Мы, шульц и 12 присяжных судей г. Шильдах, извещаем настоящим документом, что на бедных обитателей Убельбаха и Лангенбаха поступила жалоба его дворянского высочества г-на Гангольфа, владельца Герольтзека и Шенкенцелла, относительно леса в Хегбахе1. Ему принадлежит лес со всеми его богатствами, потому что он расположен на земле, где он, как барон, судит. Все, что находится в пределах этой земли, он унаследовал от своего отца. Всякое нарушение порядка на своей земле и в лесу он сам должен наказывать. Ему ответили бедные обитатели Убельбаха и Лангенбаха письменно, как это записал их публичный защитник (ihren erlaubten fürsprächen) в присутствии юнкера Конрада Фель-зенберга и честного Андреса Хецеля, кафедрального писаря графа Генриха Фюрстенбергского, от которого всегда исходят добрые советы, что больше, чем это помнят два поколения, больше ста лет без всякой помехи и притязаний со стороны кого-либо лес и альменда в Хегбахе принадлежали им и они ими владели, пользовались и распоряжались так, как это было необходимо для содержания в должном порядке их усадеб и пашни. Они надеются, что владелец Герольтзека возьмет свою жалобу обратно и оставит в покое их старые наследственные права относительно леса точно так же, как это сделали его предки и другие господа. Только так восторжествует справедливость.
На это упомянутый владелец Герольтзека заявлял, как прежде, что лес принадлежит ему, так как только он один имеет право охотиться на дичь и наказывать преступления, совершенные в данном лесу. Из всего этого видно, что лес – его, а так как они утверждают, что никто никогда не предъявлял своих притязаний на лес, то он вынужден сказать, что это не так. Ибо порядочное время тому назад в Тамберге, принадлежащем ему, жила г-жа Охсенштейн, которая запретила крестьянам пользоваться лесом, так как он якобы принадлежит ей. Она не пожелала, чтобы крестьяне пользовались лесом по своему усмотрению, как им этого хотелось. Кроме того, родной его отец, Ганс фон Герольтзек, также запретил им пользоваться лесом. Так что уже раньше кое-кто предъявлял крестьянам свои притязания на лес.
Однако упомянутые бедные люди в присутствии публичных советников на это ответили, что они не возражают против его права охотиться на дичь и распоряжаться другими сокровищами в лесу, они только отстаивают то, что лес является их альмендой. Против этого вообще никто никогда не возражал. А что касается утверждения его милости о том, что какая-то г-жа Охсенштейн и г. Ганс фон Герольтзек запретили им пользоваться лесом, то это произошло следующим образом. Упомянутая госпожа запретила им пользоваться дорогой в лес, проходившей через ее владения, но не самим лесом. Тогда их родители пожаловались своему господину. Тот запретил ее людям пользоваться дорогой через Вольфах. После этого мать нашего милостивого графа Генриха [Фюрстенберга] вступила в переговоры с упомянутой г-жой Охсенштейн и ее должностными лицами, и было тогда решено снять запрет с дороги. Этим сразу закончилась вся игра, и с тех пор до сегодняшнего дня не было спора из-за леса. Не было больше ни единого притязания на их лесную альменду. Далее, его милость сообщила, что якобы покойный Ганс фон Герольтзек некоторое время тому назад запретил им пользоваться лесом. Они это не отрицают, но тогда, как и теперь, они не отступились. Дело тогда дошло до того, что упомянутый господин пожаловался на них в земский суд Роттвиля. Тогда они выбрали трех мужей и послали их в качестве полномочных представителей на суд. Когда последние пришли в суд, то выяснилось, что с противной стороны никто не явился. Они тогда же и спросили, как же им далее поступать, как себя вести, чтобы не впасть в новое преступление? Тогда им было сказано и приказано, чтобы они вернулись домой и там пользовались и распоряжались альмендой так, как они делали это до сих пор.
И пусть они это делают до тех пор, пока их вновь не пригласят в суд или пока им не будут предъявлены новые притязания. Этому приказу они и последовали. И так как со стороны упомянутого г-на Ганса фон Герольтзека или другого господина не было новых притязаний, то они пользовались и распоряжались альмендой так же неограниченно, как всегда. Однажды у мейера в Тифенбахе сгорел дом. Тогда он просил старую г-жу фон Фюрстенберг, мать моего милостивого графа Генриха, чтобы она с согласия общины разрешила ему рубить лес в альменде на постройку дома. Община не дала своего согласия. Тогда мейер по приказу ее (госпожи) без разрешения общины начал рубить лес. Они (общинники) тогда заявили госпоже, что, по унаследованному обычаю, срубленный строевой лес должен быть расколот на дрова. Пусть она, мол, на них не сердится, если они так и поступят.
Она тогда стала их убеждать, чтобы они сами использовали срубленный лес в строительных целях. Но они не согласились на это. Срубленный лес был ими расколот так, как им велел их старинный обычай. Это было сделано еще и потому, что уже до этого в долину приезжали несколько мейеров, пожелавших на основе каких-то наследственных прав пользоваться лесом и сокровищами его. Тогда после всего случившегося собрались для урегулирования всех лесных вопросов следующие господа: от имени крестьян наш милостивый граф Генрих фон Фюрстенберг и г. фон Фельзенберг, а с противной стороны гг. Герольтзеки. Вместе с ними заседали и их должностные лица, в том числе и старик Лэш-лер как представитель господ Герольтзеков. Он же тогда и участвовал при осмотре границ марки. Тогда и восторжествовало согласие по всем вопросам альменды. В честь этого представители Фюрстенберга, Герольтзека, Фельзенберга и некоторых других мест отправились в св. Руму, чтобы там купить вино и выпить его. После сказанного перед судом предстал Лэшлер, который заявил, что он не отрицает своего участия в осмотре границ марки. Однако на это он не был уполномочен г-ном фон Герольтзеком. Когда же они все вместе пришли в Руму, он ушел от остальных. С ними он не ел и не пил. Несмотря на это, упомянутые добрые люди, как и до этого, продолжали утверждать, что он (Лэшлер) участвовал в осмотре границ марки и всего того, что наследуется от старины. Кроме того, они просили, чтобы были допрошены все люди, причастные к этому делу, ибо только таким путем обе стороны могут быть удовлетворены. После всего этого вышеупомянутый шульц обратился к правосудию за решением данного вопроса. В ответ на это было единодушно к клятвенно принято решение рассматривать все документы и опрашивать всех людей, причастных к этому [делу].
На основе этого решения и были рассмотрены все документы и допрошены люди. Была зачитана запись суда деревни Обервольфах. Согласно ей добрые люди клятвенно заявили: во-первых, столетний старик Гейнц Рек клятвенно показал, что, как он слышал от своего отца, который также достиг столетнего возраста, а также много раз от других стариков, лес в Хегбахе принадлежит жителям Лангенбаха и Убельбаха как настоящая общинная альменда, унаследованная от их предков. В отношении леса им принадлежат такие же права, как и в отношении их усадеб, расположенных возле их жилищ. Всем тем, что относится к лесу, они сами распоряжаются. Лесом же они могут пользоваться только для того, чтобы содержать в порядке свою усадьбу и пашню. Если же кто из тех, кто живет в долине или за ее пределами, срубит строевой лес с целью продать его или если он увезет этот лес, то последний должен быть расколот на дрова. И это следует делать даже тогда, когда лес будет обнаружен под мостом у Вольфаха2. Строевой лес может быть продан только в том случае, если с этим согласится вся община без исключения. Каждого из живущих в долине, кто не соблюдает и не выступает в защиту общинных прав на альменду, следует лишить права пользоваться альмендой. Случилось однажды, что чужие люди, переселившись в долину Лангенбах и Убельбах, пожелали узнать, на что они могут рассчитывать в альменде. Тогда и было созвано собрание, чтобы по доброй воле определить границы и порядки марки. Три должностных лица г-на Герольтзека во главе с Лэшлером приходили тогда ко мне. И говорил Лэшлер: «Дорогой Гейнц Рек, покажи мне известное тебе дерево, стоящее на границе марки!» Тогда я и повел его к пограничному дереву, которое по обхвату равнялось домашней печке. Лэшлер, ударив палкой по дереву, сказал: «Рек, вот это – настоящее пограничное дерево, хотя ему, возможно, и нет еще ста лет». Мы обошли вокруг всей марки и согласовали все спорные вопросы. В честь этого предствители Фюрстенберга, Герольтзека, Фельзенберга и- других мест отправились тогда в св. Руму, чтобы там купить вино и выпить его. Во всем этом он, Рек, лично участвовал. Вместе со всеми он всю жизнь пользовался и распоряжался упомянутым лесом. И до сих пор они ни разу не столкнулись с господами Герольтзеками.
После Гейнца Река было допрошено еще 12 свидетелей – все в возрасте старше 40 лет. Единогласно они подтвердили показания Река. На основании этого и было решено...
Все единогласно решили и признали справедливым следующее: так как наш г. фон Герольтзек в свою пользу не имеет других доказательств, кроме тех, которые он неуверенно защищал на суде, то пусть он оставит жителям Лангенбаха и Убельбаха их старинные, унаследованные права. И пусть они и впредь пользуются и распоряжаются лесом в Хегбахе так, как они им пользовались и распоряжались до сих пор. Приговор признан обеими сторонами верным, и обе стороны обязались пользоваться им в дальнейшем.
Этот документ мы вручаем жителям Лангенбаха и Убельбаха, чтобы они им руководствовались в дальнейшем. И по их настоятельной просьбе мы сознательно привесили к нему печать нашего г. Шильтаха. Однако это не должно быть использовано во вред нашему городу и нашим потомкам. Дано в понедельник накануне дня св. Гюлгена в 1487 г. от рождения Христа.
1 В долине р. Кинциг близ г. Виллингена в Шварцвальде.
2 Т. е. если он будет сплавляться по реке.
Grimm I.Weisthümer, Berlin, 1957, Bd.I, S.397-403.
5. Статут о наемных работниках конца XV – начала XVI в. 1.
§ 1.... Он (наемный работник) обязан приносить пользу на работе, не трудиться бесполезно, усердно служить тогда когда это нужно. Он обязан влиять на других наемных работников, чтобы они трудились так, как они это клятвенно обещали своему господину. Он обязан предупреждать всякий ущерб и заботиться о полезном, как будто все это касается его лично.
§ 2.... Он не должен откладывать на завтра то, что ему поручено делать сегодня, обязан охотно и радостно браться за любую работу.
§ 3. В-третьих, он обязан трудиться равномерно от начала работы до окончания ее, а не так, чтобы в начале прилежно, а потом без всякой охоты, как это обычно бывает с нечестными и ленивыми наемными работниками.
§ 4. Далее, каждый наемный работник обязан с охотой делать то, к чему его принуждают; он не должен отказываться от какой-либо работы, заявляя, что его не на это наняли и т. д.
§ 5. Далее, все обязаны честно и дружно жить вместе. Никто не должен кого-либо унижать или обесчещивать. Служанки должны быть честными и не предаваться беспутной гульбе. Никто не должен говорить об их бесчестье или творить с ними бесчестные дела. Если же последнее случится, то их обоих следует прогнать с работы и платить только за то время, которое они работали. Кроме того, каждый из них обязан принести монастырю мерку соли.
§ 6. В будущем не должно быть никаких ссор и драк. Если же это случится, то те из [работников], которые провинились, обязаны без возражений прийти в тюрьму и принять то наказание, которое на них наложит господин. Кроме того, их следует немедленно уволить и уплатить только за проработанное время.
§ 7. Далее, наемный работник не должен портить или терять [инструмент] для работы. Если же случится последнее, то он возмещает стоимость его. Прежде чем получить новый [инструмент], он обязан отчитаться перед господином за старый.
§ 8.... Работники не имеют права уносить что-либо: ни ржи, ни овса, ни соли, ни чего-либо из того, что полезно лошадям и скоту вообще. Кто провинится в этом, тот платит штраф 16 геллеров.
§ 9. Работницы обязаны быть послушными старшей доярке: спать вместе с ней в одном чулане, ложиться спать одновременно с ней и вставать, когда она их будит. Старшая доярка обязана воспитывать их так же честно, как делает мать в отношении своей дочери.
§ 10.... Пусть они в первую очередь зимой и летом следят за скотом. За этим обязана следить старшая доярка. Кроме того, они должны выпекать хлеб и носить еду косцам, жнецам и подгребалыцикам, а также сами обязаны грести [сено] во владениях монастыря.
§11. Они не должны ночью выходить одетыми без ведома и разрешения старшей доярки.
§ 12. Старшая доярка ведает всеми делами в доме: она охраняет хлеб, следит, чтобы ничего не терялось и не уносилось, чтобы бережно обращались с молоком. Она обязана быть всем доброй матерью в стирке белья, в починке его и во всем том, в чем они нуждаются.
§ 13. Чтобы дело не стояло, все строители и косари обязаны подчиняться старшему мастеру.
§ 14. Косари во время косьбы не должны ездить верхом на лошади.
§ 15....Никто из работников не должен до истечения срока просить расчета у господина или побуждать на это других. Если же кто из работников или работниц уходит до срока, то им не обязаны платить. Господин имеет право заставлять их трудиться на другой работе, чтобы возместить причиненные ему убытки.
§ 16.... Никто из наемных работников не должен говорить «прежде был такой обычай» ни в отношении еды, ни в отношении работы. Что касается еды (подавать еду рано или поздно, подавать молоко или овощи) и работы, то все должно быть сделано по статуту, а не по обычаю.
§ 17. Келлер обязан зорко учитывать, кому и что он выдает. Если же он что-либо прозевает, то по воле господина он обязан возмещать убытки.
§ 18.... Если кто из наемных работников будет пойман у яблони, груши, гороха или в другом месте, куда он проник без разрешения, то из его жалованья высчитывают 1 богемский (ein behmisch), равный 8 геллерам.
§ 19. Если же понадобится один или несколько наемных работников на войну, то они обязаны слушаться приказа господина или его представителя.
1 Составлен в монастыре Тиргауптен в Баварии.
Grimm I.Weisthümer, Berlin, 1957, Bd. VI, S.199-201.