Иудина редакция

Тяжела была доля великой мученицы — русской женщины. Но вот пришла спровоцированная большевиками война. Начались новые страдания, усугубились лишения, нужда и голод встали у самого порога. Жена, потерявшая своего мужа в застенках НКВД, провожала на бессмысленную войну своего единственного сына. Сестра сосланного в Сибирь инженера отдавала Молоху войны своего младшего брата. Мать раскулаченной семьи оплакивала гибель на фронте своих сыновей. Невыразимое горе широкой волной залило семьи советских женщин.

Правда, полнейшее впечатление, что пассаж взят из перестроечной прессы? Или из какого-нибудь интернет-блога, который ведет человек, чьи мозги как заморозились в 1991 году, так и с тех пор не желают оттаять? Но нет, это гитлеровская газета на русском языке «За Родину» (Псков). Выпуск от 8 марта 1942 года.

Что происходило в Советском Союзе? Вырастало поколение, развращенное с малых лет, привыкшее с пеленок к шпионажу и лишенное всего святого. Недаром идеалом советского молодого поколения был гнусный и омерзительный тип — пионер Павлик Морозов, донесший на родного отца.

Нравится? Пассаж, достойный почти любой современной российской газеты. Но и это — дело гораздо более раннее, еще одна оккупационная газета с типичным фашистским названием «Новый путь». Уже Смоленск.

Их вообще было много. В Риге издавалась «Правда», в Ревеле (после немцев его опять назовут Таллином) — «Северное слово».

В Пскове, помимо упомянутой, — «Псковские известия», «Псковский вестник», «Доброволец». Были «Колокол» и «Возрождение»…

Была всякая мелочевка типа районок: в Дно — «За Родину», в Луге — «Лужский вестник», в Острове — «Островской вестник», в Гатчине — «Труд и отдых», в Порхове — «Порховскии вестник» и т. д. и т. п.

Периодичность — от одного до пяти номеров в неделю, тираж — от нескольких сот экземпляров до нескольких десятков тысяч. Самый большой тираж из оккупационных газет имела орловская «Речь».

О чем им было писать? Ну вот, например, тот же «Новый путь» от 30 сентября 1942-го:

«Руководя приемом в музыкальные школы, они заботились о том, чтобы всяческими способами отсеять на экзаменах русских детей и набрать контингент учащихся исключительно из еврейчиков. Германская армия, освободившая русский народ от большевистского ига, широко открыла двери музыкальных школ русским детям. Впервые в музыкальных студиях замелькали русые головки русских детей».

Чувствуется набитая рука. «Замелькали русые головки русских детей». Вполне вероятно, то же перо до этого клеймило врагов народа и прославляло успехи на колхозных полях. Грустно, но факт: штат коллаборационистской прессы был в основном укомплектован бывшими советскими журналистами. Да, в них были и немцы, и белоэмигранты, но ставка делалась правильно: на тех, кто знает советские реалии, — на русских. Сколько серебреников им платили? Не знаю. Но в смоленской типографии получали очень прилично: от 450 до 1200 рублей в месяц.

Из номера в номер публиковались переделки советских песен. Катюша уговаривала «бойца на дальнем пограничье» переходить к немцам. «Три танкиста — три веселых друга», убив комиссара, это уже сделали. А это узнаете?

Широки страны моей просторы,

Много в ней концлагерей везде,

Где советских граждан миллионы

Гибнут в злой неволе и нужде.

За столом веселья мы не слышим.

И не видим счастья от трудов,

От законов сталинских чуть дышим,

От засилья мерзкого жидов.

Широка страна моя родная.

Миллионы в ней душой калек.

Я другой такой страны не знаю,

Где всегда так стонет человек.

У Лебедева-Кумача от такого уровня редактуры, возможно, приключился бы инсульт, а наверняка бы его добил «Марш веселых ребят» («Легко на сердце от песни веселой»). В нем русское крестьянство благодарило Гитлера за то, что стало хозяином на своей земле.

Когда же печатать было совсем нечего, газеты пробавлялись перепечатками из русской классики. Стихотворения Пушкина, рассказы Тургенева и Чехова иногда занимали две полосы из четырех.

Почему-то такая представляется картина. Почтальон не без риска для себя — партизаны знали, что немцы заставляют почтальонов еще и шпионить, а потому письмоношей не любили — доставляет свежую прессу на село. Староста, согласно высочайшему указанию, наклеивает какое-нибудь «Русское Возрождение» на стенде с приказами и листовками около управы — бывшего правления колхоза. Такой стенд, по приказу немцев, был установлен в каждой деревне. Собрались крестьяне. Что пишут ироды? Каких новых поборов ждать? Сколько партизан повесили? Какую деревню по соседству сожгли?

И читают: И. С. Тургенев «Муму».

В общем, издание газет — дело дорогое, респектабельное, но… редко что дающее.

Другое дело — листовки. Оружие пропагандиста! Дешево и сердито[246].

Вспомнить хотя бы ту, что с сыном Сталина Яковом. Листовки-провокации в виде обращений командиров и комиссаров к своим бойцам и мирному населению — вообще классика геббельсовской пропаганды. Нацисты не боялись использовать подлинные цитаты из выступлений Сталина, Ворошилова, сводок Совинформбюро. Зачастую напирали на… русский патриотизм и веру в идеалы коммунизма!

Сам Ленин не желал, чтобы Сталин стал его преемником. Ленин не доверял Сталину и чувствовал, что при нем Советский Союз погибнет… Но мы унаследовали храбрость и отвагу Александра Невского, Петра Великого и М. Кутузова. В наших руках оружие, и мы сбросим проклятое сталинское иго!

В поддельных заявлениях советского командования (вот, кстати, еще один неиссякаемый источник вдохновения для резуновских экзерсисов) разъяснялось, что война была начата самим СССР — для экспорта мировой революции, и вестись она будет до последней капли крови.

Поддельные «Вести с Советской Родины» изготовлялись с тщательностью фальшивых документов засылаемого шпиона. Бумага, шрифты, лексика, выходные данные — все полностью соответствовало советскому оригиналу.