Атеистически окрашенный экзистенциализм

Достоевский как-то писал, что “ если Бога нет, то все дозволено ”. Это — исходный пунктатеистического экзистенциализма. В самом деле, все дозволено, если Бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего, у него нет оправданий. Действительно, если существование предшествует сущности, то ссылкой на раз навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерминизма", человек свободен, человек—это свобода.

С другой стороны, если Бога нет, мы не имеем перед собой никаких моральных ценностей или предписаний, которые оправдывали бы наши поступки. Таким образом, ни за собой, ни перед собой — в светлом царстве ценностей — у нас не имеется ни оправданий, ни извинений. Мы одиноки, и нам нет извинений. Человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал; и все-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает.

Атеистически ориентированный Экзистенциалист не считает, что человек может получить на Земле помощь в виде какого-то знака, данного ему как ориентир. По его мнению, человек сам расшифровывает знамения, причем так, как ему вздумается. Он считает, следовательно, что человек, не имея никакой поддержки и помощи, осужден всякий раз изобретать человека.Каким бы ни был человек, впереди его всегда ожидает неизведанное будущее. Но это означает, что человек заброшен. Никакая всеобщая мораль вам не укажет, что нужно делать; в мире нет знамений. Католики возразят, что знамения есть. Допустим, что так, но и в этом случае человек сам решает, каков их. Заброшенность предполагает, что мы сами выбираем наше бытие. Заброшенность приходит вместе с тревогой.

Чтобы получить какую-либо истину о себе, человек должен пройти через «Другого». Другой необходим для его существования, так же, впрочем, как и для его самопознания. При этих условиях обнаружение человеческого внутреннего мира открывает в то же время и Другого, как стоящую передо ним свободу, которая мыслит и желает “за” или “против” него. Таким образом, открывается целый мир, который экзистенциалисты называют интерсубъективностью. В этом мире человек и решает, чем является он и чем являются другие.

Стремясь к свободе, мы обнаруживаем, что она целиком зависит от свободы других людей и что свобода других зависит от нашей свободы. К онечно, свобода, как определение человека, не зависит от Другого, но, как только начинается действие, человек обязан желать вместе со своей свободой свободы других; он может принимать в качестве цели свою свободу лишь в том случае, если поставляет своей целью также и свободу других.

Таким образом, во имя этой воли к свободе, предполагаемой самой свободой, экзистенциалисты могут формулировать суждение о тех, кто стремится скрыть от себя полную беспричинность своего существования и свою полную свободу. Одних, скрывающих от себя свою полную свободу с помощью духа серьезности или ссылок на детерминизм, экзистенциалисты называют трусами. Других, пытающихся доказать, что их существование необходимо, хотя даже появление человека на Земле является случайностью, - сволочью.

Экзистенциалист никогда не рассматривает человека как цель, так как человек всегда незавершен. Человек находится постоянно вне самого себя. Именно проектируя себя и теряя себя-вовне, он существует как человек. С другой стороны, он может существовать, только преследуя трансцендентные цели. Будучи этим выходом за пределы, улавливая объекты лишь в связи с этим преодолением самого себя, он находится в сердцевине, в центре этого выхода за собственные пределы.

В «Бытии и ничто» Сартр анализирует «бытие сознания», как той «философской реальности», посредством которой человеку дается и само бытие». Ч еловек «есть бытие, посредством которого Ничто приходит в мир». В каждый момент нашей сознательной жизни, считает Сартр, мы, по образу и подобию Бога, осуществляем «творение из Ничего». Творим не только и не столько новое расположение вещей, сколько новое «существование», существование «смыслов». Сознание, при этом, является, своего рода, абсолютной пустотой, «черной дырой», удалением из себя всякой реальности.

Сартр осмысливает дуализм «бытия-в-себе» и «бытия-для-себя». Бытие-в-себе есть то, что оно есть,есть «анонимный мир» безмолвного сущего. Если бытие-в-себе не нуждается в человеке для своего существования, то бытие-для себя (сознание) появляется только на основе бытия-в-себе и не представляет собой самостоятельной субстанции. Это – «чистое Ничто», функция которого «отрицание» всего того, что не есть оно само. Человек - это спонтанная активность, определяемая как «чистая свобода». Человек постоянно превосходит и тем самым «уничтожает» (отрицает) все налично данное. «Тоска» есть способ бытия свободы, как сознания бытия.

Сознание как свобода имеет функцию постоянного бегства от «данностей сознания». Если бытие-в-себе плотно, непроницаемо, заполнено и его всегда избыточно «слишком», то сознание прозрачно, пусто, оно представляет собой «недостаток», выражаемый в желаниях, целях и проектах, которые должны «переполнить» бытие-в-себе. «Д ля-себя-бытие человека «возникает во Времени» и уничтожается своею временностью, как «бытием-к-смерти». Поэтому «абсурдно, что мы родились, абсурдно, что мы умрем». Окончательный смысл бытия личности может быть раскрыт только после смерти.

Конечным проектом сознания оказывается стремление стать Абсолютом, «бытием-для-себя-в-себе», или Богом. Но это невозможно и поэтому человек обречен на поражение, обнаруживает себя, как «тщетная страсть».

Бытие-для-себя предполагает «бытие-для-Другого». Под «взглядом» Другого мы становимся объектами для себя, обретаем возможность «самосознания». Одновременнно, мы все обречены на «свободу ответственности» за тот «проект нашей сущности», на который мы отваживаемся своим существованием. Человек не существует «для того», чтобы «со временем» быть свободным: нет различия между бытием человека его «бытием свободным». Лишь потому, что человек свободен, он может быть источником отрицательности, может порождать ничто и сам является в известном смысле «Ничто».