Ограниченность возможностей

Эта оценка значения рынка, не только как посредника между отдельными единицами,— или, точнее, между всеми участниками экономического процесса,— далеко не случайна. Заслуга ордолиберализма, и в первую очередь Вальтера Эйкена, в том и состоит, что он, опираясь на выводы из всестороннего анализа существовавших в последние два века экономических систем, установил предельную ограниченность возможных форм организации управления экономическими процессами в индустриальную эпоху. По мнению Эйкена, все целиком или частично осуществленные экономические системы можно свести всего к трем формам: централизованное планирование, свободная конкуренция и смешанные системы.

Эйкен отдает себе отчет в том. что ни централизованное плановое хозяйство, ни система свободной конкуренции не являются «чистыми» формами: в централизованном плановом хозяйстве можно наблюдать наличие элементов, присущих системе свободной конкуренции, и наоборот. Но это вторжение «чужеродных» элементов в ту или другую систему не является для них решающим, определяющим их структуру и функционирование: они носят только либо побочно-вспомогательный, либо случайный характер. Что же касается различных форм смешанных систем, то все они рано или поздно «сползают» либо в сторону централизованного управления и планирования хозяйства, либо возвращаются к принципу свободной конкуренции. Свойственное им преобладание групповых интересов над интересами всего народного хозяйства, как правило, толкает их в сторону первого решения...

Действительно, при попытках создания профессионально-сословных объединений и при различных экспериментах соучастия рабочих и служащих в управлении предприятиями, как и при частичном переводе некоторых отраслей народного хозяйства и государственную собственность, тотчас же возникают два вопроса: кто (или что) определяет размер производства н как может быть обеспечено динамичное развитие всего народного хозяйства? Ведь если размер производства тех или иных видов продукции государственными предприятиями определяется спросом и предложением на рынке, тогда непонятно, зачем производилось огосударствление этих предприятии. Если же размеры производства определяет государственный аппарат управления соответствующими предприятиями (или отраслями народного хозяйства), тем самым оказывая влияние на весь экономический процесс, то тогда, во-первых, возникает диспропорция между запросами рынка (т. е. планами отдельных предприятий, ориентирующихся на рынок, и спросом на нем как других предприятий, так н отдельных потребителей) и государственными планами. А во-вторых, народное хозяйство в этом случае начинает подчиняться не чисто экономическим факторам (спрос и предложение), а политико- экономическим, т. е. групповым интересам. В результате — насколько ориентация государственных предприятий на рынок превращает огосударствление отдельных отраслей хозяйства в бессмыслицу, настолько независимое от рынка планирование их производства ведет к грубым диспропорциям в экономическом процессе и оказывается бессильным разрешить главное: наиболее гармоничное развитие народного хозяйства в интересах всего населения. Обычно в подобных случаях выход ищут в дальнейшем огосударствлении других отраслей народного хозяйства, чем постепенно вводят полное централизованное плановое хозяйство.

Сходное положение создастся и при различных формах «соучастия в управлении предприятиями» или «профессионально- сословных объединений». Предприятия и отрасли промышленности, применяющие эти формы, невольно превращаются в монополистические объединения, так как, благодаря их «демократическому», опирающемуся на персонал предприятий руководству, они пользуются преимуществами институций «общественного права» н тем самым занимают особое положение, подчиняющееся интересам данной группы людей. (Не говоря уже о том, что рационализация предприятий такого рода, почти всегда связанная с сокращением персонала, замедляется, если не исключается совсем, из-за попятного нежелания работников данного предприятия «самоувольняться» ради роста продуктивности всего народного хозяйства). Понятно и то, что профессионально-сословные объединения преследуют прежде всего экономические цели, отвечающие интересам данной группы. (Например, крестьянство всегда сопротивляется ввозу дешевых сельскохозяйственных продуктов из-за границы и этим оказывается в противоречии с интересами жителей городов и т. п.).

Ордолиберализм отвергает подобные и иные формы смешанных систем, как и централизованное плановое хозяйство, указывая на однобокость и антихозяйственность последнего. Он не отрицает, что централизованное плановое хозяйство способно успешно решать те или иные отдельные хозяйственные проблемы (например, быстрое развитие определенных отраслей промышленности), но подчеркивает, что подобные «преимущества» не имеют ничего общего с центральной задачей экономики - с наиболее полным удовлетворением потребностей населения в условиях хронического недостатка материальных благ.

Действительно, если бы мир не испытывал хронического недостатка и сырьевых ресурсах и возможностях производства материальных благ, то экономических проблем вообще не существовало бы. Экономическая политика была бы попросту ненужным занятием и людям ничего не оставалось бы, как только наслаждаться дарами природы и своего труда. Но человечество вынуждено постоянно выбирать, куда оно должно направлять свои усилия и как, наиболее целесообразно, использовать имеющиеся природные ресурсы и технические возможности. Централизованное плановое хозяйство, как известно, и выступило с утверждением, что оно — и только оно - способно на «научной основе» решить эту главную проблему экономики и обеспечить невиданное изобилие продуктов. Хорошо, однако, известно и то, что именно оно оказалось наименее способным к решению этой проблемы; оно, напротив, быстро превратилось в инструмент заинтересованных групп для достижения ими своих собственных целей, ничего общего с основной экономической проблемой не имеющих.

Ошибка марксизма по существу была одинаковой с ошибкой классического либерализма: оба они исходили из наивного в конечном счете представления о полном (или, во всяком случае, принципиальном) соответствии «разумного» с действительным (конечно, в «очищенной», т. е. просвещенной форме, сводящейся к якобы заложенным в человеке «естественным» началам). Марксизм сводил это представление к вере в наличие доступных человеческому познанию универсальных законов развития общества, которым якобы подчиняется вся жизнь на земле, а либерализм был убежден, что разумная личность может и будет действовать только разумно. При этом возможность различных толкований того, что же в конечном счете разумно, а что неразумно, исключалась как марксизмом, так и классическим либерализмом, в сущности в той же мере, в какой оно исключалось всем просветительством.

Марксизм потерпел крушение потому, что универсальных законов, которым якобы подчинена жизнь людей, и в первую очередь наша экономическая деятельность, не оказалось. Классический либерализм потерпел фиаско прежде всего потому, что он предоставил отдельным лицам и частным интересам формирование порядка, определяющего всю экономическую деятельность. Иначе говоря: плановое хозяйство и смешанные системы обнаружили свою нежизнеспособность из-за невозможности управлять всем многообразием хозяйственной деятельности из одного центра, а классический либерализм доказал свою неспособность к организации этой деятельности вследствие его принципиального отказа от какого-либо управления экономикой. И любая дискуссии между централизованным плановым хозяйством и «свободным хозяйством» потому и заходит в тупик, что ни та, ни другая форма организации экономики не в состоянии разрешить стоящие перед народом хозяйственные проблемы.