Экономика права

Особый раздел институциональной теории образует экономика права, выделившаяся в самостоятельное направление уже в середине 1960-х годов. Эта дисциплина лежит на стыке экономической теории и права. Наряду с Р. Коузом ключевыми фигурами в ее формирова­нии и развитии были профессора Р. Познер и Г. Калабрези. Огромное значение имели также работы Г. Беккера по экономическому анали­зу внерыночных форм поведения, в частности — преступности.

Экономика права не стала ограничиваться какими-то отдельны­ми отраслями права, имеющими дело с явными рыночными отноше­ниями, а попыталась распространить экономические понятия и ме­тоды на весь корпус юридического знания. За прошедшие три деся­тилетия не осталось, наверное, ни одной правовой нормы или докт­рины, ни одного процессуального или организационного аспекта правовой системы, которые она не подвергла бы анализу.

Концептуальный каркас экономики права можно представить в следующем виде. Она исходит из того, что агенты ведут себя как ра­циональные максимизаторы при принятии не только рыночных, но и внерыночных решений (таких, например, как нарушать или не на­рушать закон, возбуждать или не возбуждать судебный иск и т.д.).

Правовая система, подобно рынку, рассматривается как механизм, регулирующий распределение ограниченных ресурсов. Скажем, в случае кражи, как и в случае продажи, ценный ресурс перемещается от одного агента к другому. Разница в том, что рынок имеет дело с добровольными сделками, а правовая система — с вынужденными,

совершаемыми без согласия одной из сторон. Многие вынужденные «сделки» возникают в условиях настолько высоких трансакционных издержек, что добровольные сделки становятся из-за этого невозмож­ны. (Например, водители автомобилей не могут заранее провести переговоры со всеми пешеходами о компенсации за возможные уве­чья.) К числу вынужденных «сделок» можно отнести большинство гражданских правонарушений и уголовных преступлений.

Однако несмотря на вынужденный характер, они совершаются по определенным ценам, которые налагаются правовой системой. В качестве таких неявных цен выступают судебные запреты, выпла­ты денежной компенсации, уголовные наказания. Поэтому аппарат экономического анализа оказывается приложим не только к добро­вольным, но и к недобровольным сделкам.

Такое понимание открыло совершенно неизведанное поле новых научных проблем. В экономике права подробно анализируется, как реагируют экономические агенты на различные правовые установле­ния. Например, как скорость судебных разбирательств влияет на ко­личество исков, тяжесть и неотвратимость наказаний — на уровень преступности, особенности законодательства о разводах — на отно­сительное богатство мужчин и женщин, изменения в правилах ответ­ственности водителей автомобилей — на частоту дорожно-транспорт­ных происшествий и т.д.

Однако наиболее интересный и спорный аспект экономики права связан с обратной постановкой вопроса: как меняются сами правовые нормы под воздействием экономических факторов? Предполагается, ■[то в основе развития и функционирования правовых институтов ле­жит экономическая логика, что их работа в конечном счете направля­ется принципом экономической эффективности. (Разными авторами он формулируется по-разному: как принцип максимизации богатства, как принцип минимизации трансакционных издержек и др.)

Обратимся к знакомому примеру с фермером и хозяином ранчо. Так, в США известны две альтернативных системы, регулирующие их отношения. При одной фермеры имеют право предъявлять пре-гензии о потраве только в том случае, если предварительно приняли необходимые меры по ограждению своих полей от захода скота. При другой системе они этого делать не обязаны, так что именно хозяева ранчо должны позаботиться о возведении ограждений, если не хотят подвергнуться штрафам. Первая норма более эффективна, когда объ­ем земледелия относительно невелик по сравнению с объемом ско­товодства, при обратном соотношении эффективнее вторая норма. Выяснилось, что в преимущественно скотоводческих штатах США

принята первая система, в преимущественно земледельческих - вто­рая. Это одна из иллюстраций того, как правовые нормы устанавли­ваются в соответствии с критерием эффективности.

Аналогичным «тестам» на эффективность было подвергнуто ог­ромное множество юридических норм и доктрин. Результат в боль­шинстве случаев был положительным. По мысли теоретиков эконо­мики права, объясняется это тем, что при установлении прецедентов суды «подражают» (simulate) рынку: они принимают такие решения, к которым приходили бы сами стороны, имей они возможность зара­нее вступать в переговоры по предмету спора. Другими словами, пра­вовая система обеспечивает такое распределение прав, к которому при отсутствии трансакционных издержек подводил бы рынок.

Предположение, что суды следуют логике рыночного анализа и при вынесении решений задаются вопросом, к кому - истцу или от­ветчику — перешло бы право в условиях низких трансакционных из­держек, вызвало острую критику — как со стороны экономистов, так и особенно со стороны юристов.

В некоторых случаях суды действительно вполне осознанно ру­ководствуются экономическими соображениями. Однако обычно они исходят из критерия справедливости, а не эффективности. Но, как утверждают сторонники экономики права, требования эффективно­сти и справедливости совпадают чаще, чем можно было бы ожидать. По замечанию Р. Познера, не стоит удивляться тому, что в мире огра­ниченных ресурсов поведение, ведущее к их растрачиванию, начи­нает оцениваться обществом как «несправедливое» и «безнравствен­ное».

Далее, нужно иметь в виду, что следование принципу эффектив­ности приписывается в первую очередь системе-общего права, т.е. си­стеме, в которой право в виде прецедентов (предшествующих реше­ний по аналогичным делам) творится самими судами. В ней склады­вается своеобразный рынок прецедентов, обеспечивающий их есте­ственный отбор: неэффективные прецеденты рано или поздно вы­тесняются эффективными. Объясняется это тем, что поток исков бу­дет интенсивнее в тех случаях, когда действуют неэффективные пре­цеденты, так как их замена на эффективные дает дополнительный, чистый прирост в благосостоянии. Чаще подвергаясь испытаниям, неэффективные прецеденты имеют меньше шансов на выживание и потому неспособны удерживаться длительное время.

Это* конечно, не значит, что система общего права никогда щ дает сбоев. Важно и то, что нарисованная оптимистическая картин| не распространяется на правила, которые вырабатывают не суды,

органы законодательной власти. Существование в этом случае меха­низма по отбору эффективных норм представляется теоретикам эко­номики права крайне проблематичным.

У многих ее представителей принцип эффективности получает также нормативное истолкование. Другими словами, они настаива­ют, что правовые нормы должны устанавливаться исходя из сообра­жений эффективности. Из такого подхода вытекают общие требова­ния к правовой системе:

1. Закон должен способствовать снижению трансакционных из­
держек, в частности устраняя искусственные барьеры на пути добро­
вольного обмена и обеспечивая исполнение заключенных контрак­
тов.

2. Он должен также четко определять и надежно защищать права
собственности, препятствуя перерождению добровольных сделок в
вынужденные. В условиях низких трансакционных издержек, как это
следует из теоремы Коуза, устранение неопределенности в наделе­
нии правами собственности будет вести к расширению поля добро­
вольного обмена.

3. При высоких трансакционных издержках законодательство
должно избирать и устанавливать наиболее эффективное из всех до­
ступных распределение прав собственности. Это распределение, к
которому экономические агенты приходили бы сами, не препятст­
вуй им в этом высокие издержки трансакций.

Итак, правовая система призвана облегчить работу рынка, а тем самым, где это оказывается невозможно, «симулировать» его резуль­таты. Следуя этим предписаниям, она будет способствовать оптималь­ному использованию ресурсов общества.

Нормативные выводы экономики права уже начали проникать в судебную и законодательную практику многих стран. Примером мо­жет служить знаменитая теорема Коуза. Ссылки на нее содержатся в Нрешениях судов штатов, в 17 решениях апелляционных судов и даже решении Верховного суда США.

Однако, как показали критические исследования, принцип мак­симальной экономической эффективности — и при определении субъ­екта собственности, и при выборе форм ее правовой защиты - в со­циальном плане отнюдь не нейтрален. Он, в частности, тяготеет к сохранению статус-кво (на том основании, что существующие нор­мы уже прошли многолетний естественный отбор и потому доказали свою эффективность), он ставит производителей в более выгодное положение по сравнению с потребителями, а состоятельных членов общества — в более выгодное положение по сравнению с малоиму-

щими. Вместе с тем тезис Познера о «подражании» юридической си­стемы рынку помогает обнаруживать «устранять нормы, мешающие эффективной работе экономики.