Использование средств
Принцип использования внешних и внутренних средств для организации запоминания и забывания, так же как и принцип «повторения без повторения», не укладывается в русло традиционных представлений о памяти. В эволюции взглядов психологов на роль средств и специальных мнемотехнических приемов в запоминании нам представляется возможным выделить три различных периода. Для первого периода характерно стремление и представителей классической ассоциативной психологии, и современной когнитивной психологии, всячески элиминировать влияние мнемотехнических приемов на запоминание, воспринять их как досадное препятствие на пути исследования «чистых» законов памяти. Второй период — это период пересмотра отношения ряда современных психологов к вопросу о роли средств в запоминании. Использование средств уже не воспринимается исключительно как помеха или как трюкачество, которому место лишь на
* Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1984. С. 3.
|
|
театральных подмостках, где выступают люди, демонстрирующие феноменальную память, а становятся предметом, достойным специального исследования. В использовании средств видится частичное, но тем не менее, достойное интереса свойство памяти. Наиболее репрезентативной для этого второго периода является работа Дж. Миллера, Ю. Галантера и К. Прибрама «Планы и структура поведения» (М., 1965). И, наконец, в третьем заключительном периоде использование средств начинает рассматриваться как специфически человеческий принцип организации памяти. Именно использование средств как особых орудий, позволяющих человеку овладеть своим собственным поведением, принимается в качестве критерия, на основе которого проводится граница между естественной биологической памятью и памятью человека как исторического социального существа. Подобный решающий перелом во взглядах на роль средств в запоминании, и шире, в человеческом поведение вообще, отражен в работах ведущих советских психологов Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева и А.Р. Лурии в конце 20 — начале 30-х гг. нашего века. Интересно отметить, что наша периодизация не совпадает с простой хронологией исследования памяти. Понимание истинной роли средств в запоминании падает как раз на 30-е гг., тогда как традиционной психологии только в конце 60-х гг. средства становятся предметом специального анализа. Такое несовпадение во времени еще раз подтверждает простую, но часто игнорируемую истину, что далеко не всегда последние во времени теории и концепции являются последним словом в науке. В США лишь в 1977 г. появляются работы, в которых на основе теории Л.С. Выготского дается адекватное освещение роли средств в запоминании и производится попытка соотнести принцип использования средств с данными современной когнитивной психологии. Вначале мы остановимся на двух первых периодах, характеризующих понимание роли средств в запоминании в традиционной и когнитивной психологии, а затем проанализируем сущность принципа использования средств как специфически человеческого принципа запоминания в том виде, в каком этот принцип сложился в культурно-исторической теории психики Л.С. Выготского и его школы.
|
|
В первом периоде — игнорирования роли средств и специальных приемов в запоминании — психологи пытались избавиться от «искажающего» влияния этих средств по нескольким причинам. Представитель классической психологии времен Г. Эббингауза пытался избавиться от мнемотехнических приемов при заучивании списка бессмысленных слогов, поскольку использование испытуемыми разных неизвестных приемов при заучивании одного и того же списка слогов существенно затрудняет интерпретацию результатов.
Поэтому, например, бессмысленные слоги подбирались таким образом, чтобы они не рифмовались друг с другом. Тем не менее, испытуемые, пользуясь мнемоникой, все же ухитрились преобразовывать в осмысленный материал ту бессмыслицу, которую им предлагали экспериментаторы. Аналогичная картина складывается и при исследовании кратковременной памяти в когнитивной психологии. Психологи исходят из предложения, что в КП хранится информация ограниченной емкости. В связи с этим они всячески старались ввести специальные приемы, либо мешающие структурированию на уровне КП, либо затрудняющие перевод информации из КП в ДП. Иными словами, когнитивные психологи делали буквально все, чтобы испытуемые не смогли прибегнуть к своим обычным приемам запоминания материала.
Изменение такого отношения представителей ассоциативной и когнитивной психологии к специальным приемам, облегчающим задачу запоминания, очень хорошо иллюстрирует высказывание Д. Нормана: «Сегодня мы склонны игнорировать эти приемы..., но мы не можем отрицать, что эти приемы действуют. В действительности, нам следовало бы с большей тщательностью рассмотреть процедуры, упрощающие работу по запоминанию, не только потому, что они могут оказаться полезными в жизни, но и потому, что секреты тех, кто практически занимается искусством запоминания, должны пролить некоторый свет на устройство и действие механизмов памяти. Безусловно, те вещи, которые нужно делать, чтобы легко заучивать материал, имеют некоторое отношение к способу действия информационных процессов»*.
Второй период исследования роли средств и специальных мнемотехнических приемов запоминания привел многих психологов к убеждению, что без этих приемов не осуществляется деятельность запоминания. Миллер, Галантер и Прибрам отмечают, что стоит психологу задаться вопросом, что делает испытуемый при припоминании, станет ясно, что без анализа специальных приемов нельзя обойтись. Исходя из отсчетов испытуемых, можно вычленить по меньшей сере три наиболее распространенных приема запоминания. Первый из этих приемов — замена бессмысленных слогов словами, а затем превращение слов в целые предложения. Второй прием известен как «метод мест». Он заключается в том, что испытуемый расставляет объекты, которые ему нужно заучить, в различные физические места. Так, известный мнемонист Шерешевский, описанный А.Р. Лурией, превращал предлагаемые для запоминания слова в «образы», а затем «расставлял» эти образы на какой-нибудь знакомой дороге. Затем при воспро-
Норман Д. Память и внимание // Зрительные образы: феноменология и эксперимент / Отв. ред. В.П. Зинченко Душанбе, 1973. С. 195.
|
|
изведении он как бы совершал прогулку по городу и «находил» оставленные в разных местах улицы слова или слоги. Третий распространенный прием — это ритмическая группировка. Все эти приемы облегчают процесс припоминания.
Та бесспорная роль, которую выполняют мнемотехнические приемы в запоминании, а именно — облегчение процесса запоминания — как бы закрыла от внимания представителей ассоциативной и когнитивной психологии действительное значение внешних и внутренних средств в организации мнемического акта. Там, где представители указанных направлений усматривают лишь приемы, облегчающие запоминание, Л.С. Выготский и его последователи видят переход к принципиально новому типу приспособления человека к действительности и соответственно к новому типу организации памяти. Дело не в легкости или сложности запоминания, а в том, что человек, используя вспомогательные средства как орудия особого рода — «психологического орудия», — овладевает при их помощи своим поведением, переходит к преднамеренной произвольной регуляции поведенческого акта. Л.С. Выготский, анализируя различные направления традиционной психологии (ассоцианизм, бихевиоризм), подчеркивает, что все они знали и исследовали лишь одну форму приспособления к действительности, общую для животных и человека.
Существенной чертой этой формы приспособления является полная определяемость поведения стимуляцией. С переходом же от естественного, подчиняющегося исключительно законам биологической эволюции, развития поведения к развитию поведения человека как социального существа меняются и лежащие в основе поведения законы. Появляется новая черта в приспособлении человека к действительности — автостимуляция. Суть автостимуляции как нового регулятивного принципа заключается в социальной детерминации поведения, осуществляемой с помощью искусственно созданных стимулов — средств знаков. Человек не просто подвергается воздействию потока стимулов, к которым он пассивно приспосабливается. Он создает знаки и употребляет эти знаки в качестве особых орудий, посредством которых он овладевает своим собственным поведением. Поведение, опосредствуемое знаком, социально детерминируемое и произвольно регулируемо», Л.С. Выготский называет высшим поведением, или высшей психической функцией. Немалое значение в выделении специфики высших психических функций сыграли именно те факты, в которых ассоцианисты и когнитивные психологи видят лишь приемы, облегчающие запоминание.
|
|
Совершенно иное раскрывает в этих фактах Л.С. Выготский: «Если вдуматься глубоко в тот факт, что человек в узелке, завязываемом на память, в сущности, конструирует извне процесс воспоминания, заставляет внешний предмет напомнить ему, то есть напоминает сам себе через внешний предмет и как бы выносит, таким образом, процесс запоминания наружу, превращая его во внешнюю деятельность, если вдуматься в сущность того, что при этом происходит, один этот факт может раскрыть перед нами все глубокое своеобразие высших форм поведения. В одном случае нечто запоминается; в другом — человек запоминает нечто. В одном случае временная связь устанавливается благодаря совпадению двух раздражителей, одновременно воздействующих на организм; в другом — человек сам создает с помощью искусственного сочетания стимулов временную связь в мозгу.
Самая сущность человеческой памяти состоит в том, что человек активно запоминает с помощью знаков. О поведении человека в общем виде можно сказать, что его особенность в первую очередь обусловлена тем, что человек активно вмешивается в свои отношения со средой и через среду изменяет свое поведение, подчиняя его своей власти»*.
Так описывает Л.С. Выготский основные особенности любой высшей психической функции, в том числе и высшей формы запоминания. Но между описанием предполагаемых и вычленяемых в ходе анализа особенностей высших форм поведения и их исследованием пролегает целая пропасть. Чтобы перебросить через нее мост, необходимо, по меньшей мере, сделать две следующие вещи: а) попытаться на различном этническом материале рассмотреть этапы развития высших форм запоминания в истории человечества — в социогенезе; б) провести экспериментальное исследование, на основе которого можно было бы изучить судьбу высших форм запоминания в онтогенезе. Эти две взаимодополняющие задачи и были решены в исследовании А.Н. Леонтьева.
А.Н. Леонтьев, анализируя историко-культурные и этнографические факты, описывает тот путь, который проходит развитие памяти от своих низших биологических форм, от непосредственной памяти, до высших специфических человеческих форм, до опосредствованной памяти.
Вслед за Выготским А.Н. Леонтьев видит основную специфическую черту высшей формы памяти в ее опосредствованном характере. Он приводит пример использования австралийцами так называемых «жезлов вестников», в качестве специальных пособий для памяти. «Одна лишь огромная сила впечатления..., — отмечает А.Н. Леонтьев, — не в состоянии, конечно, гарантировать всплывание нужного воспоминания в тот самый момент, когда послание (которое должен передать вестник. — А.А.) должно быть передано. Для того чтобы воскреснуть, механически удержанные памятью следы должны через какое-нибудь общее звено вступить в естествен-
* Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6-ти т. М., 1983. Т. 3. С. 85 — 86.
ную связь с данной ситуацией; вот это-то общее звено и не может быть гарантировано, когда оно не создается заранее в самом процессе запоминания... Как поступает австралийский вестник, когда ему нужно обеспечить надежное воспроизведение в нужную минуту соответствующего послания? Нанося на свой жезл зарубки, он как бы искусственно создает это необходимое общее звено, соединяющее настоящее с некоторой будущей ситуацией; сделанные зарубки и будут служить ему тем выполняющим функции средства запоминания промежуточным стимулом, с помощью которого он таким образом, овладевает своей памятью...
Активное приспособление к будущему и есть такой непрямой акт, структура которого является специфической именно для высшего поведения человека» (подчеркнуто мной. — А.А.).* Опять мы встречаемся с мыслью, что память есть активное приспособление к будущему, но в ином контексте. Здесь отмечается, что «стимул — средство» готовится заранее для извлечения необходимой информации из памяти в нужный момент. То есть, во-первых, приспособление к будущему протекает как произвольное действие; во-вторых, акт приспособления к будущему является непрямым опосредствованным актом по своей структуре; в-третьих, такого рода вспомогательный стимул как «жезл вестника» представляет собой изобретение, присущее человеку определенной культуры. Предвосхищение будущего как принцип организации памяти, присуще и животным, но указанные выше черты приспособления к будущему свойственны человеку и только человеку. Специфической особенностью высшей человеческой памяти является применение стимулов — средств не только для организации запоминания, но и для преднамеренной организации деятельности забывания. Существует немало примеров преднамеренного употребления стимулов — средств для забывания. Остановимся, вслед за А.Н. Леонтьевым, на одном из них. В одном мексиканском племени женщины, чтобы провести сбор определенной породы кактуса, должны избавиться, «очиститься» от грехов. Если хоть один грех будет забыт во время исповеди, то женщину постигнет неудача. «Так как это очень важно, то каждая женщина изготовляет для себя особую веревочку, на которой она для памяти завязывает узелок на каждого любовника. Она приносит с собой в храм эту веревочку, и, стоя перед огнем, поднимает ее высоко, чтобы узелки были отчетливо видны. По окончании исповеди она бросает веревочку в огонь...»**. Бросая веровочку в огонь, она разрушает тот стимул, который был предназначен для извлечения грехов из памяти и, тем самым, овладевает собствен-
* Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1981. С. 438. ** Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики, с. 441 — 442.
ным процессом забывания. Все указанные выше особенности отличают высшую память человека от его низшей биологической памяти.
Развитие высшей опосредствованной памяти идет по двум линиям. Одна из этих линий — это линия развития и усовершенствования средств запоминания в форме действующих извне раздражителей. Двигаясь по этой линии, мы раскрываем социогенез памяти — историю становления письменности, превращение внешних мнемотехнических знаков в письменные знаки.
Специальный интерес представляет другая линия развития высших форм памяти, а именно линия превращения внешних средств запоминания во внутренние средства. Ее анализ приводит к раскрытию механизма высшей логической волевой памяти человека. Уже простые наблюдения показывают, что в качестве средств запоминания могут выступить не только специально изготовленные средства вроде письменных знаков, но и малоспециализированные средства, например, узелки на память, зарубки, и даже органы нашего тела и наши собственные действия. Человек может сказать себе: как только я возьму шляпу, я тотчас должен позвонить такому-то человеку. «Чем же отличается эта форма опосредствования своего запоминания от описанных нами раньше приемов? — спрашивает А.Н. Леонтьев. — Прежде всего тем, что стимул — средство, то есть соответствующее действие внешне отсутствует в тот момент, когда между ним и объектом запоминания устанавливается связь, определяющая функцию этого стимула. Запоминающий лишь представляет себе то действие, которое должно произойти, то есть у него имеется лишь внутренний след от его предшествующего опыта. Таким образом, исходная связь запоминаемого материала устанавливается здесь с некоторым внутренним элементом предшествующего опыта, который и выполняет в этой операции запоминания инструментальную функцию. Стимул — средство, прежде действовавший в форме внешнего раздражителя, замещается внутренним стимулом-средством...
Такое опирающееся на систему внутренних стимулов-средств запоминание представляет собой сравнительно поздний этап развития памяти»*.
Тут мы вплотную подошли к основной идее гипотезы А.Н. Леонтьева о развитии памяти в онтогенезе человека. Согласно этой гипотезе развитие высших форм запоминания происходит на основе перехода от натурального запоминания к опосредствованному запоминанию. Эта гипотеза и была подвергнута экспериментальной проверке.
Общий методический прием данного экспериментального
Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики, с. 446.
исследования заключался в следующем: испытуемому предлагалось два ряда стимулов: один ряд стимулов, например, ряд слов или бессмысленных слогов испытуемый должен был запомнить, другой ряд стимулов, «стимулов-средств», испытуемому предлагалось использовать в качестве средств для запоминания тех стимулов, которые были в основном ряду. В качестве стимулов-средств использовались карточки с изображениями различных предметов. Испытуемый для запоминания того или иного слова выбирал карточку, связанную с этим словом, чтобы впоследствии, опираясь на нее как на стимул-средство, воспроизвести соответствующую информацию. Следует подчеркнуть, что содержание карточек-картинок не совпадало с содержанием слов, подлежащих запоминанию. Мы не будем останавливаться на детальном описании этого известного исследования, а перечислим лишь наиболее значимые результаты и выводы. Было установлено, что на первых ступенях интеллектуального развития ребенка способность к опосредствованному запоминанию довольно низкая. Введение стимулов-средств не изменяет у умственно отсталых детей и у дошкольников эффективности запоминания, то есть эффективность запоминания значимо не различается в серии со стимулом-средством и серии без стимула-средства. Интересно отметить, что умственно отсталые дети способны установить ассоциации предъявляемых в основном ряду слов с картинками, но не способны использовать эти картинки как вспомогательные средства при воспроизведении. Следовательно, развитие опосредствованного запоминания не совпадает целиком с развитием элементарных ассоциаций. Использование карточки в качестве средства, и, тем самым, превращение запоминания в опосредованную операцию и установление ассоциации с карточкой — принципиально отличные процессы.
На более высокой ступени развития у школьников введение карточек резко повышает число удержанных в памяти слов, то есть использование вспомогательного средства существенно расширяет естественные границы памяти. Казалось бы, что у студентов эффективность запоминания при использовании вспомогательных средств будет еще более значимо выражена по сравнению с запоминанием без вспомогательных средств. Однако у взрослых испытуемых коэффициенты запоминания в обеих основных сериях сглаживаются. Как же объяснить подобные результаты? А.Н. Леонтьев дает следующий ответ на этот вопрос: «...употребление внешнего средства, превращающего непосредственные акты запоминания в акты опосредствованные, инструментальные, тем самым создает предпосылки и к употреблению внутренних средств памяти, и эффективность запоминания в первой серии опытов начинает также возрастать вследствие постепенного перехода его в запоминание опосредствованное. Таким образом, у наших взрослых испытуемых мы встречаемся с опосредствованнным запоминанием уже во всех сериях опытов».* Различие между сериями состоит лишь в том, что во второй основной серии взрослый испытуемый опирается на внутренние приемы и элементы опыта, в то- время как в третьей серии он опирается на внешние средства.
Итак, благодаря исследованию А.Н. Леонтьева, перед нами возникает сложная картинка развития памяти в онтогенезе. На первом этапе развитие памяти происходит как развитие естественной способности к запечатлению и воспроизведению. В течение этого этапа человек пользуется памятью, а не господствует над ней. На смену первого этапа — непосредственной памяти — приходит этап опосредствованной памяти. Дети раннего школьного возраста при помощи внешних средств овладевают собственной памятью. Использование внешних средств радикально изменяет структуру акта запоминания. Появление опосредствованной памяти означает, что использование прошлого опыта принимает новую форму: наше поведение освобождается из-под слепой власти автоматического стихийного воздействия прошлого. Ребенок раннего школьного возраста, говоря словами Выготского, уже не просто пользуется памятью, а начинает господствовать над ней. На третьем этапе — высшей волевой логической памяти — внешние средства «вращиваются», становятся внутренними средствами управления памятью. В качестве таких внутренних средств могут выступать элементы опыта человека, которые начинают использоваться в особой инструментальной функции. Для высшей опосредствованной памяти человека характерно именно то, что субъект использует различные внутренние мнемотехнические приемы и средства для того, чтобы гарантировать успешность воспроизведения подлежащего запоминанию материала.
Итак, мы вновь вернулись к мнемотехническим приемами специальным средствам запоминания, но роль этих средств и приемов в запоминании открылась в совершенно ином свете. За фактом использования внешних и внутренних средств стоит, как это было показано выше, присущий лишь человеку регулятивный принцип памяти. Этот принцип свойствен как мнемонистам, так и все людям. Однако у мнемонистов эти «вращенные» внешние средства как бы вновь выносятся наружу, становятся объектом специальной кропотливой работы по осознанию этих приемов и расширению их арсенала. Обычный же человек использует эти средства уже стихийно, то есть он господствует над памятью, не замечая своего господства. Таким образом, фундаментальный принцип организации человеческой памяти — принцип использования внешних и внутренних средств для овладения памятью —
Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики, с. 461.
позволяет объяснить и такой узкий специфический феномен как феноменальная память мнемониста. Но главное, конечно, не в этом, а в том, что на принципе использования внутренних и внешних средств основывается грандиозная по своей сложности работа человеческой памяти.
Литература
Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6-ти т. М., 1983, т. 3, с. 368. Леонтьев А.Н. Развитие высших форм запоминания. — В кн.: Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М., 1984, с. 436 — 480.
Лурия А.Р. Маленькая книжка о большой памяти. М., 1968, с. 88.