Февраль-апрель 1887, Остенде, Бельгия

В первые несколько месяцев 1887 года в Лондонском ТО некоторые его члены почувствовали, что если теософия в здешних краях не получит какого-нибудь жизненного импульса, то в этом центре останется всего несколько человек, которые будут продолжать свои занятия и учебу... Было проведено множество оживленных дискуссий относительно того, как можно поднять жизненно важный интерес по отношению к истинам теософии и каким способом можно возродить внимание по отношению к философии этики... Мы все ощущали, что работаем вслепую и что мы совершенно невежественны в отношении реальной основы, на которой базировалась эта философия.

Очевидно, нам требовался лидер, который мог бы с умом направлять наши усилия. Тогда мы каждый по отдельности решили написать Е.П.Блаватской, которая в тот момент находилась в Остенде, изложив в них основателю ТО и посланнику Махатм сложившиеся обстоятельства каждый со своей точки зрения. Мы попросили ее прислать нам ответ в общем письме, в котором она дала бы нам советы относительно того, что нам следует делать. Однако она ответила каждому отдельно, написав письма длиной от восьми до двенадцати страниц. В результате этого мы написали еще раз все вместе, попросив ее приехать и направить наши усилия. Она ответила нам, что занята работой над "Тайной Доктриной" и должна закончить эту работу прежде, чем предпринимать еще что-то.

Тем не менее мы написали ей, что, по нашему мнению, существует крайняя необходимость в ее присутствии и руководстве и что она могла бы закончить "Тайную Доктрину" в Лондоне в не менее хороших, а может быть, даже и в лучших условиях, чем в Остенде. Получив ее отклик на это, в котором приводились возражения, в конце февраля или начале марта в Остенде отправился мистер Кейтли, чтобы обсудить с ней этот вопрос. Она согласилась приехать в Лондон в конце апреля с тем условием, что мы найдем для нее дом где-нибудь недалеко от Лондона, в котором она могла бы спокойно работать.

Вскоре мне самому, довольно неожиданно для себя, пришлось поехать в Остенде. Оставив свой багаж в отеле, я отправился с визитом. Госпожа Блаватская приняла меня с величайшей благосклонностью, несмотря на то, что до этого дня мы были с ней почти не знакомы. В то время она жила на первом этаже дома, у нее была шведка-служанка, и еще в ее компанию входила графиня Вахтмайстер. Меня сразу же ознакомили с "Тайной Доктриной", сопроводив это просьбой приняться за ее чтение, редактирование и сокращение, хотя я и не думал, что могу позволить себе подобную привилегию.

В этот период, с прошлого ноября, госпожа Блаватская ни разу не рискнула покинуть свои комнаты и никогда не выходила из своего кабинета или спальни в столовую без того условия, чтобы все окна были закрыты и комната была хорошо натоплена. Несколько обострений болезни почек послужили для нее предупреждением, что малейший сквозняк может стать угрозой болезни и она не закончит работу.

Затем я вернулся в Англию с обновленными обещаниями с ее стороны прибыть 1 мая, а я дал клятву, что вернусь и буду помогать госпоже Блаватской в ее переезде в Лондон. Не успел я пробыть в Лондоне и нескольких часов, как один из членов ТО, доктор Эштон Эллис, получил телеграмму от графини Вахтмайстер, в которой говорилось, что у госпожи Блаватской произошло еще одно обострение воспаления почек, она в коме, и жизнь ее висит на волоске. Доктор Эллис отправился в Остенде, чтобы осмотреть ее. Он сообщил мне, что, как и другие, знавшие о серьезности ее состояния, он был крайне удивлен, обнаружив, что она выздоровела в течение нескольких дней. Тогда ее состояние было настолько критическим, что до того, как наступила кома, она начинала приводить в порядок свои дела, сжигая ненужные бумаги и составляя завещание, так, чтобы все было готово для конца. Позже сама она сказала мне, что ее жизнь была спасена непосредственным вмешательством со стороны ее Учителя. Ее выносливость проявилась даже в этом случае, поскольку как только она смогла встать с постели, снова начала работать над "Тайной Доктриной".

В середине апреля мистер Бертрам Кейтли снова отбыл туда, и я последовал за ним примерно 25-го или 26-го числа. Мы были в большом отчаянии, так как госпожа Блаватская сказала, что она, вероятно, не сможет выехать при той погоде, которая стояла в то время, особенно из-за недавней серьезной болезни. Однако хозяин дома заявил, что она должна ехать, так как комнаты уже сданы. Графиня Вахтмайстер незадолго до того уехала в Швецию, чтобы заняться одним срочным делом, пообещав снова присоединиться к госпоже Блаватской в Лондоне. В доме вместе с нами оставался наш друг доктор Эллис, который помогал при переезде.

Назначенный день наступил; утро вместо ясного и прохладного, какими были два предыдущих дня, оказалось холодным и туманным, с мелким моросящим дождем, термометр показывал около 40 градусов по Фаренгейту (+4.5 С). Мы были совершенно уверены, что госпожа Блаватская ехать откажется, и полагали, что с ее стороны это будет достаточно оправданным решением. Тем не менее она появилась в полном походном снаряжении, чемоданы были упакованы, и все было готово.

Подъехала карета, госпоже Блаватской помогли в нее сесть, и мы отправились к пристани. Необходимо помнить, что она никогда не позволяла даже окно приоткрыть в той комнате, где находилась (и вряд ли позволила бы это сделать, когда ее там не было) в течение шести месяцев. Она поддерживала в своей комнате температуру выше 70 градусов по Фаренгейту (21 С), полагая, что более низкая температура ее просто прикончит. Кроме того, она постоянно мучилась от ревматизма и ишиаса и едва могла ходить. Прибыв на пристань, мы обнаружили, что уровень воды очень низок, и вследствие этого... на палубу корабля можно было попасть лишь по узким сходням, которые спускались под очень крутым углом. Вообразите себе наше отчаяние! Однако госпожа Блаватская, ни слова не сказав, ухватилась за перила и спустилась на палубу без посторонней помощи. Затем мы отвели ее в каюту, где она повалилась на софу, и лишь тогда стало заметно, сколько боли и усилий ей пришлось перенести. До самого Довера ничего особенного не произошло, исключая тот факт, что госпожа Блаватская впервые в жизни испытала легкую морскую болезнь, чем была немало удивлена.

В Довере уровень воды был еще ниже, и поэтому четверо очень дюжих портовых рабочих внесли ее наверх. Затем возникла самая большая трудность, ибо платформа была низкой, а ступеньки английского железнодорожного вагона располагались очень высоко. Потребовались объединенные усилия всей компании (и портовых рабочих тоже), чтобы помочь госпоже Блаватской взобраться в вагон. Путешествие в Лондон не ознаменовалось ничем, и она была доставлена с помощью инвалидного кресла и кареты в дом, который мы сняли для нее. Честно говоря, я про себя опасался, что переезд может привести к серьезным последствиям, но как бы то ни было, в течение некоторого времени после своего прибытия в Англию она, казалось, наслаждалась более хорошим здоровьем, чем во многие месяцы до того.

На следующий день после приезда она в 7 часов утра уже сидела за работой над "Тайной Доктриной"...