Посвящается памяти родителей 2 страница

В родовых общинах господствовал коллективный труд и об­щая собственность на средства производства. В результате роста и объединения отдельных родов появляются новые формы организации общества — племена. В эпоху неолита на террито­рии нашей страны можно выделить ряд групп племен, объеди­ненных однородным характером хозяйства. Наметившиеся ра­нее различия в развитии юга и севера Европейской части Рос­сии, Средней Азии, Сибири и Дальнего Востока в период неолита углубились. На юге быстрее, чем на севере, развива­лась культура. На севере гораздо позднее были освоены земле­делие и животноводство, металлургия.

Современная юридическая наука, используя новейшие дос­тижения археологии и этнографии, связывает переход от при­сваивающей экономики (собирательство, рыболовство, охота) к производящей (ремесло, земледелие, скотоводство) с так называемой «неолитической революцией», обусловленной эко­логическим кризисом, кардинально изменившим условия оби­тания человека[6].

Переход в течение IV—II тысячелетий до н. э. к земледелию и скотоводству представлял собой громадный скачок в разви­тии производительных сил; он привел к заметному росту насе­ления, к существенным сдвигам в области культуры. Переход к оседлому образу жизни вызвал рост домостроительства.

Следующим шагом в жизни первобытного общества стало начало обработки меди, распространение бронзы. В конце III тысячелетия до н. э. медь и бронза получили распростране­ние в Средней Азии, на Кавказе.

Для обработки почвы люди стали применять примитивные пахотные орудия и рабочий скот. Возникает пашенное земледе­лие. Развивается первобытное ремесло.

Появление медных и бронзовых орудий, овладение плавкой металла, приручение и одомашнивание животных сделали бо­лее заметными различия в хозяйственной жизни первобытных племен, обусловили дальнейшее развитие производительных сил, рост общественного производства. Занятие скотоводством получило преимущественное распространение в Причерномо­рье, Приволжье, Южной Сибири, Средней Азии, на Кавказе. Рыбная ловля и охота стали основным занятием человека в верховьях Волги, бассейне Оки, на территории от Тихого океа­на до Балтики. Выделение скотоводства в самостоятельную от­расль общественного хозяйства было первым крупным обще­ственным разделением труда.

Развитие скотоводства и земледелия сделало труд более про­изводительным. Человек стал производить не только необходи­мое для прокормления самого себя, но и излишек, что создава­ло возможность присвоения и эксплуатации человека человеком. Согласно одной из наиболее распространенных концепций про­исхождения государства после первого крупного общественного разделения труда возникло и первое крупное разделение общества на два класса — господ и рабов, эксплуататоров и эксплуа­тируемых. Рабский труд способствовал обогащению семей, уси­ливал имущественное неравенство внутри племени.

Вслед за разделением труда появился обмен и усилились межплеменные связи. Это в свою очередь привело к дальней­шему развитию языков как главных признаков формирования народностей.

Распространение металлических орудий и пастушеского скотоводства выдвинуло на первое место труд мужчин. В период бронзового века (вторая половина III — начало I тысячелетия до н. э.) первобытное общество постепенно перешло от мате­ринского рода к отцовскому.

Таким образом, после первого общественного разделения труда и выделения пастушеских племен усилилась необходи­мость в совместной организации производительной деятель­ности и взаимодействия разросшихся и окрепших групп род­ственных племен. Скотоводческие племена стремились к по­стоянному расширению своих территорий, а это требовало их объединения. Приобрела особое значение необходимость за­щиты освоенных земель, которые из разрозненных участков отдельных родов стали территориями, связанными единой хо­зяйственной системой. В связи со специализацией хозяйства значительно возросла роль обмена. Все эти обстоятельства обусловили дальнейшую эволюцию родовой организации. Воз­никла необходимость объединения племен и создания межпле­менных органов управления.

Бронзовый век — важнейший этап в истории человечества. Именно благодаря достигнутому в этот период экономическо­му прогрессу стало возможным дальнейшее развитие родоплеменного строя, а в конечном итоге — его разложение.

Бронзовый век подготовил следующий исторический пери­од, когда, по определению Ф. Энгельса, «все культурные наро­ды переживают свою героическую эпоху — эпоху железного •меча, а вместе с тем железного плуга и топора. Человеку стало служить железо, последний и важнейший из всех видов сырья, игравших революционную роль в истории...»[7].

Применение железных орудий оказало большое влияние на все виды производственной деятельности человека, способ­ствовало дальнейшим успехам в области экономического раз­вития. Усложнялось производство, углублялась его специализа­ция, в общинах выделялись специалисты-ремесленники. Про­изошло второе крупное общественное разделение труда: ремесло отделилось от земледелия.

Дальнейшее развитие в экономической и общественной жизни привело к появлению металлических денег в виде благо­родных металлов, обмениваемых по весу. Возникли центры со­средоточения ремесла и торговли. Рост производительности труда, развитие обмена усиливали имущественное неравенство между отдельными семьями, способствовали установлению ча­стной собственности. Семья становится хозяйственной едини­цей общества.

Развитие хозяйства требовало все большего количества ра­бочей силы. Рабство становилось существенной частью обще­ственной системы. Участились войны между племенами в целях грабежа и захвата рабов. Наряду с этим богатые семьи стреми­лись использовать в качестве рабочей силы своих обедневших соплеменников.

Во второй половине бронзового века зарождаются и разви­ваются признаки организации «военной демократий», для ко­торой характерны союзы племен, постепенное слияние род­ственных племен, резкое возрастание роли племенных вождей и.военачальников, возглавлявших племенные союзы, усиление племенной верхушки. Власть вождей и военачальников, когда-то выборная, превращалась в наследственную и усиливалась вследствие постоянных войн. Вокруг вождя группировалась во­енная дружина, которая становилась привилегированной об­щественной группой.

Все это привело родовое общество на грань новой эпохи, когда «военачальник, совет, народное собрание образуют орга­ны родового общества, развивающегося в военную демократию. Военную потому, что война и организация для войны стано­вятся теперь регулярными функциями народной жизни»[8].

Эпоха распада родового строя может быть условно названа эпохой военной демократии, когда родовая организация усту­пала место новой форме общественной власти — власти воен­ных вождей, опирающихся на дружину.

Дальнейшее экономическое развитие привело к новому об­щественному разделению труда — отделению производства от торговли и появлению купцов. Появляется чеканная монета, ростовщичество. Наблюдается концентрация богатств в руках немногочисленного привилегированного слоя, опирающегося на военную силу. Родоплеменная организация оказалась бес­сильной перед ростом неравенства и классовых антагонизмов. В этих условиях родовой строй отжил свой век, уступив место государственной организации общества.

Формированию Древнерусского государства предшествовала многовековая история народов, проживавших на территории Восточной Европы с древнейших времен. Впервые обитатели Восточной Европы попали в поле зрения народов, обладавших письменностью и оставивших свидетельства об их истории, во времена классической древности. Уже в поэмах Гомера (IX— VIII вв. до н. э.) присутствуют сведения о народах и племенах Северного Причерноморья (по одной из версий, Одиссей во время своих странствий спускался в подземное царство Аида через вход в Крыму). Объем знаний о Восточной Европе возра­стал по мере освоения берегов Черного моря греческими коло­нистами. В результате мы имеем длительную литературную тра­дицию, характеризующую различные аспекты истории Восточ­ной Европы в античный период.

Греки появились на северном берегу Понта Эвксинского (Черного моря) во время Великой греческой колонизации (VIII—VI вв. до н. э.). Большинство колоний Северного Причер­номорья было основано выходцами из Ионии (Малоазиатской Греции) в VI в. до н. э. Крупнейшими городами являлись Тир (совр. Сур в Ливане), Ольвия (на правом берегу Днепро-Бугского лимана), Херсонес (на окраине совр. Севастополя), Фео­досия (сохранившая свое древнее название), Пантикапей (совр. Керчь) — столица Боспорского царства, в состав которого входило около полутора десятка городов и среди них — Фанагория (совр. станица Сенная на кавказском берегу Керченского пролива), Гермонасса (совр. Тамань, расположенная там же), Горгиппия (совр. Анапа), Танаис (в устье Дона). В колониях греческие переселенцы обычно сохраняли политическую орга­низацию, уклад и обычаи метрополии, поэтому города При­черноморья являлись в большинстве случаев типичными эл­линскими полисами со всеми атрибутами демократического устройства. Начиная с I в. до н. э. в Севернопричерноморский регион все активнее проникали римляне, города попадали в политическую и военную зависимость от Рима, в некоторые города был введен римский гарнизон, на монетах стали чека­нить портреты римских императоров.

Если прибрежная зона Северного Причерноморья составля­ла часть, пусть и периферийную, греко-римского античного мира, то степные просторы к северу от побережья населяли варвары — так греки и римляне называли всех чужеземцев, говеривших на непонятных им языках и чуждых их культуре. Со временем местные варварские племена (геты, киммерийцы, скифы, сарматы, аналы, тавры, синды, меоты и некоторые другие) вовлекались в различные взаимоотношения с гречес­кими городами: вели с ними активную торговлю, воевали, заключали мирные договоры, устанавливали свой протекторат. Постепенно все больше представителей местных племен стано­вилось жителями греческих городов, внося свой материальный и культурный вклад в их жизнь. В результате наряду с известной «варваризацией» греческих городов происходила «эллиниза­ция» окрестных племен, ускорялся процесс их социально-эко­номического развития. Особенно наглядно это проявилось в ис­тории Боспорского царства, где с первых веков новой эры цари носили «варварские» имена (Котис, Рескупорид, Реметалк, Савромат и др.).

Через одно-два столетия пришедшие в движение народы осели в своих новых границах, во многом заложив основы этнополитической карты средневековой Европы, на историчес­кой арене впервые появились славяне, которые стали важным этническим и политическим фактором европейской истории. Начиная с VI в. они широко расселились в Центральной, Вос­точной и Юго-Восточной Европе. Еще через несколько веков возникли первые славянские государства.

По мнению многих исследователей, история славян уходит в глубь античной истории; с ними пытались отождествить не­которые скифские племена Восточной Европы и особенно ве­недов, о которых рассказывают некоторые источники первых веков новой эры. Проблема континуитета, т. е. преемственности в развитии между скифо-иранским и славянским мирами, до сих пор является остро дискуссионной. Вот почему история славян и возникновения Древнерусского государства в серьез­ных исследованиях истории России всегда начинается с рас­смотрения античного периода истории Восточной Европы (см. труды В. Н. Татищева, Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, Г. В. Вернадского, «Очерки истории СССР» и др.).

В 1601 г. в Европе появился труд итальянского католического священника архимандрита Рагузского Мавро Орбини «Книга Историография початия имени, славы и расширения народа славянского и их Царей и Владетелей под многими именами и со многими Царствами и Королевствами и провинциями». Петр I в 1722 г. специальным указом повелел перевести ее на русский язык и издать. Согласно утверждению Орбини, «сла­вянский народ озлоблял оружием своим чуть ли не все народы во вселенной; разорил Перейду; владел Азиею и Африкою, бился с египтянами и с великим Александром; покорил себе Грецию, Македонию, Иллерическую землю, завладел Мора­вией, Шленскою землею, Чешскою, Польскою и берегами моря Балтийского прошел во Италию, где многое время вое­вал против римлян. Иногда побежден бывал, иногда биючи сам в сражении, великим смертопобитием римлянам отмщевал; иногда же, биючися в сражении, равен был. Наконец, покорив под себя державство Римское, завладел многими их провинци­ями, разорил Рим; учиня данниками Цесарей Римских, чего во всем свете иной народ не чинивал. Владел Франциею, Англиею и установил державство во Ишпании; овладел лучшими провинциями во Европе...».

«Никако же удивительно есть, что слава народа Славянско­го ныне не так ясна, как оной давлело разславитися во Вселен­ной. Ежели бы сей народ так достаточен был людьми учеными и книжными, как был доволен военными и превосходитель­ным оружием, тоб ни един другой народ во вселенной был в пример имени Славянскому. А что прочие народы, которые зело были нижше его, ныне велми себя прославляют, то не ради чего иного, токмо через бывших в их народе людей уче­ных».

Орбини продолжает удивлять: «В то время, когда Помпеи Великий воевал против Митридата царя Понтийского, россия­не под предводительством своего государя Тасоваза или Тазия, нанесли сильное поражение Понтийскому царю, будучи союз­никами Римского государства... Во время Веспасиана Цесаря, переехавши Дунай и порубивши два полка солдат Римских, вошли внутрь в Мизию и там убили Агриппа, бурмистра и пре­зидента; и от того времени обжились в Мизии Иллирической, назвав ее Ращией».

Во второй половине XVIII в. после присоединения к России Северного Причерноморья и. Крыма было положено начало ар­хеологическим раскопкам на месте древнегреческих городов Северного Причерноморья, тогда же начались раскопки скиф­ских курганов. Интерес к античным письменным источникам резко возрастает, начинается целенаправленное собирание и изучение свидетельств античных авторов о Северном Причер­номорье. Одним из первых был труд Иоанна Штриттера «Изве­стия византийских историков, объясняющие российскую историю древних времен и переселения народов» (СПб., 1771 — 1775. Т. 1—4), обобщивший источники от IV до XV в.

Первые памятники научной историографии в России — «Синопсис», приписываемый архимандриту Киево-Печерского монастыря Иннокентию Гизелю (1674 г.), и «Скифская исто­рия» Андрея Лызова (1692 г.) — отличает большая зависимость от польской ренессансной традиции, которая возводила славян к эпохе Александра Македонского (356—323 гг. до н. э.).

Идея происхождения славян непосредственно от скифов и сарматов разделялась М. В. Ломоносовым (1711 —1765) в его «Кратком российском летописце» и «Древней Российской ис­тории» (50-е гг. XVIII в.). Так, он писал, что «единородство славян с сарматами, чуди со скифами для многих ясных дока­зательств не споримо»[9]. Эта идея сохранялась в трудах исследо­вателей русской истории, не бывших специалистами в антико-ведении (И. Е. Забелин, Д. И. Иловайский, Д. Я. Самоквасов), в полученной дилетантской среде, звучала в поэтической ме­тафоре (вспомним блоковское «Да, скифы мы, да, азиаты мы»), а иногда дает рецидивы в современной псевдоисторичес­кой публицистике или в трудах неантиковедов (например, Б. А. Рыбаков).

Начало подлинно научному скифоведению положил в на­шей стране Г. 3. Байер (1694—1738), немецкий историк, член Петербургской академии наук. Серия его статей, опубликован­ных с 1726 по 1739 г., была посвящена народам, населявшим в древности юг России (скифам, киммерийцам, гипербореям). Следуя за Байером, русский историк В. Н. Татищев (1686— 1750) в своей «Истории Российской с самых древнейших вре­мен», как и немец А. Л. Шлецер (1735—1809), собравший боль­шой материал из древнегреческих, латинских, византийских и других источников о древнейшем периоде истории скандина­вов, финнов и славян, отличал скифов и сарматов от славян, но не обнаружил никаких генетических связей между скифо-сарматским и славянским этносами.

Скифия. Скифы по языку и некоторым элементам культуры относятся к североиранской ветви индоевропейских народов. В Северном Причерноморье они появились в IX—VIII вв. до н. э. Вытеснив киммерийцев, они покорили местные коче­вые и земледельческие племена.

В VIII—VII вв. до н. э. сложился скифский племенной союз — Скифия, Основное ядро скифских племен занимало террито­рию Северного Причерноморья между Бугом и Доном. Скифия просуществовала до III в. н. э. За этот период скифы создали са­мобытную культуру, оказавшую большое влияние на культуру народов Центральной и Восточной Европы.

Все племена делились на три группы. Во главе каждой груп­пы стоял вождь — царь, а один из них считался главным царем. Скифы главного царя назывались царскими.

По роду занятий скифы делились на кочевников, обитав­ших на правом берегу Днепра, и земледельцев, живших между Пантикапеем и Днестром. Многие исследователи полагают, что скифы-земледельцы жили в лесостепной полосе Украины меж­ду Днестром и Днепром. Они знали пашенное земледелие, за­нимались скотоводством, сеяли пшеницу, коноплю и возде­лывали огородные культуры.

В VII—V вв. до н. э. племена Скифии переживали период раз­ложения первобытно-общинного строя. Родовая знать закабаля­ла свободных общинников —. кочевых скотоводов и оседлых землевладельцев, военнопленных, добытых во время много­численных походов, особенно в Переднюю Азию, превращала в рабов. Однако роль рабского труда в жизни скифских племен была незначительной.

Скифские племена совершали многочисленные походы в Переднюю Азию, что способствовало установлению их торго­вых связей со странами Закавказья и Древнего Востока.

В VI в. до н. э. скифы установили торговые связи с гречески­ми колониями, возникшими на побережье Северного Причер­номорья. Они вывозили скот, хлеб, рабов, а ввозили вино, до­рогие ремесленные изделия. Часть ввезенных товаров продава­лась соседним племенам в обмен на скот, хлеб и рабов. Развитие торговых связей способствовало обогащению скифс­кой знати, а также взаимному влиянию культур скифских пле­мен и народов Передней Азии и Греции.

В 514—513 гг. до н. э. персидский царь Дарий I, овладев всем Передним Востоком, попытался захватить Северное Причерноморье. Пройдя Балканский полуостров, он вторгся в пределы Скифии. Скифы не получали достаточной поддержки от сосед­них племен и потому вынуждены были отступать в глубь стра­ны, по пути засыпая колодцы и поджигая пастбища. Партизан­ский способ борьбы измотал силы Дария I, и он был вынужден покинуть скифские земли и уйти за Дунай. Победа скифов над Дарием I принесла им славу непобедимых и нанесла зна­чительный урон персидскому царю. Союз скифских племен ук­репился.

Со второй половины V в. до н. э. основным источником обо­гащения скифской знати стали не грабительские походы, как это было раньше, а усиление эксплуатации земледельческих племен, обложение их данью. Это приводило к увеличению богатства знати и к обеднению семей рядовых общинников.

В конце V — начале IV в. до н. э. у скифов происходит обра­зование классового общества и государства.

О социальном неравенстве среди скифов свидетельствуют дошедшие до нас царские курганы и могилы рядовых скифов. Цари и знать были похоронены в огромных курганах, достига­ющих в высоту более 20 м, а в диаметре — около 400 м. При захоронении царя или знатного лица в могилу клали насиль­ственно умерщвленных жен или наложниц, слуг, конюха с ло­шадьми, расшитую золотом одежду, оружие, украшенное зо­лотом, золотую и серебряную посуду, вино и жертвенное мясо в бронзовых котлах. Все это покрывалось огромной насыпью, в результате чего образовывался курган.

Над могилами простых скифов делалась небольшая могильная насыпь, а вместе с умершими в могилу клали: мужчине — колча­ны со стрелами и копья, а женщине — простые украшения.

Государственный и общественный строй Скифии был примитивным. В основном он носил рабовладельческий характер, хотя очень сильны были пережитки первобытно-общинного строя. Во главе государства стоял царь, которому подчинялись все скифские племена. Царь управлял страной, опираясь на знать.

В IV в. до н. э. Скифия занимала территорию от Азовского моря до Днестра. Но к концу III в. до н. э. ее размеры сократи­лись в результате движения сарматских племен на запад. Цент­ром Скифии становится Крым, где она просуществовала до III в. н. э.,когда Скифское государство было разгромлено.

Скифы жили поселениями, которые назывались городища­ми. Поселения укреплялись земляными валами и рвами. В конце V в. до н. э. на нижнем Днепре возникло крупное укрепленное поселение — Каменское городище. На городище скифская знать жила в каменных сооружениях, а рядовое население — в землянках и мелких наземных постройках.

Столицей Скифского государства был Неаполь скифский (около совр. Симферополя), имевший оборонительные соору­жения. Толщина стен достигала 2,5 м, а в отдельных местах — 12 м. Жилые дома Неаполя были каменные. В богатых домах стены покрывались росписью.

Население городища занималось обработкой металла. Остат­ки кузнечных и литейных мастерских сохранились у г. Каменка-Днепровская Запорожской области. Изделия из железа и бронзы широко распространялись не только среди населения Скифии, но и вывозились в греческие города Северного Причерноморья. Золотые украшения большей частью были привозными.

Глава 2. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ОБРАЗОВАНИЯ В ПЕРИОД РАННЕГО ФЕОДАЛИЗМА

§ 1. Возникновение государственных образований у восточных славян

В конце X — XIII вв. большая часть Древнерусского государ­ства располагалась в лесной зоне. Новгородская, Полоцкая, Смоленская и Ростово-Суздальская земли находились в ней полностью; Галицкая, Волынская, Киевская, Черниговская и Муромско-Рязанская земли — частично в лесной зоне, частич­но в лесостепной; полностью лесостепной была только Пере­яславская земля.

В лесостепи особенно большое значение имела борьба со степ­ными кочевниками. В конце X — начале XI в. натиск печенегов был таким сильным, что Киев не раз бывал в осаде, а при Вла­димире владения печенегов находились от столицы в двухднев­ном (верхом на лошади) переходе. К концу княжения Ярослава Мудрого опасность набегов печенегов сошла на нет, но в середи­не XI в. на лесостепные княжества надвинулась новая волна степ­ных кочевников — половцев. Особенно большие опустошения они произвели в конце XI в., а также в 70-х и 80-х гг. XII в.

Численность населения Древней Руси в 30-х гг. XIII в. перед монголо-татарским нашествием по расчетам Г. В. Вернадского и А. И. Яковлева достигала 7—8 млн. человек. Предположительно, что в той части лесостепи, которая входила во владения древ­нерусских княжеств, в это время обитало около 1,5—2 млн. че­ловек. Численность кочевников была, очевидно, невелика, так как основные места кочевий были расположены в степной зоне.

Историки долго спорили о том, каково было основное за­нятие населения Киевской Руси и что было главным в ее эко­номическом развитии. По мнению В. О. Ключевского, хозяйство Древней Руси на протяжении VIII—IX столетий противоречило природе страны. «Внешние условия сложились так, что, пока Русь сидела на днепровском черноземе, она преимущественно торговала продуктами лесных и других промыслов и принялась усердно пахать, когда пересела на верхневолжский суглинок». В первой лекции «Курса русской истории» В. О. Ключевский, характеризуя ее киевский период, пришел к выводу, что «гос­подствующим фактором экономической жизни в этот период является внешняя торговля с вызванными ею лесными про­мыслами, звероловством и бортничеством». Он предполагал, что сельское хозяйство в экономической жизни Киевской Руси могло занимать важное место[10].

Другая группа историков считает, что в Киевской Руси I было развито сельское хозяйство (как земледелие, так и скотоводство), что вполне согласуется с археологическими данными, а также с утверждениями языковедов, что для древнеруского языка X—XII вв. характерна развитая земледельческая терминология и что она своими корнями уходит в более ран­ние века. Это позволяет сделать вывод, что в Киевской Руси сельское хозяйство было основным занятием большинства на­селения лесостепи и одной из основ славянской экономики того времени. С наибольшей убедительностью эта точка зрения обоснована Б. Д. Грековым, М. С. Грушевским и Г. В. Вернадским. Другой спорный вопрос — о значении охоты в Киевской Руси. По мнению Б. Д. Грекова, «охота на пушных зверей яви­лась в сколь-нибудь развитом виде следствием внешней и внут­ренней торговли, причем охота эта могла стать важным про­мыслом только на севере, так как в средней полосе (и особен­но на юге) не могло быть пушного зверя, способного по своей ценности конкурировать с пушниной севера»[11]. Однако в лите­ратуре не все согласны с этим мнением Б. Д. Грекова. В частно­сти, отмечается, что в X—XIII вв. основными видами пушного промысла и торговли были речной бобр[12], лесная куница, ли­сица и белка. Исторические данные о размещении животных указывают, что в X—XIII вв. именно южная полоса лесной зоны и лесостепь были наиболее плотно заселены бобром, ли­сицей и куницей. Следует также отметить, что, кроме пушных зверей, в Киевской Руси добывали диких копытных, тетереви­ных и водоплавающих птиц, ловили рыбу.

Меха, мясо, кожи шли как на удовлетворение нужд самих охотников, так и в обмен на другие товары. Даже у князей охо­та была не столько спортом и отдыхом, сколько существенной статьей дохода их хозяйства. «Ловящаяся суть по всей земли». Этими словами летописец отметил одну из главных статей ве­ликокняжеского хозяйства при княгине Ольге («Повесть вре­менных лет», 1950). На ловы ходил Мстислав — брат Ярослава Мудрого (Ипатьевская летопись, 1908). Владимир Мономах в своем «Поучении» говорил о ловах, как о важном труде: «А се тружахся ловы дея» (Летопись по Лаврентьевскому списку, 1872).

Таким образом, в VIII—IX вв. после сельского хозяйства наиболее распространенным занятием населения лесостепи была охота. На это указывают не только письменные источни­ки, но и костные останки диких животных, найденные при ар­хеологических раскопках, главным образом в кухонных отбро­сах.

В деятельности городского населения большое значение имело ремесло. Но все же, как показали археологические исследования Донецкого городища, часть городского населения также занималась земледелием и охотой.

Главным занятием кочевников — печенегов и половцев — в мирное время было кочевое скотоводство. Из летописей извест­но, что половцы разводили лошадей, коров, овец и верблюдов. Земледелием же они если и занимались, то в очень немногих местах и мало. При удачных походах на половцев русские войс­ка захватывали у них скот и вежи, но в летописях нет упомина­ний о том, что у половцев где-нибудь были ометы с хлебом или засеянные поля. Среди половцев встречались и охотники.

Зная об основных занятиях населения лесостепи в рассмат­риваемый период, можно составить представление, какие ком­поненты природной среды подвергались воздействию человека наиболее сильно и какие оставались незатронутыми.

Заводя пашни, земледельцы Киевской Руси должны были или распахивать степи и суходольные луговые поляны, или вы­рубать, сжигать и раскорчевывать лес. Второй путь земледельческого освоения угодий был характерен для лесной зоны. В ле­состепи же, с появлением железных лемехов, плугов и других сельскохозяйственных орудий, гораздо легче было вспахать степь или поляну, чем вырубить лес и палить новину, а затем корчевать пни.

Однако есть сторонники и того мнения, что в Киевской Руси пашни заводились главным образом на месте сведенных для этой цели лесов. Основанием для такого представления по­служил раздел Русской Правды, который озаглавлен в одних списках «О разнамении борти», а в других «Аже кто борть раз-наменаеть». В этом разделе сказано: «А же разнаменаеть борть, то 12 гривен. Аже межю перетнеть бортьную... то 12 гривен продажи. Аже дуб подотнеть знаменьный или межный, 12 гри­вен продажи», т. е. эта статья устанавливает штраф за распашку межи, когда знаменный или межный дуб определял границы пахотных полей. Трудно предположить, что отдельные дубы са­мостоятельно вырастали среди полей или были посажены спе­циально, чтобы определить по ним границы. Естественней всего думать, что они были остатками вырубленного леса. Вероятно, в Среднем Поднепровье в Киевской Руси расширение посевных площадей происходило путем освоения лесных участков.

Однако название раздела «О разнамении борти» указывает, что главной целью была правовая защита знаков (знамен) соб­ственности на бортных деревьях, а также межевых знаков, ко­торыми служили «меженные дубы». Они стояли на границах зе­мельных владений, состоявших не только из леса и пашни, за­нявшей место сведенного леса. Меженные дубы стояли и там, где лес перемежался со степью, а пашни могло и не быть. По­этому нет оснований считать, что меженные дубы не обяза­тельно были остатками вырубленного леса.

В дубравной лесостепи дуб был наиболее долговечным дере­вом, и поэтому он чаще всего использовался в качестве меже­вого знака не только в XI в., но и позднее. Дубы служили ме­жевыми знаками и в таких лесостепных земельных владениях, где пахотных полей не было совсем. Об этом свидетельствуют многие более поздние историко-юридические акты. Плотность земледельческого населения была невысока, поскольку много людей погибало при набегах печенегов и половцев или попада­ло к ним в плен, а затем в рабство; немало людей гибло и при междоусобных княжеских войнах.

В той части лесостепи, которая была во владении кочевни­ков, земледелия или не было совсем, или оно находилось в за­чаточном состоянии. Поскольку главным занятием кочевников было скотоводство, то воздействие их на угодья проявлялось главным образом через выпас скота.