Павел Иванович Новгородцев 9 страница

Глава II________________________________ 143

вестньї все его побуждения, даже самьіе незначитель-ньіе, и все внешние влияния на него, так что мьі мог­ли бьі предсказать его будущее поведение с такой же достоверностью, как лунное или солнечное затмение. Если бьі мьі бьіли способньї к внутреннему интеллек-туальному созерцанию субьекта, то мьі увидели бьі, что вся зта цепь явлений в отношении к нравствен-ному закону зависит от самодеятельности субьекта как вещи в себе.¹

Таково об^яснение Канта. Как бьі ни относились мьі к зтому обтіяснению по существу, но во всяком случае мьі должньї отделять его обсуждение от рас-смотрения того психологического факта, к истолко-ванию которого оно предназначено. Зтот факт, равно как и связанньїе с ним гносеологические и методоло-гические утверждения, могут бьіть обі>ясняемьі и с помощью. других точек зрения. Вот почему те много-численньїе и часто справедливьіе возражения, кото-рьіе бьіли сделаньї против Кантовой «вещи в себе», нисколько не затрагивают его основного утверждения о двойственности морали и познания. Можно даже сказать, что идея «вещи в себе» оказала Канту между прочим ту добрую услугу, что она помогла ему с осо-бенной ясностью разграничить зти области. И прежде всего она дала ему возможность поставить с первого взгляда совершенно парадоксальний вопрос: как мо­гут свобода и необходимость совмещаться в отноше­нии к одному и тому же действию?² Каким образом

¹ Капі І. КгШк йег ргакі. УегпипП. 8. 119.

² См. формулирование вопроса в «Кгііік (іег геіпеп. Уег-

. 8. 452. и во многих местах «Кгіїік сієг ргакі. Уег-

144 П. И. Новгородцев

мьі говорим, что известное действие наступило или наступит с естественной необходимостью, и вместе с тем утверждаем, что человек не должен его совер-шать? Если вопрос поставлен в зтой форме, то отве-том может служить только такая теория, согласно которой идеи свободьі и необходимости лежат в двух плоскостях, не совпадающих между собою. Зто две различньїе точки зрения на один и тот же предмет. На почве чистой науки нет места для нравственньїх требований и суждений. Наука говорит нам, что в каждьій данньїй момент времени мьі определяемся на­шим прошльїм, которое уже не находится в нашей власти, что мьі можем только продолжать известньїй порядок, а не начинать его вновь. Если, однако, мьі вьісказьіваем нравственньїе требования, если мьі об-суждаем и наступившие уже собьітия, то, очевидно, зти требования и суждения имеют самостоятельное значение наряду с теоретическими заключениями о необходимости прошлого и будущего.

Вот мьісль, которую Кант вьіразил с классической силой и ясностью Тот фундамент, которьій он хотел подвести под ато утверждение, может бмть признан непрочньїм; и однако за его философией навсегда оста-нется та заслуга, что в постановке вопроса о свободе он научил нас полагаться на голос нравственного чув-ства и показал условность тех вьіводов, которьіе мо-гут бьіть сделаньї в зтом вопросе из данньїх познания. Зто бьіло следствием все того же основного взгляда его на теорию, которьій мьі изложили вьіше; и здесь мьі еще раз чувствуем двоякую роль его «Критики»: огра-ничивающую и освобождающую — ограничивающую сильї науки, для того чтобьі показать могущество

Глава II_____________________________ 145

морали, определяющую условность познания, для то­го чтобьі провозгласить свободу нравственной воли. Конечно, против Канта всегда останется в силе тот упрек, что он не столько устраняет противоречие сво-бодьі и необходимости, сколько примиряет нас с ним. Но ато примиренне обращается к глубочайшим по-требностям человеческого духа, которьіе утверждают своє значение независимо от хода природьі и вопреки превозмогающей власти собьітий. Зто — потребности нравственньїе. Философия Канта єсть нравственная философия по преимущесту; первенство практическо-го разума єсть ее последнее слово. Нам невольно при-поминается здесь позтический конец «Критики прак-тического разума», в котором вьіражается коренное убеждение философа.

«Две вещи, — говорит Кант, — наполняют душу все новьім и возрастающим удивлениєм и благогове-нием, чем чаще и продолжительнее занимается йми размьішление: зто — звездное небо над нами и нрав-ственний закон в нас. То и другое я не могу искать и как бьі только предполагать как нечто, скрьітое во мраке или в беспредельности и лежащее вне моего горизонта; я вижу их пред собою и соединяю их непосрсдственно с сознанием своего существования... Первьій взгляд на зто бесчисленное множество миров как бьі уничтожает моє значение как животного созда-ния, принужденного возвратить своей планете (зтой точки вселенной) ту материю, из которой оно про-изошло и которая на короткое время и неизвестно как бьіла снабжена жизненной силой. Второе созерцание, напротив, бесконечно возвьішает моє достоинство как одаренной разумом сильї, как личности, в которой

146 П. Я. Новгородц ів

нравственньїй заков обнаруживает жизнь, незави-симую от животного существования и даже от всего чувственного мира; таково, по крайней мере, свиде-тельство зтого закона, определяющего мою жизнь: требования его не ограничиваются пределами зтого существования, но простираются в бесконечность».¹

Мьі изложили до сих пор исходньїе мьісли Канто-вой зтики, не прерьівая цельности изложеиия пояс-нительньїми сопоетавлениями и сближениями. Но все зти мьісли станут для нас еще яснее в их подлинном и глубоком значений, если мьі сопоставим их с неко-торьгми современньїми течениями. Изложение всех опьїтов исправления и продолжения Канта совер-шенно не входит в предельї моей темьі. Я хотел бьі толь-ко привести несколько кратких справок, которьіе мог­ли бьі разьяснить и подчеркнуть особенности самого Канта. И прежде всего уместно будет остановиться на его учений об априорности нравственного сознания.

Совремешшя философия, следующая началам Кан­та, подобно ему утверждает, что нравственньїй кри-терий єсть априорное требование разума, которое не может бьіть виведено из опьіта. Но что хотят сказать зтим? Разве змпирическая психология не говорит нам о том могущественном действии, которое оказьшает на человека среда при образовании его нравственньїх воззрений? Не следует ли позтому, прежде чем утверж-дать априорность нравственньїх принципов, прове-рить их действительную связь с окружающим миром? Именно такое требование обращает к Канту Фулье. «Настоящая и полная критика, — говорит он, — будет заключать в себе: 1) историческую критику нравствен-

¹ Капі 1. КгНік сіег ргакі. УеггшпП. ВеасШив. 8. 194.

Глава II______________________________________ 147_

ньіх идєй не только у индивидуума, но еще у вида, как ото сделали Дарвин и Спенсер; 2) психологическую и физиологическую критику нравственньїх идей, т. є. сведение их на злементьі психологические и, в случае нуждьі, физиологические; 3) моральную и социоло-гическую критику зтих же самьіх нравственньїх и социальньїх принцилов, т. є. рассмотрение их истин-ной или мнимой необходимости для индивидуального и социального поведения. Но мн напрасно бьі стали искать подобного исследования у Канта и его после-дователей».' В зтом замечании, как и в других упре-ках Канту, Фулье упускает из виду задачи Кантовой критики. Ее цель состоит в том, чтобьі определить нравственньїй принцип в его чистом и безусловном ви­ражений и показать те необходимьіе предположения, к которьім приводит признание зтого принципа разу-мом. И принцип и предположения берутся в идеаль-ной и мьіслимой форме — не как данньїе опьіта, а как требования нравственного сознания.³ Ясно, что для Канта змпирические условия образования нравствен-ной воли безразличньї: для утверждения аириорности нравственного сознания они не имеют никакого зна­чення. Йбо ато утверждение вовсе не говорит, что содержание нравственньїх норм слагается помимо опьіта. Алриорность относится к самому критерию нравственности, к идее долга и к ее основним предпо-ложениям. Никакой опьіт не может дать обоснования

^! Фулье. Критика новейших систем морали / ІТеревод Максимовой и Копради. СПб., 1898. С. 139.

² По определению «Сґипс]!е£ип£ гиг МеіарЬузік сіег 8іиеп», задача метафизики нравов состоит в том, «чтоби исследовать идею и принципи возможной чистой воли, а не действия и условия человеческого хотения, которьте большей частью чериаются из психологии».

148 ' П. И. Новгородцев

для моральной обязйтельности действий. Нравствен-ньій долг представляет собою идею, недосредственно данную нашему сознанию и не разложимую ни на ка-кие дальнейшие олементн. Из опьіта, относящегося к области существующего, мьі ее не вьіведем. Опьіт мо-жет удостоверить нас только относительно естествен-ной необходимости действия. На вопросьі, должньї ли мьі и почему мьі должньї, нет других ответов, кроме показаний нравственного чувства. Позтому для опьіт-ной науки нравственная проблема неразрешима. Нау­ка может подвергнуть анализу сущность нравственно­го чувства и свести его к идее обязанности; но на зтом анализ и прекращается: как говорит Кант, моральний закон єсть как бьі факт чистого разума, которьій мьі сознаем в себе а ргіогі и которьій для нас безусловно достоверен. Анализ нравственного чувства может со-вершаться и в том направлений, о котором говорит Фулье; в атом случае с помощью исторических и пси-хологических исследований нам покажут процесе раз-вития и накопления нравственного чувства. Но зто нисколько не разтїяснит основного вопроса зтики: по­чему мьі должньї? Пред зтим вопросом научньїй ана­лиз должен остановиться. Неудивительно, если у Кан­та «критика переходит здесь в поклонение, и все за-канчиваетея благородньїм панегириком абсолютной и повелевающей нравственности». Зти слова Фулье должньї заключать в себе иронию; на самом деле они отмечают одну из тех особенностей Канта, которьіе составляют его заслугу.¹

¹ Популярное и вместе основательное разньяснение априорности нравственньїх принципов читатель найдет в статьях Виндельбанда: «Могтпеп шіЙ Наіигдезеіге», «КгШзсЬе осіег еепеЬізсіш МеіЬойе?» «Уот Ргіпсір сіег

Глава II_____________________________________ 149

Другой очень важньїй пункт, на котором ми хоте-ли бьі остановиться, касаетея установленного Кантом разграничения между теоретической областью и прак-тической. Те из современньїх последователей Канта, которьіе ближе стоят к его основам, воспроизводят зто разграничение с большой строгостью. Руководящим стремлением первой области полагают открьітие зако-нов существования; основной целью второй области —

Мога», помещенннх в сборнике «РгаіиШеп». Здесь же можно найти сведения о том телеологическом оправданий нравственньїх аксиом, которое предствляет собою один из опьітов восполнения зтики Канта и которое внервьіе бнло намечено у Фихте. Зто телеологическое оправдание не дает, однако, научного доказательства. Оно лишь указьі-вает необходимую связь известньїх аксиом с соответствую-щими целями, которне присущи человеческому сознанию в качестве идеалов (см. у Виндельбанда в особенности 8. 257її., ер. 8. 225Н.). Своеобразное и интересноеразт>яс-нение относительно «ІГпЬе^гйпйЬагкеіі ііег Могаі» дает Зиммель в «Шп1еішп£ іп йіе МогаішіядепнсЬагі;». Всі. І. 8. 12 Я. Интересно отметить, что Гюйо признавал теорию категорического имнератива верной лсихологически в том смьісле, что она расематривает ііервичньїй нравственннй импульс как предшествующий всякому философекому размьішлению о благе: никакое логическое основание не могло бьі сразу изменить ни направлення, ни интенсивно-сти зтого непоередственного импульса. Но вместе с тем Гюйо утверждает, что Кант бьіл не вправе перейти от зтого психологического смьісла категорического императива к его трансцендентальному значенню (в качестве априор-ного принципе). Гюйо ищет об-ьяснения для нравственно­го импульса и, отрицая нравственньїй априоризм, после-довательно приходит к устранению самой идеи долга (см.: Ез^ш88е сі'ипе тогаїе запз оЬИ^аііоп, пі вапсііоп. Рагіз, 1890. СЬар. III. Р. 104-105).

150_____________________________ П, И. Новгородцев

установление норм долженствования. Отсюда вьітека-ет различие научного обьяснения и нравственной оценки. Никогда норма должного не может стать принципом обьяснения, или закон природи — осно-ванием для оценки.' Позтому-то никоим образом нельзя заменять одну деятельность разума другою, и столь же невозможно путать их между собою, при-меняя, например, оценку по нормам там, где следует произвести обьяснение по законам. Теоретическое изучение и обьяснение знает только одно — непрерьів-ньій ряд причин и следствий, и тот, кто хочет остать­ся на почве теории, не может спрашивать, каковьі должньї бить изучаемьіе явлення. С другой сторони, тот, кто производит нравственную оценку явлений, не входит в обьяснение их причин: зло остается злом, каковьі бьі пи бьгли его причини.

Как ни просто и как ни странно зто разграничение зтики и науки, оно все еще оказьівается неясним для некоторьіх школ и учений. И в наше время встреча-ются такие направлення, как субьективная социоло-гия или историко-зтическая школа политической зко-номии, которьіе смешивают две области, столь удачно разграниченньїе Кантом. Против зтих направлений, вносящих злемент зтической оценки в теоретическое исследование, достаточно возражали сторонники на-учной закономерности; не менее оснований имеется для нападений на них и у сторонников нормативной зтики. И субьективная социология, и историко-зти­ческая школа одинаково чувствовали, что теоретиче­ское изучение не может исчерпать собою нашего ин-тереса к действительности, что потребность оценки

¹ См. в том же Сборнике «РгШигііеп» статью «Иогтеп шій №Ьиг£езеЬ2е». 8. 211 її.

Глава II____________________________________ 151

так же присуща нашему сознанию, как и потребность научного обьяснения. Но вместо того чтобьі, признав зти две потребности разума, показать их различие и самостоятельность, их сливали вместе, к одиняко-вому ущербу для науки и для зтики.¹

¹ Приведу здесь некоторьіе характерніше утверждения предствителей названньїх направлений, повинних в сме-шєнии практики с теорией. Так, проф. Кареев в сочинении «Введение к изучению социологии» (СПб., 1897) пишет: «Социологическое понимание не может бьіть полньїм, если мьі будем рассматривать общество независимо от того, какое значение имеют те или другие его политические, юридические и зкономические формьі для лиц, его состав-ляющих. Научньш об^ективизм, являющийся синонимом беспристрастия, не должен бьіть синонимом бесстрастия в смисле нравственной апатии и общественного индиффе-рентизма...» (с. 300). В другом месте ми читаєм: «Во всех вопросах, так или иначе касающихся достоинства чело-веческой личности, ее свободи, ее прав и интересов, ее благополучия и развития, одно теоретическое отношение является большою односторонностью, а на ирактике мо­жет приводить даже к безнравственньїм результатам...» (с. 307). «Обе точки зрения, обьективно-научнаяисуб'ьек-тивно-зтическая, должни дополнять одна другую, притом не только в изучении общественной действительности, но и в творчестве общественного идеала» (с. 310). Почтенньгй историк совершенно прав, настаивая на возможности зтих двух точек зрения, но он впадает в лротиворечие с самой сущностью науки, когда он требует, чтобьі она приняла в свою сферу зтический злемент. Надо только ясно поста­вить вопрос, в чем состоит зтическое отношение к действи­тельности, и самая идея суб'ьективной социологии пред-станет нам как сопігаолсЬіо іп афесіо. Мораль проявляет свою особенность именно в том, что она еУдит, независимо от закономеряости, раскрьіваемой наукой. Она имеет свою собственную закономерность. С другой сторони, нау-

152_____________________________ П. И. Новгородцев

В более тонкой и осторожной форме зто смешение практического и теоретического злементов воспро-изводится в тех системах, которьіе хотят утвердить

ка по необходимости должна бьіть индифферентна к вьі-водимьш из нее результатам: она ищет законьї, раскрьі-вает причиньї явлений и кроме зтого ничего не знает. Ее за­конами могут воспользоваться и в дурную, и в хорошую сторону, но зто Не опровергает ее вьіводов. Она самозакон-на в своей сфере, как мораль самозаконна в своей. Что ка-сается историко-зтической школьї, то о ней совершенно справедливо пишет Карл Менгер: «Так назьіваемое "зти-ческое направление" политической зкономии оказьівает-ся, как по отношению к теоретическим, так и по отноше-нию к ирактическим задачам ее, — постулатом непонят-ньім, лишенньїм всякого глубокого смьісла, заблуждением исследования; мьі можем себе представить основательное научное направление, установляющее отношение между правом, моралью и т. д. — с одной сторони, и хозяй-ством — с другой сторони, или между зтикой и зкономи-кой, но зтическое направление жономики представляет-ся идеей не более основательной, нежели, например, мнсль об зкоиомическом направлений зтики» (Исследования о методах социальньїх наук и политической зкономиии в особенности. Русск. пер. под ред. Гурьева. СПб., 1894. С. 283). Какие задачи ставят науке сторонники зтическо-го направлення, видно из очень характерного определения Кона, цитируемого у Зомбарта и Булгакова (в статье «Классическая школа и историко-зтическое направле­ние». Нов. слово. 1897). Кон считает науку призванной «соединить отдельньїе части прогресса в связное целое, резрешить противоречия одностороннего развития со-гласно требованиям целого, установить гармонню инди-видуального развития сообразно масштабу целого, под-нять естественньїй, технический, интеллектуальньїй про­гресе на вьісоту нравственньїх целей всякого человеческо-

ГлаваІІ 153

правомерность зтики на недостаточности теории. Сме-щение относитея здесь более к основаниям, чем к след-ствиям, хотя оно не остаетея без влияния и на зти по-следние. При таких условиях зтика получает, так ска­зать, косвенное и отраженное освещение, вместотого чтобьі сиять собственньїм и самостоятельньїм светом. Типическим образчиком подобного смешения являет-ся известное учение Штаммлера об отношении при-чинности и целесообразности. Практическая деятель-ность разума приурочиваетея здесь к понятию целе­сообразности, а зто последнее понятие являетея восполнением тех пробелов, которьіе оставляютея ка-тегорией причинности. Зти пробельї имеют местов от­ношении к будущим актам воли, закономерное на-ступление которьіх неизвестно или неопределенно. Там, где результат не может бьіть предвиден как необ-ходимое последствие предшествующих условий, или, говоря иначе, там, где причинная связь остаетея недо-ступной для познания, вступает в свои права «законо-мерность воли». Зтика приходит на помощь науке.¹

го развития» (СоНп. Зувіет сіег Маііопаібкопотіе. Во¹. І, 1885. 8. 646-647). Юристам подобньіе методические за-блуждения хорошо известньї по старому направленню юриспруденции (особенно в области государствеяного и международного права), которое представляло собою сплошное смешение нравственньїх постулатов с теорети-ческими положеннями. Все подобньіе направлення могут бьіть опровергаемьі с успехом только тогда, когда ясно ста-витея вопрос о коренном различии практической и теоре-тической точек зрения и о полной независимости их друг от друга в исходньїх началах.

¹ Зіаттіег. ^ігізспаГі, иші КесЬЬ. Ьеіргі^, 1896. § 63: КаизаІіШ ипсі Теіов. Краткая формулировка на с. 369, 370-371.

154 77. И. Новгородцев

Зту схему упрекали за то, что она присваивает зти-ке научное (или, как неточно виражались, гносеоло-гическое) значение. Мьі скорее склонньї обвинять Штаммлера-в том, что он деградирует зтику, делая из нее вспомогательное средство науки, к которому она прибегает, когда ее собственньїе пути оказьіваются недостаточньїми. Как мьі видели, с точки зрения Кан­та, отношение между зтикой и наукой ммслится по типу параллелизма, а не взаимодействия или воспол-нения; и зто гораздо более соответствует показанням нравственного чувства. С точки зрения должного мьі оцениваем не только будущее, но также прошлое и на-стоящее. Понятие нравственной свободи и нравствен-ной ответственности шире той сферьі, которая опре-деляется неопределенностью будущего. Припомним замечание Канта, что если бьі мьі и могли вьічислить будущее действие человека с точностью лунного зат-мения, ми все-таки утверждали бьі, что он свободен; и зто именно оттого, что причинная необходимость не исключает нравственной оценки, а вполне совмеща-ется с нею. «Закономерность воли» идет параллельно с закономерностью знання п представляет собою со-вершенио особую функцию разума.

Та постановка, которую Штаммлер дает зтой «за-кономерности воли», достаточно обьясняется его спе-циальной целью — показать условия образования идеалов, подлежащих осуществлению и относящих-ся к будущему. Для него бьіло важно разьяснить, что подобньїе идеальї не могут являться результатом за-ключений по закону причинности; и зто он разьяснил вполне удачно. В области человеческих действий и со-цнальньїх явлений наука бессильна предсказьівать будущее с такою же точностью, какая возможна в от-ношении к явленням природи. Здесь остается прибег-

Глава II 155

нуть к иньїм заключениям, не опирающимся на по-знание причинной связи. Но каковьі же будут зти за-ключения? Те, которьіе стремятся к научному по-строению своих идеалов, могли би заметить Штаммле-ру, что при отсутствии точньїх данних здесь все же зозможньї гипотезьі — гипотезьі научние, не имею-щие ничего общего с «закономерностью воли». Если хотят оправдать особое зтическое обсуждение явле­ний наряду с научньїм, то, очевидно, для него долж-на бьіть указана собственная основа, помимо тех про-белов, которьіе присущи науке. Кант и указал зту осно­ву в самозаконности практического разума; отсюда вьітекает идея должного с теми независимьіми оттео-рии виводами, которьіе с нею связьіваются. С зтой точки зрения вполне понятно, что те гипотетические построения, которьіе наука может предложить для ви-водов о будущем, сами по себе не имеют зтического характера. Оиьіт прошлого и настоящее положение ве-щей могут дать повод к ожиданию зтически нежела-тельного результата; и когда речь идет об идеале, о н-равственно-должном, здесь, очевидно, проявляетсл иная деятельность разума, и именно его практическая функция. Наряду с гипотетическими ожиданиями, вьіводимими с помощью теории, зтическое суждение часто возвьішает свой голос в защиту иньїх надежд и побуждает нас желать иньїх перспектив.

Неясность в зтом основном пункте привела затем Штаммлера и к другим недоразумениям. В общем вер-ньій последователь Канта, он настойчиво заявляет, что «закономерность воли» не дает никаногонаучного познания, что научного обьяснения явлений зтим путем получить невозможно.¹ Но мисль о том, что

¹ Зіаттіег. ШігівспаГіипгі КесМ. См. в особенности 8.364, 370-371.

156_____________________________ П. И. Новгородцев

заключения по целесообразности должньї как бьі вос-полнять вьіводьі на оснований причинности, ведет его к неосторожньїм замечаниям вроде того, что целе-сообразнрсть может служить основой для координа-ции представлений и способом понимания (Еіпзіспі).¹ Та же мьісль заставляет его далее настаивать на рав-ноправности установленньїх им видов закономерно-сти — воли и познания; он проводит даже параллель между ними, как бьі желая внести в сферу нравствен-ного долженствования формьі и приемьі научного по­знания. Но ото мнимое приобретение грозило бьі зти-ке только серьезной утратой: ограничением ее пер­спектив, по существу бесконечньїх и беспредельньїх. Одна из существеннейших заслуг Канта состоит в том, что своим формальним пониманием нравственного долженствования он открьіл для нравственньгх стрем-лений безграничньїй простор. Он указал, что идея сво-бодьі єсть граница научного опьіта: методическая и связанная деятельность разума здесь кончается, что-бьі уступить мосто бесконечньїм стремлениям и ожи-даниям. Переносить в область нравственной свободьі категории научного опьіта — значит нарушать самую сущность зтой области, самую дорогую ее особенность. Из зтого не следует, чтобьі и в нравственной области не бьіло различия между суб'ьективньш и обьектив-ньім, частньїм и общим. Кант вьіразил ото различие с достаточной ясностью, сказав, что суб'ьективньїми правила воли являются в том случае, если они рассмат-риваются как имеющие значение только для воли дан-ного лица, а обьективньїми — когда они познаются

¹ См.,напр.: 8. 373-372. На8. 359 прямоговоритсяо по-знавательной цепности (Егкепп1.піН8№егЬ) заключений по целесообразности.

Глава II 157

как имеющие силу для каждого разумного существа. Отсюда он и вьіводит свой категорический императив как закон всеобщего долженствования. Обьектив-ность зтого закона єсть лишь последствие его всеобщ-ности и безусловности; зто — иное вьіражение для тех же понятий. Но у Канта зто обьективное долженство-вание остаетея чисто формальним принципом и остав-ляет для нравственной воли всю бесконечность ее стремлений. Право на употреблениетерминов «об-ьек-тивньїй» и «закон» в применении к нравственньїм требованиям тем более понятно со сторони Канта, что критерий обьективности и закономерности он пере-носит в область субьективного сознания. Мьі говори­ли уже об зтом вьіше.

Я остановилея с некоторой подробностью на уче­ний Штаммлера, потому что оно представляет собою интересную попьітку нашего времени возвратиться к дуализму теоретического и практического сознания, установленного Кантом.' Зта попьітка тем важнее, что

¹ Взглядьі Штаммлера встретили и в русекой литера-туре основательную критику в статьях гг. Булгакова и Струве «Вопросьі философии и психологии». Кн. 35 и 36. 1896 и 1897, Новое слово. 1897. Оба автора ішеказали много ценньїх замечаний, но, оспаривая Штаммлера, они в коаце концов согласились с ним в одном существенном пункте — в вопросе о наличности двух направлений со­знания. Г-н Струве еделал зто прямо и решительно, и при-том не без некоторого приближения к Штаммлеру, как на зто указал г-н Булгаков (Новое слово. С. 195); г-н Бул-гаков — косвенно и невольно подчеркнув, по крайней мере особьім термином, своє отличие от теории двух на­правлений. Он не мог отрицать бесспорной истини, что познание єсть «лишь одна сторона всего психологического сознания или человеческой жнзни» — «сторона, но не

158 П. И. Но вгородців

она является не единственной в своем роде. С разньіх сторон и в различньїх формах проявляются в послед-нее время стремления отстоять особое зтическое рас-

направление!», спешит оговориться он (с. 191), как будто бьі философская терминология нрепятствует називать сто­рону направлением и наоборот. И г-н Булгаков не только признал за нравственньш-срзнанием особую «сторону», яо еще и очень верно заметил,\.что свободное и отрицатель-ное отношение нравственного сознания к внешней необ-ходимости «возможно не только при взгляде на будущее, но иногда и при взгляде на прошлое»: таковьі лримерьі «бунта личности против мирового порядка, об^ективной закономерности вещей во имя того, что зтот порядок не отвечает идеалам личности» (с. 195). Само собою разуме-ется, что г-н Булгаков не имел в виду развивать зту мьісль о параллелизме нравственного сознания и внешней зако­номерности; его главной целью бьіло показать, что в сфе-рє опьіта двух направлений сознания бьіть не может. Зто утверждение совершенно правильно, но оно нисколько не затрагивает идеи о параллелизме практики и теории, нор-мативяой атики и опьітной науки. В только что яапе-чатанном предисловии г-на Струве к интересной книге г-на Бердяева (Субгективизм и индивидуализм в общест-венной философии. СПб., 1901)содержится, между прочим, новая и любопьітная попьітка подчеркнуть дуализм нрав­ственного сознания и огштной науки. Нельзя не привет-ствовать зтого возврата к традициям идеалистической философии. Автор вьіражает одну из глубочайших потреб-ностей нашего времени, все более отрешающегося от уз-ких рамок позитивизма, когда он говорит о необходимо-сти«метафизикикакученияотрансцендентном,т.е. о том, что не дано в опьіте и не может бьіть им раскрмто». Для нас особенно люботштно отметить, что г-н Струве прихо-дит к зтому требованию на почве строгого ограничения пределов науки и ясной постановки нравственной пробле-мьі. Зто имеяяо тот путь, на котором утверждается одно