчас была!

Ковалев быстро рассказал о происшедшем: в 12.40 в магазин мод вломился пьяный художник и потребовал Берберова. Менеджер соврал, что того нет на месте, он, видимо, получил на этот счет жесткие инструкции. Соврал он грубо и неискусно: в 8.30 Ковалев лично «взял» берберовские «Жигули» от подъезда дома на проспекте Мира и сопроводил до дверей магазина. Машина так и стояла под его окнами.

Удойко тоже не поверил «желтой водолазке» и решил проникнуть туда, куда его не желали пускать, силой. Менеджер и двое продавцов пытались ему помешать. На шум выскочил Берберов и с ходу получил от разъяренного ташиста в зубы. Завязалась драка. Тут на место событий прибыл кем-то вызванный бдительный патруль муниципалов, и всю гол-компанию забрали в отделение.

— Я с начальником уже переговорил, — докладывал Ковалев. — Толковый мужик, из оперов. Они всех сейчас опросят, составят протокол. Потерпевших отпустят, а Вову по моей просьбе попридержат: отправят в вытрезвитель. Мы этого Удовлетворителя прям из вытрезвителя сможем забрать, тепленького. Теперь, Никита Михалыч, слушаю тебя внимательно. Что делать дальше? Портного к нам везти?

— Там, кроме Берберова и его служащих, есть еще кто-нибудь?

— Есть. Этот коротышка — скульптор из общаги. Он следом за Удойко прибежал, когда в магазине уже зеркала бились. Он сейчас у дежурки околачивается.

— Вот его-то мне и надо. Вези его, Володь, — сказал Никита. — Бери и бумаги тоже. Удойко пусть прокатится в «дом покоя». А Берберова не трогайте.

Пусть Минаев (напарник Ковалева) глаз с него не спускает.

Пашу Могиканина привезли на Белинку (Малый Никитский) через час. Ковалев выложил на стол Никиты материал по Удойко и кивнул на дверь:

— Клиент в коридоре.

— Ладно, ты иди отдохни, а я тут с ним сам потолкую. — Колосов встал и пригласил Могиканина в кабинет:

— Павел Николаевич, прошу вас.

Бедный создатель легендарной «Ящерицы на сосне», вконец запарившийся в своем пуховом пальто и вязаной шапочке-"бандитке", был явно ошарашен всем происшедшим. Он тревожно помаргивал, вздыхал и крутил круглой, как шар, головой, словно заводная игрушка.

— Мне сказали, со мной хотят встретиться в Управлении уголовного розыска. Вы сыщик, да?

— Думаю, вы не ошиблись, присаживайтесь, пожалуйста. Меня зовут Никита Михайлович.

— Что Вовке теперь будет за это? Посадите, да? — с ходу по-простому бухнул Могиканин.

— Им совершены хулиганские действия. Причинен ущерб, нанесены побои. — Колосов нарочно смешивал все в один крепкий коктейль — пусть пострашнее выйдет. — Не понимаю только, как он до всего этого докатился? Они же, насколько я знаю, с потерпевшим Берберовым приятели были?

Могиканин так и ел Никиту блестящими, точно у мыши, глазами.

— Вы дело Красильниковой ведете? — спросил он тревожно.

— Дело ведет следователь прокуратуры. Я занимаюсь розыском ее убийцы.

— Один черт, я хотел сказать — все равно. И Толи.., тоже? Толи Лавровского?

— И его тоже. Эти дела объединены в одно производство.

— А-а... Я так и подумал. — Скульптор стащил с головы шапочку и вытер ею взмокший лоб. — Как этот ваш сказал: поедемте, так я про это и подумал. Только меня уже допрашивали, учтите. В этой вашей прокуратуре.

— Знаю, — сказал Никита. — Но это было десять дней назад. А за это время много чего случилось. А, Павел Николаевич? Случилось ведь?

Могиканин встал и снял пуховик.

— Уф, жарко как у вас, топят хорошо. Зимой бы так. По делу-то есть хоть какие-то новости?

— Есть, а как же! И, думаю, с вашей помощью мы и еще дальше продвинемся. Закрепим успех, так сказать.

Тут в кабинет снова заглянула Люся Скворцова.

— Никита, имей совесть! Я тебя битый час жду. Где данные?

— Люся, я занят. Позже.

Она раздраженно хлопнула дверью.

— Красивая девушка, — заметил Могиканин. — Только сердитая. Чего они все так? Ко мне тут тоже одна милиционерша приходила, насчет Светы все спрашивала.., да...

— Павел, скажите мне, пожалуйста, вы ведь неплохо знаете своего соседа и приятеля, — задушевно начал Колосов. — Так вот и объясните мне: какая муха его вдруг укусила? Зачем он затеял драку в магазине?

— Нет, это уж вы мне сначала скажите, — напыжился коротышка. — Разве это честно — человека тащить в милицию и с бухты-барахты обвинять его в каких-то двух убийствах?

— Он вам рассказал?

— Конечно! Вы ж его здесь допрашивали, небось в этом же самом кабинете. Он психанутый именно от вас прибежал. «Паша, — орет, — меня чуть за Светку не посадили! Насилу вырвался!»

— Он несколько преувеличил. Творческая фантазия разыгралась, — заметил Никита. — Его никто и ни в чем пока не обвиняет. Напротив, мы хотим разобраться.

— Так разбирайтесь! — взвился Могиканин. — Разбирайтесь же скорее! И начинайте с тех, кто этого заслуживает, а не с Володьки-балбеса, который...

— А кто заслуживает, по-вашему, Павел Николаевич?

Коротышка засопел сердито.

— Берберов — вот кто! Ваш потерпевший, — передразнил он скрипучим старушечьим фальцетом. — Геронтофил чертов!

— А почему вы так решили?

— Да потому, что Светка у него работала, вот почему! К нему она пошла — у него и пропала!

— Но ведь Удойко ее тоже знал. Разве нет?

— Ну и что с того? И я ее знал, и все ребята у нас в «Улье» — что, всех нас тоже посадите? — вскипел коротышка. — Вовка — алкаш, это верно. Так, значит, на него все валить надо? Валить?

— А почему на него валить нельзя, а на Берберова можно? По-моему, у них шансы равные, — заметил Никита осторожно.

— Да какие там шансы! — взорвался Могиканин. — Вы ж не знаете ни уха, ни рыла, а судите! Кто к геронтофилу приходит, про кого он справки наводит — все вдруг испаряются! Это что, тоже шансы, по-вашему?! — Он умолк, тяжело дыша.

Колосов достал пачку сигарет, они закурили.

— Так, давайте разбираться вместе, Павел Николаевич. По порядку, не спеша. Вы, я вижу, за приятеля горой стоите. Похвально. Вот и помогите мне выяснить все. Я так понял, что Удойко, когда вернулся от нас к вам, — Никита усмехнулся, — кое-что вам рассказал, да? А потом вы вместе отправились звонить Берберову. Насчет чего?

— Вы что, следили за нами?

— Это все нетрудно предположить — ситуация типичная. Не хотите поделиться тем, что вы от него узнали? Мы так ценим вашу помощь. Мы помним, что именно вы первым заявили о Красильниковой как о пропавшей без вести — вы дали начало всему.

Так о чем он вам рассказал?

Могиканин молчал, пускал дым из ноздрей. Колосов не нажимал: пусть зреет сам. Наконец Могиканин нехотя выдавил:

— Ну, он напился в тот вечер. С горя, между прочим, я его не осуждаю.

— Я тоже. Напился, и что?

— И сказал, что быть ж.., для битья русской интеллигенции не привыкать стать. Насчет жандармов прошелся, насчет Третьего отделения, потом о тридцать седьмом годе что-то плел, — сообщил коротышка ядовито. — А потом сказал, что он ментов (извините, это его выражение) не винит, а понимает. Ему-де самому стало любопытно, отчего все так странно получается. «Паш, — сказал он мне, — Светка к Артуру ходила? Ходила. И что? Нет ее. Еще одну телку я с ним знакомил, так убили ее, говорят. Дал телефон Лавровского — и того тоже кончили. Что ж такое получается, а?» — так он мне сам сказал.

— Значит, он сообщил, что знакомил с Берберовым кого-то еще из девушек. Имени не называл?

— Нет.

— А при каких обстоятельствах он дал Берберову телефон Лавровского? — Никита быстро задавал вопросы: «Куй железо, не отходя от кассы!» — Вообще какой телефон он ему дал? «Рампы» или...

— Ничего я больше не знаю, — вздохнул Могиканин. — За что купил, за то продаю. Про геронтофила добавил Вова одно только слово: «Сука», в чем я с ним полностью солидарен. Звонили мы ему ночью, чтобы выяснить все на месте, не откладывая в долгий ящик. Только не было дома Артурчика — амуры крутил в доме престарелых.

— А что произошло сегодня днем? — спросил Никита.

— Да полаялись они по телефону — вот что! Тот его послал, ну а Вовка не стерпел. Поговорить хотел, разобраться так же, как и вы. Законное право имеет. Только геронтофила-то все где-то носило. А сегодня они встретились.

Я как от ребят в общаге узнал, что он на Кузнецкий попер, сразу за ним побежал — думал, может, помочь чем надо. Ну, не сдержался мужик, врезал подлецу пару раз, пойми ты. — Коротышка проникновенно заглянул Никите в глаза. — Это ж понять надо, а вы его сразу в отделение, в вытрезвитель! Ведь не за что же! С этой публикой не так еще разбираться надо.

— У вас лично есть какие-то соображения, почему вся цепочка исчезновений и смертей замыкается на Берберове? — спросил Никита. Он любил слушать умозаключения свидетелей и очевидцев — такие перлы попадались.

— У меня соображение одно: извращенцам правила не писаны. Тот, кто старух лижет и ради этого на стенку лезет, способен на что хотите. И не возражайте мне!

— Да я и не возражаю, хотя.., вы его не жалуете, я вижу. А вот многим его искусство, его модели очень даже нравятся...

— Искусство! Модели! — Коротышка скорчил гримасу, словно хлебнул уксуса, и изрек свое фундаментальное:

— СРАМОТА!

«На вкус и на цвет — товарища нет, — подумал Никита. — А Кате вот понравилось».

— Посадите Вовку, а? — спросил Могиканин. — Слышь, Никита Михалыч. Слышь... Никит... Не за что ведь. Ей-Богу, ни за что посадите.

— Ни за что не посадим, — ответил Колосов двусмысленно, но бодро. — Разберемся мы во всем, не волнуйтесь вы. А за сообщение — спасибо.

— Геронтофилов развели, — бурчал Могиканин и уже в дверях строго осведомился:

— У нас полиция нравов действует? Я, как налогоплательщик, имею право знать.

Колосов только пожал плечами.