25 См., напр.: Федоров А. В. Основы общей теории перевода. — М, 1983. — С. 25.
Алексеева OJ
ный перевод, культурная адаптация и логическое выравнивание. Таков и упомянутый «Хелианд», написанный традиционным для германцев древнегерманским аллитерационным стихом; таково Евангелие Отфри-да (IX в.): евангельская гармония, написанная на рейнско-франкском диалекте и использующая смежную конечную рифму.
Получается парадоксальная на первый взгляд картина. С одной стороны, на протяжении всех средних веков существует пословный перевод, не допускающий купюры даже одного слова при переводе, с другой стороны, встречается очень свободная обработка подлинника, допускающая даже превращение прозы в стихи. На деле здесь нет противоречия. Принцип соблюдения верности доктрине неуклонно соблюдался, а вольная переработка, очевидно, была связана не только с дохристианскими традициями адаптации, но и с традициями устного проповедничества, хотя авторы, безусловно, пользовались, как основой, письменным текстом Библии.
|
|
Отметим еще одну странность средневекового отношения к тексту. Верность подлиннику ставилась превыше всего. Но, превратившись в переведенный текст, он мог потом подвергаться купюрам, входить в состав различных компиляций и т. п. Это было связано с тем, что понятия авторства в нашем понимании не существовало; в конечном счете не человек переводил с помощью своего искусства, а божественное вдохновение руководило им. Поэтому понятия посягательства на чужой текст возникнуть не могло.
И последнее важное замечание. В средние века отсутствует оппозиция между оригинальной и переводной литературой. Ведь текст не есть национальное достояние, он есть достояние всего христианского мира. Вера объединяла людей гораздо мощнее, чем кровь и обычаи. Текстовая культура была единой. Именно поэтому, в отличие от античности, доля переводных текстов во всей христианской Европе очень велика и составляет от 87 до 99%. Это вовсе не означает духовной ущербности народов в средние века и их неспособности к самостоятельному творчеству. Это говорит об общности их текстовой культуры и о христианской доминанте в ней. Кроме того, это свидетельство высокой интенсивности информационного обмена в то время.
После этих предварительных замечаний познакомимся кратко с основными средневековыми памятниками перевода и наиболее известными переводчиками.
Первое место по количеству переводных версий безусловно занимает Библия. Самый ранний из прославившихся переводов текста Священного писания относится еще к III в. до н. э. — это знаменитая Септуагинта, перевод первых пяти книг Ветхого Завета с древнееврейского языка на греческий. Согласно легенде, египетский царь Птолемей (285-246 гг. до н. э.) приказал перевести Библию, и для этого было отобрано 72 толковника (т. е. переводчика) — по 6 мужей от каждого колена Израилева; их разместили в крепости на острове Фарос. Каждый из них должен был перевести текст от начала
|
|
до конца самостоятельно. Когда работа была завершена и тексты сравнили, то обнаружили, что все они одинаковы слово в слово.
Сохранились также фрагменты первого полного перевода Библии II в. до н. э., выполненного Авилой, Симмахом и Феодотионом, где отмечается как следование пословному принципу, так и перевод по смыслу. Очевидно, и в последующие века Библия не раз переводилась. Известно, что в III в. н. э. Ориген Александрийский сопоставил все имеющиеся переводы на греческий язык и создал новую редакцию.
Начало переводам Библии на латынь положил анонимный перевод начала II в. н. э., иногда именуемый Вульгата26.
Однако чаще Вульгатой называют перевод, осуществленный Иеронимом Стридонским27. Об Иерониме известно не так много; мы знаем, что он учился в Риме, некоторое время провел в Анти-охии, где постигал греческую книжную культуру, жил в Халкидской пустыни и там выучил еврейский язык. За 20 лет он перевел все Священное писание (перевод был завершен в 405 г. в Вифлееме). Постановлением Тридентского собора в 1546 г. этот перевод под полным названием «Biblia sacra vulgatae editionis» был объявлен обязательным для католической церкви. Подход Иеронима к переводу зависел от переводимого текста: так, при переводе Библии он явно придерживался пословного принципа, отмечая, что в Священном писании «и самый порядок слов есть тайна»; при переводе же историографии Евсевия и сочинений Оригена с греческого говорил: «Я передаю не слово словом, а мысль мыслью».
В IV в. появился полный перевод Библии на сирийский язык (Сирийская Вульгата), на эфиопский язык, а также на готский язык. Готская Библия Вульфилы (317-381) была переведена с одной из версий Септуагинты.
В средние века центрами перевода в Европе становятся монастыри и королевские дворы.
В Ирландии в IV в. св. Патрик основывает монастырь, где располагались скриптории, занимавшиеся переписыванием и переводом рукописей на латынь. При дворе Карла Лысого в IV в. живет и творит ирландский монах Скотт Эригена, который, в частности, переводит сочинения Псевдо-Дионисия Ареопагита с греческого языка на латынь.
Одновременно с переводами на латынь появляются и переводы на родные языки народов Европы. На древнеанглийский язык сочинения теологического, исторического и философского содержания переводят члены кружка, организованного королем Альфредом Великим в IX в. Переводит и сам Альфред Великий, в частности Боэция, Беду Достопочтенного, Орозия. Переводческая деятельность
26 Семенец О. Е., Панасьев А. Н. История перевода (От древности...). — Киев, 1989.— С. 85.
Евсевий Софроний Иероним, 3407-420 гг.
Альфреда преследовала прежде всего просветительские цели, видимо, поэтому пословный принцип в его переводах совмещается с принципом вольного, адаптирующего перевода. В переводах из Боэция мы даже видим попытку перевести прозу аллитерационным стихом.
В Германии первые памятники перевода появляются в VIII в. — они же являются и первыми памятниками письменности на древневерхненемецком языке. Это «Отче наш» и «Символ веры», «Исидор» (перевод трактата Исидора Севильского «Об истинной вере»). Затем, в IX в., к ним добавляются «Татиан» (перевод евангельской гармонии Татиана с греческого через латынь на немецкий язык) и уже упомянутые «Хелианд» и «Отфрид». К X в. относится переводческая деятельность Ноткера Губастого, или Немецкого (950-1022). Ноткер руководил монастырской школой в монастыре Санкт-Галлен, которая была крупнейшим центром перевода в то время. Сам Ноткер перевел «Риторику» и «Категории» Аристотеля, «Брак Филологии и Меркурия» Марциана Капеллы, «Утешение философией» Боэция, «Буколики» Вергилия, псалмы и многое другое. Руководствуясь в целом пословным принципом, Ноткер-переводчик редко пользуется транслитерацией при переводе, зато широко применяет словотворчество, основанное на калькировании и конверсии. На примере переводов Ноткера мы видим, как велика могла быть роль перевода в развитии и расширении словарного запаса языка (для сравнения: словарный запас «Татиана» — 2300 слов; словарный запас Ноткера — 7000 слов).
|
|
Особая переводческая ситуация складывается в средневековой Испании. Наверное, нигде в Европе не наблюдается такой пестроты культурных и языковых влияний, как здесь. Во-первых, в Испании в это время четыре (!) литературных языка: испанский (кастильский), каталанский, галисийский и баскский. Во-вторых, испанская культура формируется под влиянием римлян, вестготов, арабов, берберов, евреев. Поэтому переводческие традиции неоднородны и не вполне согласуются с общеевропейскими тенденциями. В частности, латынь в Испании — это одновременно и язык перевода, и язык, с которого переводят на разные языки. Первые памятники перевода относятся к IX в.: это переводы глосс и нескольких документов с латыни на испанский. Но расцвет перевода приходится на XII в. В начале XII в. испанский еврей Педро Альфонси переводит с арабского на латынь индийские и арабские сказки; основным принципом перевода было вольное переложение оригиналов, т. е. дохристианская традиция. ВПЗОг. вТоледо по инициативе Великого канцлера Кастилии Раймундо была организована школа переводчиков с арабского языка. Наряду с литературными произведениями переводчики Толедской школы переводили труды по философии, астрономии, медицине. В XII-XIV вв. процветанию школы содействовал король Альфонсо X (1226-1284). Он переводил и сам, но главное — активно участвовал в организации переводческой деятельности. Любопытно, что в Толедской школе практиковался двуступенчатый метод пе-
|
|
ревода, явно заимствованный из восточных культур: один переводчик устно переводил с арабского языка на испанский читаемый вслух текст; второй тут же устно переводил его на латынь, а третий — записывал результат. При таком двуступенчатом устном переложении текста корректирование неточностей и толкование неясных мест происходило тут же, в процессе перевода. Переводы получались не буквальными, но очень близкими к подлиннику. Однако, в отличие от чисто письменных переводов, они были в большой степени внекон-текстуальными, поскольку, естественно, последующий контекст почти не учитывался. Переводчики находились под сильным влиянием арабского языка; переводы пестрят кальками с арабского. Сам король Альфонсо принимал участие в редактировании и переводе некоторых текстов, например юридических и исторических. Благодаря трудам толедских переводчиков европейцам стали доступны достижения арабской науки и культуры: труды по математике, астрономии, физике, алхимии, медицине. Они ввели в европейский культурный обиход также и труды знаменитых греков: Аристотеля, Евклида, Птолемея, Галена, Гиппократа.
Начиная с ХИ-ХШ вв. среди памятников перевода увеличивается доля светских текстов. По всей Европе благодаря переводам распространяется рыцарский роман: в XII в. обработки рыцарских романов по французским источникам обнаруживаются в Германии («Парци-фаль» Вольфрама фон Эшенбаха, «Эрек» и «Ивейн» Гартмана фон Ауэ); в XIII в. появляются пересказы французских рыцарских романов в Англии, Италии, Норвегии, Фландрии, Испании. Даже в Исландии, культура которой по целому ряду причин (толерантная христианизация, островная изолированность, сильная собственная литература) не так сильно зависела от переводов, именно под влиянием переложений рыцарских романов сформировался целый литературный жанр: романическая сага. Популярным среди европейских переводчиков является также старофранцузский эпос «Песнь о Роланде», который начиная с XII в. переводят на разные европейские языки (в частности, на средневерхненемецкий и нидерландский). В самой же Франции, помимо христианской и античной литератур, переводят не так много, поскольку существует собственная авторитетная литература.
Завершая разговор о средневековой теории и практике перевода, кратко остановимся на устном переводе. Если письменный перевод находился в ведении монахов и был богоугодным делом, основные языки, с которых переводили — греческий и латынь, — воспринимались как божественные языки Священного писания, а латынь была также языком богослужения, то устный перевод, наоборот, воспринимался в народе как занятие бесовское. Во-первых, говорящий на любом другом (варварском, неполноценном) языке, как и в древности, казался человеком неполноценным, а необъяснимая способность говорить сразу на двух языках наводила на подозрения, не свя-
зан ли он с дьяволом. Но поскольку устный переводчик становился незаменимой фигурой в дипломатических контактах между формирующимися европейскими государствами, он постепенно превращается в официальное должностное лицо и как профессионал имеет высокий статус государственного признания. В XIII в. впервые осознание необходимости обучать устных переводчиков приводит к реальным инициативам: юрист Петрус де Боско добивается создания в Париже специальной Высшей школы устных переводчиков с восточных языков и излагает в послании Филиппу IV Красивому примерную программу обучения, аргументируя необходимость создания школы тем, что настало время начать экспансию европейской духовной культуры на Восток28.
Кстати, несколько слов о переводческой ситуации на Востоке в средние века; ведь искусство перевода развивалось, разумеется, не только в Европе, и немаловажно представлять себе культурный фон европейского развития. В арабском мире расцвет переводческой деятельности приходится на VIII—XIII вв. и непосредственно связан с распространением ислама. Средневековая арабо-му-сульманская философия опирается на греческую философию, в частности на Аристотеля, и берет свое начало в переводах29. Среди мощных центров перевода в то время можно отметить Насибин и Гундишапур (Иран), Дамаск. Особое место занимает И н д и я, которая по объему и количеству переводов превосходит не только весь средневековый Восток, но и Европу. Примечательно, что перевод в Индии является в основном не средством заимствования информации извне, а средством ее «излучения»: на территории Индии создаются переводы более чем на 300 (!) языков, в основном — с санскрита. Богатые переводческие традиции обнаруживаются в Корее (переводы в основном с китайского и на китайский), в Тибете (VII-XIVвв., центры перевода — тибетские монастыри), в Монголии (с китайского, тибетского, уйгурского). Особняком стоят Китай и Япония. Китай — одна из древнейших непрерывных цивилизаций — на протяжении всей своей истории отличался ярко выраженной самодостаточностью (китайский гегемонизм) и не стремился к культурным заимствованиям; не наблюдалось также и стремления распространять свою культуру. Перевод в Китае в связи с этим был развит крайне слабо, и вспышки переводческой деятельности в III—VII вв. были связаны лишь с усвоением буддизма. Далее, вплоть до XX в., в Китае практически ничего не переводилось. Первым симптомом скорого выхода из изоляции явилось создание школы иностранных языков и бюро переводов при Цзянь-Наньском арсенале в 60-е гг. XIX в. Библия на китайский язык была переведена только
28 См. об этом, напр., в кн.: AlbrechtJ. Literarische Ubersetzung. Geschichte. Theorie. Kulturelle Wirkung. — Darmstadt, 1998. — S. 40-52.
Семенец О. Е., Панасьев А. Н. История перевода (От древности...). — С. 17.
в XX в. Аналогичную ситуацию мы наблюдаем в средневековой Японии, где до начала XVII в. перевод неизвестен и не культивируется. Подведем некоторые итоги:
1. Письменный перевод в средние века оказывается мощным сред
ством религиозной консолидации — как в Европе, так и на
Востоке.
2. Появление письменности у европейских народов непосред
ственно связано с необходимостью перевода Библии, таким об
разом, перевод становится катализатором информационной
культуры человечества.
3. Письменный перевод в средние века осуществляется преиму
щественно в рамках пословной теории перевода, которая бази
руется на представлении об иконической природе языкового
знака.
4. Конкурирующим принципом письменного перевода является
принцип культурной адаптации.
5. Высокая культура письменного перевода в Средневековье спо
собствует развитию и обогащению европейских языков.
6. Для средневекового письменного перевода характерно отсут
ствие осознанного авторства, а также отсутствие представле
ний о национальной принадлежности текста.
7. Функциональные рамки устного перевода по-прежнему оста
ются ограниченными.
6.4. Перевод в Европе XIV-XIX вв.
Эпоха Возрождения. Отношение к переводу постепенно меняется в эпоху Возрождения, по мере того как меняется отношение человека к самому себе, Богу и окружающему миру. Первые симптомы этих изменений обнаруживаются еще в недрах Средневековья. В XII в. появляются университеты — очаги светского знания: в Болонье (1119), в Париже (1150), в Оксфорде (1167), в Валенсии (1212) и т. д. В некоторых из них даже не было теологических факультетов; например, университет Валенсии ввел изучение богословских наук только в XV в. Появляется светское искусство и светская наука, латынь теперь не только язык Священного писания и христианского богослужения, но и язык университетского образования и светской науки, тем самым она приближается по своему статусу к прочим европейским языкам.
Увеличивается, как мы уже отмечали, и популярность светской переводной литературы. Священный трепет перед текстом начинает постепенно сменяться интересом к его содержанию. Вполне согласуются с этими новыми тенденциями высказывания Роджера Бэкона (XIII в.), который в своем знаменитом произведении «Opus majus» отмечает, что в переводе «все передать невозможно», поскольку языки
сложны и своеобразны, и призывает переводчиков опираться на совершенствование своего знания иностранных языков.
Появляется взгляд на текст как на нечто организованное по правилам определенного языка. Большую роль в этой переориентации сыграло оживление интереса к античным текстам: первое место среди переведенных книг в XIV в. занимают античные авторы и во Франции, и в Италии, и в Испании; очень популярны они и в Англии. Среди знаменитых имен — Вергилий, Овидий, Саллюстий, Тит Ливии.
Не менее важно было появление светских текстов, содержащих осознанный вымысел (фактически это было начало зарождения художественной литературы в ее современном понимании). Повышенный интерес переводчики разных стран проявляют к новинкам итальянской литературы, находившейся тогда на переднем фланге литературного развития. Данте, Петрарка, Боккаччо переводятся в XIV-XV вв. на все основные европейские языки.
Новое поколение светских переводчиков XV-XVI вв. единодушно высказывается в пользу перевода, точно передающего подлинник по смыслу и соблюдающего нормы родного языка. В Германии это — Генрих Штейнхефель, переводчик Эзопа и Боккаччо (XV в.), во Франции — Иохим дю Белле, переводчик Овидия, и Этьен Доле, переводчик Платона и автор трактата «О способе хорошо переводить с одного языка на другой» (1540). Феррера Сайоль (XV в.), переводчик каталонской королевской канцелярии, переводя труд Палладия «О сельском хозяйстве», рассуждает в предисловии к своему переводу о способах передачи специальных терминов, демонстрируя особый интерес к точности передачи содержания адекватными средствами родного языка.
Вместе с тем оживляется и расцветает старинная традиция культурной адаптации. Так, немецкий переводчик XV в. Альбрехт фон Эйб при переводе комедий Плавта не только антураж действия заменяет на немецкий, но и меняет имена действующих лиц.
Церковь в эпоху Возрождения ужесточает борьбу за свою чистоту, словно ощущая неизбежность перемен и сопротивляясь им из последних сил. Эту чистоту она также связывает и с пословной теорией перевода, основанной на иконической природе языкового знака. Пострадал переводчик и ученый, гуманист Этьен Доле. За неканоническое истолкование одной реплики Сократа в диалоге Платона он был приговорен церковным судом к смерти и сожжен на костре в 1546 г. Церковь запрещает и перевод Библии на народный язык, объявив его еретичеством. Несмотря на это, мы уже в XIV в. встречаемся с первыми попытками изложить текст Библии народным, общедоступным языком. Один из таких анонимных переводов на немецкий язык был напечатан в Страсбурге в 1465 г. Однако эту попытку нельзя признать удачной. Перевод, выполненный, очевидно, с Вульгаты, пестрит кальками с латыни и отличается тяжеловесностью синтаксиса. И вместе с тем именно с переводом Биб-
лии связана самая существенная перемена, которая произошла в следующем, XVI в.
Реформация. Да, настоящий перелом в истории перевода наступает только тогда, когда ревизии подвергается главный текст в жизни людей того времени — Библия. Вот почему этот перелом связан в первую очередь с именем Мартина Лютера. Мартин Лютер (1483— 1546), немецкий священник, доктор теологии, предложил принципиально новый перевод Священного писания, опираясь на древнееврейский и греческий оригиналы, а также на латинскую Вульгату. Лютер остро ощущал назревшую потребность европейской части человечества вступить в другие отношения с Богом, общаться с ним без посредников и воплотил эту потребность в новых принципах перевода. И новый перевод Библии стал основной опорой Реформации христианской церкви.
Призывая соблюдать каноническую полноту и точность передачи содержания подлинника, Лютер призвал делать язык перевода таким, чтобы он был понятен и знаком любому человеку, т. е. ориентироваться на нормы общенародного языка. Интересно, что многие явно устные, просторечные компоненты речи того времени, которые Лютер ввел в Библию, вскоре изменили свой статус и стали восприниматься как элементы высокого стиля. Подействовал авторитет текста Библии, как священного и возвышенного. Новые принципы перевода, ориентированные на полное самостоятельное понимание текста и переводчиком, и тем, кто его читает, распространились очень быстро на перевод Библии с латыни в других странах Европы, а затем и на перевод других христианских и светских текстов.
Трагически сложилась судьба Вильяма Тиндла (1494-1536), ученика и верного последователя Мартина Лютера, который перевел Библию на английский язык, ориентируясь на те же принципы, которые проповедовал Лютер. По приказу Карла V он был схвачен и сожжен на костре.
Но победное шествие лютеровских принципов перевода было уже не остановить. В это же время расширяется диапазон перевода нехудожественных текстов в связи с развитием светского знания. Переводятся сочинения по астрономии, врачебному делу, алхимии, географии. Принцип полной передачи содержания средствами родного, понятного всем языка утверждается и здесь.
Классицистический перевод. В XVII в. рекатолизация приводит отчасти к возвращению авторитета пословного принципа, но он как был, так и остается уже не единственным. Лютеровская концепция, которая больше соответствует взгляду человека того времени на мир, продолжает распространяться.
Формирование светского художественного текста, которое началось в эпоху Возрождения, завершается его четкой фиксацией в жанрах в эпоху классицизма. Начиная с конца XVII в. в европейских литературах определяются принципы перевода, согласно которым текст
должен отвечать нормам эстетики Буало, нормам эстетики классицизма. Лучшим переводом признавался перевод, максимально приближенный к некоему художественному идеалу. Это достигалось с помощью определенного набора языковых средств, которые отвечали требованиям «хорошего вкуса». В предисловии к своему переводу «Дон Кихота» Сервантеса на французский язык Флориан достаточно четко формулирует эти требования: «Рабская верность есть порок... В „Дон Кишоте" встречаются излишки, черты худого вкуса — для чего их не выбросить?.. Когда переводишь роман и тому подобное, то самый приятный перевод есть, конечно, и самый верный»30. Отметим попутно, что XVIII в. осудил «рабский перевод», т. е. пословный принцип, с нравственно-художественных позиций, не анализируя его историческую специфику и теоретико-философские основы.
Содержание и форма в классицистическом переводе были в единстве. Но это единство находилось вне подлинника, в какой-то идеальной реальности, и в процессе перевода надо было стремиться к достижению этого идеала. Поэтому текст оригинала рассматривался как сырой, несовершенный материал. Проблема переводимости в таком случае снималась сама собой: ведь любой, самый слабый подлинник можно было попытаться приблизить к эстетическому идеалу. При переводе изменения вносились в сюжет, композицию, состав персонажей, т. е. в содержательные аспекты произведения, менялись и средства выражения этого содержания. В результате исчезало всякое авторское и стилистическое своеобразие подлинника. Намеренно устранялось национальное своеобразие, хотя и предшествующие принципы перевода, как мы помним, его не передавали и не учитывали. Но если в Средневековье отказ от национальных черт объяснялся стремлением к религиозному единению, то теперь царила идея интернациональной, просветительской миссии литературы. Неудивительно, что при таком подходе к целям перевода, когда эстетическая ценность самого подлинника не принималась в расчет, нередки были переводы с участием языка-посредника, каковым в большинстве случаев оказывался французский. Споры о том, обогатили ли такие переводы европейские национальные литературы, ведутся до сих пор31.
Своеобразным было также и отношение к нормам языка перевода. Текст должен был соответствовать нормам того языка, на который переводился, но эти нормы трактовались иначе, чем в концепции Лютера. Установка на общенародный язык сменилась установкой на язык литературного жанра, во многом далекий от разговорного. В качестве примера можно привести многочисленные классицистические переводы трагедий Шекспира на французский язык. Недопустимы были с точки зрения классицистической эстетики смеше-
ние поэзии и прозы в трагедии, комических ситуаций с трагическими, употребление грубой и просторечной лексики, нарушение Шекспиром теории трех единств: времени, места и действия. Все эти «отступления от идеала» устранялись при переводе. Тексты, переведенные таким способом, как бы отрывались от конкретного автора и становились достоянием литературного направления.
Разумеется, такая точка зрения о приведении всех подлинников путем перевода к единому эстетическому знаменателю разделялась далеко не всеми. Но даже англичанин А. Ф. Тайтлер, выдающийся теоретик перевода XVIII в., в своем «Опыте о принципах перевода» (1791), требуя точности при передаче авторского стиля, признавал правомерным внесение существенных изменений в подлинник, в частности, его приукрашивание. Тайтлер высоко оценивал выполненный А. Попом перевод «Одиссеи», оправдывая допущенный в нем смысловой и стилистический произвол.
Что касается переводов нехудожественных текстов, то они на протяжении XVII-XVIII вв. держатся в рамках лютеровских принципов перевода, исключая, наверное, публицистические и философские тексты. При переводе научных произведений распространены компиляции и выборочный перевод.
Общественный статус переводчика в XVIII в. достаточно высок по сравнению с прежними веками, но заметно варьирует от страны к стране. Ясно одно: письменный переводчик занимает заметное место в светской культуре. Исследователи отмечают, что именно в XVIII в. перевод обретает признаки профессии и постепенно начинает формироваться настоящее профессиональное сословие переводчиков32.
Во Франции достаточно сильна и уважаема собственная художественная литература, и перевод как канонизированный жанр занимает в ней достойное, но второстепенное место. Переводческая деятельность является делом чести и государственного престижа, выполняя миссию обогащения собственной сильной литературы, и такие известные авторы, как Вольтер и Прево, считают свои переводы равноправной частью собственного творчества. Показательно, что во Франции треть переводчиков оплачивается королевским двором в форме постоянного жалованья. Сохраняется также традиционная для прошлых веков система поддержки переводчиков меценатами. Многие из французских переводчиков вполне осознают свою значимость и роль, отмечая в предисловиях, что их творческие достижения должны оцениваться не ниже, чем достижения авторов оригиналов, ведь они не просто переводят, но еще и улучшают несовершенный оригинал. При этом для всех них перевод представляет собой лишь побочную деятельность наряду с собственным творчеством и, разумеется, не является основным средством существования.
30,
Цит. по: Федоров А. В. Основы общей теории перевода. — М., 1983. — С. 28. См., напр.: Stackelberg J. von. Ubersetzungen aus zweiter Hand. — Berlin; New York, 1984.
32 См., напр.: Roche G. Die soziale Stellung der Ubersetzenden im 18. Jahrhundert // 0 wie Ubersetzen. — Wien, 2001. — N 19/20. — S. 9-17.
В Германии же, где литература в этот период находится лишь в стадии своего формирования, читательский спрос приходится удовлетворять преимущественно за счет переводов, в основном с английского и французского языков. Колоссальный рост объема переводов приводит, как ни странно, к снижению социального статуса переводчика. Армию немецких переводчиков XVIII в. начинают рассматривать как толпу анонимных «бумагомарателей», а сами переводчики, которые редко ставят свое имя под переведенными произведениями, стараются при переводе держаться к подлиннику как можно ближе. В Германии того времени отсутствуют структуры, которые могли бы материально поддерживать переводчиков. Поэтому здесь быстро формируется профессиональный переводческий рынок со своими жесткими законами: низкая оплата труда, поточное «производство», низкое качество самих переводов из-за поспешности их выполнения. Переводчики образуют профессиональную касту, в которой редко встретишь известного писателя. Существуют и половые предрассудки: так, Тереза Хубер, переводившая сначала для своего первого мужа Георга Форстера, а затем — для Людвига Фердинанда Хубера, вынуждена была публиковать свои переводы либо анонимно, либо под именем мужа, поскольку современники считали перевод «не женским делом»33.