14 2
формулировку: "vivere in risico di mettersi in mano di gente forestiere e forse
barbare"***. Так как язык в это время предоставляет в распоряжение сло-
ва для обозначения опасности, дерзания, случая, счастья, мужества,
страха, авантюры (aventure)11 и т.д., то можно предположить, что новое
слово начинают употреблять, дабы обозначить проблемную ситуацию,
которая не может быть достаточно четко выражена при помощи уже
имеющихся в наличии слов. Однако в то же время слово вырывается за
пределы первоначального контекста (например, в цитате "non voler arrischiar
la sua vita per la sua religione"), так что нелегко на основании не-
скольких случайных находок реконструировать основания для нового
понятия.
С учетом этих оговорок, предположим: проблема состоит в пости-
жении того, что некоторых выгод можно достигнуть, только поставив
что-то на карту. При этом речь не идет о проблеме издержек, которые
можно загодя скалькулировать и исчислить сравнительно с выгодами.
Напротив, речь идет о решении, в котором, как можно предвидеть,
|
|
впоследствии придется раскаиваться, если возникнет ущерб, которого
надеялись избежать. Со времени институционализации исповеди рели-
гия пыталась всеми средствами привести грешника к покаянию. Каль-
куляция риска – это явно противоположная, светская ситуация: про-
грамма минимизации раскаяния. Во всяком случае, мы имеем дело с
установкой, непоследовательной _Рќй_Аќв течение времени: сначала так, по-
том этак. Значит, так или иначе, речь идет том, чтобы считаться со
временем. А ведь в различии религиозной и светской перспектив за-
ключено и напряжение известной калькуляции веры, которое предло-
жил Паскаль: риск (hasard) неверия слишком уж велик, ибо на карту
поставлено спасение души (Паскаль, 1974, с. 154–155). Риском веры,
то есть преклонения колен безо всякой пользы, можно, напротив, пре-
небречь.
Уже эти немногие примеры производят впечатление, что в подоп-
леке здесь кроется весьма сложная проблема, которая служит мотивом
для изобретения понятий, которыми, однако, она не вполне может
быть охарактеризована. Речь идет не просто о калькуляции издержек
на основании гарантированных прогнозов и не только о классической
этической супернорме умеренности (modestas, mediocritas) и справед-
ливости (iustitia) при всяком устремлении к благам, самим по себе
достойным этого. Дело не в этих, как бы вневременных, формах ра-
циональности, с помощью которых стационарное общество учитыва-
ло, что жизнь – это чересполосица прибылей и ущерба, совершенства
и испорченности, и что слишком много добра может быть не к добру.
Дело не просто в том, чтобы выразить рациональность в некоем мета-
|
|
правиле, будь то правило оптимизации или правило золотой середи-
ны. Люди пытаются постигнуть эти правила как единства различения
хорошего и дурного, а затем еще раз сформулировать их так, чтобы
хорошим (рекомендуемым) оказалось само единство. С этим способом
разрешения парадокса приходится сталкиваться, когда схематизм
11 О последних двух словах, почти тождественных по смыслу современ-
ному смыслу слова "риск", см. Kuske, 1949, S.547–550.