Игра — многоликая данность человечества

Игра — уникальный феномен общечеловеческой культуры, ее исток и вершина. Безусловно, культуру нельзя сводить к игре и наоборот, ибо внутри культуры возникают принципиальные различия между нерациональной, игровой и неигровой, рациональной деятельностью, прежде всего между трудом и игрой. С самых ранних начал цивилизации игра стала контрольным мерилом проявления всех важнейших черт личности. Ни в каких видах деятельности человек не демонстрирует такого самозабвения, обнажения своих психофизиологических, интеллектуальных ресурсов, как в игре. И взрослые и дети, в таких, к примеру, вечных игровых моделях, как футбол, хоккей, регби, шахматы и т.п., действуют так, как действовали бы в самых экстремальных ситуациях, на пределе сил преодоления трудности. Многие человеческие страсти достигают своего пика только в игре. Именно потому она взята на вооружение в системе профессиональной подготовки людей, именно потому игра расширяет свои границы, вторгаясь в ранее непредсказуемые сферы человеческой жизни. Философию явления "игра" поэтически и провидчески точно выразил в "Пиковой даме",А.С.Пушкин устами главного героя: "Что наша жизнь? — Игра!"

Игра — сердцевина досуга. Игра как огромный пласт культуры разнообразит и обогащает досуг людей, воссоздавая целостность бытия человека. При изучении игры исследователи сталкиваются с ее непостижимым богатством, многомерностью проявлений, зыбкостью границ игры и не-игры, хрупкостью, эфемерностью ее феномена как первоисточника досуга и человеческой культуры в целом.

Выдающийся нидерландский мыслитель XX столетия Йохан Хёйзинга (1872-1945) утверждает, что понятие "человек играющий" выражает такую же существенную функцию, как "человек созидающий", что анализ любой человеческой деятельности до самых пределов сознания человека свидетельствует, что это не более, чем игра, что игра есть специфический фактор всего, что окружает людей в мире. Хёйзинга во многих своих блестящих работах понятие игры настойчиво интегрирует в понятие культуры2.

2 Хёйзинга Й. О границах игры и серьезного в культуре. Хаарлем, 1933; Он же. Человек играющий. В тени завтрашнего дня. - М.: Прогресс, 1992.

Игра как феномен культуры обучает, развивает, воспитывает, социализирует, развлекает, дает отдых, и она же пародирует, иронизирует, смеется, публично демонстрирует относительность социальных статусов и положений. Имматериальный смысл игры противостоит рационально-продуктивной деятельности и бездеятельности, скуке, лени, формализму и догматизму. Являясь квинтэссенцией досуга, игры привносят в его содержание бесконечные сюжеты и темы жизни и деятельности человека, сохраняя при этом свою первичную самоценность. Прекрасный русский писатель, осмысливающий в своих книгах и сценариях явления культуры, Ю.Нагибин так оценивает детскую игру: "Игра помогает детям воскресить минувшее и заглянуть в будущее. В игре выявляется характер маленького человека, его взгляды на жизнь, его идеалы. Сами того не осознавая, дети, играя, приближаются к решению сложных жизненных проблем"3.

Детство без игры и вне игры анормально и аморально. Лишение ребенка игровой практики — это лишение его не просто детскости, это лишение его главного источника развития: импульсов творчества, одухотворения осваиваемого опыта жизни, признаков и примет социальной практики, богатства и микроклимата коллективных отношений, индивидуального самопогружения, активизации процесса познания мира и т.п. Для детей игра — продолжение жизни, где вымысел — грань правды. Это хорошо отразил П.Брейгель, нидерландский живописец (1525 или 1530-1569) в своей философской картине "Детские игры". В центре картины — здание, похожее на школу. Дети высыпали во двор орущей оравой, словно вырвались на волю из западни и, чувствуя дефицит времени, экономя драгоценные минуты, играют лихорадочно, поспешно, самозабвенно. П.Брейгель в этом полотне не бытописатель нравов уличной детворы, не этнограф, хотя демонстрирует калейдоскоп игр со скрупулезностью энциклопедиста. Он в этом случае скорее философ и социолог, придумавший пространство детской игры, психолог, представивший зрителю различные смысловые характеристики детей — завтрашних взрослых. Будучи глубоко национальным художником, фольклористом, у которого причудливо переплетаются юмор, ирония, фантастический гротеск, лиричность, Брейгель-социолог через игры детей демонстрирует приметы массовой психологии людей, стихию их поведения. На картине дети играют, разбившись на группы, пары, компании, назначив водящих. В этой стихии, пестрой безалаберщине — точные линии поведения, некий прообраз будущей личности человека — созидателя или разрушителя, хозяина жизни или бредущего по жизни вслепую, активного или пассивного человека. Философская картина Брейгеля "Детские игры" отражает множественность поведения, замкнутый процесс жизни детского подобщества с его безволь-

3 Нагибин Ю. Азбука подвига// Неделя. 1969. № 28. С.7.. 6

ной покорностью и высоким соборным чувством. Брейгель-ученый доказывает, что детям необходима игровая стихия и высокое к ней отношение, ибо непосредственно недоступный ребенку широкий круг действительности овладевается им поначалу только в игре. Игра — первая ступень бесконечной лестницы действительной жизни, и ценность ее именно в том, что она — первая ступень. Брейгель доказывает, что ребенок — существо играющее, что в игре как в форме человеческой радости он становится совершенней, что игровые эмоции у детей восполняют отсутствие четкой системы информации. Данной картиной П.Брейгель спорит со своими оппонентами. Они тоже изображены на этой картине. Один стоит за спиной у художника как сторонний наблюдатель, не знающий: игры — это хорошо или плохо. Другой торчит в окне, у него лицо искривлено злобой, его раздражают игры детей, и потому он льет на борющихся под окном помои или воду.

Брейгель свидетельствует, что золотое время детских игр кратко и его необходимо ценить. Удивительно, но на этом эпохальном полотне представлены самые межнациональные игры: с камушками, с обручем, с лаптовкой, с мячом, на ходулях, с веревочкой и даже игры в бабки. Играющие дети оседлали бочки, бревна, заборы, изображая всадников. На картине можно различить вроде бы русские забавы — "разрывные цепи", "чехарду", "слона", "перетяжки", "лапту", "перепрыгушки", "гусек" и т.п. Демонстрируя перспективу играющей улицы, художник как бы доказывает зрителям, что мир игры беспределен, что горизонты детства захватывающи и творчески многообразны. Следует заметить, что во времена Брейгеля игру, игровое действо понимали шире, чем развлечения или забавы, скорее их оценивали как последовательность непредсказуемых событий, как беспредельный и сложный сценарий жизни, ее заданную свыше мистерию. Мы избрали эту картину мастера в качестве образа высокой философии игры, в которой человек сам делает выбор, сам себя возвышает или унижает в качестве образа детства со своими паролями, законами, парадоксами. Социально-педагогические наблюдения художника-гуманиста удивительны. Они доказывают, как сложен и важен мир игры, проектирующий ребенка в настоящую и будущую жизнь, как в игре ребенок все время стремится идти вперед, а не назад, а вперед — значит во взрослость.

Следует еще сослаться на Й.Хёйзинга, который со всей определенностью утверждает: "С давних пор шел я все определеннее к убеждению, что человеческая культура возникает и развертывается в игре, как игра"4. Мы разделяем позицию Хёйзинга о том, что игра старше культуры. До появления его работ (они появились у нас в 90-е гг.) автор монографии вместе со своим научным руководителем Ю.В.Шаровым вышел на аналогичное

4 Хёйзинга Й. Человек играющий. - Хаарлем, 1938, С.7.

"открытие" еще в 50-е гг.5 И дело здесь не только в осознании того, что животные до появления человеческих сообществ играли и играют, как люди, испытывая удовольствие и радость. Дело в другом — мистерия игры, может быть, как-то объясняется шекспировской формулой "мир-театр" — мир животный и мир человеческий. Игра — бытие живого мира Вселенной, его форм и содержания, его красок и звуков, сцепления всех его разнообразных элементов и механизмов, разумного, инстинктивного, подсознательного. Реальность игры — быть супрой (в пер. с лат. — "над", "выше") осознанности мира. Если супралитораль — зона на границе суши и моря, то супраигра — зона, граница материального и духовного. Неслучайно мы говорим об игре сил природы, игре красок, игре света, ветра, игре фантазии, воображения, выдумки человека. Понятия "игра", "играть" отражают тайные, скрытые цели, интриги людей: политические игры, парламентские игры, номенклатурные игры и т.п. Лексический потенциал понятий "игра", "играть" и их производных огромен: играючи — "без усилий", игривый — "веселый, шаловливый", игрушка — "вещь для развлечения и одновременно послушное орудие чужой воли", игристый — "напиток, вино". Мы говорим "игра слов, чувств, страстей". Мы говорим "играть", подразумевая "резвиться, забавляться, проводить время в отдыхе, развлечениях, досуге". Вместе с тем "играть" — "исполнять роль в спектакле, исполнять музыкальное произведение, состязаться в конкурсе, соревновании, делать ход в шахматах". И уж совсем, казалось бы, парадоксальное: "играть и рисковать жизнью", "играть" — "использовать чувства другого, пренебрегать самолюбием человека, заниматься чем-то несерьезным, притворяться, проявляться, обнаруживать себя, занимать место" и т.д.

Рассматривая нетрадиционно игру как источник культуры, Хёйзинга помещает в "игровое пространство" самые противоположные сферы, явления жизни, деятельности человека — искусство, науку, военное дело, военное искусство эпох прошлого, быт, юриспруденцию, любовь, культовые отправления, обряды, ритуалы, обычаи, традиции, поединки и театральные представления и т.д. и т.п. Эта позиция уязвима, но очень интересна.

Игровая аура — отражение позитивной психоэнергии человечества. Она способна очищать мышление людей. Она космична в конце концов как внечеловеческое и человеческое событие. Игра как бы отражает энергию космоса.

Вернемся к шекспировской формуле "Мир-театр, а люди в нем — актеры". Автор или авторы этой концепции представили

5 См.: Шмаков СА. Исследование наследия А.С.Макаренко. - Новосибирск, 1955; Он же. Творческие игры в пионерском лагере// Советская педагогика. 1958. № 10. Он же. О соревновании в игре. Соцсоревнование в школе/ Под ред. Л.И.Новиковой. 1959; Изд -во АПН РСФСР. Он же. Игра в системе работы пионерской организации им. В.И.Ленина: Автореферат. - М., 1959; и др.

цивилизованному миру Великую Игру — мистификацию. Если верить удивительному шекспироведу, московскому исследователю И.Гилилову, а не верить невозможно, ибо 30 лет он вел титаническую работу по исследованию громадного явления культуры — Шекспира. Века литературоведы пытались выяснить тайну Шекспира, выяснить, кто скрывается под его маской. На роль таинственного Шекспира-провидца исследователи баллотировали более 50 самых именитых представителей элиты и культуры Англии, в том числе философа Фрэнсиса Бэкона, драматурга Кристофера Марло, графа Оксфорда, графа Дерби, графа Ретленда. И Гилилов доказывает, что под маской Шекспира выступали граф Ретленд, Роджер Мэннерс и его жена Елизавета Мэннерс-Сидни, родственница боготворимого великого поэта Англии Филиппа Сидни. Нет необходимости подробно останавливаться на открытии Гилилова, надеемся, что его концепция будет опубликована, нам интересна сама идея игры, которую действительно можно назвать Великой Игрой нескольких эпох, которая сама по себе гениальна как Великая Мистификация, как шедевр мировой культуры.

Считается, что великая мировая сцена возникла в начале XVII в., когда появилась могучая плеяда драматургов — от Шекспира (Шекспиров) до Кальдерона и Расина. Но это, скорее, была эпоха драматургии, главенствующая в культурной жизни, что и позволило поэтому сравнить мир с театром, где всякий человек выбирал и исполнял свою роль, роли. Истоки мира-театра вместе с тем уходят в античность, во времена платоновских драматургических диалогов.

Существовала и другая игра — мистификация, известная как сочинения Козьмы Петровича Пруткова, который подарил россиянам немало мудрых мыслей, переходящих в глупости, и наоборот. В Козьму Пруткова играли поэт Алексей Толстой и братья Алексей, Владимир, Александр Жемчужниковы. Козьма от Кузьмы, от желания подкузьмить читателя. Прутков — от стремления высечь насмешкой и читателей и себя, выставить на общий позор смешные, нелепые качества современников. Самая "несмеющаяся эпоха", по мнению А.Блока, смеялась, читая, ощущая, любуясь, наслаждаясь "директором Пробирной Палатки", "ответственным писателем" Козьмой Прутковым.

Таким образом, игра отображает огромное количество репрезентаций, либо выступает как их отождествление, либо изображает нечто более высокое, наджизненное. Вот почему исследование игры как космоявления, как деятельности, регулирующей активность личности, раскрывающей ее духовные потенции в свободное время, есть архисерьезная задача науки и практики. Прекрасный исследователь игр дошкольников Д.Б.Эльконин так писал о значении игры в жизни личности: "Дело не только в том, что в игре развиваются или заново формируются отдельные интеллектуальные операции, а в том, что коренным образом изменяется позиция ребенка в отношении к окружающему миру и формируется самый механизм возможной смены позиции и координации своей точки зрения с другими возможными точками зрения"^.

Игра — регулятор всех жизненных позиций ребенка. Игра хранит и развивает детское в детях, она их школа жизни и "практика развития" (С.Л.Рубинштейн). Школа игры такова, что в ней ребенок — и ученик и учитель одновременно. Об этом писал большой поклонник игры К.Д.Ушинский, утверждавший, что для ребенка игра — это "действительность и действительность гораздо более интересная, чем та, которая его окружает. Интересна она для ребенка потому, что понятнее, а понятнее потому, что отчасти есть его собственное создание. В игре дитя живет, и следы этой жизни глубже остаются, чем следы действительной жизни, в которую он не мог еще войти по сложности ее явлений и интересов. В действительной жизни дитя не более как дитя, существо, не имеющее еще никакой самостоятельности, слепо и беззаботно увлекаемое течением жизни; в игре же дитя — уже зреющий человек. Оно пробует свои силы и самостоятельно распоряжается своими же созданиями"7.

Однако школа игры-жизни претерпела за минувшие годы немало изменений. Следует также отметить, что игра как объект исследования сложна тем, что материалы об играх детей России в ее прошлом и настоящем весьма недоступны, ибо, во-первых, разбросаны по страницам практически исчезнувших ведомственных и краеведческих изданий, по трудам самого контрастного содержания, по неопубликованным архивам фольклорных и других экспедиций; во-вторых, сборники игр, печатавшиеся строго цензурно в советское время, содержат нарочито отобранные, весьма повторяющиеся подборки игр; в-третьих, многие бытующие в детской среде игры просто еще не описаны.

Таким образом, можно предположить, что игра есть образ детства, его "школа морали" (Эльконин). Забавляясь и играя, ребенок обретает себя и осознает себя личностью. Разнообразие игр обеспечивает детям разнообразие удовольствий-удовлетворений и разнообразие средств связей в детской среде и в обществе в целом. Игра всегда подразумевает взаимодействие, ибо играть, значит вступать в контакты с кем-то. В этом плане игра — диалог между партнерами или группами играющих.

Для детей игра — сфера их социального творчества. Ребенок как существо играющее продолжает себя общественным существом, а игра — полигон его общественного и творческого самовыражения.

Игра необычайно информативна, она знакомит детей с /окружающим миром и многое "рассказывает" самому ребенку о нем

6 Эльконин Д.Б. Психология игры. - М., 1978. С. 282.

7 Ушинский К Д. Соч.: В 3 т. Т.1. - М., 1979. С. 264. 10

самом и воспитателю об играющем индивидууме. Игра для детей — драматическая модель, избавляющая их от многих личных тягот и переживаний.

Игры адекватны моделям культуры, они меняются, когда меняется культура.

Прежде чем рассмотреть изменения, происшедшие с детской игрой, необходимо ответить на вопрос: что такое детская игра?