Банальная история

В нашей части подполковник Голованов появился недавно. Говорят, его разжаловали: из полковника произвели в подполковника и сослали в нашу глухомань. При этом, однако, орденов и медалей не лишили. Девятого мая все убедились, что он действительно их имел, даже орден красной звезды блестел на его груди кровавыми лучиками. Раньше, как оказалось, он служил где-то в Казахстане. Надо сказать, человеком он был необычайно тихим и скромным. Солдаты задавались вопросом, за что такого офицера могли наказать? Что такого можно сотворить? Он ведь и мухи не обидит. Но скоро всё стало ясно само собой.

Рабочий день подполковник начинал всегда одинаково. Потихонечку пятясь задом, за спинами товарищей офицеров подвигался всё ближе и ближе к солдатской казарме и исчезал с развода «незамеченным». Попав в казарму, сразу же приступал к проверке чистоты солдатских тумбочек, осмотру личных вещей, средств гигиены. Результатом осмотра он не был удовлетворен лишь тогда, когда не находил и не уносил с собой хотя бы одного флакончика одеколона. Затем тут же в умывалке торопливо выпивал вонючее молочко разбавленного водой шипра или лаванды, и в превосходном настроении удалялся служить далее, благоухая при этом в радиусе десяти метров. Уже через неделю таких проверок, во избежание притязаний и наказаний за несоблюдение гигиенических норм, старослужащие повелели молодым всегда держать в первой от входа тумбочке тройник. Тройник – это тройной одеколон, зелёный и вонючий, но пользовавшийся наибольшим уважением у Голованова. Очень скоро все привыкли к тому, что проверив первую тумбочку, Голованов тут же исчезал довольный, похвалив солдат за аккуратность. Однако, спокойная жизнь продолжалась только до обеда, а затем любитель чистоты вновь начинал рейд в поисках нерях и грязнуль. Теперь он шарил по всем закоулкам, заначкам, пробирался в самые отдалённые и забытые всеми уголки гарнизона, потому что в казарме весь одеколон обязательно прятали. После обеда «Мойдодыра» уже никто не боялся, пусть хоть всё грязью зарастёт, заставить убирать всё равно некого- все на работах и службе. Через месяц подобных похождений у Голованова появилось прозвище – Мойдодыр или Мессершмитт. Почему Мойдодыр – понятно. А мессершмиттом у нас называли тот самый разбавленный водой одеколон, которым ежедневно заправлялся товарищ подполковник, тараня на бреющем полёте клумбы и пикируя иногда в самые неподходящие места. Чтобы отыскать драгоценное топливо, Мессершмитт не ленился слетать сначала в один конец гарнизона, на свинарник, то бишь на подсобное хозяйство, затем- в другой конец части, в клуб. Лез везде и во всё, а выдумка любителя экзотических напитков была поразительна.

-Эй, Никифоров, Никифоров. Слышишь меня?

-Так точно, товарищ подполковник, - отвечает клубный киномеханик.

-Послушай, Витя, - ласково начинает, переходя на ты, Голованов.- У меня фурункул, ну, чирей, понимаешь, вскочил, болит зараза. Надо бы прижечь. У тебя одеколон есть?

Никифоров призадумался. Одеколон у него, конечно, был, но очень дорогой, какой-то французский или итальянский. Неприятностей, однако, не хотелось. Спокойная жизнь дороже любого одеколона, тем более, дембельский альбом надо доделывать. Не дать одеколона на лечение прыща означает начало шмона с последующими работами по уборке помещения.

-Да, товарищ подполковник, вон там на полочке стоит.

В такие минуты Голованов забывал всё, даже начинал петь, что-то мурлыкать себе под нос. Вот и сейчас он что-то залялякал весёлое, забыв о фурункуле. Через пять минут счастливый подполковник удалился. Никифоров подошёл к полочке, взглянул со вздохом на полный флакончик одеколона. Радоваться было нечему: он-то знал, что в красивую бутылочку налита обыкновенная вода из-под крана.

Мессершмитту оставалось совсем немного до дембеля, до пенсии. Поэтому его все жалели и всё прощали. Даже командир части отворачивался, делая вид, что ничего не замечает, когда пьяного Голованова вытаскивали из клумбы и волокли, словно мешок, в самый дальний угол казармы, от греха подальше. Там до вечера он отсыпался, приходил в себя. Но однажды не выдержал и командир. Поводом послужила какая-то ревизия, проверка в автомастерских. Выяснилось, что из бокса пропала целая бочка клея. Вернее, бочка осталась, а содержимое её бесследно исчезло. Кому понадобилось двести литров клея? Им при желании можно было заклеить все дырки, устранить все неполадки в гарнизоне, да ещё бы и осталось. При выяснение дел открылось, что в мастерские в течении месяца регулярно наведывался Голованов. При более тщательном допросе с пристрастием солдатики, по доброте пытавшиеся спасти, выгородить Голованова, раскололись. Оказывается, изобретательный подполковник приказал подкатить бочку к сверлильному станку. Затем, закрепив в патроне вместо сверла палку, нацедил в трёхлитровую банку клея и поставил под станок. Получился своего рода миксер. Процесс очистки, фильтрации шёл полным ходом. Палка вращалась, клей собирался на ней в комок, а на дне банки оставалась мутная вонючая жидкость. Липкий комок выбрасывался, жидкость кое-как фильтровалась и шла в употребление. Ядовитый на вкус и запах напиток Голованов употреблял в качестве аперитива. За месяц бочка иссякла. Неизвестно чего больше жалел командир части, бочку ли клея, здоровья ли Голованова, но разговор в кабинете был настолько громким, что все офицеры и солдаты предпочли удалиться от здания штаба подальше. Казалось, вся часть вымерла. Из кабинета доносилось:

- Ты что же, Анатолий, не понимаешь, что творишь? У тебя же семья, дети. Ты же хороший специалист, боевой офицер, у тебя такой опыт…

Через десять минут поняв, что все призывы к совести тщетны, командир заорал:

-Да я тебя уволю к чёртовой матери! Распоясались, понимаешь ли! – И тому подобное ещё минут десять. Опять бесполезно.

-Анатолий, тебе скоро на пенсию, как дальше - то жить будешь? - уже совсем мягко продолжал командир. - И так знаешь, что наш брат на пенсии долго не живёт. Это тут мы хозяева жизни, а там, на гражданке другие законы: за кружкой пива без очереди не пропустят. Для многих и мысли об оставлении армии смертельны. Помнишь, весной у нас майор Шагин застрелился. Шёл сдавать пистолет, документы, так и не дошёл. Завернул в кусты и пустил пулю себе в башку. Смысла жизни больше не было, понимаешь! А у тебя, у тебя, в чём смысл жизни? – вновь заорал командир.- Зачем ты вообще живёшь?

Дальше беседа переросла в поток слов, который слушать никто бы не пожелал и врагу. Только дневальный, стоя у тумбочки возле входа, был вынужден выслушать всё это. С каждым новым криком за дверями кабинета командира он всё больше и больше сжимался, съёживался, став ростом почти с саму тумбочку. На лбу выступили капельки пота. О! Каково же сейчас бедному Голованову. Наконец всё стихло. Дверь кабинета открылась… И мимо дневального прошёл засунув руки в карманы брюк, насвистывая какую-то весёлую песенку, подполковник Голованов.