То, что мы потеряли

В одной и той же одежде хо­дили, говорите? Строем, да? Голо­дали так, что ветром шатало? До­рогие мои соотечественники, ото­рвите свою пятую точку от стула, и поищите семейные альбомы. За­гляните в них и вглядитесь в лица ваших предков, живших в той эпохе, которую вы именуете сло­вом "совок". Посмотрите в эти глаза. Разве это глаза забитых жизнью сереньких рабов? Разве это несчастные жертвы режима?

Может, дело не в них, а в вас? Может, это вы потеряли что-то важное, разменяв его на "Дом-2" и "Комеди Клаб"?

Пренебрежительно бросая слово "совок", вы унижаете не только своих предков и свою страну, но и самих себя. А если вы не уважаете себя, кто станет ува­жать вас?

Великим становится тот, кто сам совершает что-то великое, а не тот, кто топчет величие предков.

http://petrovchik.livejournal.com/96340.html

------------------------------------------------

О "ТРУДНЫХ ВОПРОСАХ" ИСТОРИИ ПОЛЬСКО-РОССИЙСКИХ ОТНОШЕНИЙ

Недавно в РИА Новости со­стоялась пресс-конференция, на которой журналистам было пред­ставлено несколько новых доку­ментальных книг, посвященных польско-советским отношениям. Представляя книги, их составители — ученые истории и архивисты го­ворили, что положительно оцени­вают тенденцию, суть которой, по их мнению, в том, что политиче­ские пристрастия в отношениях между нашими странами все за­метнее уступают место реальным фактам и их трезвым, объектив­ным оценкам.

Такую тенденцию можно, каза­лось бы, лишь приветствовать. Только не рано ли? На этот вопрос наводит вышедший несколько раньше сборник статей польских и российских авторов "Белые пятна — черные пятна", также посвящен­ный отношениям наших стран. В журнале "Новая Польша" (№ 6 — 2011) дан обстоятельный анализ сборника. Ну а если коротко, то большинство материалов в нем сводятся, по сути, к натужному "онаучиванию" тезиса З. Бже­зин­ского, высказанного не­сколько лет назад в газете "Уолл-стрит джор­нэл": "Российское руководство не имеет права увиливать от оценки прошлого своей страны, которое весь мир считает пре­ступным".

Не знаю, как "весь мир", а вот некоторые российские историки, в том числе выступившие в сборнике Н. Лебедева и В. Пар­саданова, от­рабатывая польские гранты и на­грады, изрядно по­трудились над разработкой темы исторической вины Совет­ского Союза — России перед Польшей.

А как выглядит польская сто­рона на фоне советских «пре­гре­шений»? Была ли Польша только жертвой своей восточной соседки?

Это, мягко выражаясь, не так. О чем свидетельствуют уже первые годы соседства Советской России, сменившей в 1917 году Российскую империю, и Польши, восстанов­ленной немногим позже, — в 1919 году.

Кто начал тогда польско-совет­скую войну — не секрет: Польша. Не секрет и то, как она вела войну - на территории Украины: "Мы уби­вали всех поголовно и все сжигали при малейшем подозрении в ис­кренности", — рассказывал уча­ст­ник той войны Ю. Бек, впо­следст­вии министр иностранных дел Польши, много сделавший для ее сближения с Гитлером.

Дав отпор агрессору, Крас­ная армия в июне 1920 года пе­решла в наступление, успехи ко­торого так вскружили головы во­енному руко­водству Советской России в лице Троцкого, Туха­чевского, Путны, Каменева, Смилги, что оно не ус­лышало резонного предостереже­ния, высказанного в открытой пе­чати И. Сталиным: "Я считаю не­уме­стным бахвальство и вредным для дела самодовольство неко­то­рых товарищей. Одни из них, не довольствуясь успехами на фрон­тах, кричат о марше на Варшаву, другие, не довольст­вуясь обороной нашей респуб­лики от вражеского нападения, горделиво заявляют, что они мо­гут помириться лишь на красной советской Варшаве".

"...Смешно говорить о марше на Варшаву".

И уже вскоре стало не только не смешно, а кончилось крупным по­ражением Красной армии под Варшавой и вынудило россий­скую сторону на невыгодных для нее ус­ловиях вступить в мирные перего­воры с Польшей, закончив­шиеся в 1921 году заключением Рижского договора, по которому к Польше отошли значительные территории Западной Украины и Белоруссии. Другим важным пунк­том перегово­ров в Риге стал во­прос о военно­пленных красноар­мейцах, значи­тельная часть кото­рых погибла в польских лагерях в результате не­выносимых условий содержания, голода, болезней, из­девательств, а то была и попросту уничтожена.

В иных изданиях, в той же "Но­вой Польше", журнале, издавае­мом на русском языке и распро­страняемом в России, можно встретить утверждения, будто тема советских военнопленных поднята российской стороной после деся­тилетий полного забвения, лишь на рубеже 80 — 90-х годов прошлого века с единственной целью — "за­слонить память о преступлениях советской системы против поляков, создавая их (преступлений. — Р.Л.) мнимый аналог или даже оправда­ние". (А. Новак. - "Новая Польша", № 4, 2005 год).

Так ли это?

На самом деле еще в ноте наркома иностранных дел РСФСР Г. Чичерина на имя вре­менного поверенного в делах Польши Г. Филипповича от 6 сентября 1921 года указывалось, что в течение двух лет из 130 тысяч русских пленных в Польше умерло 60 тысяч чело­век.

Еще раньше, 29 января того же 1921 года, полковник польской во­енной медслужбы К. Хобихт, при­влеченный в качестве эксперта к польско-российско-украинским пе­реговорам в Риге, направил коман­дованию Войска Польского, во-первых, Меморандум РУД (россий­ско-украинской смешанной комис­сии по репатриации военноплен­ных и интернированных), во-вто­рых, свои соображения к нему, в частности такое: "Поскольку было бы трудно ответить на выдвинутые в наш адрес обвинения по суще­ству, следовало бы вообще заглу­шить их (русско-украинские. — Р. Л.) доказательства тем, что в Рос­сии военнопленным не лучше, чем у нас в стране".

По принципу "сам такой".

Об этой тактике встречного давления атташе постпредства РСФСР в Польше А. Пачуканис пи­сал в августе 1921 года: "За по­следнее время заявления с нашей стороны о жестоком обращении с нашими пленным польская сторона пытается парировать, сообщая за­протоколированные показания ка­ких-то польских солдат о том, как в 1920 году при взятии их в плен они целый день шли пешком и не по­лу­чали пищи, или басни о посеще­нии лагерей поляков в России (...), где собирают жалобы, после чего жа­лобщиков расстреливают".

В порядке того же встречного давления польская сторона выдви­нула советской стороне счет за со­держание пленных красноармей­цев на сумму 1495192042 марки. Когда же, обсчитав эффективность труда пленных красноармейцев, советская сторона выдвинула пре­тензии на сумму вчетверо боль­шую, вопрос о материальном воз­мещении отпал.

Однако остался вопрос о судьбе тысяч красноармейцев в польском плену. О том, что выпало на их долю, написал воспоминания Н. Вальден (Я. Подольский). Они были опубликованы в 1931 году в журнале "Новый мир". Вот как в них описана доставка пленных с фронта в лагерь.

"Помню, как на больших стан­циях к нашему вагону подходили господа с палками и "дамы из об­щества". Наиболее "подходящих" пленных вытаскивали, били и ца­рапали. Особым успехом пользо­вались евреи. С тошнотой вспоми­наю, как эти звери подступали ко мне. Начинался низменный диалог.

— Жид?

— Не.

— Правду?

— В жару лежу, — говорил я, наконец, с отчаянием юродивого. Это оказывало нужное действие, публика очень быстро оставляла меня в покое, приговаривая: "Ну и подыхай, его бы пристрелить нужно". Какой-то шляхетский юноша действительно хотел по­пробовать на мне свой револьвер. Кто-то его остановил".

А вот еще:

"При мне засекли двух солдат — парней, пойманных в соседней деревне. Они собирались бежать, да выдал один "дядько", у которого они заночевали в амбаре".

Или:

"В лагере начался голод, при­нудительные работы, бесчеловеч­ная жестокость, нередко доходив­шая до прямых убийств наших пленных на потеху пьяной офи­церне".

Вспоминая, что творилось во время захвата поляками Галиции, автор пишет: "Но разве не точно так же держали себя поляки и во время кратковременного пребыва­ния на нашей Украине". И заклю­чает: "Ужасное мщение готовит себе буржуазная шовинистическая Польша".

В публицистике последних лет, прежде всего польской, можно прочитать — всякое, мол, было, но как можно сравнивать эти отдель­ные эксцессы, характерные для военного времени, с жестокостью советской системы, целенаправ­ленно гнобившей Польшу десятки лет подряд.

Сводилось ли все к "отдельным эксцессам"? Об этом ясно писал упомянутый выше Ю. Бек: "Что ка­сается России, то я не нахожу достаточно эпитетов, чтобы охарактеризовать ненависть, ко­торую у нас испытывают к ней".

И разве не эту атмосферу то­тальной ненависти распаляло об­ращение Ю. Пилсудского к народу с призывом так беспо­щадно дейст­вовать против от­ступающего врага, чтобы его повсюду ожидали "смерть и не­воля". Позднее мар­шал при­знавался, что его мечтой было взять Москву и крупно на­писать на стенах Кремля: "Раз­говаривать по-русски за­преща­ется".

Тоже, скажете, эксцесс?

Что же до советской поли­тики в отношении Польши, то одним из ее принципов в тече­ние ряда лет был не просто "запрет" касаться острых тем из истории наших двухсторон­них отношений, а стремление лиш­ний раз не трогать старые раны, не сводить все к взаим­ным претен­зиям, на этом доб­рых отношений не построишь.

С конца 80-х годов ХХ века польская политическая элита, ис­торики, публицисты начинают тре­бовать – нет, не разорвать отно­шения с Россией, но стро­ить их так, чтобы Польша, как выражался ее покойный президент Л. Качинь­ский, "от России всегда что-то имела". Дескать, это и есть "доб­рые отношения"… В соответ­ствии с ними рамки исторической объек­тивности настолько раздви­гаются, что журнал "Новая Польша" — представьте! — опуб­ликовывал даже упомянутые опи­сания Я. По­дольского о пребыва­нии в поль­ском плену. Но опубли­ковал с та­кими купюрами, что польский ГУЛАГ выглядит чуть не раем.

Или взять опять же число крас­ноармейцев, попавших в польский плен в 1919—1920 гг., и число по­гибших в нем. По самим этим циф­рам согласия не было и нет. Поль­ская сторона, явно играя на пони­жение, заявляет, что по данным на 18 октября 1920 года на польской территории находилось 110 тысяч советских пленных ("Новая Польша", № 11 — 2005). Из них 25 тысяч сразу же перешли на сто­рону Войска Польского, вступили в казацкие части, в другие формиро­вания белых в Польше. Из остав­шихся 80—85 тысяч военноплен­ных вернулось на родину 65797 человек. Где остальные 16—18 ты­сяч? Польские историки (З. Корзун) утверждают: что это и есть число умерших в польских лагерях от ран, эпидемий, столь распростра­ненных в то время повсюду, а также оттого, что молодое поль­ское государство, само терпевшее большие трудности, не могло обеспечить пленным достойного содержания в лагерях. Печально, мол, но что делать?

Российский исследователь Т. Матвеев считает: доступные в на­стоящее время источники позво­ляют утверждать, что в плен по­пало не 110, а 157 тысяч красно­армейцев. И. Пихутина, ссылаясь на данные российских и польских архивов, называет цифру в 165550 русских и украинских военноплен­ных. Ну а В. Филимошин насчитал 206877 пленных.

Почему такой разброс? Во-пер­вых, потому, что точного учета по­павших в польские лагеря и умер­ших в них не велось. Во-вторых, к пленным следует относить не только тех, кто содержался в лаге­рях, а также раненых, но не подоб­ранных с поля боя или добитых противником, что не было редко­стью. Короткой — расстрел на месте — была расправа с попав­шими в плен комиссарами, комму­нистами, евреями. Кроме того, не установлено число погибших в ходе многодневных транспортиро­вок пленных красноармейцев от мест пленения до лагерей.

В общем, до лагерей "не дое­хало" порядка 40—50 тысяч крас­ноармейцев, так и оставшихся вне официальной статистики.

Всего в польскую землю, по подсчетам военного историка В. Филимошина, легли 82,5 тысячи советских военнопленных. Од­нако когда в 1998 году Генераль­ный прокурор РФ обратился к своему польскому коллеге с просьбой рассмотреть причины их смерти, ответом ему было, что "следствия по делу о якобы истребленных пленных больше­виках в войне 1919—1920 гг., ко­торого требует от Польши гене­ральный прокурор России, не будет". Это в Катыни был, гово­рят нам, геноцид, а в польских концлагерях Тухоля, Стжалкова, Белостока, Бреста — всё было благопристойно. Так что вопрос исчерпан…

Только ли к пленным красным в Польше было отношение, как выше описано? А. Деникин в своих воспоминаниях свидетельствует: белым, также оказавшимся в поль­ских лагерях той поры, было не намного лучше. В Польше, охва­ченной победной эйфорией два­дцатых годов, началось искоре­нение всего русского. Когда в ходе той кампании был разру­шен и разграблен Варшавский кафедральный собор Святого Александра Невского, где хра­нилось более десяти тысяч про­изведений мировой художест­венной ценности, газета "Голос Варшавский" торжествовала: "Уничтожив храм, мы тем самым доказали свое превосходство над Россией, свою правоту над нею".

И еще красноречивая деталь той поры. Известный своей край­ней беспощадностью не только к врагам революции, но и к тем, кто дрогнул в борьбе против врагов, Л. Троцкий в июле 1920 года провоз­глашал: "Несмотря на известия о неслыханных зверствах, учинен­ных белогвардейскими польскими войсками над пленными и ране­ными красноармейцами, щадите пленных и раненых неприятелей... Беспощадность в бою, великоду­шие к пленному и раненому врагу — таков лозунг рабоче-крестьян­ской Красной Армии".

Однако вернемся в наше время.

По инициативе Евросоюза — день подписания пакта Молотова — Риббентропа 23 августа — с этого года будет отмечаться как день памяти «жертв тоталита­ризма». Совершенно ясно, кто и кого будет клеймить в этот день позором, кому будут выставлять счета, от кого станут требовать «покаяния» и «компенсаций». Не менее ясно, кого в этой шумихе, возможно, даже не вспомнят…

Что же с нами происходит, если мы готовы мириться с такой "прав­дой истории"?

Руслан Лынёв

--------------------------------------------------